Євангеліє від Матфея – перше за порядком канонічне Євангеліє. Воно ділиться на 28 розділів і побудоване як зв’язкова розповідь, у яку вставлено кілька (5 або, за іншими оцінками, 7) великих промов Господа. Хронологічні рамки Євангелія від Матфея – від Різдва до останнього явлення Воскреслого в Галілеї. Автор у тексті про самого себе прямо нічого не повідомляє.
Бесіда 1
Для чого дано священне Писання. – Коли і як дані були старий закон і новий завіт. – Чому Матфей назвав свою працю євангелієм. – Чому євангеліє було писано чотирма. – Незначні розбіжності в оповіданнях євангелістів є доказом їхньої істинності. – У головному й істотному євангелія цілком згодні. – Різниця цілей написання чотирьох євангелій. – Згода євангелістів підтверджується спорідненістю кожної частини їхніх писань із цілим, а так само і прийняттям їхньої проповіді всім всесвітом. – Істина євангельської проповіді доводиться перевагою її над вченням філософів і її прийнятністю для людей всякого звання і віку. – Помилкова думка про простоту і легкість пояснення євангелія Матфея. – Вказівка на здивування, що виникають на самому початку євангелія. – Застереження слухачам бути уважними до пояснення, старанно відвідувати храм замість видовищ, вивчати те, що відноситься до життя небесного, і спостерігати в храмі тишу і мовчання.
ПО СПРАВЖНЬОМУ, нам не слід було б мати і потреби в допомозі Писання, а належало б вести життя настільки чисте, щоб замість книг служила нашим душам благодать Духа, і щоб, як ті списані чорнилом, так і наші серця були списані Духом. Але оскільки ми відкинули таку благодать, то скористаємося вже хоча б другим шляхом. А що перший шлях був кращим, це Бог показав і словом, і ділом. Справді, з Ноєм, Авраамом і його нащадками, так само як з Іовом і Мойсеєм, Бог розмовляв не через письмена, а безпосередньо, тому що знаходив їхній розум чистим. Коли ж увесь єврейський народ впав у саму глибину нечестя, тоді вже з’явилися письмена, скрижалі й повчання через них. І так було не тільки зі святими в Старому Завіті, але, як відомо, і в Новому. Так і апостолам Бог не дав чогось писаного, а обіцяв замість писань дарувати благодать Духа.
“Утішитель же, Дух Святий, – сказав Він їм, – …нагадає вам усе” (Ін. 14:26 ). І щоб ти знав, що такий шлях (спілкування Бога зі святими) був набагато кращим, послухай, що Він говорить через пророка: “Я укладу з домом Ізраїля і з домом Іуди новий завіт… укладу закон Мій у внутрішність їхню, і на серцях їхніх напишу…” (Єр. 31:31,33 ) “і будуть усі навчені Богом” його (Ін. 6:45 ). І Павло, вказуючи на цю перевагу, говорив, що він отримав закон (написаний) “не на скрижалях кам’яних, а на тілесних скрижалях серця” (2Кор. 3:3 ). Але оскільки з плином часу одні ухилилися від істинного вчення, інші – від чистоти життя і моральності, то з’явилася знову потреба в настанові письмовій. Поміркуй же, якою буде нерозсудливістю, якщо ми, які мали б жити в такій чистоті, щоб не мати й потреби в Писанні, а замість книжок представляти серця Духові, – якщо ми, втративши таку гідність і отримавши потребу в Писанні, не скористаємося, як годиться, навіть і цим другим лікарським засобом. Якщо гідно докору вже те, що ми потребуємо Писання і не привертаємо до себе благодаті Духа, то яка, подумай, буде наша провина, якщо ми не захочемо скористатися і цією допомогою, а зневажатимемо Писання, як зайве і непотрібне, і в такий спосіб накликатимемо на себе ще більшу кару? Щоб цього не сталося, вникнемо ретельніше в те, що написано, і розглянемо, як було дано Старий закон, і як – Новий Завіт. Отже, яким чином, коли, і де було дано давній закон? Після загибелі єгиптян, у пустелі, на горі Синай, у вогні й димі, що виходили з гори, за звуком сурми, серед грому й блискавок, по входженні Мойсея в самий морок. А в Новому Завіті не так: не в пустелі, не на горі, не серед диму й мороку, темряви й бурі, а з настанням дня, у домі, коли всі сиділи разом, – усе відбувалося при глибокій тиші. Для людей грубих і неприборканих потрібні були чуттєві вражаючі явища, як пустеля, гора, дим, сурмовий звук тощо; для людей же більш піднесених, більш покірних і тих, що стали вищими від чуттєвих понять, ні в чому такому не було потреби. Якщо ж і над апостолами був шум, то не заради них, а заради присутніх іудеїв, заради яких з’явилися і вогняні язики. Справді, якщо останні, незважаючи і на це, говорили [про апостолів], що вони “напилися солодкого вина” (Діян. 2:13 ), то тим паче сказали б так, якби не бачили нічого подібного. Далі, – у Старому Завіті Бог зійшов, коли Мойсей зійшов [на гору] (Вих. 19:3 ); тут же Дух зійшов, коли наше єство піднеслося на небо, а краще сказати – на царський престол. Якби Дух був меншим, то явища [що супроводжували Його пришестя] не були б більш величними і чудовими, а тим часом новозавітні скрижалі набагато чудовіші за старозавітні, так само як і події славніші. Справді, апостоли не з гори зійшли з кам’яними дошками в руках, подібно до Мойсея, a носячи в душі своїй Духа, і всюди ходили, випромінюючи скарб і джерело вчень, дарів духовних і всяких благ, ставши по благодаті натхненними книгами й законами. Так вони залучили [до віри] три тисячі, так – п’ять тисяч, так – усі народи всесвіту, бо устами їхніми говорив до всіх, хто приходив до них, Бог ( Діян. 2:41,4:4 ). Так і Матфей, сповнившись Духа Божого, написав книжку, – Матфей митар; я не соромлюся називати за заняттям ані його, ані інших апостолів, бо це найбільше і виявляє і благодать Духа, і їхню власну чесноту.
2. Свій твір Матфей справедливо назвав Євангелієм. Справді, він усім, – ворогам, невігласам, тим, хто сидить у темряві, – сповіщає кінець покарання, розв’язання гріхів, виправдання, освячення, спокуту, усиновлення, спадщину небес і спорідненість із Сином Божим. Що ж може зрівнятися з таким благовістям? Бог на землі, людина на небі; все в з’єднанні: ангели склали один лик з людьми, люди з’єдналися з ангелами та іншими небесними силами. Очевидно стало, що давня війна припинилася, що відбулося примирення Бога з нашим єством, диявола осоромлено, демонів вигнано, смерть зв’язано, рай відчинений, клятва скасована, гріх винищений, омана вилучена, повернулася істина, всюди сіється і зростає слово благочестя, небесне життя насаджено на землі, небесні сили перебувають у дружньому спілкуванні з нами, ангели безперестанку сходять на землю, і велика з’явилася надія на майбутнє. Ось чому Матфей і назвав свою історію Євангелієм, немовби [даючи зрозуміти, що] все інше, як, наприклад, багате майно, велич влади, начальство, слава, почесті, і все інше, що люди вважають благом, є лише пустими словами, а обітниці, дані через рибалок, мають називатися у власному й переважному розумінні благовістям. І це не тому тільки, що вони – блага міцні й постійні і перевершують нашу гідність, а й тому, що вони дані нам без жодних зусиль з нашого боку. Не працями і потім, не зусиллями і стражданнями отримали ми те, що маємо, а єдино з любові до нас Бога. Але чому, запитаємо, при такій великій кількості учнів, пишуть тільки двоє з апостолів і двоє з їхніх супутників, – бо ж окрім Іоанна і Матфея написали Євангелія один учень Павла, а інший учень Петра. Тому, що вони нічого не робили з честолюбства, але все для користі. Що ж? Хіба один євангеліст не міг написати всього? Звісно, міг; але коли писали четверо, писали не в один і той самий час, не в одному й тому самому місці, не спілкуючись і не домовляючись між собою, і, однак, написали так, начебто все виголошене одними вустами, то це слугує найбільшим доказом істини.
І, однак, скажеш ти, сталося протилежне, оскільки вони часто викриваються в розбіжності. Але це-то саме і є найвірнішим знаком істини. Справді, якби вони були до точності згодні в усьому – і щодо часу, і щодо місця, і щодо самих слів, то з ворогів ніхто б не повірив, що вони написали Євангелія, не зійшовшись між собою і не за звичайною згодою, і що така згода була наслідком їхньої щирості. Тепер же розбіжність, що виявляється в дрібницях, звільняє їх від усякої підозри і блискуче говорить на користь тих, хто писав. Якщо вони, щодо місця і часу, дещо написали по-різному, то це анітрохи не шкодить істині їхніх розповідей, що ми і спробуємо, з Божою поміччю, довести згодом. Тепер же просимо вас зауважити, що в головному, що становить основу нашого життя і становить сутність проповіді, вони ніде один з одним анітрохи не розходяться. У чому ж саме? У тому, що Бог став людиною, творив чудеса, був розп’ятий, похований, воскрес, вознісся на небо і прийде судити; що Він дав спасенні заповіді, запровадив закон, який не суперечить старозавітному; що Він – Син, єдинородний, справжній, єдиносущний Отцю, тощо. У всьому цьому ми знаходимо у євангелістів повну згоду. Якщо ж щодо чудес не всі все сказали, а один описав одні, інший – інші, то тебе це не повинно бентежити. Якби один євангеліст сказав усе, то були б зайві інші; якби кожен написав різне й нове порівняно з іншими, то не очевидним був би доказ їхньої згоди. Ось чому вони сказали багато про що і спільно, і кожен з них вибрав щось особливе, щоб не виявитися, з одного боку, зайвим і таким, що писав без мети, а з іншого – щоб представити нам вірний доказ істини своїх слів.
3. Так Лука вказує і причину, через яку він приступає до писання Євангелія. Щоб ти мав, каже, “тверде підґрунтя того вчення, в якому тебе наставляли” (Лк. 1:4 ), тобто щоб ти упевнився в тому, чого часто навчали, і перебував у твердій упевненості. Іоанн сам промовчав про причину (написання ним Євангелія), але, як каже переказ, що дійшов до нас від отців, і він приступив до писання не без причини. Оскільки перші три євангелісти переважно намагалися викласти історію земного життя Христа, і вченню про божество Його загрожувала небезпека залишитися нерозкритим, то Іоанн, спонукуваний Христом, розпочав нарешті писати Євангеліє. Це видно як із самої історії, так і з початку Євангелія. Він починає не з земного, подібно до інших євангелістів, а з небесного, яке він переважно мав на увазі, і для того склав усю книгу. Утім, не тільки на початку, а й у всьому Євангелії він вищий за інших. Так само і Матфей, як кажуть, на прохання віруючих іудеїв, які прийшли до нього, написав їм те, що говорив усно, і склав Євангеліє єврейською мовою. Теж саме зробив, на прохання учнів, і Марк у Єгипті. Ось чому Матфей, як той, хто писав для євреїв, не намагався показати нічого більшого, як походження Христа від Авраама і Давида; тим часом як Лука, який писав для всіх загалом, зводить родовід вище, доходячи до Адама. Потім, перший починає з народження Іісуса Христа, оскільки для іудея не могло бути нічого приємнішого, як сказати йому, що Христос є нащадком Авраама і Давида, а другий не так починає, а згадує заздалегідь про багато інших подій і потім вже приступає до родоводу. Що стосується згоди євангелістів, то ми можемо довести її і свідченням усього всесвіту, який прийняв їхні писання, і свідченням самих навіть ворогів істини. Після євангелістів народилося багато єресей, які вчили всупереч їхнім писанням; одні з них прийняли все сказане в останніх, а інші приймають тільки частину, відокремивши її від іншого. Якби в писаннях євангелістів була неузгодженість, то ні єресі, які стверджують протилежне їм, не прийняли б усього, а тільки ту частину, яка здавалася б їм узгодженою, ні ті, хто прийняв тільки частину, не були б викриті цією частиною, тому що і найменші частини в писаннях євангелістів ясно виявляють свою спорідненість із цілим. Подібно до того, як якщо ти візьмеш, наприклад, частину ребра, і в цій частині знайдеш все, з чого складається ціла тварина, – і нерви, і жили, і кістки, і артерії, і кров, словом, усі суттєві частини тілесного складу, так само і в Писанні можна бачити те ж саме: і тут кожна частина написаного ясно показує спорідненість із цілим. Якби євангелісти розходилися в думках, то не виявлялося б і такої спорідненості, і саме вчення їхнє давно б руйнувалося, бо “всяке царство, що розділилося саме в собі, не встоїть” (Мф. 12:25 ; Мк. 3:24 ). Тепер же, якщо і є у них якісь розбіжності, цим тільки ясно виявляється сила Духа (Святого), що переконує людей, щоб вони, тримаючись необхідного і головного, анітрохи не бентежилися нікчемними неузгодами.
4. Де писав кожен з євангелістів, – цим питанням займатися нам немає особливої потреби; але що вони не суперечили один одному, це ми постараємося довести в усьому нашому тлумаченні. Якщо ти звинувачуєш їх за розбіжність, то робиш не що інше, як змушуєш їх говорити одними й тими самими словами та вживати один і той самий спосіб вираження. Я не кажу вже про те, що і багато хто з тих, хто славиться знанням риторики і філософії, написавши багато книжок про одні й ті самі предмети, не тільки розходилися в думках, а й суперечили одне одному, – адже інша річ – розходитися в думках, інша річ – суперечити. Про це я вже не кажу: я не маю потреби користуватися їхнім нерозумінням для захисту (євангелістів) і не хочу підтверджувати істини брехнею. Але ось про що охоче запитав би я: як заслужили віру суперечливі писання? Як вони здобули перемогу? Як могли заслужити здивування, віру і славу по всьому всесвіту люди, які суперечили один одному? Свідками їхньої проповіді були багато людей; багато хто до того ж були ворогами і противниками. Написавши Євангелія, вони не сховали їх в одному куточку всесвіту, а поширювали їх усюди, на суходолі й на морі, на слух усім; як і тепер, їх можна було прочитати і за присутності ворогів, і ніщо зі сказаного в них нікого не спокушало. І цілком природно, тому що все у всіх виробляла і здійснювала божественна сила. Інакше, яким чином митар, рибалка невчений могли б так міркувати? Чого колись язичницькі мудреці не могли й уві сні уявити, про те вони проповідують із великою впевненістю й переконливістю, – і не тільки за життя, а й після смерті, – не двом, не двадцятьом особам, не сотням, не тисячам і десяткам тисяч, а (цілим) містам, племенам і народам, суходолу й морю, Греції та країнам варварським, землі населеній і пустелі, сповіщаючи вчення, яке значно перевищує нашу єдність. Залишивши земне, вони говорять тільки про небесне, пропонують нам інше життя і новий спосіб життя, інше багатство та іншу бідність, іншу свободу та інше рабство, інше життя і смерть, інший світ, інший статут життя, – все інше. (Вони викладають правила життя) не так, як Платон, який склав горезвісну “Політію”, або Зенон, та інші укладачі законів, які писали про суспільний устрій. Усі вони самими творами своїми довели, що їхній душі навіював злий дух, лютий демон, що воює проти нашого єства, ворог чистоти, противник благопристойності та руйнівник усякого порядку. Справді, що ще можна сказати про них, коли вони наказували всім мати спільних дружин, виводити напоказ чоловікам оголених дівчат під час гулянь, чинити крадькома шлюби, коли вони скинули й знищили всякий порядок і перекрутили статути самої природи? Що все це – винаходи демонів і противно природі, про це може свідчити нам сама природа, яка не терпить нічого такого. І вони писали про це не серед гонінь, не серед небезпек, не серед сварок, а з цілковитою безпекою та свободою, часто користуючись, крім того, ще багатьма прикрасами. А тим часом проповідь рибалок, гнаних, побитих, які проводили життя серед небезпек, з усією охотою приймали і простолюди, і мудреці, і раби, і вільні, і варвари, і греки.
5. І ти не можеш сказати, що вчення цих рибалок було для всіх прийнятним тому, що воно маловажне і низьке. Ні, воно навіть набагато піднесеніше за вчення філософів. Про дівоцтво, наприклад, навіть про ім’я таке ті не могли й уві сні подумати, так само як ні про піклування, ні про піст, ні про якусь іншу вищу чесноту. Тим часом наші вчителі не тільки пристрасть викорінюють, не тільки дію (злочинну) піддають покаранню, але засуджують і безсоромний погляд, і образливі слова, і непристойний сміх, і одяг, і ходу, і крик, простягають суворість навіть до найменшого. По всьому всесвіту вони насадили насіння дівоцтва. Про Бога і речі небесні вони навіюють такі поняття, які нікому з філософів ніколи не могли й на думку спасти. Та й як могли мати такі поняття люди, які обожнювали зображення звірів, плазунів та інших зневажних тварюк? І, однак, таке високе вчення (апостолів) було прийнято і заслужило віру, процвітає досі і зростає з кожним днем, а вчення філософів віджило, загинуло, зникло легше павутини. І цілком правильно, бо його проповідували демони. Ось чому, крім безсоромності, воно представляє багато темного і важкого для розуміння. Що може бути смішнішим, наприклад, за те вчення, у якому філософ, витративши тисячі слів на те, щоб показати, що таке справедливість, усе ще намагається роз’яснити це питання в довгій і вкрай неясній промові? Якби він вказав що-небудь і корисне, то для життя людського і це залишилося б абсолютно без користі. Справді, якби хлібороб, або скульптор, або тесляр, або кормчий, або інший хто-небудь, хто живиться працями рук своїх, надумав відстати від свого заняття і чесної праці, щоб витратити багато років на вивчення того, що таке справедливість, то перш, ніж дізнатися це, він заради цієї самої справедливості виснажив би себе постійним голодом і загинув би, закінчив би життя своє насильницькою смертю, так і не навчившись нічому корисному. А наше вчення не таке. У коротких і ясних словах Христос навчив нас, у чому полягає і справедливе, і чесне, і корисне, і всяка взагалі чеснота. Так Він говорив, наприклад, що у двох заповідях “утверджується весь закон і пророки” (Мф. 22:40 ), тобто в любові до Бога і ближнього, або ще: “Як хочете, щоб з вами поводилися люди, так поводьтеся і ви з ними, бо в цьому закон і пророки” (Мф. 7:12 ). Усе це легко зрозуміло і легко збагнути і для хлібороба, і для раба, і для вдовиці, і навіть для сина і найменш розумного. Така істина! Доказом слугує досвід. Усі, справді, дізналися, що треба робити, і не тільки дізналися, а й намагалися і виконати (те, що дізналися), і не в містах, не на торжищах тільки, а й на вершинах гір. І там ти побачиш велику любомудрість, і там сяють лики ангелів у людській плоті і на землі є життя небесне. Образ цього життя накреслили нам рибарі, наказуючи братися (за навчання йому) не з дитячого віку, як робили це філософи, і не узаконюючи для вивчення чеснот певного числа років, а наставляючи всякий вік без винятку. Вчення філософів – дитяча забава, а вчення апостолів – сама істина. Місцем для цього життя вони призначили небо, а керівником і законодавцем його визнали Бога, як і належало. Нагородами за це життя слугують не лавровий вінок, не оливкова гілка, не бенкет у Прітанеї1, не мідні зображення, не такі пусті й непотрібні речі, а безмежне життя, усиновлення Богові, тріумфування з ангелами, передстояння на царському престолі й постійне перебування з Христом.
6. Керівниками в цьому житті є митарі, рибалки і скінотворці, які жили не короткий час, але завжди живуть, чому і по смерті своїй можуть надавати найбільшу допомогу своїм послідовникам. На тих, хто трудиться в цьому житті, чекає боротьба не з людьми, а з демонами і безтілесними силами. Ось чому і вождем у них не якась людина, не ангел, а сам Бог. І зброя цих воїнів відповідає характеру брані: її виготовлено не зі шкіри та заліза, а з істини, правди, віри та всілякої любомудрості. Про це саме життя написано і в Євангелії Матфея, про яке нам належить тепер говорити. Отже, будемо з ретельністю слухати ясні промови про нього євангеліста. Усе, що він говорить, не його слова, а самого Христа, який узаконив це життя. Будемо ж уважними, щоб і нам удостоїтися бути вписаними в це життя і сяяти разом з тими, які пройшли вже його і отримали нев’янучі вінці. Для багатьох, зауважимо, ця книга здається легкозрозумілою порівняно з пророками, які становлять труднощі для розуміння. Але це говорять люди, які не знають глибини прихованих тут думок. Тому прошу вас слідувати за мною з усією ревністю, щоб увійти нам у найглибшу глибину Писання; водій же на цій дорозі буде нам сам Христос. А щоб слово наше було зрозумілішим, просимо і переконуємо вас (як робили ми це під час роз’яснення й інших Писань) наперед перечитувати той розділ книги, що ми будемо роз’яснювати; нехай розумінню передує читання, як це було з євнухом (Діян. 8:28 і далі); це принесе нам велике полегшення. Справді, питання тут у безлічі виникають на кожному кроці. Ось дивись, скільки, наприклад, здивувань народжується відразу ж на самому початку Євангелія. По-перше, для чого викладається родовід Іосифа, який не був батьком Христа? По-друге, звідки нам може бути видно, що Христос походить від Давида, коли ми не знаємо предків Марії, від якої Він народився, – адже родоводу Діви не показано? По-третє, чому дається родовід Іосифа, який анітрохи не причетний був до народження, а від яких батьків, дідів і прадідів Діва, яка була матір’ю Христа, не сказано? Крім того, заслуговує на дослідження й те, чому євангеліст, ведучи родовід по чоловічій лінії, згадав і про деяких дружин. Потім, якщо йому так розсудилося, то чому він не перерахував усіх дружин, а промовчавши про високославлених, як, наприклад, Сарру, Ревеку і подібних до них, виставив тільки відомих за своїми вадами, наприклад, блудницю, чи прелюбодійку, іноплемінницю, або чужоземку? Так саме він згадав про дружину Урієву, про Фамару, про Рааві та Руфі, з яких остання була іноплемінницею, інша – блудницею, третя – зв’язувалася зі свекром, до того ж не згідно із законом шлюбу, а викравши ложі під виглядом блудниці; а що ж до дружини Урія, то про неї кожен знає з того, як вона зробила щось дивне, що вибивалося геть. І, однак, євангеліст, опустивши всіх інших, помістив у родоводі тільки одних цих дружин. Якщо вже потрібно було згадувати про дружин, то слід було згадати про всіх; якщо ж не про всіх, а тільки про деяких, то про тих, що прославилися своїми чеснотами, а не вадами. Бачите, скільки нам потрібно уваги вже на самому початку Євангелія, хоча для деяких цей початок здається яснішим за все інше, а для багатьох навіть зайвим, тому що являє собою просте тільки перерахування імен. Далі, – заслуговує на дослідження і те, чому Матфей промовчав про трьох царів. Якщо він промовчав про них, як про надто нечестивих, то йому не потрібно було б згадувати і про інших подібних. Ось і ще постає питання: чому євангеліст, розділивши родовід на частини по чотирнадцять родів у кожній, у третій частині не дотримався цього числа? Потім: чому Лука згадав про інші імена, і не тільки не про всі ті, що є в Матвфея, а й вказав їх набагато більше, а Матфей навів і менші, й інші імена, хоча і він закінчив на Іосифі, на якому припинив родослов’я і Лука. Дивіться ж, скільки нам потрібно пильності не тільки для того, щоб розв’язати здивування, а й для того, щоб дізнатися, що потребує вирішення. Адже важлива справа і зуміти знайти здивовані питання. Ось і ще, наприклад, здивоване питання: яким чином Єлизавета, походячи з коліна Левіїна, могла бути родичкою Марії?
Але, щоб не обтяжити вашої пам’яті безліччю запитань, зупинимося тут. Для збудження вашої уваги досить і того, якщо ви дізнаєтеся тільки, які представляються тут питання. Якщо ж ви бажаєте дізнатися і рішення, то і це буде залежати, перш за нашу настанову, від вас самих. Якщо я побачу у вас увагу й бажання навчитися, то намагатимуся запропонувати й рішення, а якщо помічу лінощі й неуважність, то не покажу ні самих запитань, ні їхнього рішення, слідуючи божественній заповіді, яка каже: “Не давайте святині псам, і не кидайте перлів своїх перед свинями, щоб вони не знехтували ними ногами своїми” (Мф. 7:6 ). Хто ж цей той, хто зневажає? Той, хто не вважає Писання дорогоцінним і важливим. Але хто ж, скажеш, настільки нещасний, щоб не вважати його важливим і найдорогоціннішим? Той, хто не приділяє йому й стільки часу, скільки витрачає для розпусних жінок на сатанинських видовищах. Багато хто проводить там цілі дні, зовсім запускає заради даремного такого проведення часу домашні справи, і що почують там, намагаються з точністю запам’ятати і зберегти на згуб душі своєї, а тут, де говорить сам Бог, не хочуть побути й малого часу. Ось чому в нас немає нічого спільного і з небом, і наше (небесне) життя тільки на словах. Однак за це Бог погрожує нам і пеклом, – не для того, щоб ввергнути нас у нього, а щоб дати нам можливість уникнути цього тяжкого покарання. А ми робимо навпаки, і щодня прагнемо на шлях, що веде до геєни: Бог велить не тільки слухати, а й виконувати те, що нам говориться, а ми не хочемо й вислухати. Коли ж, скажи мені, почнемо ми виконувати те, що нам велено, коли візьмемося за справи, якщо ми не хочемо навіть і слухати про них, якщо обурюємося й досадуємо навіть на найкоротше перебування в храмі? Коли ми, розмовляючи про предмети, які нічого не варті, помічаємо в співрозмовниках неувагу, то вважаємо це собі за образу. А про те не думаємо, що ображаємо Бога, коли Він говорить нам про такі важливі предмети, а ми нехтуємо Його словами і дивимося вбік? Який-небудь старець, який обходив багато земель, з усією точністю повідомляє нам і про відстані, і про становище міст, про їхні краєвиди, пристані, площі (і ми із задоволенням слухаємо його), а самі, тим часом, не знаємо і того, наскільки далеко відстоїмо від небесного граду. В іншому випадку, якби ми знали цю відстань, ми постаралися б скоротити шлях. Якщо ж ми не стараємося, то відстань цього граду від нас не тільки така, яка знаходиться між небом і землею, а навіть набагато більша; навпаки, якщо докладаємо старань, то можемо дійти до воріт його в одну мить, тому що ця відстань визначається не протяжністю простору, а станом нашої моральності.
Ти чудово знаєш справи тутешнього життя, – і нові, і старі, і давні, можеш перелічити начальників, у яких ти служив раніше у військах, і розпорядників ігор, і переможців на них, і вождів, від чого тобі нема жодної користі. А хто начальник у небесному граді, хто перший, хто другий, хто третій, скільки часу кожен служив і що зробив славного, про це тобі ніколи й уві сні не марилося. Про закони, якими керується це місто, ти не хочеш уважно послухати, коли говорять про них і інші. Як же, скажи мені, ти сподіваєшся отримати обіцяні блага, якщо не хочеш і слухати, коли говорять про них? Але якщо ми не дбали про це раніше, то постараємося принаймні зробити це тепер. Ось ми маємо намір вступити, якщо благоволить Бог, у златий град, і навіть найдорогоцінніший за всяке золото. Розгляньмо ж його підвалини і браму, зроблену із сапфіра і маргаритів. Найкращий керівник наш – Матфей. Його дверима входимо ми нині; тільки потрібне велике старання з нашого боку, бо, в кому він не бачить старанності, того він виганяє з граду. Це – град царствений і славний; у ньому немає поділу торговища від царських палаців, як у наших містах; у ньому – все царський палац. Отже, відчинимо двері розуму, відчинимо слух наш, і з великим трепетом приступаючи до придверей цього палацу, вклонимося Царю, який живе в ньому, тому що і перший крок може вразити глядача страхом. Врата тепер ще ув’язнені для нас; коли ж побачимо їх відчиненими (тобто коли вирішаться здивовані питання), тоді побачимо всередині його велике світло. Просвітлений духом, цей митар обіцяє показати тобі все: і де сидить Цар, і які стоять перед Ним воїни, де ангели і де архангели; яке місце призначене в цьому місті для нових громадян, який туди веде шлях; який жереб отримали ті, хто вступив до нього першим, який – другі, який – ті, хто ввійшов згодом; скільки чинів серед тамтешніх громадян, скільки рад і які різні достоїнства. Отже, увійдемо в цей град не з шумом і сум’яттям, а з побожним мовчанням. Якщо царські грамоти прочитуються в театрі, коли настає цілковита тиша, то тим паче в цьому граді повинні всі втихомиритися і стояти з напруженою душею і слухом, тому що тут читатимуться веління не земного царя, а Владики ангелів. Якщо ми так себе розташуємо, то сама благодать Духа найвірнішим чином вкаже нам шлях, і ми прийдемо до самого Царського престолу і отримаємо всі блага, по благодаті і людинолюбству Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава і держава, з Отцем і Святим Духом, нині й повсякчас і на віки віків. Амінь.
* * *
1 Пританею була будівля, де давалися урочисті обіди на честь заслужених громадян.
Бес і да 2
Мф. 1:1 . Книга родства Іісуса Христа, сина Давидова, сина Авраамова
Повторення повчання, даного наприкінці попередньої бесіди. – Опис небесного граду. – Нез’ясовність народження Сина Божого, як небесного, так і земного. – Велич втілення. – Син Божий втілився, щоб людину зробити сином Божим. – Христос поєднав старий завіт із новим. – Значення імені ” Іісус”; його старозавітний прообраз. – Чому Матфей назвав своє євангеліє “книгою родства І. Христа”. – Чому він ставить Давида раніше за Авраама. – Докази походження Іосифа і Діви від Давида. – Чому дається родовід Іосифа, а не Марії. – Застереження займатися духовним вченням. – Читання Свящ. Писання необхідне особливо для тих, хто живе в миру, як ліки проти марнослів’я і лихослів’я. – Дія слова Божого на людину. – І одне тільки слухання Писання корисне.
1. Чи пам’ятаєте ви настанову, яку нещодавно ми зробили вам, просячи слухати все, що буде сказано, з глибоким мовчанням і з благоговійною тишею? Сьогодні ми повинні вступити у священні переддвер’я; тому я і нагадую про цю настанову. Якщо іудеям, коли належало приступити їм до гори, що горить, до “вогню, темряви, мороку й бурі”, а краще сказати, навіть і не приступити, а бачити й чути все здалека, ще за три дні наказано було утриматися від спілкування з дружинами й вимити одяг, якщо й самі вони, а так само й Мойсей, перебували в страсі й трепеті, – то тим більше повинні показати вищу любомудрість ми, коли нам належить почути такі великі слова й не здалеку постати на димлячій горі, а зійти на саме небо; не одяг вимити повинні ми, а очистити вбрання душі і звільнитися від усякої життєвої домішки. Не морок побачите ви, не дим, не бурю, а самого Царя, що сидить на престолі невимовної Своєї слави, ангелів і архангелів, які стоять перед Ним, і сонми святих з незліченними тьмами воїнств небесних. Таким є град Божий, що вміщає в собі церкву первісних, духи праведних, торжествуюче зібрання ангелів, кров кроплення, через яку все з’єднано, небо сприйняло земне, земля – небесне, настав мир, давно жаданий для ангелів і святих. У цьому граді поставлено блискучий і славний прапор хреста: там видобуток Христа, початки нашого єства, здобутки Царя нашого. Про все це ми з точністю дізнаємося з Євангелій. І якщо ти будеш слідувати за нами з належним спокоєм, ми зможемо провести тебе всюди і показати, де лежить прикута (до хреста) смерть, де повішений гріх, де численні й чудові пам’ятники цієї війни, цієї битви. Побачиш там і зв’язаного мучителя, супроводжуваного юрбою бранців, і ту твердиню, звідки цей мерзенний демон за старих часів здійснював усюди свої набіги; побачиш сховища й печери розбійника, вже розорені та відкриті, тому що й туди приходив Цар. Не втомлюйся, улюблений! Ти не можеш вдосталь наслухатися, якщо тобі хто-небудь розповідає про звичайну війну, про трофеї і перемоги, і ні їжі, ні питву не віддаси перевагу такій розповіді. Якщо тобі так приємна така розповідь, то набагато більше – моя. Уяви, справді, як це – чути, як Бог, повставши з небес і царських престолів, сходив на землю і в саме пекло, як Він повставав на боротьбу, як диявол боровся з Богом, – не з неприкритим, утім, Богом, а з Богом, який ховався під покровом людської плоті. І, що дивно, ти побачиш, як смерть зруйнована смертю, як клятву скасовано клятвою, як мучительство диявола спростовано тим самим, через що він набув сили. Отже, прокинемося, і не будемо віддаватися дрімоті! Я бачу вже, як перед нами відчиняються ворота. Увійдемо ж із повним благочинням і трепетом. Зараз ми вступаємо в самий притвор. Що ж це за перитвор?
Мф. 1:1 . Книга родства Іісуса Христа, сина Давидова, сина Авраамова
Що говориш ти? Обіцяв сказати про єдинородного Сина Божого, а згадуєш про Давида, про людину, яка існувала за тисячі родів, і його називаєш батьком і прабатьком? Зачекай, не все одразу намагайся дізнатися, а дізнавайся поступово і мало-помалу. Адже ти стоїш ще напередодні, біля самого порога: навіщо ж поспішати у святилище? Ти ще не оглянув гарненько всього зовні. І я поки що не кажу тобі про перше – небесне народження, а краще сказати, не кажу навіть і про друге – земне, бо і воно нез’ясовне і невимовне. Про це раніше за мене ще сказав тобі і пророк Ісайя, коли саме, сповіщаючи про страждання Господа і велике Його піклування про всесвіт, вражений зором того, хто Він був, і чим став, і куди зійшов, він голосно і ясно вигукнув: “Рід Його хто пояснить” (Іс. 53:8 )?
2 Отже, у нас тепер мова не про те, небесне народження, а про це подільне, земне народження, що мало тисячі свідків. Та й про нього ми будемо говорити настільки, наскільки це нам можливо в міру отриманої благодаті Духа. З усією ясністю не можна уявити і цього народження, бо й воно сповнене таємничості. Отже, чуючи про це народження, не подумай, що чуєш про щось незначне; але підбадьорись розумом своїм і злякайся, щойно почуєш, що Бог прийшов на землю. Воно було таким дивовижним і дивовижним, що й ангели, склавши хвалебний лик, віддали за нього славу за цілий світ, і пророки задовго до цього дивувалися з того, що Бог “з’явився на землі та спілкувався між людьми” (Вар. 3:38 ). І справді, вкрай дивно чути, що невимовний, нез’ясовний і незбагненний Бог, рівний Отцю, прийшов через дівочу утробу, благоволив народитися від жінки і мати предками Давида й Авраама. І що кажу – Давида й Авраама? Що ще дивовижніше, – тих жінок, про яких я згадав раніше. Чуючи це, підбадьорись, і не запідозри нічого принизливого; навпаки, тому-то особливо й здивуйся, що Син безначального Отця, Син істинний, благоволив назватися сином Давидовим, щоб тебе зробити сином Божим, благоволив мати раба Своїм батьком, щоб тобі, рабу, зробити батьком Владику. Бачиш, яке благовістя на самому ж початку? Якщо ж сумніваєшся у своєму богосинівстві, то переконайся в ньому, чуючи, що було з Ним. За людським міркуванням набагато важче Богу стати людиною, ніж людині стати сином Божим. Отже, коли чуєш, що Син Божий є син Давидів і Авраамів, то не сумнівайся вже, що і ти, син Адамів, будеш сином Божим. Не принизив би Він Себе даремно і без мети до такої міри, якби не хотів піднести нас. Він народився по плоті, щоб ти народився по духу; народився від дружини, щоб ти перестав бути сином дружини. Ось чому Його народження і було двояке, – з одного боку подібне до нашого, з іншого – таке, що перевищує наше. Тим, що народився від дружини, Він уподібнився до нас; тим же, що народився не від крові, не від бажання чоловіка або плоті, а від Духа Святого, Він провіщає майбутнє народження, що перевищує нас, яке Він мав дарувати нам від Духа. Таким же було і все інше. Таким було, наприклад, хрещення. І в ньому було і щось старе, було і щось нове: хрещення від пророка показувало старе, а сходження Духа знаменувало нове. Подібно до того, як хто-небудь, ставши між двома, що стоять порізно, простягне обом свої руки і з’єднає їх, так точно зробив і Син Божий, з’єднавши Старий Завіт з Новим, божественне єство з людським, Своє з нашим. Бачиш блиск граду Божого? Бачиш, яким блиском осяяв тебе при самому вході? Бачиш, як одразу ж показав тобі Царя в твоєму образі, ніби посеред табору? І тут, на землі, цар не завжди з’являється у своїй величі, а часто, склавши порфіру і діадему, вбирається в одяг простого воїна. Але цар земний робить це для того, щоб, ставши відомим, не привернути до себе ворога; Цар небесний, навпаки, для того, щоб, ставши відомим, не змусити ворога тікати від боротьби з Ним і не привести до сум’яття Своїх, бо Він бажав урятувати, а не налякати. Ось чому євангеліст негайно ж назвав Його і відповідним ім’ям ” Іісус”. Це ім’я ” Іісус” не грецьке; Іісусом Він називається по-єврейськи, що грецькою мовою означає Спаситель (Σωτηρ); Спасителем же Він називається тому, що врятував народ Свій.
3. Чи бачиш, як євангеліст розкрилив слухача, як він, кажучи звичайними словами, відкрив у них усім нам те, що вище всякого сподівання? Обидва цих імені були добре відомі в юдеїв. Оскільки події, яким належало здійснитися, були чудові, то й самим іменам передували образи, щоб у такий спосіб заздалегідь усунули всякий привід до нарікань на нововведення. Так наступник Мойсея, який ввів народ у землю обітовану, називається Іісусом. Бачиш образ? Розглянь і істину. Той ввів у землю обітовану, цей – на небо і до благ небесних; той після смерті Мойсея, цей після припинення закону; той – як вождь, цей – як Цар. Але щоб ти, чуючи ” Іісус”, не був приведений схожістю імен в оману, євангеліст додав: “Іісуса Христа, Сина Давидова”. Той Іісус не був сином Давидовим, а походив з іншого коліна. Але чому Матфей називає своє Євангеліє “родоводом Іісуса Христа”, тоді як воно містить не тільки один родовід, а й усе домобудівництво? Тому, що народження Христа становить головне в усьому домобудівництві, є початком і коренем усіх дарованих нам благ. Подібно до того, як Мойсей називає свою першу працю книгою буття неба і землі, хоча оповідає в ній не тільки про небо і землю, а й про те, що перебуває між ними, так і євангеліст назвав свою книгу за головним із діл, скоєних (для нашого спасіння). Усього дивовижніше, вище за всяку надію і сподівання, дійсно, є те, що Бог став людиною; а коли це сталося, то все подальше і зрозуміле, і природне.
Але чому євангеліст не сказав спочатку: “Сина Авраамова”, а потім уже: “Сина Давидова”? Не тому, як думають дехто, що хотів представити родовід за висхідною лінією, – бо тоді він зробив би так само, як і Лука, а він робить навпаки. Отже, чому ж він згадав спочатку про Давида? Тому, що це була людина у всіх на вустах, як через знаменитість його діянь, так і за часом, бо помер багато пізніше за Авраама. Хоча обітниці Бог дав їм обом, але про обітницю, дану Авраамові, як давню, мало говорили, а про обітницю, дану Давидові, як нещодавню і нову, повторювалося всіма. Іудеї самі кажуть: “Чи не “сказано в Писанні, що Христос прийде від насіння Давида, і з Віфлеєму, з того місця, звідки був Давид” (Ін. 7:42 )? І ніхто не називав Його сином Авраамовим, а всі звали сином Давидовим, бо і за часом життя, як я вже сказав, і за знатністю царювання Давид у всіх був більшим у пам’яті. Ось чому і всіх царів, що жили після Давида, яких особливо шанували, називали його ж ім’ям не тільки іудеї, а й сам Бог. Так Єзекіїль та інші пророки кажуть, що до них прийде і воскресне Давид; розуміють не померлого Давида, а тих, хто наслідує його чесноти. Так Єзекії каже Бог: “Я охоронятиму місто це, щоб урятувати його заради Себе і заради Давида, раба Мого” (2Царів. 19:34 ); і Соломону говорив, що заради Давида не поділив царство за життя його (1Царів. 11:34 ). Слава цього чоловіка велика була і перед Богом, і перед людьми. Ось чому євангеліст безпосередньо і починає родовід з найзнатнішого, а потім вже звертається до прабатька найдавнішого – Авраама, а зводити ж родовід далі знаходить для іудеїв зайвим. Ці два чоловіки викликали особливе здивування; один як пророк і цар, інший як патріарх і пророк. Але звідки видно, запитаєш ти, що Христос походить від Давида? Якщо Він народився не від чоловіка, а від однієї тільки дружини, а родоводу Діви у євангеліста немає, то чому ми можемо знати, що Христос був нащадком Давида? Тут два питання: чому не дається родоводу Матері, і чому саме згадується про Іосифа, який анітрохи не був причетний до народження? Мабуть, останнє зайве, а перше було б потрібне. Що ж потрібно вирішити спочатку? Питання про походження Діви від Давида. Отже, звідки ми можемо знати, що вона походить від Давида? Слухай: Бог велить Гавриїлу йти “до Діви, зарученої чоловікові, на ім’я Іосифові, з дому, що в домі, і з Давидової батьківщини” (Лк. 1:27 ). Чого ж ясніше за це хочеш ти, коли чуєш, що Діва була з дому та вітчизни Давидової?
4. Звідси зрозуміло, що й Іосиф походив із того ж роду, тому що був закон, який наказував брати дружину не інакше, як зі свого коліна. А патріарх Іаков провістив, що Христос повстане з коліна Іуди, кажучи так: “Не відійде скіпетр від Іуди, а законодавець – від його стегон, аж поки не прийде Примиритель, а Йому – покірність народів”(Бут. 49:10 ). Пророцтво це, скажеш ти, справді показує, що Христос був від коліна Іудиного; але що Він походив і з роду Давидова, цього ще не показує. Хіба в коліні Іудовому не було жодного роду, крім Давидового? Ні, було багато й інших родів, і можна було належати до покоління Іудового, але не походити ще з роду Давидова. Щоб ти не сказав цього, євангеліст розв’язує твій сумнів, кажучи, що Христос був з дому і вітчизни Давидової. Якщо хочеш переконатися в цьому іншим чином, то нам не важко буде надати й інший доказ. У іудеїв не дозволялося брати дружину не тільки з іншого коліна, а й з іншого роду чи племені. Тому, чи застосуємо ми слова: “з дому і батьківщини Давидової” до Діви, сказане залишається безсумнівним; чи застосуємо до Іосифа, сказане про нього буде стосуватися і Діви. Якщо Іосиф був з дому і батьківщини Давидова, то взяв дружину не з іншого роду, а з того ж, з якого походив і сам. Але що, скажеш ти, якщо він порушив закон? Євангеліст попередив і це заперечення, засвідчивши, що Іосиф був праведний, тож, знаючи його чесноту, ти можеш бути впевнений і в тому, що він не порушив би закону. Будучи настільки лагідним і позбавленим пристрасті, що навіть спонукуваний підозрою не захотів піддавати покаранню Діву, невже б він порушив закон заради тілесного задоволення? Мудруючи вище за закон (бо відпустити, і відпустити таємно, властиво було людині, яка мудрувала вище за закон), невже б він зробив що-небудь всупереч закону, та ще й без жодної спонукальної причини? Отже, зі сказаного ясно, що Діва походила з роду Давидова. Тепер слід сказати, чому євангеліст дав не Її родовід, а Іосифа. У іудеїв не було звичаю вести родовід по жіночій лінії; тому, щоб дотриматися і звичаю, і не опинитися на самому ж початку його порушником, а з іншого боку – показати нам і походження Діви, євангеліст, промовчавши про Її предків, і представив родовід Іосифа. Якби він представив родовід Діви, це вважали б нововведенням; якби промовчав про Іосифа, ми не знали б предків Діви. Отже, щоб ми знали, хто була Марія, звідки походила, і водночас не було порушено звичаю, євангеліст подав родовід Її обручника і показав, що він походить із дому Давидова. А раз це доведено, тим самим доведено і те, що і Діва була з того ж роду, тому що цей праведник, як я сказав вище, не допустив би собі взяти дружину з чужого роду. Можна, втім, вказати й іншу причину, більш таємничу, через яку промовчано про предків Діви; але тепер не час відкривати її, тому що і так вже багато сказано. Отже, закінчивши тут розбір питань, постараємося поки що з точністю запам’ятати те, що пояснилося для нас, а саме: чому спершу згадано про Давида, чому євангеліст назвав свою книгу книгою спорідненості, чому додав: ” Іісуса Христа”, у чому народження Христа було схоже з нашим, і в чому не схоже, чим доводиться походження Марії від Давида, чому представлений родовід Іосифа і замовчано про предків Діви. Якщо ви збережете все це, то збудите і в нас більшу старанність до подальших пояснень; а якщо поставитеся недбало і забудете, то й у нас буде менше бажання пояснювати інше. Адже і хлібороб не захоче піклуватися про насіння, якщо земля погубить у нього посіяне раніше. Отже, прошу вас зайнятися сказаним. Від таких занять походить велике і рятівне благо для душі. Маючи турботу про такі заняття, ми можемо догодити Богові, і вуста наші, коли ми вправляємо їх бесідами духовними, будуть чисті від докорів, паплюження і лайки. Ми будемо страшні і для демонів, коли озброїмо язик свій такими бесідами; більшою мірою притягнемо на себе і благодать Божу; проникливішим стане і погляд наш. Бог дав нам і очі, і вуста, і слух, для того, щоб усі члени служили Йому, щоб ми бажане Йому говорили, щоб бажане Йому робили, щоб оспівували Йому безперервні пісні хвали, щоб восслала подяки, і в такий спосіб очищали свою совість. Як тіло, насолоджуючись чистим повітрям, стає здоровішим, так і душа, харчуючись такими заняттями, стає мудрішою.
5. He чи помічав ти, що і з тілесних очей, якщо вони постійно бувають у диму, завжди течуть сльози, а на свіжому повітрі, на лузі, при джерелах і в садах вони стають і здоровішими, і гострішими. Те саме буває і з оком душевним. Якщо воно харчується на лузі духовних вчень, то буває чистим, ясним і проникливим, а якщо занурюється в дим життєвих турбот, то безперестанку точитиме і проливатиме сльози і в цьому, і в майбутньому житті. Справді, диму подібні справи людські. Тому-то хтось і сказав: “Зникли, як дим, дні мої” (Пс. 101:4 ). Але пророк хотів цими словами висловити тільки думку про стислість і мінливість життя людського, а я сказав би, що їх треба розуміти не в цьому тільки сенсі, а й як вказівку на бунтівність життя. Справді, ніщо так не пригнічує і не збурює душевного ока, як натовп життєвих турбот і рій побажань; це – дрова згаданого диму. Подібно до того, як звичайний вогонь, охоплюючи речовину вологу і промоклу, розводить густий дим, так само і сильна полум’яна пристрасть, заволодіваючи млявою і слабкою душею, виробляє великий дим. Ось чому і необхідна роса Духа і легке Його віяння, щоб загасити цей вогонь, розвіяти цей дим, і окрилити наш розум. Неможливо, неможливо ніяк, обтяженому таким злом здійнятися до неба. Ні; нам треба бути добре підперезаними, щоб здійснити цей шлях, а вірніше сказати – і при цьому неможливо, якщо не візьмемо крил Духа. Отже, якщо нам потрібен і легкий розум, і благодать Духа, щоб піднятися на цю висоту, а в нас нічого цього немає, якщо, навпаки, ми тягнемо із собою тільки противне й сатанинський тягар, то як ми можемо здійнятися, коли такий тягар тягне нас на дно? Якби комусь надумалося на вірних терезах зважити наші слова, то в тисячі талантів життєвих розмов він навряд чи знайде і сто динаріїв духовних слів, а точніше сказати – не знайде і десяти оволів. Чи не соромно, чи не смішно до останньої міри, що ми, маючи слугу, вживаємо його зазвичай на справи потрібні, а володіючи мовою, з власним нашим членом не поводимося навіть так, як зі слугою, а вживаємо його, навпаки, на справи непотрібні й марні? Та якби тільки на марні! А ми робимо з нього противне і шкідливе вживання, від якого нам немає ніякої користі. Якби для нас було корисно те, що ми говоримо, то наші промови були б, звісно, до вподоби і Богові.
А тим часом ми тільки й говоримо, що навіє диявол: то насміхаємося, то дотепно говоримо; то проклинаємо й ображаємо, то присягаємо, брешемо та переступаємо присяги; то з досади не хочемо вимовити й слова, то базікаємо та базікаємо гірше за баб, кажучи про те, що до нас зовсім не стосується. Хто з вас, тут присутніх, скажіть мені, якщо запитати, може прочитати хоча б один псалом або якесь інше місце зі Святого Письма? Жоден! І не це тільки дивно, а й те, що ви, будучи такими ледачими на справи духовні, на справи сатанинські опиняєтеся швидше за вогонь. Якщо хто надумає запитати вас про пісні диявольські, про наспіви розпусних і пристрасних, то знайде, що багато хто знає їх прекрасно і проспіває з повним задоволенням. І чим виправдовуються, якщо станеш у тому звинувачувати? Я, кажуть, не чернець, а маю дружину і дітей, дбаю про дім. Від цього-то саме й походить уся шкода, що ви думаєте, ніби читання божественного Писання личить одним тільки ченцям, тоді як самі ви потребуєте його набагато більше за них. Хто живе у світі й щодня отримує нові рани, для того особливо й потрібне лікування. Тому вважати зайвим читання Писання набагато гірше, ніж не читати його. Така думка – сатанинське навіювання.
6. Чи чуєте ви, як каже Павло, що все це написано “для настанови нам” (1Кор. 10:11 )? А ти, який не наважуєшся взятися за Євангеліє немитими руками, невже вже не думаєш, що те, що міститься в ньому, є надзвичайно важливим? Ось чому все і йде навиворіт. Якщо тобі хочеться дізнатися, наскільки велика користь від Писання, поспостерігай за собою, що з тобою буває, коли ти слухаєш псалми, і що – коли слухаєш сатанинську пісню; в якому настрої ти проводиш час у церкві, і в якому сидиш у театрі. Тоді ти побачиш різницю між тим і іншим станом душі, хоча душа одна й та сама. Ось чому Павло і сказав: “погані бесіди2 розбещують добрі звичаї” (1Кор. 15:33 ). Ось чому нам і потрібні постійно духовні піснеспіви. У цьому-то і полягає наша перевага над безсловесними тваринами, хоча в інших відношеннях ми їм значно і поступаємося. Це – їжа душі, це – її прикраса, це – її огорожа; навпаки, не слухати Писання – для душі голод і пагуба. Дам їм, каже Господь, “не голод хліба, не спрагу води, але спрагу слухання слів Господніх” (Ам. 8:11 ). Чи може бути щось гірше, коли ти сам на власну свою голову накликаєш те зло, яким Бог погрожує як покаранням, мучиш душу жахливим голодом і робиш її найслабкішою за все на світі? Зазвичай слово і псує душу, і зцілює її; слово і збуджує в ній гнів, і воно ж знову приборкує її; соромне слово розпалює пристрасть, слово пристойне спонукає до цнотливості. Якщо ж слово взагалі має таку силу, то як же ти, скажи мені, нехтуєш Писанням? Якщо просте умовляння так сильно діє, то набагато сильніше умовляння, супроводжувані дією Духа. Слово, вимовлене від Божественного Писання, сильніше за вогонь пом’якшує запеклу душу і робить її здатною на все прекрасне. Таким засобом і Павло, коли дізнався про коринфян, що вони стали гордими й гордовитими, смирив їх і зробив їх скромнішими. Вони звеличувалися тим, що повинні були вважати соромом і ганьбою. Але слухай, яка в них відбулася зміна, коли вони отримали послання. Про неї засвідчив сам учитель, коли говорив їм: “Бо те саме, що ви засмутилися заради Бога, дивіться, яке породило у вас старанність, які вибачення, яке обурення [на винного], який страх, яке бажання, яку ревнощі, яке стягнення!” (2Кор. 7:11 ). Цим засобом ми можемо керувати і слугами, і дітьми, і дружинами, і друзями; можемо і ворогів робити друзями. Цим шляхом і великі мужі, други Божі, досягали досконалості. Так Давид після вчинення гріха, як тільки послухав слова, негайно явив у собі найпрекрасніший зразок покаяння (2Сам. 12:13 ), і апостоли за допомогою слова стали тим, чим були згодом, і за допомогою слова навернули весь всесвіт. Але що, скажеш, за користь, коли інший слухає, а не виконує того, про що говорять йому? Чимала користь буде і від одного слухання. Принаймні, людина впізнає себе, поскорбить, а колись дійде і до того, що буде виконувати почуте. А хто не знає навіть, що грішить, чи перестане колись грішити? Чи може прийти до пізнання самого себе? Отже, не будемо нехтувати слуханням Святого Письма. Це – умисел диявола – не дозволити нам бачити скарби, щоб ми не збагатилися. Він боїться, щоб слухання в нас не перейшло в діло; тому й навіює нам, що саме слухання не має жодного значення. Отже, знаючи цей лукавий його намір, захистимося з усіх боків, щоб, захистившись зброєю слова Божого, не тільки самим не потрапити в полон, а й йому зламати голову, і, увінчавшись у такий спосіб переможними знаками, досягти майбутніх благ по благодаті й людяності Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава й держава на віки віків. Амінь.
* * *
2 У синодальному перекладі “спільноти”, але “бесіди”, або “спілкування” більше відповідає розумінню Златоуста. – і.Н.
Б е с і да 3
Мф. 1:1 . Книга родства Іісуса Христа, сина Давидова, сина Авраамова
Інша причина, чому дається родовід Іосифа, а не Марії. – Чому євангеліст не згадує про Ісава. – Згадка про порочних предків слугує для більшого прославлення Втіленого, навчає нас не соромитися злорадства предків, якщо ми доброчесні, принижує гордість іудеїв, які величалися походженням від Авраама, і показує необхідність пришестя Христового. – Фарес і Зара служать образом народу єврейського і церкви Христової. – Образом останньої служать також Раав і Руф. – Не слід хвалитися не тільки предками, а й власними заслугами. – Доброчесність кожної людини мізерна порівняно з її гріхами. – Забуття добрих справ є найбезпечнішим їхнім сховищем. – Сповідь гріхів – найкращий спосіб умилостивлення і подяки Богові. – Смирення є початком усякої любомудрості і матір’ю всіх благ. – Зразком смирення може служити Давид.
1. Ось уже третя бесіда, а ми ще не закінчили передмови. Отже, не даремно говорив я, що роздуми ці, за властивістю своєю, вельми глибокі. Постараємося ж сьогодні доказати про те, що залишається. Про що ж тепер у нас питання? Про те, для чого євангеліст представляє родовід Іосифа, який нітрохи не був причетний до народження Христа. Одну причину ми вже вказали; треба відкрити й іншу, яка таємничіша і потаємніша за першу. Яка ж це причина? Євангеліст не хотів, щоб при самому народженні відомо було іудеям, що Христос народився від Діви. Але не бентежтеся, якщо сказане мною для вас страшне; я кажу тут не свої слова, але слова отців наших, дивовижних і знаменитих мужів. Якщо Господь і багато чого спочатку приховував у темряві, називаючи Себе Сином Людським; якщо Він і не скрізь ясно відкривав нам Свою рівність з Отцем, – то чому дивуватися, якщо Він приховував до часу і про Своє народження від Діви, влаштовуючи щось дивовижне і велике? Що ж тут дивного, скажеш ти? Те, що Діва збережена і врятована від лихої підозри. Інакше, якби про це від самого початку стало відомо іудеям, вони, перетлумачивши слова в гірший бік, побили б Діву камінням і засудили як блудницю. Якщо вже і в таких випадках, яких приклади часто зустрічалися їм ще в Старому Завіті, вони виявляли свою безсоромність (наприклад, називали Христа біснувальником, коли Він виганяв бісів, вважали Його супротивником Богові, коли зцілював хворих у суботу, незважаючи на те, що субота і раніше вже багаторазово порушувалася), – то чого б не сказали вони, почувши про це? Їм сприяло й те, що в колишній час ніколи не траплялося нічого подібного. Якщо і після численних Його чудес вони називали Іісуса сином Іосифовим, то як би повірили, ще до чудес, що Він народився від Діви? Ось чому і пишеться родовід Іосифа, і заручається йому Діва. Коли навіть Іосиф, чоловік праведний і чудовий, щоб повірити такій події, потребував багатьох доказів, – явлення ангела, сонне видіння, свідоцтво пророків, – то як би прийняли таку думку іудеї, народ грубий і розбещений, і так вороже налаштований до Христа? Без сумніву, їх вкрай обурила б така незвичайна й нова подія, коли вони й слухом не чули, щоб щось подібне трапилося в предків. Хто одного разу увірував, що Іісус є Син Божий, той не став би вже і в цьому сумніватися. Але хто вважає Його підлабузником і противником Бога, як не спокусився б цим ще більше і не мав би зазначеної підозри? Ось чому й апостоли не з самого початку говорять про народження від Діви. Навпаки, вони часто і багато говорять про воскресіння Христове, тому що приклади воскресіння були вже і в колишні часи, хоча й не такі; а про народження Його від Діви говорять рідко. Навіть сама Матір Його не сміла оголошувати про те. Подивися, що говорить Діва самому Христу: “Ось, батько Твій і Я… шукали Тебе” (Лк. 2:48 )! Вважаючи Його народженим від Діви, не стали б уже визнавати сином Давидовим; а звідси сталося б багато й інших зол. Тому й ангели сповістили про це одній тільки Марії та Іосифу; коли ж благовістили про народження пастирям, не додали вже про це. Але для чого євангеліст, згадавши про Авраама і сказавши, що він породив Ісака, а Ісак Іакова, не згадує про брата останнього, тим часом як після Іакова згадує і про Іуду, і про братів його?
2. Причиною цього деякі ставлять лукавство Ісава, те саме кажучи і про інших деяких предків. Але я цього не скажу: якби це було так, то чому ж трохи згодом євангеліст згадує про порочних дружин? Очевидно, тут слава Іісуса Христа виявляється через протилежність, не через велич, а через нікчемність і низькість Його предків. Для високого в тому-то й слава велика, якщо він може принизити себе до крайнього ступеня. Отже, чому ж євангеліст не згадав про Ісава та інших? Тому що сарацини та ізмаїльтяни, араби і всі, які походять від тих предків, не мали нічого спільного з народом ізраїльським. Тому й промовчав він про них, а звертається прямо до пращурів Іісуса та народу іудейського, кажучи: “Іаков породив Іуду та братів його”. Тут уже позначається рід Іудейський. ” Іуда породив Фареса і Зару від Фамари”.
Що робиш ти, богонатхненний чоловіче, нагадуючи нам історію беззаконного кровозмішення? Що ж у тому? відповідає він. Якби ми стали перераховувати рід якоїсь звичайної людини, то пристойно було б промовчати про таку справу. Але в родоводі Бога, що втілився, не тільки не повинно промовчати, але ще гучно слід сповістити про це, для того, щоб показати Його промисел і могутність. Він і прийшов не для того, щоб уникати ганьби нашої, але щоб знищити її. Як особливо дивуємося не тому, що Христос помер, а тому, що й розп’ятий (хоча це й ганебно, – але що ганебніше, то більшу показує в Ньому людинолюбство), так можна сказати й про народження: Христові треба дивуватися не тільки тому, що сприйняв на Себе плоть і став людиною, а й ще й тому, що порочних людей удостоїв бути Своїми родичами, не соромлячись анітрохи наших пороків. Так, від самого початку народження Він показав, що не гидується нічим нашим, навчаючи тим самим і нас не соромитися злорадства предків, але шукати тільки одного – чесноти. Людина доброчесна, хоч би походила від іноплемінника, хоч би народилася від блудниці або іншої якоїсь грішниці, не може отримати від цього жодної шкоди. Якщо і самого блудника, якщо він зміниться, колишнє життя анітрохи не ганьбить, то тим паче людину доброчесну, якщо вона походить від блудниці або перелюбниці, анітрохи не може ганьбити порочність її батьків. Утім, Христос чинив так не тільки для нашого навчання, а й для приборкання гордості іудеїв. Оскільки вони, не дбаючи про душевну доброчесність, за будь-якої нагоди вихвалялися тільки Авраамом, і думали виправдатися чеснотою предків, то Господь від самого початку і показує, що слід хвалитися не родом, а власними своїми заслугами. До того ж Він хоче ще показати й те, що всі, і самі праотці, винні в гріхах. Так патріарх, від якого і саме ім’я отримав народ іудейський, виявляється неабияким грішником: Фамар докоряє йому в блудодійстві. І Давид від дружини перелюбної народив Соломона. Якщо ж такі великі мужі не виконали закону, то тим паче ті, які нижчі за них. А якщо не виконали, то всі згрішили, і пришестя Христа було необхідним. Для того євангеліст згадав і про дванадцять патріархів, щоб принизити тим іудеїв, які звеличувалися знаменитими предками. Адже багато хто з патріархів народжені були від рабинь, і однак же відмінність тих, хто народив, не зробила відмінності між народженими. Всі вони однаково були і патріархами, і родоначальниками колін. У цьому-то і полягає перевага Церкви; у цьому відмінність нашої шляхетності, утворена ще в Старому Завіті. Хоч би ти був рабом, хоч би вільним, тобі немає від цього ні користі, ні шкоди; одне тільки потрібно – воля і душевний настрій.
3. Крім сказаних, є ще причина, з якої євангеліст згадав про історію кровозмішення Іудиного. Не без мети до Фареса приєднаний Зара. Мабуть, марно і зайве було б після Фареса, від якого належало вести родовід Христа, згадувати ще про Зару. Для чого ж згадане? Коли Фамарі прийшов час народити їх і почалися хвороби, Зара перший показав руку. Повивальна бабця, побачивши це, щоб помітити первістка, перев’язала йому руку червоною ниткою. Коли ж рука була перев’язана, немовля приховало її, і тоді народився Фарес, а потім Зара. Бачачи це, повитуха сказала: “Як ти розірвав собі перешкоду “3 (Бут. 38:29 )? Чи помічаєш таємниче проутворення? Не без причини про це для нас написано, – бо не варто було б оповідати про те, що сказала колись повитуха, і розповідати, що той, хто народився другим, перший виставив руку. Отже, що означає це проутворення? По-перше, вирішує це питання ім’я немовляти: Фарес означає поділ і розсічення. По-друге, сама подія: не за природним порядком відбувалося те, що рука, яка з’явилася, будучи перев’язана, знову сховалася. Тут не було ні розумного руху, ні природного порядку. Народитися іншому тоді, коли один показав руку, можливо, природно; але приховати її, щоб дати шлях іншому, – це вже суперечить закону народжуваних. Ні, тут була присутня благодать Божа, яка влаштувала народження немовлят і накреслила через них для нас деякий образ майбутніх подій. Що ж саме? Ті, хто ретельно вникав у цю подію, кажуть, що ці немовлята утворили два народи. Потім, щоб ти знав, що буття другого народу передує походженню першого, немовля не показується все, а тільки простягає руку, але і її знову приховує, і вже після того, як брат його весь вийшов на світ, і він весь з’являється. Так і сталося з тим і іншим народом. Спочатку за часів Авраама з’явилося життя церковне, потім, коли воно сховалося, стався іудейський народ із життям підзаконним, а після того з’явився вже цілий новий народ зі своїми законами. Тому-то повитуха і каже: “Як ти розірвав собі перешкоду”? Закон, що прийшов, припинив свободу життя. І Писання зазвичай називає закон перешкодою. Так пророк Давид каже: “Зруйнував Ти огорожі її, так що обривають її всі, хто проходить дорогою” (Пс. 79:13 ). І Ісайя: “обніс його огорожею” (Іс. 5:2 ). І Павло: “і зруйнував перешкоду, що стояла посеред” (Еф.2:14).
4. Інші стверджують, що слова: “Як ти розірвав собі перешкоду”? сказані про новий народ, оскільки він своєю появою скасував закон. Чи бачиш, що не з небагатьох і незначних причин євангеліст згадав про всю історію Іуди? Для того ж згадується про Руф і Раав, з яких одна була чужоземка, а інша блудниця, тобто, щоб навчити тебе, що Спаситель прийшов знищити всі наші гріхи, прийшов як лікар, а не як суддя. Подібно до того, як ті взяли в заміжжя блудниць, так і Бог поєднав із Собою розпусну природу. Пророки здавна застосовували це і до синагоги; але вона виявилася невдячною до свого Чоловіка. Навпаки, Церква, одного разу звільнена від батьківських пороків, залишилася в обіймах Нареченого. Поглянь і на те, що в пригодах Руфі схоже з нашими. Вона була чужинкою і доведена до крайньої бідності, – і, однак, Вооз, який побачив її, не знехтував її бідністю, і не знехтував низьким її походженням. Так само і Христос, сприйнявши Церков’їноплемінну і вельми збіднілу, зробив її учасницею великих благ. І як та ніколи не вступила б у такий шлюб, якби не залишила наперед батька, і не знехтувала домом, родом, вітчизною і родичами, так і Церква, коли залишила батьківські звичаї, тоді стала люб’язною Нареченому. Про це і пророк, звертаючись до Церкви, каже: “Забудь народ твій і дім батька твого. І забажає Цар краси твоєї” (Пс. 44:11-12 ). Так вчинила і Руф, і через те стала матір’ю царів, так само як і Церква, бо від неї походить Давид. Отже, євангеліст склав родовід і помістив у ньому цих дружин для того, щоб такими прикладами присоромити іудеїв і навчити їх не звеличуватися. Руф була родоначальницею великого царя, і Давид не соромиться цього.
Неможливо, абсолютно неможливо через чесноти або пороки предків бути чесним або безчесним, знаменитим або невідомим. Навпаки, я маю сказати, – хоч би мої слова здалися і дивними, – що той-то більше і знаменитий, хто, будучи народжений не від добрих батьків, став добрим. Отже, ніхто нехай не пишається предками; але, розмірковуючи про прабатьків Господніх, нехай відкладе всяке марнославство, і хвалиться своїми заслугами, а краще і ними не хвалиться. Від самовихваляння фарисей став гіршим за митаря. Якщо хочеш показати велику чесноту, не пишайся, і тоді покажеш ще більшу; не думай, що, вчинивши що-небудь, ти вже й усе зробив. Якщо ми стаємо праведними тоді, коли, будучи грішниками, вважаємо себе тим, що ми справді є, як трапилося з митарем, то скільки більше тоді, коли, будучи праведними, вважаємо себе грішниками? Якщо смиренномудрість і грішників робить праведними, хоча б то й не була смиренномудрість, але щира свідомість; і якщо щира свідомість має таку силу в грішниках, то – дивись, чого не зробить смиренномудрість у праведниках? Отже, не губи трудів своїх, не роби, щоб твій піт був пролитий марно, і ти, пробігши тисячі теренів, позбувся всякої нагороди. Господь набагато краще за тебе знає твої заслуги. Якщо ти даси чашу холодної води, – Він і цього не знехтує. Якщо подаси один овол, якщо тільки зітхнеш, – Він усе прийме з великою прихильністю, і згадає, і визначить за це великі нагороди. Для чого ж ти розглядаєш свої чесноти, і постійно виставляєш їх нам напоказ? Чи ти не знаєш, що, якщо хвалиш самого себе, не будеш уже похвалений Богом? Так само, якщо ти принижуєш самого себе, Він безперестанку прославлятиме тебе перед усіма? Він не хоче зменшити нагороду за труди твої. Що я кажу: зменшити? Він усе робить і влаштовує, щоб і за мале увінчати тебе, і шукає всіляких приводів, за що б позбавити тебе від пекла.
5. Ось чому, хоча б ти потрудився тільки одинадцяту годину дня, Господь дасть тобі повну нагороду. “Хоча нема за що врятувати тебе, – скаже Він, – Я це роблю для Себе, щоб ім’я Моє не опоганилося” (Порівняйте: “Не для вас Я зроблю це, дім Ізраїлевий, а заради святого імені Мого. Не заради вас Я зроблю це, говорить Господь Бог, нехай буде вам відомо”.- Єз. 36:22,32 .). Якщо тільки зітхнеш, тільки розплачешся, Він сам негайно скористається усім цим, як нагодою до твого спасіння. Отже, не будемо звеличуватися, будемо називати себе непотрібними, щоб бути благопотрібними. Якщо ти сам називаєш себе гідним похвали, то ти непотрібний, хоча б і справді був гідний похвали; навпаки, якщо ти сам називаєш себе непотрібним, станеш благопотрібним, хоча б був негідний похвали. Ось чому треба забувати про свої добрі справи. Але ти скажеш: як можна не знати того, що нам абсолютно відомо? Що ти кажеш? Ти невпинно ображаєш Господа, живеш у млості й веселощах, і не знаєш того, що ти грішив, відмовляючись від усього, а не можеш забути про свої добрі справи? Хоч страх набагато сильніший, але в нас буває навпаки: щодня ображаючи Бога, ми не звертаємо на те й уваги, а якщо подамо бідному хоча б малу монету, то носимося з цим постійно. Це крайнє безумство, і найбільший збиток для того, хто збирає. Забуття добрих своїх справ є найбезпечнішим їхнім сховищем. І як одяг і золото, якщо ми розкладаємо їх на торгу, привертають багатьох зловмисників, а якщо прибираємо й приховуємо їх удома, то зберігаються в цілковитій безпеці, так якщо й добрі свої справи ми постійно тримаємо в пам’яті, то дратуємо Господа, озброюємо ворога й спонукаємо його до викрадення, а якщо ніхто не знатиме їх, окрім Того, Кому належить знати, то вони перебуватимуть у безпеці. Отже, не вихваляйся постійно своїми добрими справами, щоб хто-небудь не позбавив тебе їх, щоб із тобою не сталося того самого, що було з фарисеєм, який носив їх на язиці своєму, звідки й викрав їх диявол. Хоча він і з подякою згадував про них, і все підносив до Бога, але і це не врятувало його, тому що тому, хто дякує Богові, не пристойно паплюжити інших, показувати свою перевагу над більшістю та звеличуватися перед грішниками. Якщо ти дякуєш Богові, то тим тільки й задовольняйся; не кажи про це людям, і не засуджуй ближнього, тому що це вже не є справою подяки. Хочеш знати, як потрібно висловлювати подяку? Послухай, що кажуть три сини: “Згрішили ми, і вчинили беззаконно” (Дан. 3:29 ); “бо праведний Ти в усьому, що вчинив із нами” (Дан. 3:27 ), “і все, що Ти навів на нас… зробив за істинним судом” (Дан. 3:31 ). Сповідувати свої гріхи і значить дякувати Богові; хто сповідує свої гріхи, той показує цим, що він винен у незліченних гріхах, і тільки не отримав гідного покарання. Він-то найбільш і дякує Богові. Отже, будемо остерігатися хвалити себе за добре, тому що це робить нас і перед людьми ненависними, і перед Богом мерзенними. Тому що більше робитимемо добра, то менше говоритимемо про себе. Таким тільки чином можемо здобути найбільшу славу і в Бога, і в людей; точніше ж сказати – у Бога не тільки славу, а й нагороду, і велику відплату. Отже, не вимагай нагороди, щоб отримати нагороду; сповідуй, що ти спасаєшся благодаттю, щоб Бог і сам визнав Себе твоїм боржником не тільки за твої добрі справи, а й за твою доброзичливість. Коли ми робимо добро, то Він нам винен буває тільки за наші справи; а коли зовсім і не думаємо, що зробили якусь добру справу, то Він нам залишається винним і за таку нашу прихильність, до того ж більше, ніж за справи, – так що така наша прихильність дорівнює самим чеснотам, а без неї і самі справи не важливі. Так і ми виявляємо прихильність до наших слуг особливо тоді, коли вони, в усьому служачи нам з ретельністю, думають, що ще не зробили для нас нічого важливого.
Отже, якщо і ти бажаєш, щоб твої добрі справи були великі, то не вважай їх великими, і тоді вони будуть великі. Так і сотник говорив: “Я недостойний, щоб Ти ввійшов під дах мій” (Мф. 8:8 ), і через це став достойним і заслужив здивування більше за всіх іудеїв. Так і Павло говорив: “Недостойний називатися Апостолом” (1Кор. 15:9 ), і через це став першим з усіх. Так і Іоанн говорив: “У Якого я негідний розв’язати ремінь взуття” (Лк. 3:16 ), і за те був другом Нареченого, і ту руку, яку вважав негідною доторкнутися до чобіт, Христос поклав на Свою голову. Так і Петро говорив: “Вийди від мене, Господи! бо я людина грішна” (Лк. 5:8 ), і за це став основою Церкви. Справді, ніщо так не приємно Богові, як якщо хтось вважає себе в числі найбільших грішників. Це є початок усякої любомудрості: смиренний і розбитий ніколи не буде ні марнославлятися, ні гніватися, ні заздрити ближньому, словом – не буде плекати в собі жодної пристрасті. Розбиту руку, скільки б ми не старалися, ніяк не можемо підняти вгору; якщо подібним чином розтрощимо і душу, то хоча б тисяча пристрастей, насміхаючись, підносили її, вона анітрохи не підніметься. Якщо той, хто плаче про життєві справи, виганяє всі душевні хвороби; то той, хто набагато більше оплакує свої гріхи, стане любомудрим. Хто ж, скажеш ти, може так розтрощити своє серце? Послухай Давида, який особливо цим прославився, подивися на сокрушення його душі. Коли він, здійснивши вже безліч подвигів, наразився на небезпеку втратити батьківщину, дім і саме життя, і в саму хвилину нещастя побачив, що один низький і нікчемний воїн лається на його лихо та ганьбить його, то не лише сам він не відповів лайкою, а й заборонив і воєначальнику, який хотів його вбити, кажучи: “Залиште його, бо Господь велів йому” (2Сам. 16:11 ). І іншим разом, коли священики просили в нього дозволу нести за ним ківот, то він не погодився, але що сказав? “Поверни ковчег Божий у місто. Якщо я знайду милість перед очима Господа, то Він поверне мене і дасть мені бачити його і житло його. А якщо Він скаже так: “немає Мого благовоління до тебе”, то ось я; нехай творить зі мною, що Йому завгодно” (2Сам. 15:25-26 ). А те, що він робив по відношенню до Саула, не раз, не два, але багаторазово, яку показує висоту мудрості? Така поведінка була вищою за старий закон, і наближалася до заповідей апостольських. Тому він все приймав від Господа з любов’ю, не досліджуючи того, що з ним відбувається, але намагаючись єдино про те, щоб завжди коритися і слідувати даним від Нього законам. І після звершення таких великих подвигів, бачачи належне собі царство в руках мучителя, батьковбивці, братовбивці, гнобителя, біснуватого, він не тільки тим не спокушався, а й казав: якщо завгодно Богу, щоб мене гнали, я поневірявся й тікав, а ворог мій був у пошані, то я приймаю це з любов’ю і ще дякую за незліченні нещастя. Він не так чинив, як багато безсоромних і зухвалих, які, не здійснивши й найменшої частини його подвигів, ледь побачать когось у благополучному стані, а себе хоча б у малій скорботі, незліченними хуліннями гублять душу свою. Не такий був Давид, але в усьому показував лагідність. Тому й Бог сказав: “Я знайшов Давида”, сина Єссеєва, чоловіка за серцем Моїм (Пс. 88:21 ). Постараємося і ми мати таку душу, і що б з нами не трапилося, будемо переносити з лагідністю, і тут, до здобуття царства, зберемо плоди смирення. “Навчіться від Мене, – каже Господь, – бо Я кроткий і смиренний серцем, і знайдете спокій душам вашим” (Мф. 11:29 ). Отже, щоб нам насолоджуватися спокоєм і тут, і там, з усією ретельністю будемо насаджувати в душах наших матір усіх благ, тобто смиренномудрість. За допомогою цієї чесноти ми зможемо без хвилювань переплисти і море теперішнього життя, і досягти тихої пристані, благодаттю і людинолюбством Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава і держава на віки віків. Амінь.
* * *
3 У Септуагінті: “заради тебе розірвалася перешкода” – і.Н.
Бес і да 4
Мф. 1:17 Отже, всіх родів від Авраама до Давида чотирнадцять родів; і від Давида до переселення вавілонського чотирнадцять родів; і від переселення вавілонського до Христа чотирнадцять родів.
Чому родовід розділений на три частини. – Чому родослов’я опускається у Марка, але є у Луки – Для чого Матфей обчислює кількість пологів до Христа? – Чому зачаття відбулося не раніше заручин – Незбагненність народження. – Христос дійсно народився від Діви і має плоть однакову з нами. – Доброчесність і мудрість Іосифа. – Чому ангел сповіщає йому про зачаття не з самого початку, як Діві. – Яким чином ангел запевняє його в істині зачаття від Духа Св. – Велич дару відпущення гріхів, принесеного Христом, спонукає віруючих жити гідно цього дару. – Віруючий повинен відрізнятися від невіруючого своїм добрим життям, – так само і всією своєю зовнішньою поведінкою. – Неподобство душі можна бачити як у дзеркалі, вивчаючи життя святих мужів. – Людина, що дає волю своїм пристрастям, гірша за звіра. – Хто шукає зовнішньої слави, той безчестить себе. – Істинну славу дає благочестя. – Приклад трьох отроків навчає віддавати перевагу злидням перед принадами багатства. – Заклик творити милостиню.
1. Євангеліст розділив увесь родовід на три частини, бажаючи тим показати, що іудеї із зміною правління не ставали кращими, але і за часів аристократії, і за часів царів, і за часів олігархії вдавалися до тих самих вад: під управлінням суддів, священиків і царів не досягли жодного успіху в чеснотах. Але для чого ж євангеліст у середній частині родоводу опустив трьох царів, а в останній, помістивши дванадцять родів, сказав, що їх чотирнадцять? Перше надаю власному вашому дослідженню, не вважаючи за потрібне вирішувати для вас усе, щоб ви не зледащіли; про друге ж скажемо. Мені здається, що він зараховує до родів час полону, і самого Іісуса Христа, усюди поєднуючи Його з нами. І доречно згадує про полон, показуючи, що іудеї і в полоні не стали розсудливішими, тож з усього була видна необхідність пришестя Христового. Але скажуть: Чому Марк не робить того ж, і не викладає родоводу Іісусового, а говорить про все коротко? Думаю, що Матфей раніше за інших писав Євангеліє, – чому й викладає з точністю родовід, і зупиняється на найважливіших обставинах, а Марк писав після нього, – чому дотримувався стислості, як той, хто оповідає про те, що було вже переказано, і стало відомим. А чому Лука викладає також родовід, і до того ж ще повніше? Тому, що він, маючи на увазі Євангеліє Матфея, хоче доставити нам більше відомостей, ніж Матфей. До того ж кожен із них наслідував учителя, – один Павла, який розливається як річка, а інший Петра, який любить стислість. А чому Матфей на початку Євангелія не сказав за прикладом пророків: “Видіння, яке я бачив” (Єз. 11:24 ), або: “І було до мене слово Господнє” (Єз. 37:15,38:1 )? Тому, що писав до людей розсудливих, і таких, які були до нього вельми уважні. І чудеса, що були, підтверджували їм написане, і читачі сповнені були віри. За часів же пророків не було стільки чудес, які б підтверджували їхню проповідь, натомість з’являлося безліч псевдопророків, яких охочіше слухав іудейський народ, – чому їм і потрібно було таким чином починати свої пророцтва. А якщо коли й траплялися чудеса, то траплялися для язичників, щоб вони більшою мірою наверталися до іудейства, і для явлення сили Божої, коли вороги, що підкорювали собі іудеїв, думали, що вони перемогли їх силою своїх богів. Так сталося в Єгипті, звідки вийшло за іудеями безліч народу; такі ж після цього були у Вавилоні – чудо в печі та сновидіння. Втім, були чудеса і в пустелі, коли перебували там іудеї самі, як було і в нас; і в нас виявлено безліч чудес, коли ми виходили з омани. Але після, коли благочестя всюди насаджено, чудеса припинилися. Якщо ж бували чудеса в іудеїв і після, то не у великій кількості та зрідка, як от: коли зупинилося сонце, і іншим разом, коли відступило назад. Знову й у нас можна бачити те саме: і в наш час з Юліаном, який перевершив усіх у нечесті, багато сталося чудесного. Коли іудеї взялися за відновлення єрусалимського храму, вогонь вийшов з-під основи і завадив роботам; і коли Юліан шалено зазіхнув посваритися на священні судини, хранитель скарбів і дядько Юліанів, співіменний йому, перший помер – з’їдений черв’яками, а інший розвалився навпіл. І то було вельми важливе диво, що під час принесення там жертв вичерпалися джерела, і що за царювання Іуліанового міста були охоплені голодом.
2 Бог зазвичай творить знамення, коли множиться зло. Коли бачить, що Його раби пригноблені, а супротивники без міри впиваються мучительством над ними, тоді показує власне Своє панування. Так вчинив Він з іудеями в Персії. Отже, зі сказаного видно, що євангеліст не без причини і не випадково розділив предків Христових на три частини. Зауваж же, ким починає, і ким закінчує. Почавши з Авраама, веде родовід до Давида; потім з Давида до переселення Вавилонського, а з останнього до самого Христа. Як на початку всього родоводу обох – Давида й Авраама – поставив поруч, так точно згадав про обох і наприкінці родоводу, бо, як я вже казав, їм дано було обітниці. Чому ж, згадавши про переселення до Вавилона, не згадав про переселення до Єгипту? Тому що єгиптян іудеї вже не боялися, а вавилонян ще тремтіли, і тому що перше трапилося давно, а останнє – недавно; до того ж до Єгипту відведені були не за гріхи, а до Вавилона за беззаконня. Якщо ж хто забажає заглибитися в значення самих імен, то й тут знайде багато предметів для споглядання, багато такого, що послужить для пояснення нового завіту; такими є імена Авраама, Іакова, Соломона і Заровавеля, бо імена ці дано їм не без наміру. Але щоб не набриднути вам тривалістю, промовчимо про це і займемося необхідним. Отже, коли євангеліст перерахував усіх предків і закінчив Іосифом, він не зупинився на цьому, але додав: “Іосифа, чоловіка Марії”, показуючи, що для Марії згадував у родоводі про Іосифа. Потім, щоб ти, почувши про чоловіка Марії, не подумав, що Іісус народився за загальним законом природи, дивись, як він усуває цю думку подальшими словами. Ти чув, каже він, про чоловіка, чув про матір, чув про ім’я, дане немовляті; тепер вислухай і те, як Він народився.
Мф. 1:18 . Різд во Іі суса Христа б у ло так.
Скажи мені, про яке народження говориш ти? Ти вже сказав мені про предків. Хочу, каже євангеліст, сказати і про образ народження. Бачиш, як він збудив увагу слухача? Ніби маючи намір сказати щось нове, обіцяє пояснити образ народження. І зауваж, який чудовий порядок у розповіді. Не раптом став говорити про народження, але спершу нагадує нам, яким був Христос (у порядку пологів) від Авраама, яким від Давида та від переселення до Вавилону; а цим спонукає слухача ретельно дослідити час, бажаючи показати, що Він є той самий Христос, Якого сповістили пророки. Справді, коли порахуєш роди і за часом дізнаєшся, що Іісус є точно Христос, тоді без утруднення повіриш і диву, яке сталося в народженні. Оскільки ж євангелістові потрібно було говорити про велике діло, яким є народження від Діви, то спершу, не розпочинаючи обчислення часу, він з наміром затемнює промову, згадуючи про чоловіка Марії, і навіть перериває розповідь про народження, а потім обчислює вже літа, нагадуючи слухачеві, що народжений є Той самий, про Якого говорив патріарх Іаков, що Він з’явиться, коли князі від Іуди будуть вбогими, і про Котрого пророк Даниїл сповістив, що Він прийде після закінчення багатьох тижнів. І якщо кому завгодно ті роки, які ангел визначив Даниїлові числом тижнів, від побудови міста вирахувати до народження Іісусового, той побачить, що час народження Його згідно з пророцтвом. Отже, скажи, як Іісус народився?
Після заручин Матері Його Марії.
Не сказав “Діві”, але просто “Матері”, щоб мова була зрозумілішою. Але, привівши спершу слухача в очікування почути щось звичайне і втримавши його в цьому очікуванні, раптом дивує додаванням незвичайного, кажучи:
Перш ніж поєдналися вони, виявилося, що Вона має в утробі від Духа Святого.
Не сказав: перш, ніж приведена була в дім до нареченого, вона жила вже в нього в домі, тому що в давніх був звичай тримати заручених здебільшого у своєму домі, чому й нині ще можна бачити приклади. І зяті Лотові жили в домі у Лота. І так і Марія жила в одному домі з Іосифом.
3. Але чому не перед заручинами Вона зачала в утробі? Щоб, як я сказав ще на початку, зачаття до деякого часу залишалося таємницею, і Діва уникла всякої поганої підозри. Той, якому належало ревнувати більше за будь-кого іншого, не тільки не відсилає її від себе і не зневажає, але й приймає, і надає їй послуги під час вагітності. Але явно, що, не будучи твердо впевненим у зачатті під дією Св. Духа, не став би тримати її у себе і в усьому їй прислуговувати. До того ж вельми виразно сказав євангеліст: “Виявилося, що Вона має в утробі”, – як зазвичай говориться про події особливі, такі, що трапляються понад усяке сподівання і несподівані. Отже, не простягайся далі, не вимагай нічого більше сказаного, і не питай: яким чином Дух утворив Немовля в Діві? Якщо при природній дії неможливо пояснити способу зачаття, то як можна пояснити його, коли чудодійствував Дух? Щоб ти не турбував євангеліста і не обтяжував його частими про це питаннями, він звільнив себе від усього, назвавши Того, Хто вчинив диво. Нічого більше не знаю, каже він, а знаю тільки, що подія відбулася силою Духа Святого. Нехай соромляться ті, хто намагається осягнути надприродне народження! Якщо ніхто не може пояснити того народження, про яке є тисячі свідків, яке за стільки століть провіщене, яке було видимим і відчутним, то наскільки безумними є ті, хто з цікавістю досліджують і ретельно намагаються осягнути народження невимовне? Ані Гавриїл, ані Матфей не могли нічого більше сказати, окрім того, що те, що народилося, є від Духа; але як, і яким чином народилося від Духа, цього ніхто з них не пояснив, тому що було неможливо. Не думай також, що ти все дізнався, коли чуєш, що Христос народився від Духа. Дізнавшись і про це, ми ще багато чого не знаємо, наприклад: як невмістимий вміщається в утробі? Як всемісткий носиться в утробі дружини? Як діва народжує, і залишається дівою? Скажи мені, як Дух влаштував цей храм? Яким чином не всю плоть прийняв від утроби, але тільки частину її, яку потім зростив і утворив? А що точно стався з плоті Діви, євангеліст ясно показав це словами: “Від Якої народився” (Мф. 1:16 ); і Павло словами: “Який народився від жінки” (Гал. 4:4 ). Від дружини, каже він, – загороджуючи вуста тим, котрі стверджують, що Христос пройшов крізь Марію, ніби крізь якусь трубу. Якщо це справедливо, то чи потрібна була і дівоча утроба? Якщо це справедливо, то Христос не має з нами нічого спільного; навпаки, плоть Його різна з нашою, не однакового з нею складу. І як же назвати Його тоді таким, що походив від кореня Єссеєва? Жезлом? Сином Людським? Як і Марію назвати Матір’ю? Як сказати, що Христос походить від сімені Давидова? Прийняв образ раба? Що “Слово стало плоттю” (Ін. 1:14 )? Чому ж Павло сказав римлянам: “Від них Христос по плоті, Бог, що є над усім” (Рим. 9:5 )? З цих слів і з багатьох інших місць Писання видно, що Христос походить від нас, з нашого складу, з дівочої утроби; а яким чином, того не видно. Отже, і ти не розшукуй, але вір тому, що відкрито, і не намагайся осягнути того, що замовчено.
Мф. 1:19 . Іосиф же, муж Її, будучи праведним і не бажаючи ославити Її, хотів таємно відпустити Її.
Сказавши, що (народжене від Діви) є від Духа Святого і без плотського сполучення, він наводить на це ще новий доказ. Інший міг би запитати: звідки це відомо? Хто бачив, хто чув, щоб коли-небудь трапилося щось подібне? Але щоб ти не підозрював учня, що він з любові до Вчителя вигадав це, євангеліст вводить Іосифа, який тим самим, що в ньому відбувалося, утверджує в тобі віру в сказане. Євангеліст ніби так говорить тут: якщо ти не віриш мені і запідозрюєш моє свідчення, то повір чоловікові. ” Іосиф же, – каже,- чоловік Її, будучи праведний”. Тут він називає праведним того, хто має всі чесноти. Хоча бути праведним – значить не привласнювати собі чужого; але праведністю ж називається і сукупність чеснот. У цьому-то особливому сенсі Писання і вживає слово “праведність”, коли, наприклад, говорить: “Людина ця непорочна, справедлива” ( Йов. 1:1 ), і ще: “Обидва вони були праведні” (Лк. 1:6 ).
4 Отже Іосиф, будучи праведним, тобто добрим і лагідним, “хотів таємно відпустити Її”. Для того євангеліст описує те, що трапилося ще під час незнання Іосифова, щоб ти не сумнівався в тому, що сталося, коли дізнався. Хоча підозрювана не тільки заслуговувала на ганьбу, але закон наказував навіть покарати Її, проте Іосиф позбавив Її не тільки від більшого, а й від меншого, тобто від сорому, – не тільки не хотів покарати, а й зганьбити. Чи не визнаєш у ньому чоловіка мудрого, і вільного від найболючішої пристрасті? Ви самі знаєте, що таке ревнощі. Тому-то той, хто цілком знав цю пристрасть, сказав: “Ревнощі – лють чоловіка, і не пощадить він у день помсти” (Притч. 6:34 ). “Люті, як пекло, ревнощі” (Пісн. 8:6 ). І ми знаємо багатьох, які готові краще втратити життя, ніж бути доведеними до підозри і ревнощів. А тут була вже не проста підозра: Марію викрили ясні ознаки вагітності; і однак, Іосиф стільки був далекий від пристрасті, що не захотів заподіяти Діві навіть і найменшої прикрості. Оскільки залишити Її у себе здавалося суперечливим закону, а виявити справу і представити Її до суду означало віддати Її на смерть, то він не робить ні того, ні іншого, але чинить уже понад закон. Справді, після пришестя благодаті, належало з’явитися багатьом знаменням високої мудрості. Як сонце, не показавши ще променів, здалека опромінює світлом більшу частину всесвіту, так і Христос, піднімаючись із дівочої утроби, раніше, ніж з’явився, просвітив увесь всесвіт. Ось чому ще до народження Його пророки раділи, і дружини пророкували майбутнє, і Іоанн, не вийшовши ще з утроби, забавлявся в утробі. І Іосиф показав тут велику мудрість, не звинувачував і не засуджував Діви, а тільки мав намір відпустити Її. Коли він перебував у такому скрутному становищі, з’являється ангел і вирішує всі здивування. Тут варте дослідження те, чому ангел не прийшов раніше, поки чоловік не мав ще таких думок, але приходить тоді, коли він уже помислив. “Але коли він подумав це” (Мф. 1,20 ), – каже євангеліст, ангел приходить; тим часом Діва благовістить ще до зачаття, – що знову призводить до нового здивування. Якщо Іосифу не сказав ангел, то чому промовчала Діва, яка чула від ангела, і бачачи нареченого свого збентеженим, не розв’язала його здивування? Отже, чому ангел не сказав Іосифу до його збентеження? Перш за все треба вирішити перше питання. Чому ж не сказав? Щоб Іосиф не виявив невір’я, і з ним не сталося того самого, що із Захарією. Не важко повірити справі, коли вона вже перед очима; а коли немає і початку її, тоді слова не так легко можуть бути прийняті. Тому-то ангел і не сказав спочатку; з тієї ж причини мовчала і Діва. Вона думала, що не запевнить нареченого, повідомивши про незвичайну справу, а навпаки засмутить його, подавши думку, що прикриває зроблений злочин. Якщо сама Вона, чуючи про даровану Їй таку благодать, судить по-людськи: і каже: “Як буде це, коли Я чоловіка не знаю?” (Лк. 1:34 ), – то набагато більше засумнівався б Іосиф, особливо чуючи це від підозрюваної дружини.
5. Ось чому Діва зовсім не говорить Іосифу, а ангел з’являється, коли зажадали обставини. Чому ж, скажуть, не так само вчинено і з Дівою, чому і Їй сповіщено не після зачаття? Щоб уберегти Її від збентеження і більшого сум’яття. Не знаючи справи ясно, Вона природно могла б наважитися зробити з собою зле, і, не витримавши сорому, вдатися до зашморгу або до меча. Воістину, Діва була в усьому гідна подиву; і євангеліст Лука, зображуючи Її чесноту, каже, що, коли почула привітання, не раптом зраділа радості й повірила сказаному, а зніяковіла та міркувала: “Що б то було за привітання” (Лк. 1:29 )? Будучи таких суворих правил, Діва могла б від смутку збожеволіти, уявивши сором і не бачачи надії, щоб хто-небудь повірив Її словам, що Її вагітність не наслідок розпусти. Отже, щоб цього не сталося, ангел прийшов до неї до зачаття. Треба було, щоб не знала збентеження та, в чию утробу зійшов Творець усіляких; щоб вільна була від усякого сум’яття душа, яка удостоїлася бути служителькою таких таємниць. Ось чому ангел сповіщає Діві до зачаття, а Іосифу під час вагітності Її. Багато хто через простоту і через непорозуміння знаходив розбіжність у тому, що єв. Лука згадує про благовістя Марії, а св. Матфей про благовістя Іосифу, не знаючи, що було те й інше. Те ж саме необхідно спостерігати і в усьому оповіданні; таким чином ми вирішимо багато удаваних розбіжностей. Отже, ангел приходить до збентеженого Іосифа. Досі явлення не було як зі сказаної вище причини, так і для того, щоб виявилася любомудрість Іосифа. А коли справа наблизилася до виконання, ангел, нарешті, з’являється.
Мф. 1:20 . Але коли він помислив це,– ось, Ангел Господній з’явився йому у сні .
Чи помічаєш лагідність цього чоловіка? Не тільки не покарав, а й не сказав нікому, навіть самій підозрюваній, а міркував тільки із собою, і від самої Діви намагався приховати причину збентеження. Не сказав євангеліст, що Іосиф хотів Її вигнати, але – відпустити: так він був лагідний і скромний! “Але коли він подумав це”, ангел з’являється уві сні. Чому ж не наяву, як являється пастирям, Захарії та Діві? Іосиф мав багато віри; для нього не потрібно було такого явища. Для Діви потрібне було незвичайне явлення перед подією, бо благовістоване було вельми важливим, важливішим за благовістоване Захарії; а для пастирів потрібне було явлення, тому що це були люди прості. Іосиф отримує одкровення після зачаття, коли душа його охоплена вже була гіркою підозрою, і водночас готова перейти до благих надій, якби тільки з’явився хто-небудь і вказав зручний для того шлях. Для того благовістять після підозри, що зародилася, щоб це саме послужило доказом сказаного йому. Про що нікому не говорив, але тільки помислив в розумі, про те почути від ангела служило безсумнівною ознакою, що ангел прийшов і говорить від Бога, тому що одному Богові властиво знати сердечні таємниці. Бачиш, скільки досягається цілей! Виявляється допитливість Іосифа; своєчасність сказаного допомагає йому у вірі; сама розповідь робиться безсумнівною, тому що показує, що Іосиф був саме в такому становищі, у якому слід було бути.
6. Яким же чином ангел запевняє його? Послухай і подивуйся мудрості того, що сказано. Прийшовши, ангел каже йому: ” Іосифе, сину Давидів, не бійся прийняти Марію, дружину твою” (Мф. 1:20 ). Негайно приводить йому на пам’ять Давида, від якого мав походити Христос, і не дає залишатися йому збентеженим, найменуванням предків нагадавши про обітницю, дану всьому роду. Інакше, для чого б його називати сином Давидовим? “Не бійся”. В інших випадках Бог чинить не так; і коли хтось проти дружини Авраамової замишляв, чого не повинно було б бути, Бог вжив найсильніші вирази й погрозу, хоча й там причиною було незнання. Фараон взяв до себе Сарру через незнання, однак же, Бог привів його в страх. Але тут Бог чинить поблажливіше тому, що відбувалася справа вельми важлива, і велика була різниця між фараоном і Іосифом, чому й не потрібно було погроз. Сказавши ж: “Не бійся”, показує, що Іосиф боявся образити Бога, тримаючи в домі підозрювану в прелюбодії, тому що, якби цього не було, він і не подумав би Її відпускати. Отже, з усього відкривається, що ангел прийшов від Бога, виявляючи і переказуючи все, про що Іосиф розмірковував, і чим був стривожений розум його. Вимовивши ж ім’я Діви, ангел не зупинився на цьому, але додав: “дружину твою”, яким ім’ям не назвав би, якби Її дівоцтво було розбещене. Дружиною ж називає тут заручену: так зазвичай Писання заручених ще до шлюбу називає зятями. Що ж означає: “прийняти”? Утримати у себе в домі, тому що Іосиф подумки вже відпустив Діву. Цю-то відпущену, каже ангел, утримай у себе; її доручає тобі Бог, а не батьки. Доручає ж її не для шлюбу, але щоб жити разом; вручає, оголошуючи про те через мене. Як Христос після доручив Її учневі, так нині доручається Вона Іосифу. Потім ангел, натякнувши про причину свого з’явлення, промовчав про погану Іосифову підозру, а тим часом знищив її скромніше і благопристойніше, пояснивши причину зачаття і показавши, що з тієї самої причини, чому Іосиф побоювався і хотів Її відпустити, він повинен прийняти й утримати Її у себе, і, таким чином, повністю позбавив його від занепокоєння. Вона не тільки чиста від беззаконного змішання, каже ангел, а й зачала в утробі надприродним чином. Тому не тільки відклади страх, але ще й зрадій: “Бо те, що народилося в Ній, є від Духа Святого” (Мф. 1:20 ). Дивна справа, що перевершує людське розуміння і перевищує закони природи! Чим упевниться в цьому Іосиф, який не чув про такі події? Відкриттям минулого, каже ангел. Для того він і виявив усе, що відбувалося в розумі Іосифа, чим був він обурений, чого боявся і на що наважувався, щоб через це запевнити і в тому. Справедливіше ж сказати, ангел запевняє Іосифа не тільки минулим, а й майбутнім. “Народить же, – каже він, – Сина, і наречеш Йому ім’я Іісус” (Мф. 1:21 ). Хоча народжене є від Духа Святого, але не думай про себе, що ти усунутий від служіння при втіленні. Хоча ти не сприяєш народженню, і Діва залишилася недоторканною, проте, що належить батькові, те, не шкодячи гідності дівоцтва, надаю тобі, тобто, ти даси ім’я народжуваному, – ти ” даси Йому ім’я”. Хоча Він не твій син, але ти будь Йому замість батька. Отже, починаючи з наречення імені, засвоюю тебе народжуваному. Потім, щоб хто-небудь звідси не зробив висновок, що Іосиф є батьком, послухай, з якою обережністю говорить ангел далі. “Народить же, – каже він, – Сина”. Не сказав: народить тобі, але висловився невизначено: народить, тому що Марія народила не йому, а цілому всесвіту.
7. Для того й ім’я принесене ангелом з небес, щоб показати, що дивно народжуване, тому що сам Бог згори посилає ім’я через ангела Іосифу. Воістину, це не просто було ім’я, але скарб незліченних благ. Тому ангел і пояснює його, вселяє благі надії, і тим приводить Іосифа до віри. Ми зазвичай більш схильні до благих надій, а тому й охочіше їм віримо. Отже, усім утвердивши Іосифа у вірі, – і минулим, і майбутнім, і сьогоденням, і честю, яку він отримав, – ангел, до речі, наводить слова пророка, який все це підтверджує. Але, не навівши ще слів його, сповіщає про блага, які через народженого даровані будуть світу. Які ж це блага? Звільнення від гріхів, і знищення їх. “Він, – каже ангел, – врятує людей Своїх від гріхів їхніх” (Мф. 1:21 ). І тут сповіщається щось дивовижне; благовістять визволення не від чуттєвих сварок, не від варварів, а – що набагато важливіше – визволення від гріхів, від яких раніше ніхто не міг визволяти. Для чого ж, запитають, сказав: “Людей Своїх”, а не додав – і язичників? Щоб не здивувати раптом слухача. Розумному слухачеві він дав зрозуміти і про язичників, тому що люди Його – це не самі лише іудеї, а й усі, хто приходить і приймає від Нього пізнання. Дивись же, як відкрив нам і гідність Його, назвавши іудейський народ людьми Його. Цим ангел показує те саме, що той, хто народжується, є Син Божий, і що він говорить про Царя з гори, тому що, крім цієї єдиної Істоти, ніяка інша сила не може відпускати гріхи. Отже, отримавши такий дар, вживемо всіх заходів, щоб не зганьбити настільки великого благодіяння. Якщо наші гріхи гідні були покарання і до такої честі, то тим більше гідні після такого невимовного благодіяння.
І це кажу тепер не без причини. Я бачу, що багато хто після хрещення живе недбаліше за тих, хто не охрестився, і навіть не має жодної ознаки християнського життя. Тому-то ні на торжищі, ні в Церкві не скоро розрізниш, хто віруючий, і хто невіруючий; хіба тільки під час звершення таїнств можеш побачити, що одних бувають вислані, а інші залишаються в храмі. Тим часом слід було б відрізнятися не за місцем, а за вдачею. Достоїнства зовнішні зазвичай пізнаються за зовнішніми ознаками, а наші достоїнства треба розпізнавати за душею. Віруючого має бути видно не тільки за даром, а й за новим життям. Вірянин повинен бути світильником для світу і сіллю. А якщо ти самому собі не світиш, не запобігаєш власній гнилості, то за чим нам пізнати тебе? Чи по тому, що ти занурювався у священні води? Але це може довести тебе до покарання. Велич почесті для тих, хто не бажає жити відповідно до цієї почесті, збільшує кару. Вірянин повинен блищати не тим одним, що отримав від Бога, а й тим, що йому власне належить; треба, щоб його по всьому було видно – і по ході, і по погляду, і по вигляду, і по голосу. Кажу про це для того, щоб нам спостерігати благопристойність не для показу, а для користі тих, хто дивиться на нас. А тепер, з якого боку не намагаюся розпізнати тебе, скрізь знаходжу тебе в протилежному стані. Чи хочу зробити висновок про тебе за місцем, – бачу тебе на кінських ристалищах, на видовищах, бачу, що ти проводиш дні в беззаконнях, на худих сходовищах, на ринку, у співтоваристві з людьми розпусними. Чи хочу робити висновок про тебе з вигляду твого обличчя, – бачу, що ти безперестанку смієшся і розсіяний, подібно до розпусної розпусниці, в якої ніколи не зачиняється рот. Чи стану судити про тебе за одягом, – бачу, що ти вбраний нічим не краще за комедіанта. Чи буду судити про тебе за супутниками твоїми, – бачу, що ти водиш за собою дармоїдів і підлесників. Чи буду судити про тебе за словами, – чую, що ти не вимовляєш нічого здорового, слушного, корисного для нашого життя. Чи буду судити про тебе за твоїм столом, – тут відкривається ще більше причин для осуду.
8. Отже, скажи мені, з чого можу дізнатися, що ти вірний, коли все обчислене мною запевняє в протилежному? І що кажу – вірний? Навіть чи людина ти, і того не можу дізнатися достеменно. Коли лягаєшся, як віслюк; скачеш, як віл; іржеш на жінок, як кінь; об’їдаєшся, як ведмідь; виснажуєшся, як коник; злопам’ятний, як верблюд; хитрий, як вовк; сердитий, як змія; уїдливий, як скорпіон; підступний, як лисиця; зберігаєш у собі отруту злоби, як аспід і єхидна; ворогуєш на братів, як лукавий демон, – як можу вважати тебе людиною, не бачачи в тобі ознак людського єства? Шукаючи відмінності між оголошеним і вірним, наражаюся на небезпеку не знайти відмінності навіть між людиною і звіром. Як, справді, назву тебе звіром? Адже в кожного звіра який-небудь один із цих пороків. А ти, згуртувавши в собі всі вади, далеко перевершуєш і їх своїм нерозумінням. Чи назву тебе бісом? Але біс не служить мучительству черева, не любить грошей. А коли в тобі більше пороків, ніж у звірах і бісах, скажи мені, як можна назвати тебе людиною? Якщо ж не можна назвати тебе людиною, то як найменуємо тебе вірним? А що найсумніше, перебуваючи в такому поганому стані, ми й не думаємо про неподобство душі своєї, не маємо й поняття про її мерзенність. Коли ти сидиш у цирульника і стрижеш волосся, то, взявши дзеркало, з усією увагою розглядаєш зачіску волосся, питаєш тих, що стоять біля тебе, і того, хто стриг, чи добре вони лежать у тебе на лобі? Будучи старим, часто не соромишся до шаленства віддаватися юнацьким мріям. А того, що душа наша не тільки потворна, а й навіть звіроподібна, і стала сциллою або химерою, згадуваними в язичницькому байкарстві, анітрохи не відчуваємо, хоча й тут є духовне дзеркало, яке набагато краще й корисніше за речове, бо не тільки показує неподобство, а й навіть, якщо захочемо, перетворює його на незрівнянну красу. Таким дзеркалом слугує пам’ять про добрих мужів, і розповідь про їхнє блаженне життя, читання Писання, закони від Бога дані. Якщо захочеш одного разу подивитися на зображення тих святих, побачиш мерзенність свого серця; а побачивши, ні в чому іншому не матимеш уже потреби, щоб позбутися свого неподобства. Ось для чого й корисне нам це дзеркало; воно робить зручним перетворення. Отже, ніхто не залишайся в образі безсловесних. Якщо раб не входить у дім батька, то, як ти можеш вступити в поріг будинку, будучи звіром? І що кажу – звіром? Така людина гірша за всякого звіра. Звір, хоча за природою дикий, але часто за допомогою людського мистецтва робиться лагідним. А ти, який природне їхнє звірство перетворюєш на невластиву їм за природою лагідність, яке вибачення матимеш, коли свою природну лагідність перетворюєш на неприродне звірство? Дикого за природою робиш покірним; а себе, за природою покірного, проти природи перетворюєш на дикого? Лева приборкуєш і робиш ручним; а своєму гніву дозволяєш бути неприборканішим за лева? У першому випадку трапляються дві складнощі: те, що звір позбавлений розуму, і те, що він усіх гнівніший за всіх; і однак, ти, за надлишком мудрості, даної тобі від Бога, переборюєш і природу. Як же ти, що у звірах перемагаєш природу, у собі самому зраджуєш і природі, і досконалості волі? Якби я велів тобі зробити лагідною іншу людину, ти не вважав би мого наказу неможливим, хоча й міг би мені заперечити, що ти не пан чужої волі, і що не все від тебе залежить. Але тепер велю тобі приборкати власного твого звіра, над яким ти повний пан.
9. Отже, чим виправдаєшся в тому, що не володієш природою? Яке можеш уявити пристойне вибачення в тому, що з лева робиш людину, а про себе не дбаєш, коли з людини робишся левом; їй надаєш властивостей вищих за її природу, а в собі не зберігаєш і природних? Диких звірів намагаєшся довести до однакової з нами шляхетності, а себе самого скидаєш із царського престолу, і доходиш до звірячого шаленства? Уяви собі, якщо хочеш, що і гнів є звір, і скільки інші стараються над навчанням левів, стільки покажи старання над собою, і неприборканий розум свій зроби тихим і лагідним, бо ж гнів має настільки страшні зуби й пазурі, що винищить усе, якщо не приборкаєш його. Навіть лев і єхидна не можуть терзати нутрощів з такою жорстокістю, як гнів безперестанку терзає залізними кігтями. Він не тільки шкодить тілу, а й розлаштовує саме здоров’я душі, поїдаючи, терзаючи, роздробляючи всю силу її, і роблячи її ні до чого нездатною. У кого всередині завелися черв’яки, той не може дихати, тому що всі нутрощі його поїдені. Як же ми можемо породити що-небудь благородне, носячи всередині себе такого змія, – розумію гнів, – що з’їдає нутрощі наші? Яким чином позбудемося цієї виразки? Якщо вживатимемо пиття, яке може умертвити внутрішніх черв’яків і змій. Але яке питво, запитаєш, має таку силу? Чесна кров Христова, якщо з надією приймається. Вона може вилікувати всяку хворобу. Потім уважне слухання божественних Писань і приєднувана до того милостиня. Всіма цими засобами можуть бути умертвлені пристрасті, що розслаблюють нашу душу. І тоді тільки будемо жити, а тепер ми нічим не кращі за мертвих. Коли живі пристрасті, нам неможливо жити, але необхідно має загинути. Якщо не встигнемо умертвити їх тут, то вони умертвлять нас там. Точніше ж сказати, ще тут перед тією смертю піддадуть нас найжорстокішому покаранню. Кожна з цих пристрастей жорстока, болісна, ненаситна, і, щодня поїдаючи нас, нічим не задовольняється. Зуби їхні – зуби левові, і навіть страшніші за левові. Коли лев ситий, негайно залишає тіло, що попалося йому. А пристрасті ніколи не насичуються і не відстають, доки спійману ними людину не потягнуть до диявола. Така сила пристрастей, що вони вимагають від бранців своїх такого ж рабства, в яке віддався Христу Павло, який зневажав для Нього і геєну, і царство. Той, хто впадає в тілесне кохання, чи то в грошолюбство, чи то в честолюбство, починає вже сміятися з геєни й нехтувати царством, тільки б виконати йому волю тих пристрастей. Отже, повіримо Павлу в тому, що він стільки любив Христа. Коли є люди, які такою ж мірою слухняні пристрастям, що ж неймовірного в любові Павлової? Тому й слабша наша любов до Христа, що вся наша сила виснажується на любов порочну, і ми хижаки, сріблолюбці, раби суєтної слави. А що може бути нікчемнішим за цю славу? Якщо станеш і в тисячу разів знатнішим, нічим не кращим будеш за людей невідомих. Навпаки, через це саме зробишся навіть безчеснішим. Коли ті, котрі тебе прославляють і виставляють знаменитим, сміються над тобою за те саме, що ти бажаєш від них слави, то твоя старанність не зробить протилежного твоєму бажанню?
10. ці люди чинять як викривачі. Хто хвалить відданого перелюбу або блуду і лестить йому, той цим самим більше викриває, ніж хвалить розпусника. Так само, якщо всі ми хвалимо пристрасного до слави, то більше викриваємо, ніж хвалимо славолюбивого. Отже, для чого ж ти багато дбаєш про таку справу, наслідки якої завжди противні твоїй меті? Якщо хочеш прославитися, зневажай славу, і будеш славнішим за всіх. Для чого тобі піддаватися тому ж, що сталося з Навуходоносором? Він поставив статую, думаючи здобути ще більшу славу від дерева і нечутливого зображення, а той, хто має життя, хотів прославитися через те, що не має життя. Чи бачиш крайнє безумство? Думаючи вшанувати себе, він більше збезчестив, показавши, що більше сподівається на бездушну річ, ніж на самого себе і на живу душу свою, – чому і віддав таку перевагу дереву. Чи не гідний він насмішки за те, що шукає собі похвали не в звичаях, а в дошках? Це все одно, як якби хто надумав більше хвалитися підлогою в будинку, або красивими сходами, ніж тим, що він людина. Тим часом і з нас багато хто наслідує нині Навуходоносора. Як він своїм зображенням, так і з нас дехто думає дивувати одягом, дехто – будинком, конями, колісницями, колонами, які є в їхніх будинках. Погубивши в собі гідність людини, вони ходять і шукають собі зовсім смішної слави в інших предметах. Знамениті й великі слуги Божі не цим засяяли, але чим належало. Вони були і бранці, і раби, і юнаки, і чужинці; не мали в себе нічого власного, але виявилися набагато поважнішими за того, хто всім багатий. Ні величезна статуя, ні вельможі, ні вожді, ні незліченні війська, ні безліч золота, ні вся пишність не могли задовольнити пристрасті Навуходоносора показати себе великим. А для слуг Божих, позбавлених усього, досить було однієї любомудрості. Не маючи в себе нічого, вони виявилися стільки ж блискучішими за того, хто носить діадему і порфіру і володіє всім, скільки сонце блискучіше за перлини. На ганьбу цілого світу приведені були юнаки, полонені раби, і тільки-но з’явилися, як очі цареві заблищали вогнем, оточили їх вожді, правителі, чиновники і все військо демонів; звідусіль звук флейт, труб і всіляких музичних знарядь, що линули до небес, оголосив слух їхній. Піч палала до безмірної висоти, і полум’я її торкалося самих хмар; все було сповнене страху і жаху. Але юнаків ніщо не лякало. Навпаки, посміявшись, як над дитячою грою, вони показали мужність і лагідність, і гучніше за ті сурми волали: “Нехай буде відомо тобі, царе” (Дан. 3:18 )! Вони і словом не хотіли образити мучителя, а бажали тільки показати своє благочестя. Тому не стали поширюватися і в словах, але все висловили коротко: “Бог наш, – кажуть вони, – Якому ми служимо, сильний врятувати нас від печі” (Дан. 3:17 ). Для чого виставляєш перед нами безліч народу? Що нам піч? До чого гострі мечі, страшні списоносці? Наш Владика вищий і сильніший за все це. Потім, подумавши, що, можливо, Богу так завгодно, і Він попустив їм бути спаленими, – щоб і в такому разі не назвали їх брехунами, вони на закінчення додали: “Якщо ж і не буде того, то нехай буде відомо тобі, царе, що ми богам твоїм служити не будемо”.
11 Якби вони, припустивши, що Бог справді їх не визволить, сказали, що Він не визволяє за гріхи, то їм не повірили б. Тому вони перед царем про гріхи замовчують, а говорять про те в печі; там згадують усі гріхи свої. Перед царем же нічого подібного не вимовляють, а тільки те, що вони не зрадять благочестя, хоча б їм належало згоріти. Не для нагород і відплат, а з однієї любові робили вони все, що не робили; незважаючи на те, що були в полоні й рабстві, не користувалися жодними благами, втратили вітчизну, свободу й усе майно. Не кажи мені про почесті, які дані їм при царському дворі. Святі й праведні юнаки в тисячу разів охочіше погодилися б збирати милостиню на своїй батьківщині й насолоджуватися красою храму, як каже Давид: “Бажаю краще бути біля порога в домі Божому, ніж жити в наметах нечестя”; і “один день на подвір’ї Твоєму кращий за тисячу” (Пс. 83:11 ). У тисячу разів охочіше погодилися б вони бути останніми у своїй вітчизні, ніж царювати у Вавилоні. Це видно з того, що говорять вони в пещі про тяготи перебування у Вавилоні. Хоча самі вони і користувалися великими почестями, але, бачачи лиха інших, жорстоко мучилися. Такою є переважна властивість святих – ні слави, ні честі й нічого іншого не віддавати перевагу спасінню ближніх. Дивись, як вони в печі молилися за весь народ. А ми і за покійного життя не пам’ятаємо про братів. Так само, коли вони намагалися пояснити і сни, вони мали на увазі не свою користь, але користь багатьох. Що вони зневажали смерть, це вони довели згодом багатьма дослідами. Вони на все готові, тільки б умилостивити Бога. Якщо ж визнають себе до того нездатними, то вдаються до отців, і кажуть, що самі нічого не можуть принести, окрім розбитого духу. Будемо і ми наслідувати їх. Адже і перед нами стоїть золотий образ, болісна влада мамони. Але не будемо дослухатися до тимпанів, сурм, арф та інших принад багатства, і хоча б належало впасти в печеру злиднів, віддамо перевагу цій убогості, аби тільки не вклонитися ідолу, – і буде роса посеред печі галаслива. Отже, не злякаємося, чуючи про піч убогості. І тоді кинуті в піч стали блискучими, а ті, хто поклонився ідолу, були вбиті. Але тоді все сталося в один час, а тепер одне виконується тут, а інше в майбутньому житті, інше ж і тут, і там. Ті, хто обрав убогість, щоб не поклонятися мамоні, сяятимуть і тут, і там; а ті, хто неправедно збагачуються тут, понесуть там найжорстокіше покарання. З цієї печі вийшов і Лазар, сяючи не менше за трьох отроків; а багатій, що належав до числа тих, хто поклонявся ідолу, засуджений на муки в геєні. Одне служить образом іншого. Як тут вкинуті в піч нічого не зазнали, а ті, що стояли поза ними, миттєво були спалені, так буде і тоді. Святі, переходячи вогняну річку, не відчують нічого неприємного, але здаватимуться такими, що радітимуть; а ті, хто поклонявся ідолу, побачать, що вогонь нападає на них лютіше від усякого звіра і тягне їх у геєну. Якщо хто не вірить, що є геєна, той, бачачи халдейську піч, нехай через теперішнє запевниться в майбутньому, і побоїться не печі злиднів, але печі гріха. Гріх є полум’я і мука, а злидні – роса і прохолода. У гріховній печі стоїть диявол, а в печі злиднів – ангели, що відбивають полум’я.
12. Нехай слухають це багатії, які розпалюють полум’я злиднів! Бідним не зроблять вони ніякої шкоди, бо на них сходить роса; а самих себе зроблять жертвою полум’я, яке запалили власними руками. Тоді ангел зійшов до трьох отроків, а нині ми зійдемо до тих, хто перебуває в печі убогості, і милостинею створимо росу, відіб’ємо полум’я, – щоб і нам разом з ними одержати вінці, щоб і для нас розвіявся полум’я геенни від голосу Христового: “Ви побачили Мене, хто прагнув, і напоїли” (Мф. 25:35 ). Цей голос буде тоді для нас росою, що шумить посеред полум’я. Отже, зійдемо з милостинею в піч бідності, подивимося на любомудрих, які ходять у ній і топчуть вугілля; подивимося на чудо нове і дивне, на людину, яка співає в печі, на людину, яка дякує в вогні, яка зв’язана крайніми злиднями і віддає великі хвали Христу. Хто з подякою переносить убогість, той дорівнює трьом отрокам, тому що бідність страшніша за вогонь і зазвичай сильніше обпалює. Однак, отроків не обпалило полум’я, і узи їхні розв’язалися миттєво, тільки-но вони принесли подяку Господу. Так і тепер: якщо ти, потрапивши в бідність, будеш дякувати, то і узи розв’яжуться, і полум’я згасне. А якщо не згасне, то станеться ще більше диво – полум’я зробиться джерелом, як сталося і тоді. Посеред печі вони прохолоджувалися чистою росою, яка хоча не згасила полум’я, але перешкоджала вогню палити ввержених туди. Те саме можна помітити і в любомудрих: і вони в убогості більш вільні від страху, ніж багаті. Отже, не стоятимемо поза печею, тобто, не маючи милосердя до жебраків, – щоб не зазнати нам того самого, що сталося тоді з тими, хто був біля печі. Якщо ти зійдеш до отроків і станеш із ними, то вогонь не заподіє тобі ніякого зла; а якщо станеш угорі, і будеш дивитися на тих, що перебувають у вогні злиднів, то полум’я спалить тебе. Отже, зійди у вогонь, щоб не згоріти від вогню. Не стій поза вогнем, щоб не захопило тебе полум’я. Якщо вогонь застає тебе разом із бідними, то усунеться від тебе; а якщо побачить, що ти чужий від них, то тієї самої миті нападе на тебе і потягне тебе. Отже, не відходь від тих, що ввержені, і коли диявол, що не поклоняються золоту, велить ввергнути в піч злиднів, то будь серед тих, хто не ввергає, а тих, хто ввергає, щоб бути тобі серед тих, хто рятується, а не спалюваних. Не підкорятися пристрасті сріблолюбства і жити в співтоваристві з бідними – це найрясніша роса. Хто знехтував пристрастю до багатства, той усіх багатший. Як отроки, що знехтували тоді царем, стали блискучішими за царя, так і ти, якщо знехтуєш усім мирським, будеш дорогоціннішим за цілий світ, як і ті святі, “яких увесь світ не був гідний” (Євр. 11:38 ). Отже, щоб тобі стати гідним небесного, зневажай теперішнє. Тоді і тут отримаєш велику славу, і насолодишся майбутніми благами, по благодаті і людинолюбству Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава і держава на віки віків. Амінь.
Бес і да 5
Мф. 1:22-23 . А все це сталося, щоб збулося сказане Господом через пророка, який говорить: ось, Діва в утробі прийме і народить Сина, і дадуть ім’я Йому Еммануїл.
Слухання проповіді приносить користь тоді, коли почуте пригадується й обговорюється вдома. – Сенс виразу: це ж усе було. – Для чого ангел нагадує Іосифу пророцтво Ісайї. – Чому Христос називається Еммануїлом. – Заперечення іудеїв проти дівоцтва Марії спростовується перекладом 70-ти, так само як не має опори і в інших перекладах. – Марія перебувала дівою і після народження. – Приклад братів Христа по плоті показує, що спорідненість із праведником не приносить користі, якщо немає власної чесноти. – Молитви праведників не можуть врятувати тих, які не дбають самі про спасіння. – Милостиня, що подається і від неправедно набутого майна, умилостивляє Бога. – Злочинність і шкода лихварства.
1. Багато хто, як я чую, каже: коли буваємо тут (у храмі), і почуте приймаємо до серця, тоді приходимо до тями, а щойно видалимося звідси, стаємо знову іншими, і вогонь ревнощів у нас згасає. Що ж нам зробити, щоб цього не було? Подивимося, чому це відбувається. Отже, чому буває з нами така зміна? Через те, що займаємося, чим не слід, і проводимо час із поганими людьми. Вийшовши з церкви, не належало б нам братися за справи, непристойні церкві; але, прийшовши додому, треба було б зараз же взяти книжку, і разом із дружиною та дітьми нагадати на пам’ять, що було сказано, а потім уже братися за справи житейські. Якщо, вийшовши з лазні, ти віддаєш перевагу не ходити на ринок, щоб там у клопотах не втратити користі від лазні, то тим паче ти маєш чинити так, коли виходиш із церкви. А ми чинимо навпаки і від того втрачаємо все. Ще не утвердиться в нас досконало те, що було корисного у сказаному, як сильний потік життєвих справ, спрямовуючись на нас, усе забирає із собою і залишає порожнечу. Отже, щоб цього не було, після виходу з церкви вважай найпотрібнішою для себе справою навести на пам’ять, що було тобі сказано. Та й надто було б нерозумно на справи життєві вживати п’ять або шість днів, а на справи духовні не приділити й одного дня або навіть малої частини дня. Чи не бачите, як наші діти цілий день займаються уроками, які їм задані? Те ж саме будемо робити і ми. Інакше не буде для нас ніякої користі ходити сюди, тому що, не докладаючи такої ж турботи про дотримання сказаного нам, яку показуємо в заощадженні золота і срібла, кожен день будемо черпати в розбиту посудину. Той, хто придбав кілька динаріїв, ховає їх у мішок і накладає печатку; а ми, прийнявши вчення, що багатоцінніше за і золото, і дороге каміння, придбавши скарби Духа, не ховаємо їх у сховище душі і з крайньою недбалістю даємо їм витікати з нашого серця. Хто ж після цього пошкодує про нас, коли самі собі заподіюємо шкоду і ввергаємо себе в таку бідність? Отже, щоб уникнути цього, і для самих себе, і для наших дружин та дітей, поставимо неодмінним законом – цей один день на тижні присвячувати весь слуханню та пригадуванню того, що ми чули. У такому разі будемо сюди приходити з більшою готовністю приймати, що буде сказано. І для нас менше буде праці, і для вас більше користі, коли станете слухати подальше, утримуючи в пам’яті раніше сказане. Це чимало сприятиме розумінню того, що говориться, – якщо саме ви будете добре знати порядок думок, які ми пропонуємо вам у зв’язку. Оскільки неможливо висловити всього в один день, то намагайтеся зберегти в пам’яті те, що вам пропонується в різні дні, складайте з цього нібито один ланцюг, і обкладайте ним душу, щоб у такий спосіб вийшло ціле тіло Писань. Тому й тепер, пригадавши нещодавно сказане, приступимо до того, про що слід говорити.
2. Але про що ж слід тепер говорити? “А все це сталося, нехай збудеться сказане Господом через пророка, що говорить”. Гідно дива і гідно самого себе вигукнув ангел, кажучи: “А все це сталося”. Він бачив море і безодню людинолюбства Божого; бачив явленим на ділі те, здійснення чого ніколи не можна було й очікувати; бачив, як закони природи порушилися, примирення сталося, – Той, що вищий за всіх, сходить до того, хто всіх найслабкіший, середостіння валиться, перепони скасовують; бачив іще й більше – і в небагатьох словах виразив диво: “А все це сталося, хай збудеться проговореного Господом”. Не думай, каже він, ніби це нині тільки визначено; це в давнину було визначено наперед, – як те й Павло намагався скрізь показати. Потім (ангел) відсилає Іосифа до Ісайї, щоб, прокинувшись, якщо й забуде його слова, як зовсім нові, будучи вигодуваним Писанням, пригадав слова пророчі, а разом з ними навів на пам’ять і його слова. Він не сказав цього дружині, бо вона, як юначка, була ще недосвідчена; а пропонує пророцтво чоловікові, як людині праведній, що заглиблювалася в писання пророків. І спершу каже він Іосифу: “Марію, дружину твою”; а тепер, наводячи слова пророка, ввіряє йому таємницю, що вона Діва. Іосиф не так скоро заспокоївся б думками, чуючи від ангела, що вона Діва, якби раніше не почув того від Ісайї; від пророка ж він мав вислухати це не як щось дивне, а як щось відоме, що довго його цікавило. Тому-то ангел, щоб слова його зручніше були прийняті, наводить пророцтво Ісайї; і не зупиняється на тому, але підносить пророцтво до Бога, кажучи, що це слова не пророка, а Бога всіляких. Тому й не сказав він: нехай збудеться сказане Ісаєю, але каже: “Нехай збудеться сказане Господом”. Уста були Ісайї, але пророцтво дано згори. Яке ж це пророцтво? “Ось Діва в утробі зачне і народить Сина, і назвуть ім’я Йому: Еммануїл” (Іс. 7:14 ). Чому ж, скажеш, наречено Йому ім’я не Еммануїл, а – Іісус Христос? Тому, що не сказано “наречеш”, але “наречуть”, тобто народи і сама подія. Тут запозичується ім’я від події, як і властиво Писанню – події вживати замість імен. Отже, слова: “наречуть Еммануїлом” означають не що інше, як те, що побачать Бога з людьми. Хоча Бог завжди був з людьми, але ніколи не був так явно. Якщо ж іудеї безсоромно будуть упиратися, то запитаємо їх, яке немовля назване: “Магер-шелал-хаш-баз” (“скоро полонив, нахабно розкрав”)? На це вони нічого не можуть сказати. Як же пророк сказав: “Назви йому ім’я: Магер-шелал-хаш-баз” (Іс. 8:3 )? Оскільки після народження Його трапилося, що взяті й розділені здобичі, то сама подія, що при ньому була, дається йому замість імені. Так само і про місто говорить пророк, що воно назветься “місто правди, столиця вірна” (“град правди, мати міст, вірний Сіон”) (Іс. 1:26 ); і, однак, ніде не видно, щоб місто це називалося “правдою”, воно продовжувало називатися Єрусалимом. Але оскільки Єрусалим справді став таким, коли виправився, то й сказав пророк, що він так назветься. Отже, якщо будь-яка подія ясніше за саме ім’я показує того, хто її вчинив, або нею скористався, то Писання дійсність події зараховує їй в ім’я. Якщо ж іудеї, будучи спростовані в цьому, знайдуть інше заперечення проти сказаного про дівоцтво, і представлять нам інших перекладачів, кажучи: вони переклали не “діва”, а “молода жінка” (νεανις), – то наперед скажемо їм, що сімдесят тлумачів, справедливо кажучи, перед усіма іншими заслуговують на більшу вірогідність. Ті перекладали після пришестя Христового, залишаючись іудеями; а тому справедливо можна підозрювати, що вони сказали так більше через ворожнечу, і з наміром затемнили пророцтво. Сімдесят же, які за сто років до пришестя Христового, або навіть більше, взялися за цю справу, та ще й такою великою громадою, вільні від усякої подібної підозри; вони і за часом, і за чисельністю, і за взаємною згодою переважно заслуговують на віросповідання.
3 Але якщо іудеї приведуть свідоцтво і тих перекладачів, то і тоді перемога на нашому боці. У Писанні часто ім’я юності (νεανιονητος) вживається замість дівоцтва не про жінок тільки, а й про чоловіків. “Юнаки, – говорить воно, – і дівиці, старці й отроки” (Пс. 148:12 ). І знову, розмірковуючи про діву, яка зазнала насильства, каже: якщо закричить “отроковиця” (νεανις), тобто діва (Повт. 22:27 ). Те саме значення підтверджують і попередні слова пророка. Справді, пророк не просто каже: “Ось Діва в утробі зачне”; але, сказавши наперед: “Отже, Сам Господь дасть вам знамення” (Іс. 7:14 ), потім додав: “Ось Діва в утробі зачне”. Якби не діва мала народити, але відбулося б народження за законом шлюбу, то така подія як могла бути знаменням? Знамення має виходити зі звичайного порядку, бути чимось дивним і надзвичайним. Інакше, як воно буде знаменням? “Вставши від сну, Іосиф вчинив, як наказав йому Ангел Господній” (Мф. 1:24 ). Чи бачиш послух і покірний розум? Чи бачиш людину рішучу, і в усьому прямодушну? Коли він підозрював Діву в чомусь неприємному і непристойному, то не хотів тримати її у себе. Коли ж звільнився від такої підозри, не тільки не захотів вислати її, а й тримає і робиться служителем втілення. “І прийняв, – говорить Писання, – дружину свою”. Чи бачиш, як часто євангеліст вживає це ім’я, не бажаючи до часу відкрити таємницю дівоцтва, щоб усунути всяку недобру підозру?
Прийнявши ж її, “і не знав Її” доти, доки (або доки, доки) “як нарешті Вона народила Сина Свого первістка” (Мф. 1:25 ). Тут євангеліст вжив слова “доти, доки “4; але ти не підозрюй з того, ніби Іосиф після пізнав її. Євангеліст дає цим тільки знати, що Діва перед народженням була абсолютно недоторканною. Чому ж, скажуть, ужив він слово: “поки що”? Тому, що в Писанні часто так робиться. Це слово не означає певного часу. Так і про ковчег сказано: “Випустив ворона, який, вилетівши, відлітав і прилітав, аж доки осушилася земля від води” (Бут. 8:7,14 ), хоча він і після не повернувся. Також про Бога Писання говорить: “Ти нам притулок у рід і рід” (Пс. 89:2 ), але тим не ставить меж. І знову, коли, благовіствуючи, каже: “У дні його праведник процвітатиме, і буде велика кількість світу, аж доки не припиниться місяць” (Пс. 71:7 ), тим не означає кінця для цього прекрасного світила. Так і тут євангеліст вжив слова “доти, доки” в посвідчення про те, що було до народження. Що було після народження, про те надає судити тобі самому. Що тобі потрібно було дізнатися від нього, те він і сказав, тобто, що Діва була недоторканною до народження. А що само собою видно зі сказаного, як вірний наслідок, то надає власним твоїм міркуванням, тобто, що такий праведник (такий, як Іосиф) не захотів пізнати Діву після того, як вона настільки дивовижно стала матір’ю і удостоїлася і народити нечуваним чином, і зробити незвичайний плід. А якби він пізнав її і справді мав дружиною, то навіщо б Іісусу Христу доручати її учневі як незаміжню, що нікого в себе не має, і наказувати йому взяти її до себе? Але скажуть: як же Іаков та інші називаються братами Іісуса Христа? Так само, як і сам Іосиф був шанований чоловіком Марії. Багатьма завісами до часу приховувалося народження Христове. Тому й Іоанн назвав їх також (братами), кажучи: “Бо і брати Його не вірили в Нього” (Ін. 7:5 ). Втім, ті, хто раніше не вірував, стали після гідними подиву і славними. Так, коли Павло прибув до Єрусалима, щоб поміркувати про віру, негайно з’явився до Іакова, якого так поважали, що його першого поставили єпископом. Розповідають також, що він вів таке суворо-подвижницьке життя, що всі члени його омертвіли, що від безперервної молитви і безперервних земних поклонів лоб у нього відверднув до такої міри, що жорсткістю не відрізнявся від колін верблюда. Він і Павла, який після цього знову приходив до Єрусалима, напоумляє, кажучи: “Бачиш, брате, скільки тисяч увірували” присутніх (Діян. 21:20 )? Такою великою була його розсудливість і ревність, а краще сказати: такою великою була сила Христова! Справді, ті, які зневажали Христа під час земного Його життя, після смерті Його так ревнували за Нього, що цілком готові були навіть померти за Нього, – що і показує особливо силу воскресіння. Для того найславетніше і дотримано до кінця, щоб доказ був безсумнівним. Якщо тих, якими дивуємося за життя, забуваємо після смерті, то як же ті, хто хулив Христа за життя, визнали Його після Богом, якщо Він був звичайною людиною? Як би зважилися йти за Нього на смерть, якби не мали ясного доказу воскресіння.
4. Говорю про це не для того, щоб ви тільки чули, а щоб і наслідували мужність, відвагу й усяку чесноту, щоб ніхто не впадав у відчай у самому собі, хоча раніше був ледачий, і щоб, після милосердя Божого, ні на що інше не сподівався, як тільки на власну чесноту. Якщо родичі Христові, які жили з Христом в одному домі й вітчизні, не одержали від цього жодної користі, доки не виявили в собі чесноти, то як можемо одержати прощення ми, якщо, представляючи за себе заступниками праведних своїх родичів і братів, самі не будемо доброчесними й утвердженими в чеснотах? На це вказує пророк, коли каже: “брат не визволить, чи визволить людина” (Пс. 48:8 ), хоч би то був Мойсей, або Самуїл, або Єремія? Послухай, що каже Бог Єремії: “Не проси за цей народ і не піднось за них молитви”, бо не послухаю тебе (Єр. 11:14 ). І що дивуєшся, якщо Я тебе не слухаю? Хоча б постав сам Мойсей і Самуїл, то Я не прийняв би і їхні прохання про цих людей. Хоч Єзекіїль стане молитися, – і він почує, що якщо постане Ной, Іов і Даниїл, то синів і дочок їхніх не визволять (Єз. 14:14,18 ). Хоча патріарх Авраам буде заступником за невиліковно хворих і нерозкаяних, – Господь, полишивши його, відійде, щоб не чути його благання про них (Бут. 18:33 ). Хоч і Самуїл буде також заступатися, – Господь скаже йому: не плач за Саула (1Сам. 16:1 ). Хоч і за сестру хто стане молитися передчасно, – почує те саме, що й Мойсей: “Якби батько її плюнув їй в обличчя” (Чис. 12:14 ). Не станемо ж занадто сподіватися на інших. Молитви святих мають дуже велику силу, але тільки коли ми самі каємося (у гріхах) і виправляємося. І Мойсей, визволивши колись брата свого і шістдесят тисяч від гніву Божого, що загрожував їм, не міг визволити сестру, хоча і гріх не рівний був. Маріам образила Мойсея, Аарон же з народом наважилися на явне нечестя. Але про це надаю подумати вам самим, а я постараюся вирішити ще більш важке питання. Справді, чи варто говорити про те, що Мойсей не міг благати за сестру, коли цей предстоятель численного народу не в силах був допомогти собі самому? Після незліченних трудів і лих, після сорокарічних турбот про народ йому заборонено було входити в ту землю, про яку було стільки пророцтв і обітниць. Яка ж тому була причина? Та, що допущення Мойсея в обітовану землю не тільки не принесло б користі, але завдало б великої шкоди і для багатьох іудеїв послужило б спокусою. Якщо вони за одне визволення з Єгипту, полишивши Бога, стали шукати всього в Мойсеї і йому все приписувати, то до якого б нечестя не дійшли вони, коли б побачили, що він ввів їх у землю обітовану? Тому-то і місце поховання його залишилося невідомим. І Самуїл не міг позбавити Саула від гніву Божого, хоча часто рятував ізраїльтян. І Єремія не допоміг іудеям (2Мак. 15:15 ), хоча в інший час зміцнив одного пророцтвом. Даниїл позбавив варварів від поразки, але не врятував іудеїв від полону (Дан. 2 ). І в Євангелії ми бачимо, що не з різними людьми, але з одними й тими самими траплялося те й інше: один і той самий міг іноді врятувати себе, а іноді ні. Той, хто заборгував, наприклад, тисячі талантів, одного разу посиленим проханням врятував себе від небезпеки, а в інший час не міг. Інший же навпаки: спершу наразився на небезпеку, а потім знайшов найвірніший засіб допомогти собі. Хто ж це такий? Той, хто розтратив батьківський маєток. Отже, якщо ми самі про себе не дбаємо, то через інших не врятуємося. Якщо ж будемо невсипущі, то і самі собою досягнемо порятунку; навіть самі собою врятуємося вірніше, ніж через інших. Справді, Богові приємніше давати благодать безпосередньо нам, а не іншим для нас, щоб, намагаючись самі відвернути гнів Його, робилися ми зухвалішими і доброчеснішими. Так Він помилував хананеянку, так врятував розпусницю, так врятував розбійника, хоча не було жодного за них заступника і ходатая.
5. Утім, кажу це не для того, щоб не закликати святих у молитвах, а для того, щоб ми не лінувалися, і, віддавшись безтурботності та сну, не покладали тільки на інших того, що повинні робити самі. І Христос, сказавши: “Набувайте собі друзів”, не зупинився на цьому, але додав: “багатством неправедним”, вимагаючи тим самим і твого сприяння (Лк. 16:9 ), – оскільки тут Він мав на увазі ніщо інше, як милостиню. І що дивно, Він нічого вже не стягує з нас, якщо тільки ми відступимо від неправди, бо слова Його мають такий зміст: ти придбав погано – витрачай добре. Зібрав неправедно – марнуй праведно. Що, здається, за чеснота – роздавати з маєтку, неправедно набутого? І однак Бог, за людинолюбством Своїм, поблажливо поблажливо ставиться до того, що обіцяє нам багато благ навіть і за такі справи. Але ми до такого доходимо байдужості, що нічого не приділяємо і з набутого неправедно; навпаки, грабуючи тисячами, думаємо, що все вже зробили, подавши малу частку. Хіба не чув ти, що каже Павло: “Хто сіє скупо, той скупо й пожне” (2Кор. 9:6 )? Отже, що ти скупишся? Сіяння чи вже є трата, чи вже збиток? Ні! Це дохід і прибуток. Де посів, там і жнива; де посів, там і приріст. Обробляючи огрядну і м’яку землю, яка може вмістити в себе багато насіння, ти засіваєш її усім своїм насінням і береш ще в борг у інших, тому що скупість у цьому разі вважаєш збитком. А коли треба обробляти небо, яке не схильне до жодної повітряної зміни і все, довірене йому, безсумнівно, зросте з великим приростом, ти лінуєшся, зволікаєш і не думаєш про те, що, зберігаючи, втрачаєш, а марнуючи, здобуваєш. Отже, цей, щоб не втратити; не бережи, щоб зберегти; розсипай, щоб зберегти; витрачай, щоб придбати. Хоч і треба було б щось зберегти, ти не бережи, бо неодмінно це занапастиш, а доручи Богові, у Якого ніхто не викраде. Сам не торгуй, бо не вмієш отримувати прибутку; але більшу частину капіталу віддай у борг Тому, Хто дає зростання, віддай у борг туди, де немає ні заздрощів, ні наклепів, ні обману, ні страху. Віддай у позику Тому, Хто сам ні в чому не має потреби, але терпить потребу для тебе; Хто всіх годує, але прагне для того, щоб ти не був голодний, зубожів для того, щоб ти збагатився. Віддай у борг туди, звідки ти отримаєш не смерть, але життя замість смерті. За такий тільки ріст можеш придбати собі царство, а за всякий інший отримаєш геєну, бо той ріст показує грошолюбство, а цей – любомудрість; той – діло жорстокості, а цей – людинолюбства. І чим виправдаємося, коли, маючи можливість отримати більше і до того ж з твердою впевненістю отримати в належний час, з повною свободою, без докору, без страху, без побоювань, нехтуємо цими благами, а женемося за тим, що ганебне, мізерне, облудне, тлінне, і приготує нам піч вогненну?
Нічого, нічого немає ганебнішого і жорстокосерднішого, як брати в зростання тут на землі. Справді, лихвар збагачується завдяки чужим лихам, нещастя іншого обертає собі на прибуток, вимагає плати за свою людинолюбність, і, наче боячись здатися немилосердним, під виглядом людинолюбства риє яму глибшу; допомагаючи, тіснить злиденного; подаючи руку, штовхає його; напевно, вводить у пристань, а в той самий час піддає катастрофі, наче спрямовує на скелі, кручі й підводне каміння. Але чого вимагаєш ти, скажуть? Чи того, щоб, зібрані мною і мені самому потрібні гроші, віддати в розпорядження іншому і не вимагати за те ніякої плати? Ні, я не кажу цього; навпаки, вельми бажаю, щоб ти отримав плату, – тільки не малу, і не нікчемну, а набагато більшу; бажаю, щоб ти в зростання за золото придбав небо. Отже, для чого ти сам себе піддаєш убогості, приліплюючись до землі, і замість більшого шукаєш малого? Це доводить, що ти не вмієш збагатитися. Коли Бог за мале майно обіцяє тобі небесні блага, ти кажеш: не давай мені неба, а дай мені замість неба золото, яке скоро гине. Це означає, що ти довільно хочеш залишитися в убогості. Хто ревнує до істинного багатства й достатку, той замість того, що швидко зникає, вибере те, що не зникає, замість того, що зживається, – те, що не зникає, замість того, що небагато, – те, що багато, замість того, що тлінне, – нетлінне, – а за такими благами послідують і ті, хто замість неба шукає землі, той і її неодмінно втратить; а хто віддає перевагу небесному перед земним, той і тим, і іншим насолодиться з великим надлишком. Щоб і нам досягти цього, знехтувавши усім тутешнім, виберемо майбутні блага, і в такий спосіб отримаємо і те, і інше, по благодаті й людинолюбству Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава і держава на віки віків. Амінь.
* * *
4 Церковносл. “дондеже”. У синодальному тексті це слово перекладено “як нарешті”. – Редакція “Азбуки Віри”
Бес і да 6
Мф. 2:1-2 . Коли ж Іісус народився у Віфліємі Іудейському у дні царя Ірода, прийшли до Ієрусалима волхви зі сходу і кажуть: де є народжений Цар Іудейський? бо ми бачили зірку Його на сході і прийшли поклонитися Йому.
Зірка, що з’явилася при народженні Христа, не є виправданням вчення астрологів. – Вона була невидимою силою, що прийняла вигляд зірки; – чотири докази цього. – Мета явлення зірки і пришестя волхвів. – Бог в улаштуванні домобудівництва застосовується до стану і звичайних поглядів людей. – Для чого євангеліст вказує час і місце народження. – Хто спонукав волхвів до подорожі. – Бог не порушує вільного бажання. – Чому зніяковіли іудеї, почувши про народження Христа. – Застереження слухачам виховувати в собі любов до духовного і розбиття про гріхи. – Сльози покаяння так само очищають душу, як і хрещення. – Сміх засуджується Писанням; він походить від навіювання диявола, як і видовища. – Велика шкода, заподіяна видовищами.
1. Багато потрібно нам не спати, багато молитися, щоб зуміти з’ясувати справжнє місце, і дізнатися, хто були ці волхви, звідки і як прийшли, хто їх до того спонукав, і що це була за зірка. Але якщо завгодно, запропонуємо краще наперед те, що кажуть противники істини. Диявол так опанував ними, що вони й тут знаходять привід озброюватися проти слова істини. Що ж кажуть вони? Ось сказано, що і при народженні Христовому з’явилася зірка, – це означає, кажуть вони, що астрологія є наука безсумнівна. Але якщо Христос народився за астрологічними законами, то, як же Він винищив астрологію, відкинув долю, затулив рота демонам, вигнав оману, і повалив усякого роду чаклунство? Та й що впізнають волхви за зіркою Його? Що Він був Цар іудейський? Але Він був Царем не земного царства, як і Пілату сказав: “Царство Моє не звідси” (Ін. 18:36 ). Та Він і не показував Себе Царем: не мав при Собі ні списоносців, ні щитоносців, ні коней, ні парних мулів, – словом, нічого подібного до цього; а вів життя просте і бідне, водячи за Собою дванадцятьох людей, нічим незнаменитих. Але якщо волхви і знали, що Він Цар, то навіщо приходять? Справа зореслів’я, як кажуть, зовсім не в тому полягає, щоб за зірками дізнаватися, хто народиться, але щоб за часом народження передбачати про те, що трапиться вперед. Тим часом волхви ні при пологах Матері не були, ні часу, коли народила, не знали, а тому не мали й підстави робити висновки про майбутнє за течією зірок. Навпаки, задовго до народження, побачивши зірку, що з’явилася в їхній землі, вони йдуть дивитися Народженого, а це ще незрозуміліше, ніж раніше. Яка ж причина їх спонукала? У надії яких нагород з такої віддаленої сторони вони йдуть поклонитися Царю? Якби думали, що Він буде їхнім Царем, і тоді не було б їм достатньої причини йти. Якби ще Він народився в царських палатах, якби батько Його був царем і при Ньому перебував, то можна було б сказати, що поклонінням народженому Немовляті вони хотіли вдовольнити батька і заслужити тим самим його прихильність. Але тепер вони знають, що новонароджений буде Царем не в них, а в іншого народу, в країні, від них віддаленій; знають, що Він ще не в досконалому віці: для чого ж здійснюють таку подорож і несуть дари, до того ж наражаючись на в цьому ділі на великі небезпеки? Справді, і Ірод, почувши, зніяковів, і весь народ, коли почув від них про те, схвилювався. Хіба цього вони не передбачали? Але це неймовірно. Навіть за всієї недалекоглядності вони не могли б не знати того, що, коли прийдуть у місто, яке має царя, і стануть всенародно оголошувати, що є інший цар, окрім того, який тепер там царює, то наразять себе на тисячу смертей. Для чого ж вони поклонялися тому, хто лежить у пеленах? Якби Він був у досконалому віці, можна було б сказати, що вони наражаються на явну небезпеку, сподіваючись на Його допомогу; але й то було б ознакою крайньої нерозумності – персіянину, варвару, який не має нічого спільного з народом іудейським, наважитися вийти зі своєї землі, покинути вітчизну, рідних і дім, і підпасти під чуже володарювання!
2. Якщо це нерозумно, то наступне ще нерозумніше. Що ж таке? Перейти таку далеку дорогу, тільки поклонитися, всіх схвилювати і негайно піти. І які вони знайшли ознаки царського сану, коли побачили хатину, ясла, немовля в пеленах, і бідну матір? Кому принесли дари? І для чого? Хіба було встановлено і прийнято за звичай так виявляти повагу всякому народжуваному цареві? Хіба вони обходили весь всесвіт і про кого дізнавалися, що він з низького і бідного стану стане царем, тому поклонялися перед сходженням на царський престол? Але цього ніхто сказати не може. Для чого ж вони поклонялися? Якщо для теперішніх вигод, то чого могли вони очікувати від немовляти і бідної матері? Якщо в надії майбутніх, то, як вони могли знати, що немовля, якому вони вклонилися, коли воно було в пеленах, згадає про те згодом? Припустімо, що мати йому про те нагадала б; але і в такому разі вони варті не похвали, а осуду за те, що наразили його на явну небезпеку, бо Ірод, збентежений ними, розпитував, розшукував і докладав усіх зусиль, щоб убити його. Та й де б то не було, про немовля, яке народилося від приватних людей, сказати, що воно буде царем, – значить тільки віддати його на смерть, накликати на нього безліч лиха. Бачиш, скільки відкривається неузгодженостей, якщо судити про цю подію за ходом справ людських, і за загальним звичаєм? Та й, крім того, можна було б знайти і багато інших, ще більших труднощів.
Але щоб, додаючи здивування до здивувань, не збити вас із пантелику, розпочнемо тепер розв’язання питань. Почнемо із зірки Христової. Якщо ми дізнаємося, що це була за зірка, і яка вона – звичайна, чи відмінна від інших, чи справжня була зірка, чи тільки мала вигляд зірки, то легко буде зрозуміти все інше. Звідки ж дізнатися про те? Із самого Писання. Що вона була не звичайна зірка, і навіть не зірка, а, як мені здається, якась невидима сила, що прийняла вигляд зірки, це доводить, по-перше, сам шлях її. Немає, і не може бути зірки, яка б мала такий шлях. Бачимо, що і сонце, і місяць, і всі інші зірки йдуть зі сходу на захід; а ця зірка текла з півночі на полудень: саме в такому становищі перебуває Палестина стосовно Персії. По-друге, те саме можна бачити із самого часу: вона з’являється не вночі, а посеред дня, під час сяйва сонця, що не властиво не тільки зірці, а й місяцю. Хоча місяць більший за всі зірки, але з появою сонячного світла негайно ховається і робиться невидимим. Зірка ж Христова перевагою свого блиску подолала найсвітліше сонячне світло, була яснішою за сонце, і як воно не блискуче, а вона сяяла більше. По-третє, доводиться тим, що зірка то з’являється, то знову ховається. Коли волхви йшли до Палестини, її було видно і вона вказувала їм шлях; а коли увійшли до Єрусалима, вона зникла. Потім, коли вони, сказавши Іродові, навіщо прийшли, залишили його і зібралися в дорогу, зірка знову з’являється. Це вже є рух не зірки, а деякої абсолютно розумної сили. Вона не мала свого певного шляху, але коли потрібно було зупинитися, і вона стояла, в усьому узгоджуючись з їхньою потребою, як стовп хмарний, через який полк іудеїв і зупинявся, і піднімався з місця, коли було потрібно. По-четверте, те саме ясно можна бачити із самого способу, яким зірка вказала місце. Не з висоти неба вона вказала його, – у такому разі волхви не могли б розрізнити місця; але, щоб вказати його, опустилася вниз. Самі знаєте, що звичайній зірці не можна показати такого малого місця, яке займала колиба, особливо ж у якому вміщалося тіло Немовляти. Оскільки висота її невимірна, то вона не могла б собою позначити й визначити такого тісного простору для тих, хто бажав пізнати його. Про це кожен може судити за місяцем; він, будучи набагато більшим за зірки, здається близьким для кожного з мешканців всесвіту, розсіяних по всій земній широті. То скажи ж, як би зірка вказала таке тісне місце ясел і хатини, якби не покинула висоту, не зійшла донизу, і не стала над самою головою Немовляти? Це саме дає розуміти і євангеліст, кажучи: “І ось зірка, яку вони бачили на сході, йшла перед ними, як нарешті прийшла і зупинилася над місцем, де було Дитятко” (Мф. 2:9 ). Бачиш, скільки доказів на те, що ця зірка була незвичайна, і з’явилася не за законами зовнішньої природи.
3 Але для чого вона з’явилася? Для того, щоб викрити нечутливих іудеїв, і позбавити їх – невдячних – усякого способу до виправдання. Оскільки мета пришестя Христового була та, щоб скасувати стародавні правила життя, покликати весь всесвіт на поклоніння Собі, і приймати це поклоніння на землі й на морі, то Христос від початку відчиняє двері язичникам, бажаючи через чужих навчити своїх. Оскільки іудеї, безперестанку чуючи пророків, які сповіщали про пришестя Христове, не звертали на це особливої уваги, – Господь навіяв варварам прийти з віддаленої країни, розпитувати про Царя, що народився в іудеїв, і вони від персів першими довідаються про те, чого не хотіли навчитися в пророків. Бог зробив це для того, щоб дати їм найвірніший спосіб переконатися, якщо будуть розсудливі, або позбавити всякого виправдання, якщо будуть наполегливі. Справді, що можуть сказати на своє виправдання іудеї, які не прийняли Христа після стількох пророчих доказів, бачачи волхвів, які, коли з’явилася тільки зірка, прийняли Його, і вклонилися тому, хто з’явився? Отже, з волхвами Бог вчинив так само, як з ніневітянами, до яких послав Іону, так само, як із самарянкою і хананеянкою. Тому й сказано: “Ніневитяни повстануть на суд із цим родом і засудять” і: “Цариця південна повстане на суд із цим родом і засудить” цей рід (Мф. 12:41-42 ), – тому що вони повірили меншому, а іудеї не повірили й більшому. Ти запитаєш, для чого Бог привів волхвів до Христа таким явищем? А як же б належало? Послати пророків? Але волхви пророків не прийняли б. Дати голос згори? Але вони голосу не почули б. Послати ангела? Але й того не послухали б. Тому Бог, полишивши такі засоби, з особливої Своєї поблажливості вживає для покликання їх те, що було їм більш знайоме: показує велику й надзвичайну зірку, щоб вона вразила їх і величчю, і чудовим виглядом, і незвичайною течією. Наслідуючи це, і апостол Павло, коли міркує з еллінами, починає промову з жертовника і наводить свідоцтва з їхніх віршотворців, а коли проповідує іудеям, говорить про обрізання, – навчаючи тих, хто живе під законом, починає з жертв. Оскільки кожен любить те, до чого звик, то до цього застосовуються і Бог, і люди, послані Ним для спасіння світу. Отже, не думай, щоб негідно було Богові закликати волхвів через зірку; інакше мусиш будеш відкинути все іудейське – і жертви, і очищення, і новомісячні свята, і ковчег, і самий храм, бо все це допущене через язичницьку грубість іудеїв. І Бог для порятунку тих, хто заблукав, з невеликою зміною допустив у служінні Собі те, що спостерігали язичники під час служіння демонам, щоб, потроху відволікаючи від язичницьких звичок, піднести до високої любомудрості. Так вчинив він і з волхвами, благоволив закликати їх явленням зірки, щоб потім удостоїти вищого. Той, хто спонукав їх іти і керував у дорозі, після того, як поставив перед яслами, наставляє їх уже не через зірку, а через ангела; таким чином, потроху вони піднімалися до вищого. Подібно до цього Бог вчинив і з жителями Аскалона та Гази. Коли п’ять філістимських міст, коли до них прибув ковчег, були вражені смертельною виразкою і не знаходили жодних засобів для порятунку від лиха, що їх спіткало, тоді, скликавши волхвів, на загальному зібранні радилися, як визволитися від цієї виразки, яку Бог послав їм; волхви порадили взяти корів, що не були ще під ярмом, і принести перших телят, запрягти під ківот і пустити одних іти, куди хочуть, щоб через те побачити, чи то від Бога послана виразка, чи це випадкова хвороба, чи це від Бога послана, чи якась випадкова хвороба. Якщо корови, – говорили вони, – як такі, що не звикли до ярма, розіб’ють його, або відвернуться до телят, то це означатиме, що виразка сталася з нагоди; якщо ж підуть прямо, мукання телят не матиме на них жодного ефекту, і вони не зіб’ються з дороги, їм незнайомої, то це означатиме, що рука Божа торкнулася цих міст (1Сам. 5:6 ). Мешканці послухалися волхвів, і вчинили за їхньою порадою; і Бог, за Своєю поблажливістю, не вважав за негідне для Себе, застосовуючи думку волхвів, привести в дію передбачене ними, і виправдати слова їхні подією. Така дія була тим важливішою, що й самі противники засвідчили силу Божу, а вчителі їхні підтвердили те своїм вироком. Багато й інших прикладів бачити можна в божественному домобудівництві. Так, наприклад, і те, що відомо про черевомовку (1Сам. 28 ), сталося за тим же божественним промислом, про що самі ви можете розсудити зі сказаного вище. Усе це сказано мною для пояснення написаного про зірку; ви ж самі, можливо, в змозі сказати й більше, – адже сказано: “Дай настанову мудрому, і він буде ще мудрішим” (Притч. 9:9 ).
4. Пора, однак, звернутися до початку прочитаного. Який же початок?
Мф. 2:1 . Коли ж Іісус народився у Віфліємі Іудейському у дні царя Ірода, прийшли до Ієрусалима волхви зі сходу.
Волхви пішли за зіркою, що вела їх, а іудеї не повірили і пророкам, які проповідували. Але для чого євангеліст означає і час, і місце, кажучи: “У Вифлеємі Іудейському за днів царя Ірода”? Для чого також згадує про саму гідність? Про гідність – для того, що був і інший Ірод, який умертвив Іоанна, але той був четвертовласник, а цей – цар; на час же й місце вказує для того, щоб навести нам на пам’ять стародавні пророцтва, з яких одне вимовив Міхей: “А ти, Вифлеємеме-Ефрафе, хіба ти малий поміж тисячами Іудиних?” (Мих. 5:2 ), інше – патріарх Іаков, який, точно визначивши час, вказав і найважливішу ознаку пришестя Христового: “Не відійде, – сказав він, – скіпетр від Іуди, а законодавець – від його стегон, доки не прийде Примиритель, і Йому покірність народів” (Бут. 49:10 ). Варте дослідження і те, звідки волхвам спало на думку йти, і хто їх спонукав до того. Мені здається, що це було справою не однієї зірки; але сам Бог спонукав їхнє серце, подібно до того, як вчинив Він з Кіром, спонукаючи його відпустити іудеїв. Утім, Він зробив це, не порушуючи вільного волевиявлення, так само, як і Павла, покликавши гласом згори, водночас явив Свою благодать і відкрив його послух. Але, скажеш, чому не всім волхвам відкрив це? Тому, що не всі б повірили, а ці були готові більше за інших. Тисячі народів гинули, а до одних тільки ніневитян посланий був пророк Іона; двоє було розбійників на хресті, але один тільки врятувався. І так знай, що волхви зробили чесноту не тим одним, що прийшли, а й тим, що вчинили сміливо. Щоб їх не вважали людьми підозрілими, вони після приходу розповідають про свого дороговказника, про далеку дорогу, і при цьому виявляють сміливість: “Прийшли, – кажуть вони, – вклонитися Йому” (Мф. 2:2 ), і не бояться ні люті народної, ні жорстокості царя. З цього роблю висновок, що вони й удома були вчителями своїх співвітчизників; якщо тут – у Єрусалимі – вони не засумнівалися говорити про це, то з більшою відвагою проповідували про це на своїй вітчизні, після того, як отримали одкровення від ангела і свідоцтво від пророка.
Мф. 2:3 . Почувши це, Ірод цар стривожився, і весь Ієрусалим з ним.
Іродові, як цареві, природно було побоюватися і за себе, і за дітей; але чого боявся Єрусалим, коли пророки задовго передбачили про Христа як про Спасителя, благодійника і визволителя? Що ж збентежило іудеїв? Та сама легковажність, яка й раніше відвертала їх від Бога – їхнього благодійника, тож, отримавши повну свободу, згадували про єгипетські м’яса. Дивись же, як пророки нічого не опускали: один з них задовго передбачив і про це: “Будуть віддані на спалення, на їжу вогню. Бо немовля народилося нам – Син даний нам” (Іс. 9:5-6 ). Але, незважаючи на своє збентеження, жителі Єрусалима не піклуються самі перевірити те, що трапилося, не йдуть за волхвами, не цікавляться: стільки ж вони були всіма завзятішими і недбайливішими! Їм належало б хвалитися, що в них народився Цар, і привернув до себе країну перську, і що всі їм підкоряться, коли обставини так змінилися на краще, коли самий початок такий блискучий; але вони й від того не стали кращими, хоч тільки-но звільнилися від полону перського. Якби їм не відкрили жодних високих таємниць, то, судячи з одних теперішніх подій, можна б їм було зробити такий висновок: якщо стільки поклоняються нашому Цареві за його народження, то значно більше боятимуться його та підкорятимуться йому в досконалому його віці, і ми зробимось значно славнішими за варварів. Але жодна подібна думка не підкорила їх: настільки велика була їхня безтурботність, а разом з нею і засліплення! Тому ретельно треба видаляти від себе обидва ці вади, і треба бути сильнішим за вогонь тому, хто хоче проти них озброїтися. Тому-то і Христос сказав: “Вогонь прийшов Я звести на землю, і як бажав би, щоб він уже загорівся!” (Лк. 12:49 ). Тому й Дух Святий являється у вигляді вогню.
5. Але ми холодніші за прах і мертвіші за мерців, тоді як бачимо, що Павло підноситься вище за небо і небо небес, сильніше за всяке полум’я все долає і підноситься над усім дольним і гірським, теперішнім і майбутнім, тим, що є, і тим, що несеться. Припустимо, що цей приклад не по твоїх силах; втім, це відмовка однієї твоєї безтурботності (що Павло мав перед тобою зайвого, чому б тобі неможливо було наслідувати його?). Але, щоб нам не сперечатися, залишивши Павла, візьмемо за приклад першочергових християн, які залишили багатство, маєтки, турботи і всі життєві справи, віддалися цілком Богові, вдень і вночі старанно прислухаючись до вчення слова. Такий духовний вогонь; він не залишає в нас жодної пристрасті до земного, але запалює нас іншою любов’ю. Тому той, хто полюбив духовне, якщо потрібно буде і все залишити, знехтувати задоволеннями і славою, віддати саму душу, все це зробить без жодних труднощів. Теплота духовного вогню, проникаючи в душу, виганяє з неї всяку безтурботність, і охопленого нею робить легшим за перо, і змушує зневажати все видиме. Така людина перебуває вже в безперестанній скорботі (серця), проливаючи невичерпні джерела сліз, і отримуючи від того велике задоволення, тому що ніщо стільки не зближує і не з’єднує з Богом, як такі сльози. Така людина, хоча живе і в місті, проводить життя як у пустелі, в горах і в печерах, не переймаючись тими, хто її оточує, і ніколи не насичуючись своїми сльозами, плаче вона чи то за себе, чи то за чужі гріхи. Тому-то й Бог раніше за інших ублажив тих, хто плаче, сказавши: “Блаженні ті, що плачуть” (Мф. 5:4 ). А як же Павло каже: “Радійте завжди в Господі” (Флп. 4:4 )? Він говорить про задоволення, що виникає від цих сліз. Як мирська радість буває змішана з сумом, так сльози за Богом пророщують повсякчасну і нев’янучу радість. Так блудниця, охоплена цим вогнем, стала гіднішою за дів. Зігріта покаянням, вона запалилася такою любов’ю до Христа, що розпустила волосся, і святі ноги Його обливала сльозами, отираючи їх своїм волоссям, і не жаліла світу. Але все це було тільки зовнішнє; а що відбувалося в неї в серці, і що бачив один Бог, то було набагато полум’яніше. Тому й кожен із нас, чуючи про це, радіє з нею, захоплюється її доброю справою, і прощає їй усі провини.
6. Якщо і ти плачеш так само, то наслідуєш свого Господа. І Він плакав за Лазарем (Ін. 11:35 ), за Єрусалимом (Лк. 19:41 ), і обурився духом за Іудою (Ін. 13:21 ). Та й часто бувало, що Його бачили таким, що плакав, а щоб Він сміявся, або хоча б мало посміхався, цього ніколи ніхто не бачив, – чому й жоден з євангелістів не згадав про те. Так само й Павло, що він плакав, і плакав три роки день і ніч, сам про це свідчить (Діян. 20:31 ), і інші про нього кажуть те ж саме; а щоб колись сміявся, про це ніде не каже ані сам він, ані інший апостол, ані жоден зі святих, ані про нього, ані про когось іншого, схожого на нього. Про одну тільки Сарру говорить Писання (Бут. 18:12 ), за що вона й дістала докір, також про сина Ноєвого, який за те з вільного став рабом. Втім, я кажу це, не забороняючи сміятися, але утримуючи від непомірного сміху. Скажи мені, чому без міри радієш і смієшся, коли підлягаєш такій відповідальності, маєш колись постати на страшний суд і дати суворий звіт у всьому, що зроблено тобою в житті? Ми повинні дати звіт у всіх довільних і мимовільних гріхах своїх: “Хто ж, – каже Господь, – зречеться Мене перед людьми, відречуся від того і Я перед Отцем Моїм Небесним” (Мф. 10:33 ). Хоч би це зречення було мимовільне, проте ж і воно не уникне покарання, і за нього віддамо звіт, і за те, що знаємо, і чого не знаємо: “Бо хоча я нічого не знаю за собою, – каже Павло (1Кор. 4:4 ), – та тим не виправдаюся”, – і за те, що зроблено через незнання, і за те, що – свідомо. “Бо свідчу їм, – каже апостол (Рим. 10:2 ), – що вони мають ревність за Богом, але не за розсудом”. Однак же, це не виправдовує їх. І в посланні до Коринфян: “Але боюся, щоб, як змій хитрістю своєю спокусив Єву, так і ваші розуми не ушкодилися, ухилившись від простоти у Христі” (2Кор. 11:3 ). Тобі потрібно буде дати такий суворий звіт, а ти сидиш і смієшся, жартуєш і думаєш про забави? Але скажеш: яка користь, якщо замість цього плакатиму? Величезна користь, – така, що не можна й висловити словом. На суді людському, скільки не плач, не уникнеш покарання, коли ухвалу зроблено; а тут, якщо тільки зітхнеш – і вирок знищено, і прощення отримано. Ось чому Христос так часто і говорить нам про сльози і називає тих, хто плаче, блаженними, а тих, хто сміється, бідними. Тут не місце сміху, і зібралися ми сюди не сміятися, а стогнати, і за ці стогони успадкувати царство. Стоячи перед земним царем, ти і злегка посміхнутися не смієш; а де мешкає Владика ангелів, стоїш без трепету і без благоговіння, навіть смієшся, коли Він багато разів гнівний тобою? І не подумаєш, що цим дратуєш Його більше, ніж гріхами? Справді, Бог зазвичай відвертається не стільки від тих, хто грішить, скільки від тих, які, вчинивши гріх, не журяться про нього. При всьому тому деякі настільки нечутливі, що, незважаючи на сказане, кажуть: краще мені ніколи не плакати, але дай Боже завжди сміятися і грати. Що може бути безрозсуднішим за таку думку? Не Бог, а диявол вчить грати. Вислухай, що сталося з тими, хто грає: “І сів народ, – говорить Писання, – їсти і пити, а після встав грати” (Вих. 32:6 ). Так поводилися содомляни, так поводилися ті, хто жив перед потопом. Про перших говорить Писання, що вони в гордості, і в достатку, і в “пересиченні та неробстві “5 (Єз. 16:49 ). А ті, хто жив за Ноя, стільки часу бачачи ковчег, що будувався, безтурботно веселилися, анітрохи не думаючи про майбутнє; за це саме всіх їх і згубив потоп, який настав, і весь всесвіт піддав тоді корабельному краху.
7. Отже, не проси у Бога того, що отримується від диявола. Богові властиво давати серце сокрушене і смиренне, тверезе, цнотливе і стримане, таке, що кається і розчулене. Ось дари Божі, бо в них ми маємо найбільшу потребу. Справді, на нас чекає важкий подвиг, боротьба з невидимими силами, боротьба з духами злості, війна з початками, з владою; і добре, якби ми, за всієї старанності, тверезості й пильності, могли встояти проти цього лютого полчища. Якщо ж будемо сміятися, гратися і завжди віддаватися лінощам, то ще до бою впадемо від власної безпечності. Не наша справа постійно сміятися, забавлятися і жити весело; це справа лицедіїв, непристойних жінок, і людей на те призначених, дармоїдів, підлесливих; не покликаним на небо, не написаним у горньому граді, тим, що не прийняли духовну зброю, притаманне це, а тим, котрі прирекли себе на диявола. Це він, він сам винайшов таке мистецтво, щоб привертати до себе воїнів Христових, і послаблювати сили їхнього духу. На те й побудував він у містах театри і, навчивши сміхотворів, цією виразкою вражає ціле місто. Чого Павло велів бігати (Еф. 5:4), – я розумію марнослів’я і жарти, – те диявол переконує любити; і що в цьому є найгіршого, то буває приводом до сміху. Коли ті, хто представляють смішне в театрі, скажуть щось богохульне і сороміцьке, тоді багато хто, будучи ще божевільнішим від них, сміється, бавиться цим; за що належало б побити камінням, тому плещуть аплодисменти, і за таке задоволення самі собі готують вогняний попіл. Адже ті, хто хвалить тих, хто виголошує такі промови, тим самим заохочують їх до них; а тому й покарання, яке призначене для сміхотворців, справедливіше лягає на тих, хто сміється, тому що якби не було жодного глядача, то не було б і того, хто діяв би. А коли бачать, що ви полишаєте свою майстерню, і роботу, і те, що могли б виробити, словом усе, аби тільки провести час у театрі, тоді вони стають стараннішими, з більшим старанням відправляють свою справу. Утім, не на їхнє вибачення кажу це, але щоб вас напоумити, що від вас власне береться початок і корінь цього беззаконня, від вас, які витрачаєте на це цілий день, висміюєте чесне подружжя, соромите велике таїнство. Воістину, не стільки грішить той, хто представляє в театрі, скільки, порівняно з ним, ти, який примушуєш це робити; і не лише примушуєш, а й дбаєш про те, радієш і смієшся, хвалиш виставу, всіляко потураєш демонічній роботі. Скажи мені, якими очима після будеш дивитися вдома на дружину, побачивши її зганьбленою в театрі? Як, не почервонівши, уявиш собі дружину, коли ти бачив усю підлогу її збезчещеною?
8. Не кажи мені, що те, що показують у театрі, є одне лицедійство. Лицедійство це багатьох зробило перелюбниками, і багато будинків розбудувало. Про те-то особливо й сумую, що в цьому навіть не підозрюють лихого, але такі розпусні вистави приймають з оплесками, з вигуками і гучним сміхом. Отже, скажеш, що все це лицедійство? Але за те саме лицедії й коштували б тисячі смертей, що вони навчилися наслідувати заборонене всіма законами. Якщо справа погана, то і наслідування їй погане. Не кажу ще про те, скількох багатьох роблять блудниками ті, хто представляє ці любодійні видовища, до якого нахабства і безсоромності привчають вони глядачів. Адже одному тільки сладострасному і нахабному оку стерпно дивитися на ці видовища. На площі ти не станеш дивитися на оголену жінку, а ще менше вдома, – ти образишся таким видовищем; а до театру йдеш, щоб образити честь і чоловічої, і жіночої статі, і осоромити очі свої. Не кажи, що оголена блудниця, бо одна стать і одне тіло як у блудниці, так і у благородної жінки. Якщо в цьому немає нічого непристойного, то чому, коли на майдані побачиш те саме, і сам тікаєш геть, і гониш від себе безсоромну? Чи коли буваємо порізно, тоді це непристойно, а коли зберемося і сидимо разом, тоді вже не ганебно? Це смішно і ганебно і означає крайнє безумство. Краще брудом, або гноєм вимазати собі все обличчя, ніж дивитися на таке беззаконня, бо для ока не так шкідливий бруд, як пристрасний погляд і вигляд оголеної жінки. Згадай, що було причиною наготи на початку, і бійся того, що було виною цього сорому. Що ж спричинило наготу? Переслух і зловмисність диявола. Таке давнє і перше його старання. Але прабатьки, принаймні, соромилися наготи своєї, а вам це подобається, за апостольським словом: “Слава їхня – у соромі” (Флп. 3:19 ). Як дивитиметься на тебе дружина, коли ти повернешся з такого беззаконного видовища? Як прийме тебе? Як говоритиме з тобою після того, як ти настільки безчесно осоромив усю жіночу стать, зачарувався таким видовищем і став рабом блудниці? Утім, якщо слово моє засмутить вас, то я багато вам за це вдячний: “Хто потішить мене, як не той, хто засмучений мною” (2Кор. 2:2 )? Ніколи не переставайте ридати про це і терзатися; така скорбота буде для нас початком виправлення. Для того-то я і посилив моє слово, щоб зробити рану глибшою, позбавити вас від гниття заражених членів, і повернути вам досконале душевне здоров’я, яким нехай насолоджуємось усі ми сповна, і нехай отримаємо нагороди, визначені нам за такі добрі діла наші, благодаттю та людинолюбством Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава й держава на віки віків. Амінь.
* * *
5 церковнослав : “у ситості хліба і в достатку вина сластолюбствоваша”.
Бес і да 7
Мф. 2:4-5 . І, зібравши всіх первосвященників і книжників народних, питав у них: де належить народитися Христу? Вони ж сказали йому: у Віфліємі Іудейському.
За явленням волхвів та іншими подіями, що супроводжували народження Христа, іудеї могли пізнати істину. – Чому гідність Христа не так ясно відкривається при Його народженні, як згодом. – Злоба і безумство Ірода. – Для чого зірка зникла і знову з’явилася. – Поклоніння волхвів спростовує вчення Маркіона і Павла Самосатського. – Воно знаменувало покликання язичників. – Вмовляння наслідувати волхвів через служіння Христу. – Осуд тим, які залишають Христа заради ганебних видовищ. – Цнотливість – обов’язок усякого християнина.
1. Бачиш, як усі події слугують до докору іудеїв? Поки вони ще не бачили Іісуса Христа, і не були охоплені заздрістю, то свідчили про Нього всю правду. Але як скоро побачили славу Його чудес, то, сповнені заздрощів, зрадили, нарешті, істині. Але істині все сприяло, і самі вороги тільки більше сприяли їй. Дивись, наскільки дивовижні й надзвичайні відбуваються тут справи. Варвари та іудеї взаємно вчаться один від одного, і наставляють один одного чомусь великому. Іудеї чують від волхвів, що і в перській країні зірка проповідувала Його (Христа); а волхви дізнаються від іудеїв, що про Того, Кого проповідувала зірка, пророки задовго провістили. Таким чином, питання, запропоноване волхвами, як для них самих, так і для іудеїв, сприяло якнайяскравішому і точнішому пізнанню істини. Вороги істини мимоволі змушені були прочитати слова Писання, і пояснити пророцтво. Утім, вони пояснили його не все, бо, сказавши про Вифлеєм, що з нього станеться Пастир Ізраїлю, не дописали наступних слів із лестощів до царя. Які ж це слова? “Якого походження від початку, від днів вічних” (Міх. 5:2). Але якщо Йому належало походити звідти (з Вифлеєму), то для чого жив Він, скажеш ти, після народження в Назареті, і тим затьмарив пророцтво? Навпаки, Він не затемнив, а ще більше розкрив його. Якщо Він народився у Вифлеємі, незважаючи на те, що мати Його постійно жила в Назареті, то очевидно, що це відбувалося за особливим улаштуванням. Тому-то й після народження Він не одразу залишив Вифлеєм, але пробув там сорок днів, щоб охочим дати час з точністю все дослідити. Якби тільки захотіли звернути увагу, то багато було спонукань до такого дослідження. Після прибуття волхвів обурилося все місто, а з ним і цар; викликали пророка, зібралося велике судилище. До того ж багато сталося й інших подій, про які докладно оповідає євангеліст Лука; я маю на увазі відоме нам про Анну, Симеона, Захарію, ангелів і пастирів; усе це легко могло спонукати уважних до відкриття істини. Якщо волхви, які прийшли з Персії, впізнали місце, то тим більше ті, хто жив в Іудеї, могли дізнатися про все, що сталося. Від самого початку Христос відкрив Себе в багатьох чудесах. Але оскільки не хотіли впізнати Його, то Він, сховавшись на кілька часу, потім явив Себе в інший, найславетніший спосіб. Тоді вже не волхви, не зірка, а сам Отець згори свідчив про Нього, коли Він хрестився в струменях іорданських, і Святий Дух сходив разом із тим гласом на голову того, хто хрестився. Іоанн безбоязно кликав у всій Іудеї, наповнюючи проповіддю про Христа і міста, і пустелю. І чудеса, і земля, і море, і все створіння урочисто сповіщали про Нього. Справді, і при народженні такі були знамення, які могли показати, що він уже прийшов. Іудеї не можуть сказати: не знаємо, коли і де народився Він! Уся історія волхвів та інші згадані події так влаштовані, що іудеї не мають жодного вибачення, коли не хотіли дослідити того, що сталося.
2. Але зауваж ще точність у словах пророцтва. Пророк не сказав: житиме у Віфлеємі, але “станеться” (з Віфлеєму) (Мф. 2:6 ) пророцтво, отже, і вказувало на те, що Він тільки народиться у Віфлеємі. Деякі ж з іудеїв із безсоромністю стверджують, нібито це сказано про Зоровавеля. Але як це могло бути? Його “походження” не “з початку, від днів вічних”. Та й чи можна до нього віднести сказане на початку: “з тебе станеться”? Він народився не в Іудеї, а у Вавилоні, тому й Зоровавелем названий, що там народився. Ті, хто знає сирійську мову, зрозуміють мої слова. Крім того, що ми сказали, і всі обставини, що послідували потім, абсолютно підтверджують, що це пророцтво стосується Іісуса Христа. Що саме сказано? “Чи малий ти між тисячами Іудиних”, і тут же додається причина знаменитості місця: “з тебе станеться” (Міх.5:2). Це місце стало відомим і знаменитим тільки через Іісуса Христа. Саме, після Його народження з усіх кінців землі приходять бачити ясла і вертеп, що саме провістив і пророк, кажучи: “чи малий ти поміж тисячами Іудиними”, тобто поміж главами племен. У цих словах він містив і Єрусалим. Але іудеї не звернули на все це жодної уваги, хоча для них це було б корисно. Тому-то і пророки спочатку говорять не стільки про гідність Христа, скільки про благодіяння, яке Він зробив іудеям. Так, коли народила Діва, “назвеш, – каже ангел, – ім’я Йому Іісус”; і додає: “бо Він врятує людей Своїх від гріхів їхніх” (Мф. 1:21 ). І волхви не говорили “де Син Божий”, але: “де народжений Цар Іудейський” (Мф. 2:2 )? Так і тут (Міх.5:2) не говориться “з тебе станеться Син Божий”, але “повинен бути Владикою в Ізраїлі”. Спочатку належало говорити з ними якомога ближче до їхніх думок, щоб вони не спокусилися, і говорити саме про їхнє спасіння, щоб тим краще привабити їх. Ось чому всі свідоцтва, які спочатку і при самому Його народженні виголошені про Нього, не розкривають ще цілком Його величі, не так, як ті, що були після явлення знамень; останні ясніше свідчать про Його гідність. Так, коли після багатьох чудес оспівали Йому діти, слухай, що говорить тоді пророк: “з уст немовлят і немовлят Ти влаштував хвалу” (Пс. 8:3 ); і ще: “коли дивлюся я на небеса Твої – діло Твоїх перстів” (Пс. 8:4 ), – що показує в Ньому Творця всесвіту. А свідоцтво, що стосується Його вознесіння, показує рівність Його з Отцем. “Сказав, – сказано, – Господь Господу моєму: Сядь біля Мене” ( Пс. 109:1 ). Також Ісайя каже: “Той, хто повстає, володарюватиме народами, на Того надіятимуться народи” (Іс. 11:10 ). Але чому ж сказано, що Вифлеєм “нічим не менший поміж тисячами” Іудиними, тим часом як цей увесь не тільки в Палестині, а й в усьому всесвіті став відомим? Тут мова звернена ще до іудеїв, тому й додав: “повинен бути Владикою в Ізраїлі”. Хоча Він пасе весь всесвіт, але, як я сказав, не бажаючи образити їх, замовчує про язичників. Але чому ж, скажеш ти, Він не врятував і народу іудейського? Неправда; і це дійсно сталося. Під Ізраїлем тут Він розуміє іудеїв, що увірували в Нього, що, пояснюючи, Павло каже: “не всі ті ізраїльтяни, що від Ізраїлю… але діти обітниці визнаються за насіння” (Рим. 9:6,8 ). Якщо ж не всіх Він урятував, то це їхня власна вина. Їм би належало разом із волхвами вклонитися і прославити Бога за те, що настав час залишення їхніх гріхів (адже не про суд і не про відповідальність їхню сповіщали їх, а про лагідного й тихого Пастиря); вони ж чинять зовсім протилежне, обурюються і обурюються, і влаштовують потім незліченні підступи.
Мф. 2:7 . Тоді Ірод, таємно покликавши волхвів, вивідав від них час з’явлення зірки” маючи намір убити народженого; це доводило не тільки його лють, а й крайнє безумство. І те, що було сказано йому, і самі події могли відхилити його від усякого подібного замаху. Події відбувалися не в порядку справ людських. Зірка закликає волхвів, іноплемінні мужі здійснюють таку далеку подорож, щоб поклонитися тому, хто лежить у пеленах і в яслах, і пророки наперед ще про нього сповіщають. Всі ці події були більш, ніж людські. Однак ніщо не втримало Ірода.
3 .Така вже злоба, що вона сама собі шкодить, і завжди робить неможливе. Дивись, яке безумство! Якщо Ірод вірив пророцтву і вважав його непорушним, то, очевидно, він задумує справи неможливі. А якщо він не вірив і не думав, щоб збулося пророцтво, то не потрібно було йому боятися і лякатися, а тому й плести підступи. Отже, в обох випадках хитрість була зайвою. І то вже крайнє безумство, що він думав, ніби волхви віддадуть перевагу його народженому, для якого вони здійснили таку далеку подорож. Якщо вони, перш ніж побачили Немовля, горіли до Нього настільки сильним почуттям любові, то, як Ірод міг сподіватися, що вони погодяться зрадити йому Немовля після того, як побачили Його, і утвердилися у вірі пророцтвом? І, однак же, незважаючи на всі ці обставини, які повинні були відвернути від розпочатого наміру, Ірод не полишає його: “тоді Ірод, потайки покликавши волхвів, вивідав від них”. Він думав, що іудеї дорожать Немовлям, і не припускав, що вони дійдуть до такого шаленства, що погодяться зрадити ворогам свого Заступника і Спасителя, що прийшов для їхнього порятунку: тому й закликає волхвів таємно і вивідує не час народження Немовляти, а явища зірки, хитрощами викрадаючи здобич. Я думаю, що зірка з’явилася набагато раніше (народження), тому що волхви повинні були багато часу наперед провести в подорожі, щоб постати перед щойно Народженим; а тим часом Христові належало прийняти поклоніння в самих пеленах ще, щоб подія виявилася дивовижною і надзвичайною. Тому-то зірка і з’являється набагато раніше (народження Христового). Якби вона з’явилася волхвам на сході тоді, коли вже Христос народився в Палестині, то, пробувши довго в дорозі, після свого прибуття, вони вже не могли б Його бачити в пеленах. Не треба дивуватися тому, що Ірод б’є немовлят від двох років і нижче; тут лють і страх для найвірнішого успіху додали і більше часу, щоб ніхто не уникнув (поразки). Отже, покликавши волхвів, каже:
Мф. 2:8 . підіть, старанно розвідайте про Немовля і, коли знайдете, сповістіть мене, щоб і мені піти поклонитися Йому.
Яке безумство! Якщо ти, Ірод, говориш це за навіюванням істини, то для чого питаєш таємно? А якщо з підступним наміром, то, як не розумієш, що таємні розпитування твої змусять волхвів підозрювати тебе в злому намірі? Але душа, охоплена злістю, як я сказав уже, стає абсолютно божевільною. Він не сказав: підіть, випробуйте про царя, але: про Немовля. Для нього нестерпно було вимовити навіть ім’я, що означає владу. А волхви, через велике благочестя своє, анітрохи того не помічали, тому що аж ніяк не припускали, щоб він дійшов до такої злості й надумав протистояти настільки дивовижному влаштуванню. Нічого подібного не підозрюючи, але судячи по собі і про всіх інших, вони йдуть від нього.
Мф. 2:9 . І ось зірка, яку бачили вони на сході, йшла перед ними.
Вона ховалася для того, щоб вони, втративши путівника, змушені були вдатися з питаннями до іудеїв, і, таким чином, подія стала для всіх відомою. Коли ж вони запитали і розвідали про Немовля від самих ворогів, то зірка їм знову з’являється. Дивись, який тут прекрасний порядок! Після того, як залишила волхвів зірка, приймають їх іудейський народ і цар; приводять пророка, щоб пояснити явище; а після того знову навчає їх усього ангел, і вони йдуть з Єрусалима до Вифлеєма слідом за зіркою. Зірка знову їх супроводжувала, – і звідси ти знову можеш бачити, що зірка ця не була з числа звичайних зірок, – немає жодної зірки, яка мала б таку властивість. Вона не просто йшла, але передувала їм, ведучи їх ніби за руку серед дня.
4. Але яка потреба, запитаєш, була в зірці, коли місце стало вже відомим? Та, щоб указати і на саму Немовля, бо інакше не можна було впізнати Його, бо і дім не був відомий, і Мати Його не була славною і знаменитою, а тому й потрібна була зірка, яка б привела їх прямо до того місця. Тому, коли вони вийшли з Єрусалима, вона з’являється їм і зупиняється не раніше, як уже дійшовши до ясел. Тут чудо приєднується до чуда. Чудові обидві події: і те, що волхви поклоняються, і те, що їх приводить зірка; це повинно зачепити і найкам’яніші серця. Якби волхви сказали, що вони чули про це пророцтво пророків, або що оголосили їм про це ангели за особливим одкровенням, то можна було б ще їм і не повірити; але сяйвом зірки, що з’явилася згори, затуляють тепер вуста і найбезсоромніших. Далі зірка, досягнувши Отрока, знову зупинилася. І це знову доводить, що тут діє сила більша, ніж та, що властива звичайним зіркам, тобто, що вона то ховається, то з’являється, і, з’явившись, зупиняється. Звідси і волхви ще більше утвердилися у вірі, і зраділи, що знайшли те, чого шукали, що стали провісниками істини, що недаремно здійснювали такий далекий шлях. Настільки-то сильна була любов їхня до Христа! Зірка, наблизившись, стала над самою головою (Отрока), показуючи цим божественне походження Його. І зупинившись, приводить до поклоніння не простих язичників, але наймудріших із них. Бачиш, що зірка не дарма з’явилася? Волхви, і після вислуховування пророцтва, і після того, як почули пояснення його від первосвящеників і книжників, усе ще були уважні до неї.
Нехай посоромиться Маркіон, нехай посоромиться Павло Самосатський, які не хотіли бачити того, що бачили волхви-первістки Церкви (я не соромлюся так називати їх). Нехай посоромиться Маркіон, бачачи, як поклоняються Богові у плоті. Нехай посоромиться Павло, бачачи, як Христу поклоняються – не просто як людині. Хоча пелени і ясла показують, що поклоняються втіленому, однак поклоняються не як простій людині; це видно з того, що приносять Йому, ще немовляті, такі дари, які пристойно приносити одному тільки Богові. Нехай посоромляться разом із ними й іудеї, які, бачачи, що чужинці та волхви випереджають їх, не хотіли йти навіть і слідом за ними. Подія ця слугувала знаменням майбутнього, і від самого початку показувала, що язичники випереджатимуть іудеїв. Але чому, ти запитаєш, після вже, а не спочатку, сказано: “ідіть, навчіть усі народи” (Мф. 28:19 )? Тому що, як я сказав уже, те, що трапилося тоді, було образом і передбаченням майбутнього. Іудеям слід було прийти першими; але оскільки вони добровільно відкинули власне їм запропоноване благодіяння, то справи отримали інший хід. І тут, адже, при народженні, волхвам не слід було прийти першими за іудеїв; тим, хто жив на такій далекій відстані, не слід попередити тих, хто живе поруч із самим містом; тим, хто нічого не чув, не слід було попередити тих, хто був вихований серед такого числа пророцтв. Але оскільки іудеї зовсім не розуміли тих благ, які їм належали, то ті, хто прийшли з Персії, випереджають тих, хто живе в Єрусалимі. Так говорить про це й апостол Павло: “вам першим належало бути проповідуваними слову Божому, але як ви відкидаєте його і самі себе робите негідними вічного життя, то ось, ми звертаємося до язичників” ( Діян. 13:46 ). Якщо іудеї і не вірили раніше, то, принаймні, їм належало б іти тоді, як почули від волхвів; але й того вони не хотіли зробити. І тому-то під час такого їхнього засліплення волхви й випереджають їх.
5. Підемо ж і ми за волхвами, і, залишивши чужі (християнству) звичаї, зробимо велику подорож, та й ми побачимо Христа. Так як і волхви не бачили б Його, якби не пішли зі своєї країни, то і ми будемо віддалятися земного. Волхви, доки були в землі перській, бачили одну зірку; щойно звідти віддалилися, побачили Сонце правди. Але не бачити б їм і самої зірки, якби не поспішили звідти з усією охотою. Повстанемо ж і ми; нехай усі приходять у сум’яття, – ми підемо до дому Немовляти. Нехай царі, народи, нехай володарі землі перепиняють цей шлях, – не погасимо ревнощів своїх. Тільки таким чином і можемо відсторонити майбутні небезпеки: адже і волхвам не уникнути б лиха з боку царя, який погрожував, якби вони не побачили Немовляти. Перш, ніж побачити Немовля, і страх, і небезпеки, і занепокоєння звідусіль оточували волхвів; коли ж вклонилися Немовляті, вони стали спокійні й безпечні. І ось уже не зірка, а ангел супроводжує їх, бо через поклоніння вони стали ієреями, і дари принесли. Так і ти, залишивши іудейський народ, обурене місто, кровожерливого мучителя, світську пишність, поспішай до Вифлеєму, де знаходиться дім хліба духовного. Чи пастир ти? Тікай туди, і ти у вертепі побачиш Немовля. Чи цар ти? Якщо не підеш у храмину, немає тобі ніякої користі від порфіри. Чи волхв ти? І це анітрохи не стане на заваді тобі, якщо тільки підеш віддати честь і вклонитися Синові Божому, і не станеш зневажати Його. Втім, роби це з трепетом і радістю: і те й інше може поєднатися. Дивись, не будь Іродом, і подібно до нього, сказавши: “щоб і мені піти вклонитися Йому” (Мф. 2:8 ), не замишляєш, коли прийдеш, вбити Немовля; до нього уподібнюються ті, хто негідно долучається до святих тайн. Такий, за словом апостола, “винний буде проти Тіла і Крові Господньої” (1Кор. 11:27 ). Такі люди служать прихованому в них самих мамоні, який, будучи набагато гіршим за Ірода, ненавидить царство Христове. Бажаючи панувати над людьми, він посилає своїх шанувальників, які зовнішньо поклоняються Христу, а під час поклоніння вбивають Його. Побоїмося показувати себе зовні покірними шанувальниками, а насправді бути Його ворогами. Поклоняючись, повалимо все перед Ним із рук своїх. Якщо є в нас золото, принесемо Йому, а не будемо закопувати. Якщо тоді іноплемінники вшанували Його своїми дарами, то за кого треба вшанувати тебе, коли ти відмовляєш тому, хто вимагає твоєї допомоги? Якщо вони пройшли такий великий шлях для того, щоб побачити народженого, то чим вибачишся ти, який не хочеш пройти однієї вулиці для відвідування стражденного і ув’язненого в кайданах? Ми милосердствуємо над самими ворогами нашими, коли вони в хворобі або ув’язненні, а ти не відчуваєш співчуття до Благодійника твого і Господа. Ті принесли золото, а ти ледь подаєш хліба. Ті, побачивши зірку, зраділи, а ти не рушаєш, бачачи самого Христа, мандрівного і голого. Але чи знайдеться хто-небудь між вами, хоча один з числа тих, хто отримав тисячу благодіянь, хто б робив для Христа таку подорож, яку здійснили ці наймудріші з наймудріших варвари? Але що я кажу – така подорож? Чи багато жінок у нас так розпещені, що якщо не будуть привезені на мулах, не хочуть пройти й однієї вулиці для того, щоб побачити Христа в духовних яслах? Якщо ж і є такі, які можуть приходити до Христа, то одні з них віддають перевагу клопотам у домашніх справах, а інші навіть відвідуванням видовищ, а не ходінню в це наше зібрання. Варвари, не бачивши ще Христа, настільки великий для Нього пройшли шлях; а ти, і, побачивши Його, не наслідуєш їх, але, глянувши, залишаєш Його і поспішаєш дивитися на блазня (я звертаюся знову до того самого, про що говорив і раніше) і, бачачи Христа, що лежить у яслах, тікаєш від Нього, щоб бачити на сцені жінок. Яких громів і блискавок не гідні такі вчинки!
6. Припустімо, що хто-небудь обіцяв ввести тебе в царські палаци і показати в них царя: скажи мені, чи захотів би ти, замість того, дивитися на видовище, хоча б від першого і не міг очікувати ніякої для себе вигоди? Але тут – від цієї трапези витікає духовне вогняне джерело; а ти, полишаючи його і тікаючи на видовище бачити тих, хто грається і піддає загальній ганьбі свою жіночу стать, чи не полишаєш самого Христа, Який сидить при цьому джерелі? Так, Він і нині сидить при джерелі, розмовляючи не з однією самарянкою, а з цілим містом. А можливо, що й тепер говорить з однією самарянкою, тому що немає при Ньому й тепер нікого; дехто тільки тілом, а дехто й тілом не хоче бути при Ньому. Але, при всьому тому, Він не відходить, а стоїть, і в нас просить пити, але не води, а святині, тому що і сам тільки святим дарує святе. Не воду подає Він нам із цього джерела, а кров живу, яка, будучи образом Його смерті, є джерелом нашого життя. А ти, залишивши джерело крові, цю страшну чашу, течеш на диявольське джерело дивитися на плаваючу в ньому блудницю, і потопити там свою душу. У цій воді – море похоті – не тіла потопають, а душі гинуть. Та плаває з оголеним тілом, а ти, дивлячись на неї, занурюєшся в безодню пихатості. Такі тенета диявола, що він губить не тих, які вже занурені в самій воді, а тих, які, сидячи спокійно, дивляться на це, і піддає потопленню, жахливішому, ніж тому, що зазнав фараон, що потонув колись із кіньми і колісницями. І якби можна було бачити душі, то я показав би вам багато потонулих у цих водах, як колись тіла єгиптян. Але що найгірше, таку погибель називають розвагою, і безодню погибелі – джерелом насолоди, – хоча безпечніше можна переплисти Егейське і Тирське море, ніж повернутися з такого видовища. По-перше, диявол усю ніч займає душі очікуванням; потім, показавши очікуване, негайно зв’язує їх і робить своїми бранцями. Не думай, що ти чистий від гріха, коли не поєднався з блудницею; ти побажанням усе вже зробив. Справді, якщо ти плекаєш похоть, то цим більше розпалюєш полум’я. Якщо ж видовище не справляє на тебе жодного враження, то тим більшого ти гідний осуду за те, що служиш спокусою для інших, заохочуючи такі видовища, оскверняєш свій погляд, а з поглядом і душу. Але не обмежимося однією забороною; а уявімо і спосіб виправлення. Який же це спосіб? Я хочу віддати вас для навчання жінкам вашим. За Павловим законом, належало б вам бути їхніми вчителями; але як гріх спотворив весь порядок, і тулуб став угорі, а очі внизу, то й ми вже оберемо цей шлях. Якщо ж соромно для тебе мати вчителем дружину, тікай від гріха, і ти знову отримаєш ввірену тобі від Бога владу. Але доти, доки будеш беззаконно поводитися, Писання посилає тебе не тільки до дружин, а й до безсловесних найнижчих; воно ж не соромиться обдарованого розумом посилати вчитися до мурашки. Втім, не Писання в тому винне, а ті, хто самі втрачають свою гідність. Те саме зробимо й ми: тепер віддамо тебе вчитися до дружини, якщо ж ти не будеш і її слухати, то відішлемо на повчання до безсловесних тварин, і покажемо, скільки на землі птахів, риб, скільки чотирилапих тварин, скільки плазунів, що плазуниють землею, які чистіші й стриманіші за тебе. Якщо ж ти соромишся і червонієш при цьому порівнянні, повернися до властивої тобі шляхетності, і тікай від моря геєнського і вогняної річки, тобто купалень у театрі, бо вони тягнуть тебе в море похоті й розпалюють цю полум’яну безодню.
7. Якщо “всякий, хто дивиться на жінку з пожадливістю, вже вчинив перелюб з нею” (Мф. 5:28 ), то чи не набагато частіше робиться полоненим той, хто примушує себе дивитися на нагу? Не стільки потоп, що був за часів Ноя, згубний був для роду людського, скільки ці плаваючі жінки найбезсоромнішим чином гублять усіх глядачів. Той, хоча й заподіяв смерть тілу, зате очищав душу від гріхів; а ці роблять протилежне: залишаючи тіло, вони гублять душу. Коли йдеться про перевагу, ви привласнюєте собі перше місце у всьому всесвіті, тому що наше місто перше вбралося в християнське ім’я; а в подвиг цнотливості не соромтеся поступатися і найостаннішим за утворенням містам. Добре, скажете ви, – що ж нам накажеш робити? Йти в гори і стати ченцями? Шкодую, що ви скромність і цнотливість вважаєте обов’язком одних ченців, тоді як Христос постановив загальні для всіх закони. Коли він каже: “кожен, хто дивиться на жінку з пожадливістю, вже перелюбив з нею”, то говорить не до ченця, а й до одруженого, бо гора та (на якій Він говорив) вкрита була людьми всякого роду. Утримуй же в розумі твоєму це видовище, і зненавидь видовище диявольське, і не докоряй мені в тому, що нібито я запропонував тобі слово тяжке. Я не забороняю одружуватися, не перешкоджаю веселитися; але хочу, щоб це відбувалося не без цнотливості, не з безсоромністю і незліченними пороками. Я не наказую йти в гори і пустелі, але щоб ти поводився чесно, скромно, цнотливо, живучи серед міста. Усі закони в нас із ченцями спільні, крім шлюбу. А Павло велить і шлюбним в усьому уподібнюватися ченцям: “час уже короткий, тож ті, хто мають дружин, повинні бути, як ті, хто не мають” (1Кор. 7:29 ). Отже, немов би сказав так: я не наказую віддалятися на вершини гір, хоча бажав би того, тому що міста чинять подібно до содомлян, – втім, не примушую до того. Залишайся вдома з дітьми і дружиною; тільки не безчесть дружини, не спокушай дітей, і не внось зарази з видовищ у дім твій. Чи чуєш, що каже Павло: “Чоловік не владний над своїм тілом, але дружина” (1Кор. 7:4 )? Він обом покладає загальний закон. Але ти, коли дружина твоя часто ходить до церкви, жорстоко за те звинувачуєш її; а сам, проводячи цілі дні на видовищах, не вважаєш себе гідним звинувачення. Ти про цнотливість дружини дбаєш навіть до надмірності й надмірності, так що не дозволяєш їй необхідних виходів, а для себе все вважаєш дозволеним. Але цього не дозволяє тобі Павло, який дав ту ж владу і дружині: “дружині, – каже він, – чоловік належну прихильність виявляє” (1Кор. 7:3 ). Але що це за честь, коли ти ображаєш її в найголовнішому, коли віддаєш тіло, що належить їй, блудницям (адже тіло твоє їй належить)? Яка честь, коли вносиш у дім обурення і сварки, коли щось на площі робиш, про що, розповідаючи вдома, соромиш дружину, яка слухає, примушуєш червоніти доньку, яка має бути, а передусім себе самого? Краще б уже мовчати, ніж безсоромно говорити про те, за що і рабів треба карати. Чим вибачишся, – скажи мені, – у тому, що дивишся з великою увагою на те, про що непристойно й говорити, – віддаєш перевагу над усім тим, чого не можна терпіти в розповіді? Але досить; щоб не обтяжити вас, я закінчу тут слово моє. Утім, якщо ви залишитеся при колишньому, то витончу меч мій, нанесу найглибшу рану, – і не заспокоюся доти, доки, розвіявши диявольське видовище, очищу суспільство, що становить Церкву. Таким тільки чином ми позбудемося і справжнього сорому, і сподобимося життя майбутнього, благодаттю і людинолюбством Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава і держава на віки віків. Амінь.
Бес і да 8
Мф. 2:11 . І, увійшовши в дім, побачили Немовля з Марією, Матір’ю Його, і, впавши, поклонилися Йому; і, відкривши скарби свої, принесли Йому дари: золото, ладан і смирну.
Що спонукало волхвів поклонитися Немовляті. – Для чого вони вирушають до Персії. – Бог для досягнення своїх цілей попускає іноді ворогам Своїм впадати в оману. – Для чого Христос посилається в Єгипет. – Пророцтво Ос. 11 отримує належне виконання у Христі. – Зміна, що відбулася з Єгиптом, показує силу Христову. – Пустинножиття в Єгипті. – Слава великого Антонія. – Життя в світі не може служити перешкодою для наслідування чернецтва.
1. Як же каже Лука, що Немовля покладено було в яслах? Тому що та, що народила, негайно поклала Його там. Унаслідок безлічі тих, хто зібрався для перепису, не можна було знайти будинку, на що і вказує Лука, кажучи: “поклала Його в яслах, тому що не було їм місця в готелі” (Лк. 2:7 ). Але потім вона взяла Його і тримала на колінах. Вона незабаром, після прибуття до Віфлеєма, розродилася. Отже, ти і звідси можеш бачити все домобудівництво, і що все це не просто і не з нагоди відбувалося, але за божественним промислом, і виконувалося внаслідок пророцтва. Але що змусило волхвів вклонитися, коли ні Діва не була знаменита, ні дім не був чудовим, та й в усьому зовнішньому вигляді нічого не було такого, що б могло вразити й привабити їх? А тим часом, вони не тільки поклоняються, а й, відкривши скарби свої, приносять дари, і дари не як людині, а як Богові, тому що ліван і смирна були символом такого поклоніння. Отже, що їх спонукало і змусило вийти з дому і зважитися на таку далеку дорогу? Зірка і божественне осяяння їхньої думки, що мало-помалу підносило їх до найдосконалішого відання. Інакше вони не надали б Йому такої честі, за таких маловажних з усього обставин. Для почуттів не було нічого там великого, були тільки ясла, хатина і бідна мати, щоб ти відкрито бачив звідси любомудрість волхвів і зрозумів, що вони приступали не як до простої людини, а як до Бога і благодійника. Тому-то вони й не спокушалися нічим видимим і зовнішнім, але вклонялися і приносили дари, не схожі на грубі (приношення) іудейські; приносили (в жертву) не овець і телят, але, нібито були справжні християни, принесли Йому пізнання, послух і любов.
Мф. 2:12 . І, одержавши у сні одкровення не повертатися до Ірода, іншою дорогою відійшли в свою країну.
Дивись і звідси, яка віра їхня, – як вони не спокусилися, але були слухняні, розсудливі! Не бентежаться, не міркують у самих собі, кажучи: якщо це немовля справді велике, і має якусь силу, то для чого нам тікати й таємно віддалятися, і для чого ангел висилає нас із міста, як рабів і втікачів, тоді як ми прийшли явно й із відвагою постали перед такою великою кількістю народу й перед царем несамовитим? Нічого подібного вони і не говорили, і не думали, а це-то і є особлива справа віри, – не вишукувати причин того, чого не наказують робити, а тільки підкорятися велінням.
Мф. 2:13 . Коли ж вони відійшли,– ось, Ангел Господній з’являється у сні Йосифу і говорить: встань, візьми Немовля і Матір Його та біжи в Єгипет.
Тут можна мати деяке здивування і щодо волхвів та немовляти. Нехай самі вони й не збентежилися, а все прийняли з вірою: однак, ми повинні дослідити, чому і волхви, і Немовля не залишаються на попередньому місці, а волхви віддаляються до Персії, а Немовля з матір’ю тікає до Єгипту? Що ж? Невже Немовля повинно було впасти в руки Ірода, і, впавши, не зазнати смерті? Але тоді могли б засумніватися в тому, що Він прийняв плоть, і не повірити величі домобудівництва. Якщо й після цих та багатьох інших людських дій, дехто наважився назвати прийняття плоті байкою, то до якої глибини нечестя не впали б вони, коли б Він скрізь діяв так, як притаманно Богові та Його могутності? Що ж стосується волхвів, то Бог незабаром висилає їх, частково через те, що Він посилає їх вчителями в країну перську, а частково – запобігає шаленству тирана, щоб цим напоумити його, що він робить неможливе, і щоб вгамувати його лють, і відвести його від цієї марної праці. Могутності Божій притаманно не тільки відкрито долати ворогів Своїх, а й без жодних труднощів попускати їм впадати в оману. Так саме Він попустив, наприклад, іудеям ввести в оману єгиптян, і, маючи право відкрито віддати багатство їхнє до рук євреїв, наказує зробити це таємно і з лестощами, – що не менше за інші знамення зробило Його страшним для ворогів.
2 Так і жителі Аскалону та інших міст, коли взяли Ковчег Завіту, і, будучи враженими, переконували своїх співгромадян – не ворогувати і не чинити опір, то поряд з іншими чудесами представляли і вищевказане, кажучи: “навіщо вам закам’янювати серце ваше, як закам’янили серце своє єгиптяни і фараон? от, як Господь показав Свою силу над ними, то вони відпустили народ Його, і ті пішли” (1Сам. 6:6 )? Говорили ж вони так тому, що, на їхню думку, і це діло Боже, не менше за інші знамення, що відкрито відбулися, доводило силу і велич Божу. Так і тут, того, що трапилося, досить було, щоб привести в жах тирана. Уяви, справді, скільки повинен був страждати і мучитися Ірод, обманутий і осміяний від волхвів? Що ж з того, якщо він не став кращим? У тому винен не Той, Хто влаштував це, а надмірне засліплення того, хто не прислухався до даних йому достатніх настанов – відстати від лукавства, а озлоблявся ще більше, щоб за таке безумство зазнати найтяжчого покарання. Але для чого, скажеш, Немовля посилається в Єгипет? Головну причину показав сам євангеліст, кажучи:
Мф. 2:15 . щоб збулося сказане Господом через пророка, котрий говорить: з Єгипту покликав Я Сина Мого (Ос. 11:1 ).
А разом з тим і провіщалися вже зачатки благих надій у всьому всесвіті. Оскільки Вавилон і Єгипет понад усю землю розпалював вогонь нечестя, то Господь, показуючи на самому початку, що Він виправить і зробить кращими жителів обох країн, і через те запевняючи, що слід очікувати благ і для всього всесвіту, посилає волхвів до Вавилону, а сам з матір’ю приходить до Єгипту. Крім того, ми дізнаємося звідси й дещо інше, що чимало посприяє нашій любомудрості. Що ж саме? Те, що ми з самого початку повинні очікувати спокус і наклепів. Справді, дивись, як усе це починається негайно від самих пелюшок. Тільки-но Христос народився, і тиран шаленіє, і трапляється втеча в чужі землі, і зовсім безневинна мати тікає в країну варварів. Після цього і ти, удостоївшись послужити якій-небудь духовній справі, якщо будеш терпіти найжорстокіші напасті та піддаватися незліченним лихам, не маєш бентежитися і казати: що це означає? Коли я виконую волю Господню, то мені слід було б бути увінчаним і прославленим, світлим і знаменитим. Але, маючи приклад Христа, терпи все мужньо, знаючи, що з духовними людьми так і має особливо бути, і що їхня доля – звідусіль піддаватися спокусам. Дивись, що відбувається не тільки над матір’ю й отроком, а й над волхвами: і вони таємно йдуть, як утікачі, і сама мати, яка ніколи не відходила від свого будинку, отримує наказ вирушити в далеку й сумну дорогу, через цього дивовижного отрока й духовні муки народження. Ось ще що дивно: Палестина будує для Нього кови, а Єгипет Його приймає і рятує від наклепів! У такий спосіб збувалися пророцтва не тільки на дітях патріарха, а й на самому Владиці: тодішніми Його справами провіщено було багато наступних подій, як-от, наприклад, подія щодо віслючка й лошати. Ангел, що з’явився, розмовляє не з Марією, а з Іосифом. І що він говорить йому? “Встань, візьми Немовля і Матір Його”. Тут він уже не каже: “дружину свою”, але – “матір Його”. Оскільки народження відбулося, сумнів скінчився, і чоловік був переконаний, то ангел уже відкрито розмовляє з ним, не називаючи ні Немовляти, ні дружину його, але: “візьми, – каже, – Немовля і Матір Його, і тікай до Єгипту”, і показує причину втечі: “бо хоче, – каже він, – Ірод шукати душу Немовляти”
3 Іосиф, почувши це, не спокусився і не сказав: “Що це за дивацтво? Ти колись казав, що Він врятує народ Свій, а тепер Він навіть і Себе не рятує, і нам треба тікати, віддалитися і переселитися у віддалену країну? Це суперечить тому, що обіцяно. Але він нічого такого не говорить, тому що він був чоловік вірний; не цікавиться навіть про час повернення, про який і ангел не сказав виразно: “будь там, доки не скажу тобі”. Він і цим не засмутився, але, будучи готовий терпіти все, з радістю виявив покірність і послух. І людинолюбець Бог ці скорботи його розчинив радістю, як і зазвичай Він чинить з усіма святими, не потураючи їм бути і в безперервних небезпеках, і не залишаючи їх у цілковитому спокої, але влаштовуючи життя праведних із злиття того й іншого. Так і тут Він влаштував. Дивись: Іосиф бачив, що Діва мала в утробі; це збентежило його і викликало крайнє занепокоєння, бо він підозрював Діву в перелюбстві. Але негайно з’явився ангел, знищив підозру, і розвіяв страх, і Іосиф, бачачи народжене Немовля, був охоплений найбільшою радістю. Знову цю радість змінює чимала скорбота. Місто обурюється, цар біснується і шукає народженого. Але за цим занепокоєнням пішла нова радість – зірка і поклоніння волхвів. Після цієї відради знову страх і небезпека, сказано, що Ірод шукає душу Немовляти, – і знову ангел велить тікати і переселитися йому, як властиво людині, бо не настав час творити чудеса. Якби Господь з першого Свого віку почав творити чудеса, то Його не стали б визнавати людиною. Тому і храм не просто ґрунтується, але відбувається вагітність протягом звичайного дев’ятимісячного часу; потім хвороби і народження, і харчування молоком, і тривалий спокій, і очікування віку, пристойного чоловікам, – і все це для того, щоб зробити більш зрозумілим таїнство домобудівництва. Для чого ж, скажеш, були спочатку і ці знамення? Для матері, для Іосифа, для Симеона, близького вже до смерті, для пастирів, для волхвів, для іудеїв. Якби й вони захотіли ретельніше вникнути в тогочасні події, то чималу б від цього здобули користь на майбутній час. Якщо пророки не говорять про волхвів, то не бентежся; не все вони напророкували, як і не про все промовчали. Якби люди були свідками подій, що сталися, про які зовсім раніше не чули, то це повалило б їх у велике збентеження та здивування; подібно до цього, якби вони дізналися про все раніше, то ніщо б уже не збуджувало їх до дослідження, не залишалося б нічого робити євангелістам. Якщо ж іудеї й дивуються щодо пророцтва: “з Єгипту визвав Сина Мого”, начебто це про них сказано, то ми їм відповідаємо, що пророцтва, між іншим, мають і таку властивість, що багато чого, сказаного про одних, справджується й на інших. Так, наприклад, про Симеона і Левія сказано: “Розділю їх у Іакові, і розсію їх в Ізраїлі” (Бут. 49:7 ); тим часом це збулося не на них, а на їхніх нащадках, так само як сказане Ноєм про Ханаан збулося на гаваонійцях, онуках Ханаану. Теж збулося і на Іакові, як ми бачимо; дане йому благословення: “Будь паном над братами твоїми, і нехай сини матері твоєї вклоняться тобі” (Бут. 27:29 ), виповнилося не над ним (навіть і як могло це бути, коли сам Іаков боявся й жахався брата свого, і багаторазово йому вклонявся?), а над його нащадками. Те саме треба сказати і в теперішньому випадку (про Христа). Кого вірніше назвати можна Сином Божим? Чи того, хто вклоняється тільцю, чи служив Веельфегору і приносив дітей у жертву бісам, чи Того, хто за природою Син і шанує Того, Хто породив? Отже, якби Христос не прийшов, то пророцтво не отримало б належного виконання.
4. Дивись, як і євангеліст натякає на те, кажучи: “нехай збудеться”, і, показуючи, що це не здійснилося б, якби не прийшов Син Божий. Це і на Діву проливає чимале світло і славу. Те, чим увесь народ ( іудейський) хвалився, уже й вона могла собі засвоїти. Те, чим іудеї непомірно хвалилися й величали себе, кажучи про своє повернення з Єгипту (на що натякає і пророк, кажучи: “Чи не чужинців Я вивів з Каппадокії, а ассирійців зі яму” (Ам. 9:7 )6 , становить також перевагу і Діви. Краще ж сказати, і народ, і патріарх, своїм приходом до Єгипту і поверненням звідти, представляли образ повернення Христового. І вони йшли до Єгипту, тікаючи від голодної смерті, і Христос – уникаючи смерті, яку готує підступність; але вони, прийшовши туди, позбулися голоду, а Христос, прийшовши туди, освятив усю країну Своїм пришестям. Отже, дивись, як сила Божа відкривається серед принижень! Ангел, сказавши: “біжи до Єгипту”, не обіцяв їм супроводжувати, ні туди, ні звідти, – щоб тим напоумити, що вони мають великого супутника – народжене Немовля, Котре явленням Своїм і всі речі змінює, і самих ворогів змушує багато в чому послужити домобудівництву спасіння. Справді, волхви і варвари, залишивши злочестя батьків своїх, приходять Йому поклонитися. Серпнева ухвала про перепис виявляється нагодою до народження Христового у Віфлеємі. Єгипет приймає і оберігає Його, тікаючи від наклепів, і отримує, таким чином, нагоду зробити Його близьким для себе, – щоб, коли почує апостольську проповідь про Нього, міг похвалитися тим, що він перший прийняв Його.
Ця честь належала одній Палестині; але Єгипет виявився ревнішим за останню. І нині, якщо ти прийдеш у Єгипетську пустелю, побачиш, що пустеля ця краща за всякий рай; побачиш там, в образі людському, незліченні лики ангелів, сонми мучеників, збори дів; побачиш, що все тираноборство диявольське повалено, а царство Христове сяє; побачиш, що Єгипет, який колись був батьком і віршотворців, і мудреців, і волхвів, який винайшов усі види чаклунства і передав їх іншим, тепер уже красується рибалками, і, зневажаючи все колишнє, усюди славить митаря та скінотворця, і хвалиться хрестом. І це відбувається не тільки в містах, але навіть набагато більше в пустелях, ніж у містах. По всій цій країні можна бачити Христове воїнство, і царське стадо, і спосіб життя, властивий гірським силам. І це ти знайдеш там не тільки серед чоловіків, а й серед жінок: і вони допитливі не менше за чоловіків. Вони не беруть щитів, не сідають на коней, як наказують славні грецькі законодавці та філософи, але вступають в іншу, набагато важчу боротьбу. У них, як і в чоловіків, триває боротьба з дияволом і владою темряви, і в цій боротьбі природна слабкість статі анітрохи не слугує їм перешкодою, тому що успіх таких битв залежить не від єства тіл, а від волі душі. Тому і дружини часто перевершували своїми подвигами чоловіків, і споруджували найславетніші знамення перемоги. Не таке світле небо, поцятковане сонмом зірок, як Єгипетська пустеля, що виявляє там всюди чернечі кущі.
5. Хто знає стародавній Єгипет, богоборчий і скажений, раба кішок, який боявся і тремтів перед городньою цибулею, той цілком упевниться в силі Христовій. Втім, нам не потрібно особливо вдаватися до стародавніх оповідей, тому що і донині ще зберігаються залишки нерозумності, які свідчать про божевілля, яке колись було. І, однак, усі ті, які колись доходили до такого божевілля, нині вже допитливо розмірковують про небо і про небесні речі, сміються над батьківськими звичаями, горюють за своїми прабатьками і ні в що не ставлять своїх мудреців. Вони самою справою дізналися, що вчення їхніх мудреців є лише балаканиною божевільних баб, і що, навпаки, істинна і гідна небес премудрість є та, яку їм проповідують рибалки. Ось чому вони, з усією ретельністю зберігаючи вчення, особливо намагаються виправдати його своїм життям. Зрекшись усіх статків і розіп’явшись усьому світу, вони йдуть ще далі, вживаючи свої тілесні сили на користь жебраків. Незважаючи на піст і неспання, вони не хочуть бути неробством навіть і протягом дня; але, проводячи ночі у священних піснях і пильнуваннях, дні проводять у молитвах і разом у рукоділлі, наслідуючи апостольські ревнощі. Якщо апостол, міркують вони, коли спрямовував на нього погляди весь всесвіт, працював, працював, займався ремеслом, і проводив без сну цілі ночі в таких подвигах для прожитку незаможних, – то тим більше нам, які живуть у пустелі та віддалені від усякого міського галасу, години спокійного дозвілля повинні вживати на духовні труди. Отже, повинно соромитися всім нам, і багатим, і бідним, коли вони, рішуче нічого не маючи, окрім рук, усіма силами намагаються трудитися для того, щоб незаможні отримали від їхніх праць приріст, а ми і за незліченних наших статків шкодуємо використати на допомогу незаможним навіть наших надлишків. Яку ми дамо відповідь, скажи мені? Чим вибачимося? Подумай, як ці аскети були колись корисливі і разом з іншими пороками догоджали череву? Там були казани м’яса, про які згадували іудеї, там було велике обжерливість; і, однак, тільки-но захотіли, негайно змінилися, і, прийнявши вогонь Христовий, кинулися до неба. Раніше вони були нестриманіше за всіх і схильні до гніву і пристрасті, а нині вже лагідністю, безпристрасністю та іншими чеснотами наслідують сили безтілесні. Хто був у цій країні, той погодиться з тим, що я кажу.
А якщо хто ніколи не входив у ті кущі, той нехай згадає, що Єгипет породив найславетнішого після апостолів чоловіка, блаженного і великого Антонія, про якого всі донині говорять безперестанку, і нехай поміркує, що і він був у тій самій країні, де і фараон. І, однак, ця країна анітрохи не послужила йому на шкоду, а ще він сподобився і божественного споглядання, і вів таке життя, якого вимагають Христові закони. У цьому переконається кожен, хто прочитає з увагою книгу, що містить розповідь про його життя, в якій знайде і багато пророцтв. Так він передбачив і про заражених Арієвою злочинністю, і про шкоду, яка мала від них статися. Тоді Бог усе йому показав, і майбутнє представив перед його очима. І та обставина, що жодна з єресей не має подібного чоловіка, служить, поряд з іншим, найбільшим доказом істини нашого вчення. Але щоб не розповідати вам про це, прочитайте самі те, що написано в його книзі, дізнайтеся все докладно, і навчіться з неї багато чому любомудрству. Тільки, прошу вас, щоб ви не обмежувалися одним читанням, а намагалися і самою справою наслідувати те, що написано, не вибачаючись ні місцем, ні вихованням, ні нечестям предків. Якщо ми наважимося звернути на себе належну увагу, то ніщо подібне не стане нам перешкодою. І Авраам мав нечестивого батька, але не успадкував його беззаконня; і Єзекія був сином Ахаза, але став другом Божим; і Іосиф жив у Єгипті, і прикрасився вінцем цноти; і троє отроків, живучи у Вавилоні, у царському домі, за розкішною трапезою, виявили найвеличнішу мудрість. І Мойсей був у Єгипті, і Павло в миру; але нікому з них ніщо не послужило перешкодою в подвигах чесноти. Так і ми, розмірковуючи про все це, відкинемо недоречні відмовки і приводи, і зважимося на доброчесні подвиги. Тоді ми привернемо до себе і велику божественну любов, і благатимемо Господа посприяти подвигам нашим, і сподобимося вічних благ, які і нехай отримаємо всі ми благодаттю і людинолюбством Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава і держава на віки віків. Амінь.
* * *
6 Синодальний переклад: “Чи не Я вивів Ізраїль із землі Єгипетської, а Филистимлян – із Кафтора”.
Бес і да 9
Мф. 2:16 . Тоді Ірод, побачивши себе осміяним волхвами, дуже розгнівався, і послав повбивати усіх немовлят у Віфліємі і в усіх околицях його, від двох років і менше, відповідно до часу, про який вивідав у волхвів.
Для чого Бог попустив побиття немовлят. – Страждання і лиха, яких зазнають несправедливо, або загладжують наші гріхи, або служать для отримання більших нагород на небі. – У житті людини все відбувається за дією бож. Промислу. – На доказ Своєї сили, Бог виконує Свої наміри засобами протилежними. – Чому Іосиф приходить у Назарет. – Пророчі писання не всі збережені євреями. – Не слід пишатися ні батьківщиною, ні предками, ні багатством, ні іншими зовнішніми перевагами. – Багатство не приносить безпеки і призводить до загибелі душі.
1 Без сумніву, Іродові слід було не гніватися, а набути страху, змиритися і пізнати, що він робить справу неможливу; однак же, він не змиряється. Коли душа нечутлива і невиліковна, вона не приймає жодного зцілення, дарованого Богом. Дивись, як Ірод знову подвизається в колишніх справах своїх, докладає вбивство до вбивства, і божеволіє. Охоплений гнівом і заздрістю, як деяким демоном, він ні на що не дивиться, шаленіє над самою природою, і гнів свій, збуджений волхвами, що посміялися з нього, виливає на непорочних немовлят, і, таким чином, чинить тепер у Палестині лиходійство, подібне до того, яке колись було в Єгипті: “послав побити всіх немовлят у Вифлеємі й в усіх його межах, від двох років і нижче, по часі, який дізнався від волхвів” (Мф. 2:16 ). Будьте тут уважні до слів моїх. Багато хто дуже нерозумно судить про цих дітей і обурюється несправедливістю їхнього побиття, причому одні висловлюють свої сумніви доволі скромно, а інші – з великою зухвалістю. Отже, щоб зупинити зухвалість одних, і розв’язати сумнів інших, вислухайте з терпінням короткі мої роздуми про цей предмет. Якщо засуджують те, що побиття дітей попущене Промислом, то нехай засуджують його і за смерть воїнів, які стерегли Петра. Як тут, після втечі Отрока, б’ються інші діти замість шуканого, так і там, коли ангел звільнив Петра від в’язниці та пут, такий самий – і на ім’я, і на вдачу – тиран, не знайшовши Петра, замість нього піддав смерті воїнів, які стерегли його. Але що це, скажеш ти? Це не вирішення, а тільки ускладнення питання. Я і сам це знаю; але для того і пропоную це, щоб на всі такого роду питання дати одне рішення. Отже, у чому полягає це рішення? Яке можна дати рішення задовільніше за те, що не Христос був причиною смерті дітей, але жорстокість царя; так само і не Петро був причиною смерті воїнів, але безумство Ірода? Справді, якби цей останній знайшов підриту стіну, або розламані двері, тоді він, мабуть, мав би право звинувачувати в безтурботності воїнів, які стерегли апостола. Але оскільки все залишалося в належному порядку, – і двері були замкнені, і кайдани залишилися на руках вартових (адже вони були зв’язані разом із Петром), то він міг би без сумніву зробити звідси висновок, якби тільки міг тверезо міркувати про те, що відбулося, що це не є справою сили людської, чи будь-якого обману, а справою божественної та чудодійної сили, і благоговіти перед Тим, Хто зробив це, а не повставати на вартових. Для того все це Бог і вчинив таким чином, щоб не тільки не піддати покаранню вартових, але щоб через них і самого царя привести до істини. Якщо ж він виявився нечутливим, то хіба недбалість хворого падає на премудрого Лікаря душ, Який усе вжив для його блага? Те ж саме можна сказати і тут. Для чого ти, Ірод, будучи зганьблений волхвами, розгнівався? Чи ти не знав, що народження було божественне? Чи не ти покликав архієреїв? Чи не ти збирав книжників? Чи не приводили покликані з собою перед твоїм судилищем і пророка, який давно вже про те пророкував? Чи не бачив ти, що давнє згідно з новим? Чи не чув, що і зірка служила волхвам? Чи не засоромився ти ревнощів варварів? Чи не дивувався ти їхній зухвалості? Чи не жахнувся пророчої істини? Чи не міг зробити висновок від минулого до наступного. Після всього цього, чому ж ти не замислився, що це зроблено не обманом волхвів, але силою Божою, яка все влаштовує належним чином? Але якщо тебе і обдурили волхви, то чим же винні діти, які нітрохи тебе не образили?
2. Усе це так, скажеш ти; але, показавши ясно, наскільки не вибачливим і кровожерливим був Ірод, ти не вирішив ще питання про несправедливість самої події. Нехай він діяв несправедливо, – але чому, скажеш ти, Бог попустив це? Що ж нам відповісти на це запитання? Вкажу вам на те саме правило, про яке я безперестанку говорю і в церкві, і на базарі, і в усякому місці, – правило, якого, – бажаю я, – щоб і ви ретельно дотримувалися, оскільки воно дає нам розв’язання на всі такі здивування. Що ж це за правило? У чому воно полягає? Те, що скривджених багато, а скривдженого немає жодного. Щоб такою загадкою не збентежити вас ще більше, я зараз же і вирішу її. Образи, яких ми несправедливо зазнаємо від будь-кого, Бог зараховує нам або у відпущення гріхів, або у відплату нагороди. Щоб мої слова були зрозумілішими, я поясню їх прикладом. Припустімо, що якийсь раб винен своєму пану велику суму грошей; припустимо далі, що цього раба скривдили безчесні люди, і якусь частину його маєтку забрали. Отже, якби цей пан, маючи можливість утримати викрадача і лихоїмця, замість того, щоб повернути рабу викрадені в нього гроші, зарахував їх за борг свій, то чи скривджений був би раб? Ніяк. А що якби пан віддав йому ще більше викраденого? Чи не придбав би він ще більше, ніж втратив? Це для всіх очевидно. Так само і ми повинні думати і про свої страждання: цими стражданнями ми або загладжуємо наші гріхи, або ж, якщо не маємо гріхів, отримуємо за них блискучі вінці. Послухай, що говорить Павло про блудника: “віддати сатані на виснаження плоті, щоб дух був спасенний” (1Кор. 5:5 ). Але до чого це, скажеш? Йдеться про тих, кого ображають інші, а не про тих, яких виправляють учителі. Насправді, однак, тут немає жодної відмінності, тому що у нас питання було про те, чи справді в стражданнях немає образи тому, хто страждає? Але щоб ближче наблизити слово до предмета нашого дослідження, нагадаємо про Давида, який, бачачи Семея, який нападав на нього, знущався з його нещастя і обсипав його незліченними лайками, утримав воєначальників, які хотіли вбити його, кажучи: “облиште його, нехай лихословить”, щоб бачив “Господь… смиренність мою, і повернув милістю за теперішнє… лихослів’я” (2Сам. 16:11-12 ). І в Псалмах оспівуючи, сказав: “подивися на ворогів моїх, як багато їх, і якою лютою ненавистю вони ненавидять мене,… і прости всі гріхи мої” (Пс. 24:19,18 ). І Лазар досяг спокою тому, що в теперішньому житті зазнавав незліченні лиха. Отже, ті, які здаються скривдженими, не скривджені насправді, якщо тільки всі нещастя переносять із мужністю; навпаки, ще більше здобувають, чи отримують удари від самого Бога, чи від диявола. Але який гріх мали немовлята, скажеш ти, який повинні були змити своєю кров’ю? Вищесказане справедливо, адже можна застосовувати тільки до людей старших, які багато згрішили; але ті, що зазнали такої передчасної смерті, які гріхи загладили своїми стражданнями? Але хіба ти не чув сказаного мною, що якщо немає гріхів, то за тутешні страждання там віддається нагорода? Отже, якої шкоди зазнали діти, вбиті з такої причини, які скоро досягли покійної пристані? Ти скажеш, що вони здійснили б багато, а можливо, і великі справи, якби продовжилося їхнє життя. Але Бог не малу пропонує їм нагороду за те, що вони втратили життя з такої причини; інакше Він і не попустив би ранньої їхньої смерті, якби вони могли стати великими. Якщо вже Бог з таким довготерпінням попускає жити і тим, які все життя проводять у злі, то тим паче не попустив би померти так цим дітям, якби передбачав, що вони зроблять щось велике.
3 Такими є наші підстави; втім, це не всі, але є й інші найпотаємніші, які досконало знає тільки Той, Хто це влаштовує. Отже, надавши Йому найдосконаліше знання про це, звернемо увагу на наступне, і з нещасть інших навчимося все переносити мужньо. Справді, чималі скорботи спіткали Вифлеєм, коли дітей відривали від сосців матерів, і віддавали неправедній смерті. Якщо ж ти ще малодушний і не в силах піднестися до такої любомудрості, то дізнайся про кінець того, хто наважився на таке злодіяння, і трохи заспокойся. Справді, суд вельми скоро спіткав Ірода за його вчинок, і його за його лиходійство було гідно покарано: він закінчив життя тяжкою смертю, і навіть більш жалюгідною, ніж та, на яку він засудив немовлят, зазнавши при цьому незліченну безліч і інших страждань. Про це ви можете дізнатися з історії Іосифа, яку передавати тут ми не вважаємо за потрібне – з одного боку, щоб не подовжити нашого слова, з іншого – щоб не переривати порядку.
Мф. 2:17-18 . Тоді збулося сказане через пророка Ієремію, котрий говорить:голос в Рамі чути, плач і ридання та голосіння велике: Рахіль плаче за дітьми своїми і не хоче втішитись, бо їх нема.
Оскільки євангеліст оповіданням про це насильницьке, несправедливе, люте й беззаконне побиття наповнив жахом слухача, то він же й утішає його, кажучи, що це не тому трапилося, що Бог не міг перешкодити або не передбачав цього, а тому, що Він передбачав і сповістив про це устами пророка. Отже, не бентежся і не падай духом, коли дивишся на Його невимовний Промисел, який ясно можна вбачати як у Його дії, так і в потуранні. Це саме і Христос дав зрозуміти учням, коли одного разу, в бесіді з ними, сповістивши їм про судилища, кайдани, про ворожнечу всього всесвіту і про непримиренну ворожнечу, сказав для їхньої наснаги й утіхи: “Хіба не дві пташки малі продаються за ассарій? І жодна з них не впаде на землю без волі Отця вашого” (Мф. 10:29 ). Цими словами Він хотів показати, що без Його відома нічого не буває, але що Він знає все, хоча й не робить усього. Тому, каже, не бентежтеся і не бійтеся. Якщо Той, Хто знає ваші страждання і може відвернути їх, проте ж не відвертає, то без сумніву тому, що промишляє і дбає про вас. Так повинні ми міркувати і у власних спокусах, і ми звідси отримаємо чималу втіху. “Рахіль, – сказано, – плаче за дітьми своїми”. Але, – скаже хто-небудь, можливо, – що спільного має Рахіль із Вифлеємом? Що так само Рама має спільного з Рахіль? Рахіль була матір Веніамінова, і по смерті похована на шляху іподрому (Бут. 35:19 ) поблизу Рами. Отже, оскільки і труна її була поблизу Рами, і це місце дісталося у спадок Веніаміну, синові її (Рама була в коліні Веніаміна), то і за родоначальником, і за місцем поховання євангеліст справедливо називає побитих дітей – дітьми Рахілі. Потім, показуючи, що горе, яке сталося, було тяжким і невтішним, – каже: “не хоче втішитися, бо їх немає”. І звідси ми вчимося знову того самого, про що я вище говорив, а саме – що не слід бентежитися, коли обставини здаються невідповідними до обітниці Божої. Дивись ось, який був початок, коли прийшов Господь для спасіння Свого народу, або краще – для спасіння всього всесвіту. Мати тікає, батько зазнає нестерпних страждань, відбувається вбивство, найтяжче з усіх убивств; усюди плач, ридання і крик великий. Але не бентежся! Господь, на найяскравіший доказ Своєї сили, зазвичай виконує Свої наміри засобами, завжди протилежними. Так і учнів Своїх Він збудував, навчив і підготував до всяких подвигів, роблячи це заради більшого дива засобами протилежними. Тому й вони, будучи катовані, гнані й зазнаючи незліченні лиха, залишилися переможцями над тими, хто катував і гнав їх.
Мф. 2:19-20 . По смерті ж Ірода,– ось, Ангел Господній у сні з’являється Йосифові в Єгипті і говорить: встань, візьми Немовля і Матір Його і йди в землю Ізраїлеву.
Тепер уже не каже “біжи”, але “йди”.
4. Чи бачиш, як за спокусою знову настає спокій, а за спокоєм знову небезпека? Закінчилося його вигнання; він повернувся у свою країну, і дізнався про смерть того, хто побив немовлят; але, вступивши у вітчизняну землю, він ще знаходить залишки колишніх небезпек, знаходить у живих – і на престолі – сина тирана. Але як міг царювати в Іудеї Архелай, коли Понтійський Пілат був ігемоном? Ірод щойно помер і царство ще не розділилося на частини, а так як негайно після смерті Ірода владу прийняв замість батька син його, а тим часом брат Архелая звався також Іродом, то євангеліст і приєднав:
Мф. 2:22 . на місце Ірода батька свого .
Але, скажеш ти, якщо Іосиф побоявся йти в Іудею через Архелая, то йому слід було боятися і Галілеї через Ірода. Ні; зі зміною місця проживання справу вже було приховано. Увесь напад був на Вифлеєм і його межі, і якщо вже скоєно було побиття, то Архелай, син Іродів, думав, що все вже скінчилося, і що між багатьма вбитий і Той, Кого шукали. До того ж, можливо, бачачи такий кінець життя батька свого, він боявся простягатися далі і ще наполягати на беззаконні. Таким чином, Іосиф приходить до Назарету, як щоб уникнути небезпеки, так і за бажанням жити на батьківщині. Для більшого ж підбадьорення отримує про це сповіщення і від ангела. Тим часом святий Лука не каже, щоб Іосиф пішов до Назарету внаслідок такого сповіщення; за його словами, Іосиф і Марія повернулися до Назарету, виконавши все згідно із законом очищення. Що ж на це сказати? Те, що святий Лука говорить це, оповідаючи про час до подорожі в Єгипет. Ангел, звісно, не повів би їх туди перед очищенням, щоб не було жодного порушення закону; він чекав, доки звершиться це очищення й вони підуть до Назарету, а тоді вже велів іти до Єгипту. Потім, коли вони повернулися звідти, – велить їм іти до Назарету; першого ж разу вони йшли туди не за навіюванням ангела, а робили це самі собою, з любові до вітчизни. Оскільки вони ходили до Вифлеєма тільки через перепис, і не мали навіть місця, де б зупинитися, то, закінчивши справу, за якою приходили, повернулися до Назарету. Отже, ангел повертає їх у дім і заспокоює на майбутній час. І це сталося не просто, а за пророцтвом:
Мф. 2:23 . Щоб збулося сказане -говорить євангеліст,- через пророків, що Він Назореєм наречеться.
Який пророк сказав це, не цікався надто і не досліджуй. Як можна бачити з історії Параліпоменон, пророчих книг багато пропало. Іудеї, будучи недбайливими і часто впадаючи в нечестя, декому дозволили загубитися, а декого й самі спалили й пошматували. Про одне говорить Єремія, про інше письменник четвертої книги Царств, повідомляючи, що після тривалого часу ледве знайшли десь закопаний і загублений Повторення Закону. Якщо ж іудеї так не дбали про священні книги, коли не було ще ворогів, то тим паче – під час навали ворогів. Утім, відповідно до пророцтва пророків, і апостоли часто називають Христа Назореєм. Але чи не затьмарювало це, скажеш, пророцтва про Вифлеєм? Ні. Навпаки, це-то особливо і спонукало до ретельного дослідження того, що було сказано про Нього. Так і Нафанаїл починає своє дослідження про Нього словами: “з Назарету чи може бути щось добре” (Ін. 1:46 )? Дійсно, Назарет був місцем не важливим; та й не тільки він, а й уся область Галілейська. Тому й фарисеї говорили: “роздивись і побачиш, що з Галілеї не приходить пророк” (Ін. 7:52 ). І однак, Господь не соромиться називатися на ім’я цього місця, показуючи тим, що Він не має потреби в чомусь людському; так само й учнів Своїх обирає з Галілеї, знищуючи тим усілякі відмовки людей ледачих і показуючи, що для подвигу доброчесності нам немає потреби ні в чому зовнішньому. Тому ж він не обирає Собі й дому: “Син Людський, – каже, – не має, де прихилити голову” (Лк. 9:58 ). Тому Він і тікає від підступів Ірода, і при народженні покладається в яслах, і перебуває в готелі, і обирає бідну Матір, – навчаючи нас тим не шанувати нічого такого ганебного, зневажаючи від початку гордість людську і переконуючи до однієї чесноти.
5. І для чого ти пишаєшся вітчизною, каже Він, коли Я наказую тобі бути мандрівником усього всесвіту, коли ти можеш стати таким, що весь світ не буде тебе гідний? Звідки ти походиш, – це так неважливо, що самі язичницькі філософи не надають цьому ніякого значення, називають зовнішнім і відводять останнє місце. Однак же, Павло допускає це, скажеш ти, коли кажеш: “щодо обрання, улюблені Божі заради отців” (Рим. 11:28 ). Але скажи, коли, про кого і кому він так говорить? Язичникам, які навернулися, які пишалися своєю вірою, повставали проти іудеїв, і тим самим ще більше відчужували їх від себе. Отже, він говорить це для того, щоб в одних знищити пихатість, а інших привернути й збудити до подібної ревності. Коли ж він розмірковує про тих шляхетних і великих мужів, то слухай, що каже: “бо ті, які так говорять, показують, що вони шукають батьківщини. І якби вони в думках мали ту вітчизну, з якої вийшли, то мали б час повернутися; але вони прагнули кращого, тобто небесного” (Євр. 11:14-16 ). І знову: “всі ці померли у вірі, не отримавши обітниць, а тільки здалеку бачили їх, і раділи” (Євр. 11:13 ). Так само говорив Іоанн тим, хто приходив до нього: “не думайте казати в собі: батько в нас Авраам” ( Мф. 3:9 ); також Павло: “не всі ті ізраїльтяни, що від Ізраїлю, … не тілесні діти є дітьми Божими” (Рим. 9:6,8 ). Справді, скажи мені, що користі було дітям Самуїла в шляхетності їхнього батька, коли самі вони не успадковували його чесноти? Що користі дітям Мойсея, які не поревнували його суворого життя? Вони не успадковували його влади. Вони писалися його дітьми, але управління народом перейшло до іншого, хто був сином йому за чеснотою. Навпаки, чи зашкодило Тимофію те, що він мав батьком язичника? Що знову було користі синові Ноя від чесноти батька його, якщо він зробився з вільного рабом? Чи бачиш, як мало захисту дітям у шляхетності батька їхнього? Розбещення волі подолало закони природи, і позбавило Хама не тільки благородства батьківського, а й самої свободи. Також Ісав чи не був сином Ісаака, який ще й клопотав про нього? Хоч і батько старався і бажав того, щоб він був учасником у благословенні, і він сам для того виконував усі його веління, але оскільки він був худий, то все це не допомогло йому. Незважаючи на те, що і за природою він був первістком, і батько разом із ним усіляко старався зберегти його перевагу, він позбувся, однак, усього, бо не мав Бога із собою. Але що я кажу про окремих людей? Іудеї були синами Божими, і, однак, нічого не набули від цієї гідності. Отже, якщо хто, будучи навіть сином Божим, за те, що не проявить чесноти гідної такої шляхетності, ще більше карається, то, що вже виставляти шляхетність дідів і прадідів? Та й не тільки в старому, а й у Новому Завіті можна знайти те ж саме. “А тим, котрі, – сказано, – прийняли Його, вірянам, що вірують в ім’я Його, дав владу бути чадами Божими” (Ін. 1:12 ); тим часом для багатьох із цих чад, за словами Павла, зовсім марно те, що вони мають такого Отця. “Якщо ви обрізуєтеся, – каже він, – не буде вам ніякої користі від Христа” (Гал. 5:2 ). Якщо ж і Христос зовсім даремний для тих, котрі не хочуть слухати самих себе, то, що користі в людському заступництві? Отже, не будемо пишатися ні шляхетністю, ні багатством, але будемо зневажати тих, хто пишається подібними перевагами; не будемо сумувати через бідність, але будемо шукати того багатства, що полягає в добрих справах, і тікати від тієї бідності, яка вводить нас у гріх. З цієї останньої причини і відомий багач справді був бідний, чому й не міг, незважаючи на посилені прохання, отримати й однієї краплі води. Тим часом, чи є між нами такий жебрак, який би не мав і води для прохолоди? Немає жодного; і ті, хто стоїть від крайнього голоду, можуть мати краплю води, і не тільки краплю води, а й іншу, набагато більшу втіху. А цей багач і того не мав, – так він був бідний, і, що найтяжче, нізвідки не міг мати розради у своїй бідності. Отже, що ми жадаємо грошей, коли вони не зводять нас на небо? Скажи мені, якби якийсь земний цар сказав, що багатий не може виблискувати в його царських чертогах, або досягти якоїсь почесті, то чи не всі з презирством кинули б маєтки? Отже, якщо ми готові знехтувати маєтком, коли він позбавляє нас честі в царя земного, то за голосу Царя небесного, який щоденно кличе й каже, що незручно з багатством увійти в священні ті вхідні двері, то чи не знехтуємо ми усім, і не відкинемо багатства, щоб вільно увійти в Його царство?
6. І чи гідні ми якогось прощення, коли з великим старанням обтяжуємо себе тим, що загороджує нам туди вхід, і приховуємо своє багатство не тільки в скринях, а й у землі, тоді як можна було б покласти його в сховище небесне? Ти чиниш у цьому випадку подібно до того хлібороба, який, взявши пшеницю, замість того, щоб посіяти її на родючому полі, кидає в озеро, через що і сам не отримує жодної користі, і пшениця, зіпсувавшись, пропадає. І чим зазвичай виправдовуються люди, коли ми так викриваємо їх? Те не мало втішає нас, кажуть вони, що ми впевнені в безпеці всього прихованого в нас. Але й не бути впевненим, що є приховані скарби, також втішно. Припустімо, що ти не боїшся голоду; але заради такого сховища ти маєш обов’язково боятися інших, найтяжчих лих – смерті, ворожнечі, наклепів. Та й у разі голоду народ, який він примушує, підніме руку на дім твій. Точніше ж сказати, чинячи так, ти сам же спричиняєш і голод містам, і через те готуєш своєму дому небезпеку страшнішу за голод. Я не знаю, чи вмирав хтось раптом від голоду, тому що проти цього зла можна придумати багато всілякого роду засобів; але за гроші, за багатство і за подібні речі багато можу уявити вбитих і таємно, і явно. Безліччю таких прикладів наповнені дороги, судові місця і торжища. Та що я кажу про дороги, судові місця і торжища? Подивися, – саме море сповнене кров’ю. Тиранічна влада користолюбства не тільки на землі поширила свою державу, а й на морі лютує з великим шаленством. Один пливе за золотом, іншого вбивають за нього ж; одного ця болісна пристрасть робить купцем, іншого людиновбивцею. Отже, на що найменше можна покладатися, як не на багатство, коли заради нього потрібно поневірятися, наражатися на небезпеку і саму смерть? Але “хто пошкодує про вжаленого заклинателя змій” (Сир. 12:13 ), за словом Писання? Знаючи жорстокість тиранства, належало б тікати від рабства і винищувати згубну любов. Але, скажеш, чи можливо це? Можливо, якщо тільки створиш у собі іншу любов, любов до небес. Хто бажає Царства Небесного, той сміється над користолюбством. Раб Христовий не буде рабом багатства, але його володарем. Багатство зазвичай саме шукає того, хто від нього тікає, і тікає від того, хто його шукає; не стільки шанує того, хто його шукає, скільки того, хто його зневажає; ні з кого так не знущається, як зі своїх шукачів, – і не тільки знущається з них, а й обплутує їх незліченними узами. Отже, звільнимося хоча б тепер від цих згубних ланцюгів. Навіщо поневолювати розумну душу нерозумній речовині, матері незліченних зол? Але чи не смішно? Ми сперечаємося проти неї словами, а вона сперечається проти нас справами; водить нас усюди і, на нашу ганьбу, сперечається з нами, як із невільниками і непотрібними рабами. Що ганебніше і безчесніше за це. Якщо ми не долаємо речовини нечутливої, то, як же будемо долати сили безтілесні? Якщо не зневажаємо низьку речовину і знехтуване каміння, то як підкоримо собі початки і влади? Як будемо вправлятися в цнотливості? Якщо і блиск срібла вражає нас, то, як зможемо знехтувати красою обличчя? Є люди, які до того віддані цій тиранічній владі, що самий вигляд золота справляє на них особливу дію, і вони жартома кажуть, що і для очей корисно дивитися на золоту монету. Але не жартуй так, людино! Воістину ніщо так не шкодить і тілесним, і душевним очам, як ця пристрасть. Згубна любов ця погасила світильники нерозумних дів, і позбавила їх шлюбного палацу. Погляд на золото, – за словами твоїми, корисний для очей, – не дозволив нещасному Іуді почути голос Господній, та ще й довів до того, що він задушив себе, розверзся посередині і, зрештою, впав у пекло геєни. Отже, що може бути беззаконнішим за цей погляд? Що жахливіше? Не про речовину грошей говорю я, але про безмірну і неприборкану до них пристрасть. Вона-то по краплях проливає кров людську, має смертовбивчий вигляд, усякого звіра лютіша за лютіших, тому що і занепалих мучить, і, що ще гірше, не дає і відчувати цих мук. Одержимим цією пристрастю належало б простягати руки до тих, хто проходить повз, і волати про допомогу; а вони ще дякують за ці муки. Що може бути більш злощасним? Отже, розмірковуючи про це, будемо тікати від цієї невиліковної хвороби, будемо лікувати її докори і подалі ухилятися від такої виразки, щоб і тутешнє життя провести безпечно й спокійно, і майбутні успадковувати скарби, яких нехай сподобимося всі ми, по благодаті та людяності Господа нашого Іісуса Христа, з Яким Отцю зі Святим Духом слава, держава і честь, нині і повсякчас, і навіки віків. Амінь.
Бес і да 10
У ті дні приходить Іоанн Хреститель і проповідує в пустині Іудейській,і каже: покайтеся, бо наблизилось Царство Небесне.(Мф. 3:1-2 )
Який час означає вираз “у ті дні”. – Чому Христос хрестився тридцяти років. – Відмінність хрещення Іоаннового від даного Христом. – Мета пришестя Іоанна. – Явище і діяльність Іоанна заздалегідь передбачені були пророками. – Спосіб життя Іоанна. – Заклик наслідувати Іоанна. – Близькість суду і необхідність покаяння. – Покаяння полягає не тільки в залишенні худих справ, а й у заміні їх справами добрими. – Чому Бог не скоро виконує наші прохання. – Користь спокус.
1. У які це дні? За свідченням св. Луки, Іоанн прийшов не в ті дні, коли Іісус був ще юнаком і повернувся до Назарету, але після тридцяти років. Як же сказано тут: “У ті дні”? У Писанні вельми часто вживається такий спосіб мови, коли говориться не тільки про такі події, які безпосередньо слідували одна за одною, а й про такі, що були після закінчення багатьох років. Так, коли учні приступили до Іісуса, що сидів на горі Елеонській, і бажали довідатися від Нього і про Його пришестя, і про зруйнування Єрусалима (а ви знаєте, яка відстань часу між цими двома подіями), тоді Він, скінчивши промову про руйнування іудейської столиці та перейшовши до кінця світу, додав: “тоді й це буде”. Словом “тоді” Він не змішував часи, але означив тільки той час, у який відбудеться кінець світу. Точно так само вжиті й тут слова: “У ті дні”. Євангеліст вказує цими словами не на ті дні, які безпосередньо слідували, але на ті, в які мало статися те, про що він мав намір говорити. Але чому, скажеш ти, Іісус прийшов хреститися через тридцять років? Тому, що після цього хрещення Йому належало вже скасувати закон. Щоб не сказав хто-небудь, що Він тому скасовує закон, що не міг виконати його, Він з усією точністю виконував його впродовж усього продовження того віку, який зазвичай здатний до всяких гріхів. Адже не у всякий час усі пристрасті діють у нас; але в ранньому віці зазвичай буває більше нерозумності й малодушності, у наступному сильніше діє похоть, а далі, у наступному віці – любостяжання. Тому-то Христос, пройшовши крізь усі ці віки і у всіх них виконавши закон, тоді вже приходить до хрещення, чим і завершив виконання всіх заповідей. А що хрещення було останнім зі справ законних, вислухай Його слова: “Бо так належить нам виконати всяку правду” (Мф. 3:15 ). Сенс цих слів такий: ми все, що приписано законом, виконали, не переступили жодної заповіді; і оскільки залишається тільки одне хрещення, то і це нам слід додати, і так виконаємо всяку правду. Під “правдою” Він розуміє тут виконання всіх заповідей. Звідси видно, для чого Христос приступив до хрещення. Але чому надумалося Іоанну хрестити? За свідченням єв. Луки, не сам собою син Захарії приступив до хрещення, але за спонуканням Божим: “Було слово Боже до нього” (Лк. 3:2 ), тобто, повеління Боже йому. І сам Іоанн каже: “Той, хто послав мене хрестити у воді, сказав мені: “На кого побачиш, що Дух зійшов, як голуб,” як голуб, “і перебуває на Ньому, Той є той, хто хрестить Духом Святим” (Ін. 1:33 ). Для чого ж він посланий здійснювати хрещення? І це знову пояснює нам сам Хреститель, кажучи: “Я не знав Його, але для того прийшов хрестити у воді, щоб Він явлений був Ізраїлю” (Ін. 1:31 ). Але якщо одна ця причина, то як же єванг. Лука каже: “Він проходив усією навколишньою країною Іорданською, проповідуючи хрещення покаяння для прощення гріхів” (Лк. 3:3 )? Хрещення Іоаннове не давало прощення гріхів. Це останнє було даром хрещення, після даного нам. У ньому ми спогреблися з Христом; у ньому стара наша людина співрозп’ялася з Христом; а перед хрестом Христовим ніде не видно відпущення гріхів: воно скрізь приписується крові Його. І апостол Павло каже: “Але омилися, але освятилися” не хрещенням Іоанновим, а “ім’ям Господа нашого Іісуса Христа і Духом Бога нашого” (1Кор. 6:11 ). І в іншому місці: “Іоанн хрестив хрещенням покаяння, – не сказано відпущення, – щоб вірили в Того, Хто прийшов за ним” (Діян. 19:4 ). Та й яким би чином могло бути відпущення гріхів, коли ще ні жертва не була принесена, ні Дух (Святий) не сходив, ні гріхи не були загладжені, ні ворожнеча не припинилася, ні прокляття не знищилося?
2 .Отже, що ж означає – “для прощення гріхів”? Нерозкаяні були іудеї і ніколи не відчували гріхів своїх, але будучи схильні до крайніх вад, завжди вважали себе праведними, а це-то особливо і губило їх, і віддаляло від віри. Апостол Павло, докоряючи їм за це, сказав: “Не розуміючи праведності Божої, намагаючись поставити власну праведність, вони не підкорилися праведності Божій” (Рим. 10:3 ). І ще: “Що ж скажемо? Язичники, які не шукали праведності, отримали праведність [від віри]. А Ізраїль, який шукав закону праведності, не досяг до закону праведності. Чому? Тому що [шукали] не у вірі, а в ділах закону” (Рим. 9:30-32 ). Оскільки це було причиною їхніх зол, то приходить Іоанн, щоб привести їх до свідомості своїх гріхів. Це виражалося в самій зовнішності його, що спонукала їх до покаяння і сповідування гріхів, те саме показувала і його проповідь, тому що він тільки й говорив: “Створіть же гідні плоди покаяння” (Лк. 3:8 ). Отже, оскільки неусвідомлення гріхів своїх, як каже й апостол Павло, віддаляло їх від Христа (тоді як, навпаки, від роздумів про свої гріхи виникає бажання шукати Спокутувача та прощення), – то й мета пришестя Іоанна полягала в тому, щоб прихилити їх до пізнання своїх гріхів та схилити до покаяння; не для того, щоб їх покарали, а щоб вони стали через покаяння більш покірливими, осудили самих себе та вдалися до здобуття прощення. Дивись, з якою точністю євангеліст вказав на це. Сказавши, що Іоанн “приходить… і проповідує в пустелі Іудейській… хрещення покаяння”, він додав – “для прощення”, ніби кажучи тим самим: він переконував їх до свідомості та покаяння в гріхах, не для покарання їхнього, але щоб вони зручніше отримали відпущення, яке мало бути після. Якби вони не засудили самих себе, то не стали б шукати і милості; а не шукаючи її, не удостоїлися б і відпущення гріхів. Отже, хрещення Іоаннове прокладало шлях до іншого. Тому-то й сказано: “Щоб вірили в Того, Хто прийде по ньому”. Цими словами, крім зазначеної нами, вказується ще й нова причина хрещення. Непристойно було Іоанну обходити будинки і, взявши Христа за руку, водити скрізь, кажучи: “Віруйте в Нього”; непристойно також було перед усіма, хто проходить повз, підносити цей блаженний глас, і здійснювати все інше. Тому і прийшов він хрестити. І повага до Хрестителя, і мета самої дії приваблювала і закликала до Іордану всіх жителів, так що тут було велике зібрання народу. Ось чому тих, хто приходить до нього, він упокорює і переконує не думати про себе багато, показуючи, що вони зазнають найбільших лих, якщо не покаються, – переконує перестати хвалитися своїми предками і прийняти прийдешнього. У цей час явлення Христове було ще прикрите, і багато хто, через побиття, яке відбулося у Віфлеємі, вважав Його померлим. Щоправда, Він, будучи ще дванадцяти років, виявив Себе, але незабаром знову став невідомим. Ось чому Його явлення на самому початку мало бути особливо знаменитим і високим. Тому-то Іоанн вперше гучно і проповідує народу іудейському те, чого вони не чули ні від пророків, ні від будь-кого іншого, – нагадує їм про небеса і про небесне царство, і не говорить уже ні про що земне. Під царством же розумів він пришестя Христове, як перше, так і останнє. Але для чого, скажеш ти, говорив він це іудеям, коли вони не розуміли слів його? Я для того кажу це, скаже він, щоб вони, будучи збуджені таємничістю слів, стали шукати проповідуваного. І справді, Іоанн так надихнув благими надіями тих, хто приходив до нього, що навіть багато митарів і воїнів запитували: що їм робити, і як влаштувати життя своє? – а це було ознакою, що вони, полишивши життєві справи свої, почали звертати погляд свій на інше найважливіше, і ніби уві сні уявляти майбутнє. Усе, що вони бачили й чули, породжувало в них високі думки.
3. Справді, уяви, як було бачити людину, що виходить з пустелі, після тридцяти років, сина одного з первосвящеників, того, хто ніколи не мав потреби в речах людських, в усіх відношеннях гідний був пошани, і до того ж мав за собою пророка Ісайю, бо той останній промовляв про нього, кажучи: “Ось той, про кого я провістив, що він прийде волати в пустелі, і про все гучно проповідувати”. І справді, пророки так були турботливими в теперішньому випадку, що задовго провістили не тільки про Владику свого, а й про те, хто буде слугою Його; і провістили не тільки про особу його, а й пророкували і місце, де він проповідуватиме, і спосіб проповіді, який він употребить для наставництва, і те, які добрі наслідки відбудуться від його проповіді. Дивись, як обидва вони, тобто пророк і хреститель, погоджуються в одній думці, хоча й не одними словами висловлюють її. Ісайя каже, що такою буде проповідь Іоанна: “Приготуйте шлях Господу, прямими зробіть… стежки” Його (Іс. 40:3 ); сам же хреститель, після пришестя свого, каже: “Створіть же гідні плоди покаяння”, – це означає те ж саме, що і слова: “Приготуйте шлях Господу”. Чи бачиш, що і слова, сказані пророком, і проповідь самого Іоанна означають тільки те, що він прийшов підготувати і впорядкувати шлях до Христа? Прийшов не для того, щоб подавати дар, тобто відпущення гріхів, але щоб підготувати душі тих, які мали прийняти Бога всіляких. Лука ж ще дещо додає; він наводить не початок тільки пророцтва, а передає його повністю: “Нехай наповниться всякий дол, і нехай знизиться всяка гора і пагорб, нехай випрямиться кривизна, і негладкі шляхи зробляться гладенькими, і побачить усяка плоть спасіння Божого” (Лк. 3:5-6 ; Іс. 40:4 ). Чи бачиш, як говорить? Пророк давно все передбачив: і збіговисько народу, і зміну речей на краще, і успіх проповіді, і причину всіх цих подій, – хоча це все виражено алегорично, оскільки це були слова пророчі. Коли пророк каже: “Нехай наповниться всякий дол, і нехай всяка гора і пагорб опустяться,… і нерівні шляхи стануть гладкими”, – то він означає цим, що і смиренні піднесуться, і горді упокоряться, і труднощі закону зміняться на легкість віри. Не буде вже більше трудів і поту, каже він, але настане благодать і прощення гріхів, що полегшують шлях спасіння.Потім вказує і причину цього, кажучи: “всяка плоть побачить спасіння Боже”, тобто не самі вже тільки іудеї і ті, хто прийняв їхню віру, а вся земля і море, і все єство людське. Через “нечестиве” він означив усяке розбещене життя, розумів митарів, любодіїв, розбійників, волхвів і взагалі всіх тих, хто колись жив розбещене, а потім вступив на правильну стежку, про що говорив і сам Христос: “Митники й розпусниці попереду вас ідуть до Царства Божого” (Мф. 21:31 ), – тому що вони увірували. Те ж саме висловив пророк ще й іншими словами: “Тоді вовк буде жити разом з ягням” (Іс. 11:6 ), “Вовк і ягня будуть пастися разом” (Іс. 65:25 ). Як там, під образом пагорбів і нетрів, вказує на з’єднання різних вдач в один узгоджений образ думок, так і тут, у властивостях різних тварин зображуючи різні вдачі людей, каже, що вони також з’єднаються й будуть між собою узгоджені в благочесті, і тут знову, представляє причину цього: “І буде, – говорити, – того дня, коли язичники попрямують до кореня Єсея, що буде, як стяг для народів, – і буде йому спокій, і буде йому слава” (Іс. 11:10 ). Цю ж причину і там навів він, сказавши: “І побачить всяка плоть спасіння Боже” (Лк. 3:6 ). В обох випадках він вказує на те, що сила і пізнання Євангелія розіллються в усі кінці землі, і рід людський від звірячої вдачі і від грубого способу мислення перейде до лагідності і м’якості. “Сам же Іоанн мав одяг з верблюжого волоса і пояс шкіряний на стегнах своїх” (Мф. 3:4 ). Чи бачиш, як інше провістили пророки, а інше надали євангелістам? Чому Матфей і пророцтва наводить, і від себе приєднує, не вважаючи зайвим сказати і про одяг праведника.
4. Справді, дивно й дивовижно було бачити в людському тілі таке терпіння: це-то особливо й приваблювало іудеїв. Вони бачили в ньому великого Іллю; видовище, якого вони були свідками, нагадувало їм про цього святого чоловіка, і навіть ще більше дивувало їх. Справді, той харчувався і в містах та будинках, а цей від самої колиски постійно жив у пустелі. Предтечі Того, Хто мав скасувати все стародавнє, як от: працю, прокляття, смуток і піт, належало й самому мати певні знаки такого дару та бути вищим від стародавнього осуду. Таким він і був. Ні землі Він не обробляв, ні виробів не розтинав, ні хліба не їв у поті лиця; але стіл мав готовий, одяг знаходив легший за стіл, а про житло ще менше дбав, ніж про одяг. Він не мав потреби ні в будинку, ні в ліжку, ні в столі, ні в чомусь іншому подібному, але, носячи плоть, вів якесь ангельське життя. Для того-то він і носив волосяний одяг, щоб і самим одягом навчити нас віддалятися від людського, і не мати нічого спільного з землею, але повертатися до колишньої шляхетності, в якій був колись Адам, перш, ніж отримав потребу в сукні та одязі. Таким чином, сам одяг Іоанна служив знаком і царської гідності, і покаяння. Не питай мене, звідки він, живучи в пустелі, міг дістати волосяницю і пояс? Якщо ти будеш питати про це, то знайдеш безліч і інших запитань, наприклад: як він під час зими і під час сонячної спеки жив у пустелі, особливо в незрілому віці і зі слабким тілом, яке ще не зміцнилося? Яким чином дитяче його тіло могло перенести такі зміни погоди, за такого незвичайного столу та інших невигод пустельного життя? Де нині ті грецькі філософи, які марнотратно ревнували до цинічної безсоромності? Яка була користь замикатися в бочці, і потім віддаватися такій мерзенності? Де ці філософи, які, нехтуючи всіма пристойностями, мали тим часом безліч перснів, чаш, слуг і служниць, і оточували себе іншою пишністю, вдаючись, таким чином, до двох крайнощів? Але не такий був Іоанн; він мешкав у пустелі, як на небі, суворо виконуючи всі правила філософії, і звідти, подібно до ангела з неба, сходив до градів, – подвижник благочестя, увінчаний усім всесвітом, і філософ філософії, і гідний неба. До того ж він був таким тоді, коли ще не був дозволений гріх, не припинився ще закон, не була ще зв’язана смерть, не були ще розтрощені мідні врата, але коли ще мав силу Старий Завіт. Такою є мужня і міцна душа: вона всюди проходить і перемагає всі перешкоди. Таким був і Павло в Новому Завіті. Але для чого, скажеш ти, Іоанн разом з одягом носив і пояс? Такий був звичай древніх, перш ніж увійшов у вжиток одяг м’який, що роздувається. Так оперізувався Петро, так само як і Павло: “Чоловіка, – говориться, – чий цей пояс” ( Діян. 21:11 ). Так само одягнений був Ілля; так само одягався і кожен зі святих, тому що вони безперестанку були в ділі: або подорожували, або чимось іншим потрібним займалися і трудилися. Утім, не з однієї тільки цієї причини вони одягалися так, а ще й тому, що нехтували всілякими прикрасами та любили життя суворе й суворе; а це і Христос ставить як найбільшу похвалу чесноти: “Що ж, – говорить, – дивитись, як ви ходили? Чи людини, одягненої в м’які шати? Ті, що носять м’який одяг, перебувають у палатах царських” (Мф. 11:8 ).
5. Якщо ж Іоанн, цей настільки чистий чоловік, найсвітліший неба і вищий за всіх пророків, більше за якого нікого не було і який мав таку відвагу, – якщо він вів таке суворе життя, абсолютно нехтуючи всіма зайвими задоволеннями, то яке ж виправдання матимемо ми, які після явлених нам великих благодіянь, і при незліченних гріхах, що нас обтяжують, не чинимо навіть і найменшої частки його покаяння, але впиваємося, пересичуємося, намазуємося пахощами, живемо нічим не краще за театральних розпусниць, усіляко ніжимося, і в такий спосіб робимо себе легкою здобиччю дияволу? “Тоді Єрусалим, і вся Іудея, і вся околиця Іорданська, виходили до нього, і охрестилися від нього в Іордані, сповідуючи гріхи свої” (Мф. 3:5-6 ). Чи бачиш, як сильно подіяла поява пророка, як змусила весь народ стрепенутися, як привела його до почуття гріхів своїх? І справді, дивовижне було для іудеїв видовище, коли вони бачили, що Іоанн у людській подобі проявляє такі справи, говорить із такою відвагою, повстає на всіх, як на дітей, виблискує особливою благодаттю в обличчі своєму. Здивування їхнє збільшувалося ще більше від того, що з’явлення пророка відбулося через довгий час (адже благодать пророча збідніла в них, і повернулася до них через довгий час). Та й сам образ проповіді був якийсь дивний і особливий. Справді, вони не чули від Іоанна нічого звичайного: ні про земні війни, битви і перемоги, ні про лиха голоду і мору, ні про вавилонян і персів, ні про взяття міста, ні про інше що-небудь звичайне, але про небеса, небесне царство і про муки в геєні. Ось чому іудеї, незважаючи на те, що незадовго перед тим часом спільники збурювачів Іуди і Февди всі були побиті в пустелі Іорданській, анітрохи не боялися йти туди. Іоанн закликав їх не з тим самим наміром, як ці збурювачі, тобто щоб схиляти їх до відновлення царства, повстання і нововведень, але щоб вести до небесного царства. Тому він і не утримував їх у пустелі, щоб вести за собою, але відпускав, давши хрещення і правила суворого життя; він усіма заходами намагався навіяти їм нехтувати всім земним, а підноситися і спрямовуватися постійно до майбутнього. Будемо і ми наслідувати Іоанна, і залишивши сластолюбство і пияцтво, почнемо життя стримане. Тепер час покаяння як для нехрещених, так і для тих, хто охрестився, щоб одні, покаявшись, стали причасниками святого таїнства, а інші, омивши нечистоти, набуті після хрещення, з чистою совістю приступили до трапези. Залишимо ж це сластолюбне і розбещене життя. Адже не можна, ніяк не можна в один і той же час і каятися, і віддаватися сластолюбству. І в цьому нехай запевнить вас одяг, їжа і житло Іоанна. Що ж, скажете, – накажеш і нам вести таке суворе життя? Не наказую, але раджу і прошу. Якщо ж для вас це неможливо, то хоч залишаючись у містах, будемо звершувати покаяння. Суд уже біля дверей. Та якби він і не був такий близький, все ж таки, нам не повинно бути безтурботними, бо кінець життя кожного має таку саму силу для того, хто відкликається в майбутнє життя, як і кінцівка світу. А що суд уже біля дверей, послухай, як говорить про нього Павло: “Ніч минула, а день наблизився” (Рим. 13:12 ); і в іншому місці: “Той, хто прийде, прийде і не забариться” (Євр. 10:37 ). Та й самі ознаки, що сповіщають день суду, вже відкрилися, бо сказано: “Буде проповідувано це Євангеліє Царства по всьому світові, як свідоцтво для всіх народів, і тоді настане кінець” (Мф. 24:14 ).
6. Зауважте особливо ці слова. Не сказав Спаситель: коли увірують усі люди, але: коли буде всім проповідувано. Тому-то Він і додав: “на свідоцтво всім народам”, даючи через те знати, що Він не буде відкладати пришестя Свого доти, доки всі увірують. “На свідоцтво” тут означає: на звинувачення, на докір, на осуд невіруючих. А ми, чуючи і бачачи це, спимо і бачимо мрії, ніби занурені в найглибший опівнічний сон. І справді, те, що відбувається тепер наяву, чи то радісне, чи сумне, нічим не краще за мрії. Тому й благаю вас, нарешті, прокинутися, і поглянути до Сонця правди. Сонний не може бачити сонця, і потішити погляд свій красою променів його. Якщо ж щось і бачить, то все ніби уві сні. Отже, нам потрібні тепер глибоке каяття і рясні сльози, як тому, що ми грішимо і залишаємося байдужими, так і тому, що гріхи наші великі і перевищують прощення. А що я не брешу, в тому свідками є велика частина слухачів. Втім, хоча гріхи і перевищують прощення, звернімося все ж до покаяння, і ми удостоїмося вінців. Покаянням же я називаю не те, щоб тільки відстати від колишніх худих справ, а й те, щоб показати великі добрі справи. “Створіть, – сказано, – же гідні плоди покаяння” (Лк. 3:8 ). Як же нам створити їх? Вчиняючи навпаки. Наприклад, ти викрадав чуже? Вперед давай і своє. Тривалий час займався розпустою? Тепер утримуйся і від своєї дружини у відомі дні; звикай до утримання. Ображав і навіть бив, кого не зустрічав? Вперед благословляй тих, хто ображає тебе, і благодійствуй тим, хто б’є. Для зцілення нашого не достатньо тільки вийняти стрілу, але ще потрібно прикласти до рани ліки. Ти віддавався раніше сластолюбству і пияцтву? Тепер постися і пий воду; намагайся винищити зло, що походить від колишнього життя. Ти дивився раніше пристрасними очима на чужу красу? Вперед для більшої безпеки зовсім не дивись на жінок. “Ухиляйся, – сказано, – від зла і роби добро” (Пс. 33:15 ), і ще: “Утримуй язик твій від зла, а уста свої від підступних слів” (Пс. 33:14 ). А я вимагаю, щоб ти ще говорив добре. “Шукай миру і йди за ним” (Пс. 33:15 ) не тільки з людьми, а й із Богом. Прекрасно сказано: “йди”. Справді мир відкинутий і вигнаний, і, залишивши землю, відійшов на небо. Але ми можемо повернути його знову, якщо тільки, полишивши гордість, нахабство і все, що перешкоджає йому, захочемо вести життя скромне і лагідне. Справді, немає нічого гіршого за нахабну гордовитість. Вона-то і робить нас і пихатими, і водночас раболіпними, а тому в першому випадку смішними, у другому – огидними, і в такий спосіб продукує зараз дві протилежні вади: гордість і підле пестощі. Якщо ж ми викорінимо цю ненаситну пристрасть, то будемо і істинно-смиренними, і високими без жодної для себе небезпеки. Від надмірності, адже і в тілах наших відбувається псування соків, і коли складові частини нашого тіла через надмірність виходять зі своїх меж, то народжуються незліченні хвороби і страшні випадки смерті. Те ж саме буває і з душею.
7. Отже, відсічемо всяку безмірність і, прийнявши спасенну медицину поміркованості, житимемо доброчесно, як слід, і станем старанно прилягати до молитов. Якщо й не отримаємо прошеного, будемо молитися, щоб отримати; якщо ж отримаємо, не припинимо молитися і після отримання прошеного. Бог не для чогось іншого відкладає виконання наших прохань, але для того, щоб уповільненням збуджувати до невсипущих молитов. Для того-то Він і відкладає виконання наших прохань, і часто попускає нам впадати в спокуси, щоб ми безперестанку до Нього вдавалися і не залишали Його. Так чинять і люблячі батьки, і чадолюбні матері: бачачи, що діти перестають пестити їх, і залишають їх, щоб гратися зі своїми однолітками, вони часто наказують слугам своїм лякати їх, щоб страхом примусити їх бігти до материнських обіймів. Так і Бог часто погрожує нам не тому, що Він готовий виконати над нами Свої погрози, але для того, щоб привернути до Себе. Тому-то, коли ми до Нього звертаємося, Він одразу перестає бути грізним. Якби ми були однакові як у благополуччі, так і в спокусах, то не було б і потреби в спокусах. І що нам говорити про себе? І самі святі мужі часто напоумлювані були спокусами. Тому-то і каже пророк: “Благо мені, що я постраждав” (Пс. 118:71 ). І сам Христос говорить апостолам: “У світі будете мати скорботу” (Ін. 16:33 ). Те ж саме має на увазі і Павло, коли говорить: “Дано мені жало в плоть, ангел сатани, пригнічувати мене” (2Кор. 12:7 ). Ось чому, хоча і просив він позбутися цієї спокуси, він не отримав проханого, тому що йому від неї була велика користь. Якщо пройдемо все життя Давида, то знайдемо, що і він був світлішим під час лиха. І не тільки він, а й усі інші йому подібні. Так Іов найбільше сяяв під час лиха; тоді ж найбільше прославився Іосиф; так само Іаков, і батько його, і батько батька його, і батько батька його, і всі, котрі колись сяяли й здобули найяскравіші вінці, увінчались та прославились від скорбот та спокус. Знаючи все це, не будемо, за словами мудрого, “бентежитися під час відвідин” (Сир. 2:2 ), а навчимося того єдиного, щоб мужньо все переносити, і, що б не сталося з нами, ні про що не цікавитися і не турбуватися. Знати, коли мають скінчитися наші скорботи, належить Богові, Який їх попускає, а переносити ці скорботи з усією вдячністю – є справа вже нашої доброчесності. Якщо буде так, то все буде в нас добре.А щоб це справді було, щоб нам бути славнішими тут – на землі й блискучішими на небесах, прийматимемо все, що спіткало нас, із вдячністю до Того, Хто ліпше за нас знає, що нам корисно, і Хто любить нас сильніше за самих батьків. Ці дві думки пригадуючи собі під час кожного лиха, що спіткає нас, будемо приборкувати скорботу свою і прославляти Бога, Який у всіх випадках все творить і влаштовує на нашу користь. Таким чином ми і легко відіб’ємо всі наклепи, і отримаємо нетлінні вінці, благодаттю і людинолюбством Господа нашого Іісуса Христа, з Яким Отцю і Святому Духу слава, держава, честь нині, і повсякчас, і на віки віків. Амінь.
Бес і да 11
“Побачивши Іоанн багато фарисеїв і саддукеїв, що йшли до нього хреститися, сказав їм: породження єхиднині! хто навчив вас тікати від майбутнього гніву?”(Мф. 3:7 )
Невір’я фарисеїв, які приходили до Іоанна. – Викриття фарисеїв Іоанном не позбавляло їх надії спасіння через покаяння. – Для покаяння не потрібно тривалого часу. – Перевага хрещення Христового над хрещенням Іоанновим. – Чому Іоанн говорить про дарування Духа Св., замовчуючи про попередні справи Христа. – Одного хрещення недостатньо для спасіння; потрібно ще й доброчесне життя. – Потрібно отримувати користь із проповіді. – Чесноти треба навчатися поступово, переходячи від найлегшого до більш важкого. – Користь епітимій. – Набуття навички в чеснотах.
1. Чому ж Христос каже, що вони не вірили Іоанну? Тому що це була не віра, якщо вони не прийняли Того, про Кого Іван проповідував. Вони, мабуть, прислухалися і до вчення пророків, і до слів Законодавця, – і однак Христос докоряв їм за неуважність, бо вони не прийняли Того, про Кого пророкували пророки. “Бо якби ви вірили Мойсеєві, – каже Він, – то повірили б і Мені” (Ін. 5:46 ). І згодом, коли Христос запитував їх: “Хрещення Іоаннове звідки було”? – вони так міркували між собою: “Якщо сказати: від людей, – боїмося народу; якщо скажемо: з небес, то Він скаже нам: чому ж ви не повірили йому” (Мф. 21:25-26 )? З усього цього, таким чином, видно, що вони приходили до хрещення, і хрестилися, але не перебували у вірі проповідуваному. І євангеліст Іоанн відкриває нам їхню злість, коли, кажучи про посланих запитати Хрестителя: “Ти Ілля?” Чи Христос ти? негайно додає: “А послані були з фарисеїв” (Ін. 1:21,24 ). Так що ж? А простий народ хіба не точно так само думав? Правда, каже; але тільки простий народ думав так по простоті серця, фарисеї ж хотіли уловити його. Оскільки, наприклад, було відомо, що Христос прийде з села Давидового, а Іоанн був з коліна Левієвого, то вони й пропонували йому підступне запитання, щоб у самій його відповіді знайти нагоду напасти на нього. Це видно і з подальшого: незважаючи на те, що він і не дав тих відповідей, яких вони очікували, вони все-таки нападають на нього, кажучи: “Що ж ти хрестиш, коли ти не Христос…” (Ін. 1:25 )? Але щоб тобі ще більше переконатися в тому, що фарисеї приходили хреститися з одними думками, а простий народ з іншими, послухай, як показав це євангеліст. Про простий народ він говорить, що він приходив і охрестився від Іоанна, сповідуючи свої гріхи; а про фарисеїв говорить уже не те, а ось що: “Побачивши ж Іоанн багатьох фарисеїв і саддукеїв, що йшли до нього хреститися, сказав їм: ” Породження єхиднині! хто навіяв вам тікати від майбутнього гніву”? Яка висота духу! Як сильно говорить він до людей, які завжди жадали крові пророків, – людей, нічим не кращих за змій! З якою свободою він викриває і їх самих, і тих, хто їх породив!
Так, скажеш: свобода велика; але ось що треба запитати: чи має вона якусь підставу? Адже він бачив їх не такими, що грішать, а такими, що каються; здавалося б, тому, він повинен був не засуджувати їх, а похвалити, і прийняти за те саме, що вони, покинувши місто і свої домівки, прийшли слухати його проповідь. Що ж ми на це скажемо? Те, що він звертав увагу не на теперішні обставини, не на те, що відбувалося, але бачив таємні їхні помисли, які відкрив йому Бог. Оскільки вони величалися своїми предками, що і було причиною їхньої загибелі, і повалило їх у безтурботність, то він вириває самий корінь їхньої гордості. Тому ж і Ісайя називає їх начальниками содомськими і народом гоморським (Іс. 1:10 ), а інший пророк каже: “Чи не такі ви (ви), як сини Єфіоплян” (Ам. 9:7 )? Так всі їх застерігають від цього забобону, упокорюючи їхню гордість, що була для них джерелом незліченних зол. Але ти скажеш: пророки справедливо так чинили, бо вони бачили, як вони грішили; тут же чому і для чого робити це Іоанну, коли він бачить їх уже покірними? Для того, щоб ще більше пом’якшити їх. Якщо ж хто з увагою розгляне його слова, то і в самому викритті відкриє похвалу їм, тому що ці слова були вимовлені ним від здивування, що вони, хоча й пізно, але все ж могли зробити те, що здавалося колись неможливим. Отже, і саме викриття їх Іоанном означає більше бажання привернути їх і спонукати до покаяння. У той час, коли він, мабуть, вражає їх, він відкриває і колишнє їхнє велике нечестя, і водночас їхню чудову й несподівану справжню зміну. Як це могло бути, каже він, що вони, будучи дітьми таких батьків і так погано виховані, почали каятися? Звідки така зміна? Хто пом’якшив суворе їхнє серце? Хто зцілив невиліковне? Дивись, як він із самого початку вразив їх, кажучи їм про геєну. Не про звичайні лиха сказав він їм, як наприклад: “хто навіяв вам тікати від ворогів, навали варварів, полону, голоду і виразки?” Ні; він погрожує їм іншим покаранням, про яке вони ще не мали ясного поняття, кажучи таким чином: “Хто навіяв вам тікати від майбутнього гніву”?
2. Справедливо назвав Іоанн фарисеїв і породженням єхидни. Подібно до того, як ця тварина вбиває матір, що її народжує, і з’являється на світ, як кажуть, розгризаючи в неї черево, так і вони чинили, вбиваючи своїх батьків і матерів і роздираючи своїми руками вчителів. Утім, Іоанн не зупиняється на одному докорі, але пропонує і пораду: створіть, каже, плоди, гідні покаяння (Мф. 3:8 ), бо недостатньо лише відійти від нечестя, а треба показати і велику чесноту. Не робіть же, каже він їм, того, що для мене гидко, а для вас звично, і не повертайтеся до колишніх вад, тільки змирившись на малий час. Ми вже не в такому становищі, як колишні пророки. Теперішні обставини відмінні від колишніх і вищі, тому що нині гряде сам Суддя і Господь царства, щоб піднести нас до вищої любомудрості, покликати на небо і привернути до тамтешніх обителей. Тому-то я і кажу про геєну, що тепер як нагороди, так і покарання вічні. Отже, не залишайтеся в колишніх ваших вадах, не вказуйте, за звичаєм, на свій захист на шляхетність ваших предків – Авраама, Ісаака та Іакова. Утім, цими словами він не забороняв їм називатися нащадками цих святих, але забороняв надто покладатися на це, нехтуючи доброчесним життям. Говорячи так, він розкривав і теперішні їхні думки, і передрікав майбутнє. Дійсно, вони й після того ще говорили: ми ” сім’я Авраамове, і не були рабами нікому ніколи” (Ін. 8:33 ). Оскільки це особливо спонукало їх до гордості, і приводило до погибелі, то Іоанн насамперед і викриває цей порок. Дивись же, з якою повагою до патріарха приступає він до їхнього виправлення! Сказавши: “Не думайте казати в собі: “батько в нас Авраам””, не сказав: патріарх не може принести вам жодної користі, але з якоюсь лагідністю та лагідністю те ж саме дав зрозуміти словами: “Бог може з каміння цього воздвигнути дітей Аврааму” (Мф. 3:9 ). Дехто каже, що тут Іоанн вказує на язичників, називаючи їх алегорично камінням. Але, на мою думку, слова ці містять у собі й іншу думку. Яку ж? Не думайте, каже, що якщо ви загинете, то патріарх уже залишиться бездітним. Ні, ні! Богу можливо і від каміння дати йому дітей і продовжити рід його, бо і від початку так було, тому що від каміння бути людям – все те саме, що народитися немовляті від безплідної матері. Так і пророк, вказуючи на це, каже: “Погляньте на скелю, з якої ви посічені, на глибину рову, з якого ви витягнуті. Подивіться на Авраама, батька вашого, і на Сарру, що народила вас” (Іс. 51:1-2 ). Отже, нагадуючи їм про це пророцтво, він показує, що як від самого початку Бог дивовижним чином зробив Авраама батьком, наче з каменю, так і нині це можливо. Зауваж, як він їх і лякає, і вражає. Не сказав, що вже спорудив, щоб вони не впали у відчай, але – що може спорудити. До того ж не сказав, що може людей спорудити від каміння, але набагато більше – рідних чад Авраама. Чи бачиш, як він їх відводить від тілесних думок і надії на предків, щоб вони у власному покаянні та смиренномудрії мали надію на спасіння? Чи бачиш, як він, винищуючи в них думку про спорідненість по плоті, вводить спорідненість по вірі?
3. Але зверни увагу, як він і наступними словами примножує їхній страх і збуджує в них занепокоєння. Сказавши, що “Бог може з каміння цього воздвигнути дітей Авраамові” (Мф. 3:9 ), він негайно додав: “Уже й сокира при корені дерев лежить” (Мф. 3:10 ). Вся мова його вселяє жах. І він, за самим способом свого життя, міг говорити дуже вільно; та й вони вимагали сильного докору, тому що вже давно огрубіли. Чи сказати вам, каже він, що ви маєте позбутися спорідненості з патріархом і побачите інших, зведених від каміння, які отримують ваші достоїнства? Але покарання ваше цим не обмежиться; воно прострілиться далі. “Уже, – каже, – і сокира при корені дерев лежить”. Ніщо не може бути жахливішим за цей вислів. Ти бачиш уже не серп, що летить, не огорожу зруйновану, або виноградник потоптаний, а найгострішу сокиру, і що ще жахливіше, що лежить при дверях. Не вірячи пророкам, вони часто говорили: “де є день Господній?”, і: “нехай наблизиться і здійсниться порада Святого Ізраїля, щоб ми дізналися!” (Іс. 5:19 ). Оскільки пророцтва часто справджувалися через багато років, то щоб позбавити їх і такої розради, він погрожує їм близьким лихом, що й висловив словом: “уже”, приєднавши ще: “при корені”. Немає вже, каже, ніякої відстані, але при самому корені лежить. Не сказав: при гілках, або: при плодах, але: “при корені”, навчаючи їх, що, в разі їхнього недбальства, вони піддадуться невідворотним лихам, які ніщо не відверне, і без жодної надії на порятунок. І це тому, каже, що той, хто прийшов, не є вже рабом, як ті, що приходили раніше, а сам Господь усіляких, у руці Якого страшне і жахливе покарання. Утім, налякавши їх таким чином, він не попускає їм впасти у відчай. Як раніше він не Сказав, що Бог уже воздвиг, але що “може… поставити дітей Авраамові”, щоб і налякати їх, і водночас утішити, – так точно і тут не сказав, що сокира вже доторкнулася до кореня, але що “при корені дерев лежить”, біля нього, – чим унеможливлює всяке сповільнення. Утім, хоча й покладає в такій близькості, але саме посічення ставить у залежність від вашої волі. Якщо ви покаєтеся і зробитеся кращими, то і сокира ця буде віднята від кореня, нічого йому не зробивши. Якщо ж робитимете те саме, що й раніше, то й сокира не забариться з коренем вирвати дерево. Для того саме вона і не віднімається від кореня і, лежачи при ньому, не посікає його, щоб ви, з одного боку, не вдалися до безтурботності, а з іншого – переконалися б у тому, що ще можете, хоч і на короткий час, врятуватися, якщо покаєтеся. Таким чином, він всіляко примножує їхній страх, щоб пробудити їх і привести до покаяння. Справді, відпасти від предків, бачити інших на своєму місці, бути при дверях небезпеки й піддатися неминучому злу, що він означає через корінь і сокиру, – все це достатньо для того, щоб і найбезтурботніших людей розбурхати та зробити найдіяльнішими. На те ж саме й Павло, вказуючи, каже: “слово скорочене створить Господь на всій землі. Але не бійся; або краще бійся, але не впадай у відчай! Ти ще можеш сподіватися на зміну; вирок ще не виголошено, і сокира ще не починає посікати (що справді заважало б їй посікати, коли вона вже вкорінена?), а лежить для того, щоб, навіюваний страхом, виправити тебе і зробити здатним приносити плоди. Для того-то він і приєднує: “Усяке дерево, що не приносить доброго плоду, зрубують і кидають у вогонь”. Сказавши: “всяке”, цим він знову винищує всяку надію на благородство предків. Будь, каже він, нащадок самого Авраама, май своїми родичами незліченних патріархів, але якщо сам ти не принесеш плоду, то понесеш лише подвійне покарання. Цими словами він лякає і митарів, вражає і серця воїнів; втім, не приводить їх у розпач, а тільки відводить від усякої безтурботності. Слова його, вселяючи страх, пропонують і велику розраду, тому що вираз: “те, що не приносить доброго плоду”, – показує, що дерево, яке приносить плід, вільне від усякого покарання.
4. Але скажуть: як ми можемо принести плід, коли нам погрожують посіченням, коли лишається вже так мало часу і кінець уже наближається? Можеш, відповідає він, бо від тебе не вимагається плоду такого, який приносить дерево. Плід деревний вимагає і багато часу, і залежить від змін погоди, і багато чого також вимагає піклування. Але тобі варто тільки захотіти – і дерево негайно прозябне. Такій родючості вельми багато сприяє не тільки властивість кореня, а й мистецтво самого хлібороба. Отже, щоб не стали говорити, що ти нас бентежиш, обмежуєш і чиниш нам насильство, кладучи сокиру і погрожуючи посіченням, в самому покаранні вимагаєш від нас плоду, – Іоанн, на доказ того, як легко приносити плоди, приєднує: “Я хрещу вас у воді для покаяння, але Той, хто Йде за мною сильніший за мене, я не гідний” розв’язати ремінь чобіт: “Він хреститиме вас Духом Святим і вогнем” (Мф. 3:11 ). Цими словами він показує, що потрібні одне тільки бажання і віра, а не праця і подвиги; і, як легко хреститися, так легко і змінитися і стати кращими. Потрясши, таким чином, їхню душу страхом суду, очікуванням покарання, нагадуванням про сокиру, відчуженням їх від предків, приведенням нових чад, і подвійним покаранням – відвідуванням і спаленням, пом’якшивши всіма способами їхню жорстокосердність і збудивши в них бажання порятунку від цих зол, він, нарешті, починає бесіду і про Христа, але не просто, а віддаючи Йому велику перевагу, і потім, вважаючи відмінність між Ним і собою, щоб не подумали, що він говорить це з одного догоджання, порівнює те, що дає кожен із них. Справді, він не відразу сказав: “Не гідний” розв’язати ремінь чобіт Його; але, показавши спершу недостатність свого хрещення, яке нічого більше не могло зробити, як тільки привести їх до покаяння (тому й не сказав: водою залишення, а й: покаяння), каже і про хрещення Христа, сповнене невимовних дарів. Щоб ти, каже, чуючи, що Він за мною йде, не став зневажати Його, як такого, що вже після прийшов, – пізнай силу Його дару, і ти ясно зрозумієш, що я не сказав нічого зайвого, ні навіть належного, сказавши: “Не гідний” дозволити ремінь чобіт. Отже, коли ти чуєш, що Він “сильніший за мене”, не думай, щоб я говорив це тільки порівняно; я негідний бути навіть серед рабів Його, і навіть найостанніших рабів, і в служінні Йому сприйняти навіть найнижчу посаду. Ось чому він не просто сказав “чоботи”, але “ремінь чобіт”, що вважалося найостаннішою справою. Потім, щоб ти не подумав, що це сказано зі смирення, він наводить на доказ самі справи: “Він буде хрестити вас Духом Святим і вогнем”. Бачиш, яка мудрість Хрестителя! Коли сам проповідує, то говорить усе страшне й жахливе, коли ж посилає до Христа, то вже говорить лагідно й утішно. Не говорить уже ні про сокиру, ні про дерево, що посікається і у вогонь потрапляє, ні про майбутній гнів, але вказує на відпущення гріхів, зняття покарання, виправдання, освячення, спокуту, усиновлення, братерство, участь у спадку та щедре вилиття Святого Духа. Усе це розумів він під словами: “хреститиме вас Духом Святим”, висловлюючи цим алегоричним висловлюванням рясне вилиття благодаті. Не сказав: дасть вам Духа Святого, але – “хреститиме вас Духом Святим”; приєднанням же слів: “і вогнем” ще більше виражає силу і могутню дію благодаті.
5. Уяви ж, якою має бути прихильність слухачів при тій думці, що вони незабаром будуть подібні до пророків, до того ж до найвеличніших із них. Для того-то, адже, він і згадав про вогонь, щоб їх наштовхнути на думку про цих мужів, оскільки майже всі видіння, які вони бачили, були відкриті вогнем. Так Бог розмовляв з Мойсеєм у купині, так розмовляв з усім народом на горі Синайській, так говорив з Єзекіїлем серед херувимів. Дивись же, як він збуджує слухача, сказавши наперед про те, що мало бути після всього. Справді, спершу належало звершитися закланню Агнця, винищенню гріха, руйнуванню ворожнечі, потім похованню і воскресінню, і, нарешті, вже пришестю Святого Духа. Але про все це він поки ще нічого не говорить і наперед ставить останнє, – те, для чого відбулося і все інше, і що особливим чином могло показати гідність Христа. І це робить він для того, щоб слухач, після того як дізнається, що він з такою силою отримає Святого Духа, запитав самого себе: як і яким чином це можливо, за такого сильного панування гріха? – і щоб, помітивши в ньому таке збентеження і готовність до слухання, сказати тоді і про страждання, бо після того ніхто вже не міг цим спокушатися, з огляду на очікування такого дару. Ось для чого він знову взивав: “Ось Агнець Божий, що бере [на Себе] гріх світу” (Ін. 1:29 )! Не сказав: залишив, але: “бере”, що означає більшу турботу, тому що не все одно – просто залишити, і – прийняти гріх: перше не пов’язане ні з якою небезпекою, а останнє пов’язане зі смертю. І ще говорив, що Христос “є Син Божий” (Ін. 1:34 ). Втім, і ці слова не давали ще слухачам ясного поняття про Його гідність, тому що з них вони не могли ще зробити висновок, що Він є істинний Син; тим часом із рясного подаяння Духа це ставало вже безсумнівним. Тому-то і Бог Отець, посилаючи Іоанна, першою ознакою гідності в особі, що мала з’явитися, поставив наступне: “На Кого побачиш Духа, що сходить і перебуває на Ньому, Той є той, хто хрестить Духом Святим” (Ін. 1:33 ). Ось чому і сам Іоанн каже: “І я бачив, і засвідчив, що Цей є Син Божий” (Ін. 1:34 ), так як через те робилося вже безсумнівним і це останнє. Далі, висловивши приємне, і тим підбадьоривши й заспокоївши слухача, він знову починає тіснити його, щоб той не впав у безтурботність. Такий уже був народ іудейський, що серед благ він скоро приходив у розслаблення, і робився гіршим. Тому Іоанн знову погрожує йому, кажучи: “Лопата Його в руці Його” (Мф. 3:12 ). Раніше він сказав про покарання, а тут показує вже і Суддю, і представляє вічність страти: “Солому, – каже Він, – спалить вогнем невгасимим”. Звідси ти бачиш, що Господь створінь є водночас і будівничий, хоча в іншому місці і про Отця те саме сказано: “Отець Мій – виноградар” (Ін. 15:1 ). Оскільки спершу говорить він про сокиру, то щоб ти не подумав, що ця справа вимагає праці й незручна в розрізненні, він іншим прикладом пояснює і її легкість, показуючи, що весь світ у Його владі, бо Він не став би карати тих, котрі – не Його. Тепер усе перемішано між собою, і хоча пшениця блищить, але лежить разом із куколем, як на гумні, а не як у житниці. Тоді ж буде велика відмінність. Де ж ті, які не вірять геєні? Іоанн дві дії приписує Христу: хрестити Духом Святим і віддати тих, хто не вірує, вогню. Отже, якщо треба вірити першому, то й останньому також необхідно. Тому-то він і поставив два передбачення разом, щоб одне, яке вже здійснилося, запевняло і в іншому, яке ще не здійснилося. Так само і Сам Христос вельми часто робить, іноді в одних і тих самих речах, а іноді в протилежних, підсумовуючи два пророцтва; і одне з них виконує тут, а інше обіцяє виконати в майбутньому житті, щоб пророцтво, яке вже виповнилося, найбільш завзятих засвідчувало й те, яке ще не виповнилося. Так, наприклад, тим, хто для Нього все залишив, Він сторицею обіцяє відплатити в теперішньому віці й дарувати життя вічне в майбутньому, і через теперішню відплату запевняє і в безсумнівному отриманні майбутнього. Так само в теперішньому випадку вчинив і Іоанн, зробивши два пророцтва, тобто, що Христос хреститиме Духом Святим, і що спалить вогнем незгасним.
6. Отже, якби Христос не хрестив щоденно Духом Св. апостолів і всіх тих, хто того бажає, то ти міг би сумніватися і в іншому. Якщо ж те, що, мабуть, було вище, важче і незбагненне для розуму, здійснилося і щодня виконується, то чому ж ти не вважаєш істинним те, що легко і зрозуміло? Отже, сказавши: “Він буде хрестити вас Духом Святим і вогнем”, і пообіцявши тут безліч благ, Іоанн негайно, щоб ти від цього не зробився безтурботним, залишивши все колишнє, вказує на лопату, означаючи цим майбутній суд. Не думайте, каже він, що достатньо одного хрещення, хоча б ви після жили нечестиво. Ні, нам потрібно ще багато чесноти і любомудрості. Таким чином, від сокири він веде їх до благодаті й води хрещення, а слідом за цим погрожує лопатою і вогнем незгасним. Між тими, котрі ще не прийняли хрещення, він не робить жодної відмінності й просто каже: “Усяке дерево, що не приносить доброго плоду, зрубають” ( Мф. 3:10 ), вказуючи цим на страту, яка чекає на всіх невірних; а після хрещення робить певний поділ, тому що багато хто з тих, хто вірив, мали вести життя, негідне віри. Отже, ніхто не повинен бути куколем, ніхто не повинен бути легким у віянні, або до того піддаватися худим схильностям, щоб вони всюди легко захоплювали його. Якщо ти залишишся пшеницею, то хоч би й спіткала тебе спокуса, не зазнаєш жодного зла, бо й на гумні зубчасті колеса воза не роздробляють пшениці. Якщо ж ти змішаєшся зі слабкою соломою, то і тут будеш терпіти нестерпні лиха, пригноблений усіма, і там спіткає тебе вічне покарання. Справді, всі такі, ще до майбутньої печі, тут бувають їжею божевільних пристрастей, як солома для безсловесних тварин, і там знову будуть речовиною і їжею вогню. Якби Іоанн прямо сказав, що Христос судитиме справи наші, то його слова не так би легко прийняли; але, вживши притчу, в якій все виражалося, він вселив більше переконання, і слухач з більшою охотою захоплювався ним. Тому і Христос здебільшого розмовляв з ними так само, вживаючи в мові Своїй подоби гумна, жнив, винограду, точила, поля, мрежі, рибного лову, і всяких інших звичайних предметів, що оточують їх. Те ж саме зробив тут і Хреститель; він представив найсильнішим доказом своїх слів дар Духа Святого. Хто настільки могутній, говорив він, що може відпускати гріхи і дарувати Святого Духа, Той тим більше може зробити і те. Чи помічаєш, як тут уже передбачалося і таїнство воскресіння та суду? Чому ж, запитають, він не сказав про ті знамення і чудеса, які незабаром мали звершитися через Христа? Тому що дарування Духа було найбільшим з усіх чудес, і всі інші заради цього тільки й були влаштовані. Вказавши головне, він і все обійняв: нехтування смертю, винищення гріхів, знищення прокляття, звільнення від тривалої боротьби, вхід до раю, сходження на небо, спілкування з ангелами, участь у майбутніх благах: одержання Духа слугувало запорукою всього цього. Таким чином, сказавши про це, він уже сказав і про воскресіння тіл, і про знамення, що мають бути при цьому, і про участь у царстві, і про ті блага, “яких не бачило око, і не чуло вухо, і які не спадало на серце людині” (1Кор. 2:9 ). Усе це подано нам разом із тим даром. Отже, зайвим було і говорити про ті знамення, які незабаром мали послідувати, і судити про які надавалося за очевидністю, а треба було сказати про те, в чому вони сумнівалися, а саме, що Христос є Сином Божим, що Він незрівнянно перевершує Іоанна, що Він візьме гріхи світу, що Він піддасть суду справи наші, що наше життя не обмежується лише теперішнім, але що кожен отримає праведне покарання за гробом. Усього цього ще не можна було уявити наочно.
7. Отже, знаючи це, будьмо дбайливі, доки перебуваємо на гумні; тут ще можна і з куколю перетворитися на пшеницю, тому що і з пшениці багато хто зробився куколем. Не будемо ж слабшати, не будемо захоплюватися всяким вітром, не будемо відокремлюватися від братів наших, хоч би якими б малими та незнатними вони не здавалися. Адже і пшениця, хоча за величиною менша за кукіль, але за властивістю краща за них. Дивись не на зовнішню велич, бо вона уготована вогню; але на те тверде і неруйнівне приниження перед Богом, яке не може бути ні посічене, ні спалене вогнем. Заради цих принижених тільки й довготерпить Бог кукіль, щоб від поводження з ними ці останні стали кращими. Для того ще й немає суду, щоб ми всі взагалі отримали вінці, щоб багато хто від лукавства звернувся до чесноти. Отже, побоїмося, слухаючи цю притчу, бо вогонь цей незгасний. Ти скажеш: як він може бути незгасним? Але чи не бачиш ти сонце, яке завжди горить і ніколи не згасає? Чи не бачиш також купину, що горить і не згорає? Отже, якщо і ти хочеш уникнути вогню, то відклади жорстокосердя, і ти не відчуєш його. Якщо ти тут повіриш цим словам, то коли відійдеш у життя потойбічне, не побачиш вогняної печі; якщо ж тут не будеш вірити, то там добре пізнаєш її на досвіді, але тоді вже неможливо буде уникнути її. Мука, визначена тим, хто провів життя неправедно, неминуча. Втім, і однієї тільки віри недостатньо: і біси тремтять перед Богом, але при всьому тому не уникнуть муки. Тому нам повинно проводити життя з великим піклуванням. Тому-то і ми часто збираємо вас сюди, не для того, щоб ви тільки приходили сюди, але для того, щоб ви отримали і якісь плоди від перебування тут. Якщо ж ви виходитимете звідси без жодного плоду, то, хоча б ви завжди ходили сюди, ваше ходіння і присутність нічого не означатиме. Якщо і ми, коли посилаємо дітей до вчителів, і бачимо, що вони нічому не вчаться, сильно обурюємося на вчителів, і часто посилаємо їх до інших, то чим ми будемо пробачати себе, якщо не докладатимемо хоча б таких самих старань до чеснот, як і у відношенні до цих земних занять, і завжди носитимемо додому порожні аркуші? До того ж тут вчителі і кращі, і більші за них. У кожному зібранні ми представляємо вам учителями і пророків, і апостолів, і патріархів, і всіх праведних, і при всьому тому немає ніякої користі. Проспівавши два або три псалми, і абияк здійснивши звичайні молитви, ви розходитеся, думаючи, що цього достатньо для вашого спасіння. Чи чули ви, що говорить пророк, або, краще, сам Бог через пророка: “Цей народ наближається до Мене устами своїми, і язиком своїм шанує Мене, а серце його далеко відстоїть від Мене” (Іс. 29:13 ). Нехай же не буде сказано те саме і про нас. Тому випрасуй літери, або краще: ті накреслення, які диявол надрукував у душі твоїй, і принеси мені серце вільне від усіх життєвих негараздів, щоб я міг написати безперешкодно на ньому те, що хочу. Тепер нічого не можна бачити в ньому, крім диявольських письм: розкрадання, користолюбства, заздрості та злоби. Тому-то я, коли беру ваші аркуші, не можу навіть і читати їх; я не знаходжу тих літер, які ми пишемо вам у дні недільні, і з якими відпускаємо вас, але знаходжу замість них інші – непридатні й викривлені. Ми стираємо ці літери, і пишемо літери духовні, а ви, вийшовши звідси, віддаєте серця ваші діям диявола, і знову даєте йому нагоду написати у вас своє, замість нашого. Який же звідси вийде наслідок? Якщо я і не буду говорити, про це вже знає совість кожного. Утім, я не перестану виконувати мій обов’язок, і писати у вас правильні літери. Якщо ж ви руйнуватимете нашу працю, то на нас чекає безсумнівна нагорода, а на вас – чимала небезпека. Втім, я не хочу говорити нічого обтяжливого.
8. Я знову тільки прошу і благаю вас: наслідуйте в цьому випадку хоча б старанність малих дітей. Вони насамперед заучують накреслення букв, потім намагаються впізнати їх у додаванні, і нарешті таким шляхом доходять і до читання. Будемо й ми чинити так само. Розділивши чесноту на частини, насамперед навчимося не присягатися, не порушувати клятви, не лихословити; потім, переходячи до іншої літери, навчимося не заздрити, не любити плоті, не догоджати утробі, не впиватися, не бути жорстокими й недбайливими; від цих чеснот знову перейдемо до духовних, і будемо намагатися про стриманість і нехтування чрева, про цнотливість, правду, нехтування славою, про лагідність і серцеву смиренність, – усе це з’єднаємо докупи і напишемо в душі нашій. І в усьому цьому ми можемо вправлятися вдома зі своїми друзями, з дружиною, з дітьми. Почнемо ж поки що з перших і найлегших чеснот, так, наприклад, з утримання від клятви, і цим початковим уроком будемо неодмінно займатися вдома. Адже й удома багато перешкод цьому заняттю: дратує слуга, збуджує гнів дружина, яка ображає, доводить до погроз і клятви дурне і свавільне дитя. Отже, якщо ти вдома, будучи постійно роздратований усім цим, утримаєшся від клятви, то зможеш легко утриматися від неї і в суспільстві. Так само перестанеш і лаятися, якщо не будеш лаяти ні дружину, ні раба, ні когось іншого зі своїх домашніх. Дружина часто похваляючи кого-небудь і скаржачись на свою долю, спонукає лихословити того, кого хвалять; але ти не доходи до того, щоб лихословити його, але все переноси великодушно. Так само, якщо бачиш, що слуги твої хвалять інших панів, не бентежся, але будь великодушним. Нехай дім твій буде місцем боротьби і подвижництва в чеснотах, щоб, навчившись добре тут, ти міг з великим мистецтвом поводитися і в суспільстві. Так само чини і з марнославством. Якщо постараєшся не марнославлятися перед дружиною і слугами, то легко подолаєш цю пристрасть і в поводженні з іншими. Хоча скрізь хвороба ця тяжка і болісна, але особливо в присутності дружини. Якщо, отже, ми тут зруйнуємо її силу, то легко подолаємо її і в інших випадках. Так само чинитимемо і з іншими пристрастями, щодня подвизаючись і вправляючись проти них удома. А щоб для нас легшим був цей подвиг, накладемо на себе й епітимію, якщо порушимо якийсь із запропонованих обов’язків. Нехай служить нам і епітимія; не шкоду заподіє вона нам, а придбає нагороду і принесе найбільшу користь, коли ми, наприклад, засудимо себе на суворі пости, на земні поклони, або на іншу якусь важку справу. Таким чином звідусіль ми здобудемо великі вигоди: і тут будемо куштувати солодкість доброчесного життя, і майбутні отримаємо блага, і будемо завждишніми друзями Божими. А щоб знову не сталося того ж, – щоб ви, здивувавшись сказаному тут, після виходу звідси, не кинули безтурботно книгу розуму вашого, і не подали б дияволові нагоди викреслити написане в ній, для того нехай кожен, прийшовши додому, покличе дружину свою, розкаже їй те, що вислухав, візьме її як помічницю і відтоді ж розпочне це чудове діло, укріплюючи себе єлеєм Духа Святого. Якщо під час цього подвигу ти і впадеш не один раз, не впадай у відчай, але знову вставай, і трудися, і не відступай доти, доки не увінчаєшся блискучим вінцем перемоги над дияволом, і набутки чеснот не сховаєш у безпечному сховищі. Коли ж утвердиш себе в навичці такої благої любомудрості, то вже не будеш більше порушувати будь-яких заповідей через недбальство, тому що звичка за міцністю подібна буде природі. Як легко спати, їсти, пити, відпочивати, так само легко для нас буде і виконання чеснот. У нагороду за це ми отримаємо чисте задоволення, досягнемо тихої пристані, будемо насолоджуватися постійним спокоєм, і, спрямувавши наш навантажений скарбами корабель того дня до того граду, удостоїмося нев’янучих вінців, які нехай сподобимося отримати всі ми благодаттю і людинолюбством Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава й держава нині, повсякчас і на віки віків. Амінь.
Бес і да 12
“Тоді приходить Іісус з Галілеї на Іордан до Іоанна хреститися від нього.” (Мф. 3:13 )
Хрещення від Іоанна не принижувало Христа. – Христос хрестився, щоб виконати весь закон. – Для чого зійшов Дух Св. після хрещення на Іісуса. – Чому іудеї, які бачили зішестя Духа, не вірили в Христа. – На кожного, хто хреститься, і тепер сходить Дух Св. – Чому Дух Св. зійшов у вигляді голуба. – Дух Св. за гідністю не нижчий за Сина Божого. – Виконавши хрещення іудейське, Христос відчинив двері хрещенню новозавітному. – Християнин повинен вести життя, гідне дару хрещення. – Вірянин повинен на ділі виправдовувати своє вчення перед язичниками і служити для них прикладом.
1. З рабами Господь, з винними Суддя йде хреститися. Але не обурюйся цим: у цьому-то смиренні й сяє особливо висота Його. Та й чому дивуватися, якщо прийняв хрещення і разом з іншими прийшов до раба Той, Котрий благоволив стільки часу бути в дівочій утробі, народитися з нашим єством, прийняти побиття і хрест, і перетерпіти все, що перетерпів Він? То дивно, що Він, будучи Богом, захотів стати людиною; все ж інше було вже наслідком цього. Тому-то й Іоанн говорив заздалегідь, що він недостойний розв’язати ремінь у чобота Його (Лк. 3:16 ); також, що Христос – Суддя, воздасть кожному гідне й усім даруватиме у великій кількості Духа, щоб ти, бачачи, як Він іде до хрещення, не судив про Нього низько. Ось чому і тоді, коли Він прийшов хреститися, Іоанн утримує Його, кажучи: “Мені треба хреститися від Тебе, і чи Ти приходиш до мене” (Мф. 3:14 )? Оскільки хрещення Іоаннове було хрещенням покаяння, і приводило людей до усвідомлення гріхів, то, щоби хто не подумав, що й Іісус приходить на Іордан із таким самим наміром, для запобігання цьому Іоанн називає Його Агнцем і Віикупителем світу від гріха. Той, Хто міг винищити гріхи всього роду людського, сам уже без сумніву був безгрішний. Тому Іоанн і не сказав: ось безгрішний! але, що набагато важливіше: “бере [на Себе] гріх світу” – щоб разом із цим ти переконався, і переконавшись, побачив, що він приходить до хрещення з іншою якоюсь метою. Тому-то Іоанн і говорив Христу, що прийшов до нього: “Мені треба хреститися від Тебе, і чи Ти приходиш до мене”? Не сказав: чи Ти хочеш хреститися від мене? Він не наважувався сказати і цього. Але що сказав? “І чи Ти приходиш до мене”? Що ж Христос? Він і тут вчинив точно так само, як після з Петром. І цей не давав Йому вмити ніг своїх, але, коли почув: “Що Я роблю, тепер ти не знаєш, а зрозумієш після”; також: “не маєш частки зі Мною” ( Ін. 13:7-8 ), – негайно полишив завзятість і виявив послух. Так само й Іоанн, почувши: “Залиш тепер, бо так належить нам виконати всяку правду” (Мф. 3:15 ), – негайно послухався. Обидва вони – і Петро, і Іоанн – не були наполегливі, але виявляли і любов, і послух, і в усьому намагалися коритися Господу. Дивись же, як Іісус, переконує Іоанна тим самим, чим йому особливо важко було: не сказав, що того вимагає справедливість, але: “так належить” (так пристойно). Тоді як Іоанн вважав вельми непристойним для Нього прийняти хрещення від раба, Він, навпаки, вказує йому на цілковиту пристойність цього, немов би кажучи: чи не тому ти ухиляєшся і відрікаєшся від цього, що вважаєш це непристойним? Навпаки, це дуже пристойно, і тому залиш це. І не просто сказав: “залиш”, але додав: “тепер”. Не завжди буде це, каже Він; навпаки, ти побачиш Мене і в тому стані, в якому бажаєш бачити, а тепер поки що чекай його. Далі, Христос показує і те, чому це пристойно. Чому ж це пристойно? Тому, що нам належить виконати весь закон, – що й означив Він словами: “усяку правду”, – бо правда є виконання заповідей. Оскільки ж ми, кажуть, виконали вже всі інші заповіді, і залишається тільки одне це, то маємо додати і це. Я прийшов розв’язати клятву, що лежить на вас за злочин закону; тому маю спершу сам виконати весь закон і визволити вас від осуду, і таким чином припинити дію закону. Отже, Мені належить виконати весь закон, тому що Я повинен вирішити прокляття, написане проти вас у законі. Для того-то Я і прийняв плоть, і прийшов у світ. “Тоді [Іоанн] допускає Його. І, охрестившись, Іісус негайно вийшов із води, – і осе, відкрилися Йому небеса, і побачив [Іоанн] Духа Божого, що сходив, як голуб, і спускався на Нього” (Мф. 3:15-16 ).
2. Природно, народ шанував Іоанна набагато вище за Христа. Той усе життя своє проводив у пустелі, був сином архієрея, носив надзвичайний одяг, закликав усіх до хрещення, і до того ж, народився від неплідної; Іісус же походив від незнатної дівиці (народження від Діви не було ще всім відоме), виховувався в домі, поводився з усіма і носив звичайний одяг. Оскільки ніхто ще не знав невимовних таємниць домобудівництва, то й вважали Христа меншим. Хрещення від Іоанна ще більше могло утверджувати іудеїв у цій думці, якби навіть вони й не мали інших спонукань до того. Вони думали про Іісуса, що і Він з числа звичайних людей. Якби Він був незвичайною людиною, міркували вони, то не прийшов би хреститися разом з іншими. Навпаки, Іоанн був в очах їхніх набагато більшим і дивовижнішим за Нього. Ось чому, щоб така думка не утвердилася в народі, негайно, після хрещення Іісуса, відчиняються небеса, сходить Дух, і разом із Духом голос, який сповіщає про гідність Іісуса, як Єдинородного. А оскільки цей голос: “Цей є Син Мій улюблений” (Мф. 3:17 ) багатьом здавався таким, що відноситься до Іоанна, тому що не було додано: “цей хрещений”, але сказано просто “цей”; та й як по самій гідності Хрестителя, так і за всіма вищесказаними обставинами, кожен, хто чув ці слова, природніше докладав їх до того, хто хрестив, аніж до того, хто хрестився, – то Дух Святий зійшов у вигляді голуба, щоб звернути голос на Іісуса, і показати всім, що слово “цей” сказане не про Іоанна, котрий хрестив, а про Іісуса, котрий хрестився. Чому ж, – скажуть, – незважаючи на таку подію, іудеї не увірували в Нього? Через жорстокосердя своє. Точно так само і за Мойсея багато було чудес, хоча й не настільки великих; але народ, після всіх цих чудес, після голосів, і труб, і блискавок, вилив собі тільця і приліпився до Веельфегора. Та й ті ж самі, які були при хрещенні, бачили згодом воскресіння Лазаря; і однак, не тільки не увірували в Того, Хто сотворив це диво, а ще багаторазово робили спроби вбити Його. Отже, якщо вони, бачачи на власні очі воскресіння мертвих, до такої міри наполягали на злі та невір’ї, то чому дивуватися, якщо вони не повірили голосу, що зійшов згори? Коли душа перебуває в стані нечутливості й розбещення, і одержима недугою заздрості, тоді вона не переконується ніяким дивом. Навпаки, коли душа доброзичлива, тоді вона приймає все з вірою, навіть і в чудесах не має особливої потреби. Отже, не питай, чому вони не повірили; але розглянь краще, чи не все було зроблено, що було потрібно для схиляння їх до віри. Це показує Сам Бог, коли устами пророка захищає все, що Він зробив для їхнього блага. Коли іудеям загрожувала загибель і останнє покарання, то, щоб хто-небудь за їхнє розбещення не став звинувачувати Промисел, Він каже: “Що ще треба було б зробити для виноградника Мого, чого Я не зробив йому” (Іс. 5:4 )? Так і тут, розглянь, чому б ще належало бути, і не було? Та й коли б не трапилися подібні міркування про промисел Божий, вживай завжди цей образ захисту проти тих, хто наважується звинувачувати його за вади людей. Дивись же, які відбуваються чудеса, і які відкриваються зачатки майбутнього: адже не рай, а саме небо відкривається. Утім, розмову проти іудеїв відкладемо до іншого часу; а тепер, за сприяння Божого, звернемося до подальшого. “І, охрестившись, Іісус негайно вийшов із води, – і ось, відкрилися Йому небеса”. Для чого ж відкрилися небеса? Для того, щоб ти зрозумів, що і під час твого хрещення буває те ж саме; тоді Бог закликає тебе до небесної вітчизни і переконує нічого вже не мати спільного з землею. Ти не бачиш цього, але, незважаючи на те, не сумнівайся. Чуттєві бачення чудових і духовних речей і всі подібні знамення бувають тільки на початку, і то для людей грубих і таких, котрі не можуть умістити жодної думки про істоту безтілесну й вражаються лише видимим, а тому потребують чуттєвих бачень, але і це буває з тією метою, аби з вірою приймали те, що одного разу на початку було затверджене чудесами, хоч би цих чудес потім уже й не було. Так на зібранні апостолів був шум дихання бурхливого, і з’явилися видіння вогняних язиків, – не для самих апостолів, але для іудеїв, які тоді перебували з ними. Тим часом і ми приймаємо те, що одного разу затверджено чудесами, хоча й немає більш чуттєвих знамень. Так і під час хрещення, голуб з’явився для того, щоб і присутнім, і Іоанну вказати, немов би перстом, Сина Божого, і водночас для того, щоб і ти знав, що і на тебе, коли хрестишся, сходить Дух Святий.
3. Але нам немає потреби вже в чуттєвому баченні, тому що для нас замість усіх знамень досить однієї віри; знамення даються не для віруючих, але для невіруючих. Чому ж Дух Святий з’явився у вигляді голуба? Тому що голуб є тварина лагідна і чиста. І як Дух Святий є Дух лагідності, то Він і з’явився в цьому вигляді. Крім того, таке явище нагадує нам і про давню історію. Коли загальний потоп охопив увесь всесвіт, і рід наш наражався на небезпеку досконалого винищення, тоді з’явився цей птах і дав знати про припинення потопу, і, принісши гілку оливкову, приніс благу звістку про загальну тишу у всесвіті. Усе це було прообразом майбутнього. Тоді люди перебували в гіршому стані, і гідні були набагато більшого покарання. Тому, щоб ти не впадав у відчай, Писання і наводить тобі на пам’ять цю історію. І в той час, незважаючи на найвідчайдушніший стан справ, було деяке порятунок від лиха і відновлення; тоді це сталося за допомогою покарання, а тепер за допомогою благодаті і дару незбагненного. Тому і голубиця не з оливковою гілкою з’являється, але вказує нам на Визволителя від усіх лих і подає благі надії. Не одну тільки людину виводить вона з ковчега, але весь всесвіт зводить на небо, і замість оливкової гілки приносить усиновлення всьому роду людському. Уявляючи велич цього дару, не зменшуй у думках твоїх гідності Святого Духа тому тільки, що Він з’явився в такому образі. Я чув, як дехто каже, ніби така сама відмінність між Христом і Святим Духом, яка між людиною і голубом, бо Той з’явився в людській природі, а цей у вигляді голуба. Що на це треба сказати? Те, що Син Божий прийняв єство людське, а Дух Святий не прийняв єства голуба. Тому і євангеліст не сказав: у єстві голуба, але – “у вигляді” голуба. Та крім цього випадку, після Він ніколи не з’являвся в такому образі. Далі, якщо ти з цієї тільки причини вважаєш Його меншим за гідністю, то тому ж самому і херувими будуть кращими за Нього, і до того ж у стільки разів, у скільки орел кращий за голуба, бо вони з’являлися у вигляді орлиному. Так само й ангели будуть кращими за Нього, тому що і вони часто з’являлися в образі людському. Але нехай не буде цього, нехай не буде! Адже інша справа істинною стати людиною, інша – на певний час з’являтися в якомусь вигляді. Отже, не будь невдячним перед своїм Благодійником, і не плати злом за добро тому, хто дарував тобі джерело блаженства. Де гідність усиновлення, там і відбирання всіх зол і дарування всіх благ. Ось чому скасовується хрещення іудейське, а наше отримує початок. Що було з пасхою, те саме відбувається і з хрещенням. Як там Христос, здійснивши ту й іншу пасху, одну скасував, а іншій дав початок, так і тут, здійснивши хрещення іудейське, відчинив двері і хрещенню Церкви новозавітної. Як там, в одній вечері, так тут в одній річці і тінь накреслив, і істину представив. Тільки наше хрещення має благодать Святого Духа; хрещення ж Іоаннове не мало такого дару. Тому-то нічого подібного і не траплялося під час хрещення інших людей, а сталося тільки з Тим, Хто мав дати цей дар, щоб ти, окрім вищесказаного, зрозумів і те, що не чистота того, хто хрестить, а сила того, хто хреститься, зробила це. Тоді й небеса відкрилися, і Дух Святий зійшов. Так Христос від стародавнього способу життя вже виводить нас до нового, відчиняючи нам браму небесну і посилаючи звідти Святого Духа, Який закликає нас до гірської вітчизни; і не просто закликає, а й наряджає найвищою гідністю: перетворює нас не на янголів і архангелів, а на улюблених синів Божих. Так Він тягне нас до того небесного надбання.
4. Уявляючи все це, яви життя гідне і любові того, хто кличе, і спільноти небесної, і честі, яку тобі даровано. Розіп’явшись світу і світ розіп’явши собі, з усякою ретельністю старайся жити так, як живуть на небесах. Не думай, що ти маєш щось спільне із землею, бо тіло твоє ще не піднесене на небо; голова твоя там – на небесах. Для того-то Господь зійшов на землю і звів із Собою ангелів, а потім, сприйнявши тебе, зійшов на небо, щоб ти, ще перш ніж ти туди зійдеш, упевнився, що можеш жити і на землі, як на небі. Отже, будемо постійно зберігати ту гідність, яку ми отримали на початку; будемо щодня прагнути до небесних осель, і все земне вважатимемо тінню і сновидінням. Справді, якби якийсь земний цар несподівано всиновив тебе, бідного і злиденного, ти б і не подумав про свою бідну хатину, хоча між тим і іншим ще й не велика різниця. Так і ти не думай ні про що колишнє, тому що ти покликаний до благ набагато важливіших. Той, хто тебе покликає, є Владика ангелів, а блага, що даруються тобі, вищі за всяке слово і розуміння. Він переселяє тебе не з землі на землю, подібно до царя земного, а з землі на небо, і від смертного єства в славу безсмертну і неосяжну, яка тоді тільки відкриється нам в істинному своєму вигляді, коли будемо нею насолоджуватися. Сподіваючись отримати такі блага, невже ти будеш ще згадувати про гроші, і чіплятися до мрій земних? Невже не переконаєшся, що все видиме малоцінніше за лахміття жебрака? Як же ти з’явишся гідним такої великої честі? Яке принесеш виправдання? Або краще, якої не понесеш кари за те, що після такого дару знову біжиш до колишньої блювотини? Адже ти будеш покараний за гріхи свої не просто як людина, а як син Божий, і велич честі послужить тобі тільки до більшого покарання. І ми за одні й ті самі провини не однаково караємо винних рабів і дітей, особливо якщо вони багато облагодіяні нами. І якщо той, кому дано було в уділ рай, за один тільки непослух після великої честі піддався таким лихам, то ми, які отримали небо і стали співспадкоємцями Єдинородного, чи можемо випросити прощення, коли, залишивши голуба, поспішаємо до змія? Ні, ми вже не почуємо тоді: “Прах ти і в прах повернешся” або “будеш обробляти землю” (Бут. 3:19 ), та іншого, що колись сказано було Адаму, але нам загрожують покарання набагато важчі – темрява непроглядна, кайдани нездоланні, черв’як отруйний, скрегіт зубів; і по справах. Той, хто і після такого благодіяння не став кращим, за всією справедливістю повинен зазнати останнього і найтяжчого покарання. Ілля колись відчинив і замкнув небо для того, щоб спустити й утримати дощ; а тобі відчиняють небо для того, щоб ти зійшов туди, і не тільки сам зійшов, а й – що набагато важливіше – й інших звів із собою, якщо захочеш. Ось яке сміливість і владу дарував тобі Господь у всіх (благах) Своїх! Отже, якщо там дім наш, то покладемо туди весь свій маєток, і не залишимо нічого тут, щоб не втратити його. Тут – на землі – хоч би ти замкнув своє майно ключем, хоч би приробив двері й запори, хоч би приставив тисячу вартових і захистив його від усіх лиходіїв, хоч би сховав від погляду заздрісників, хоч би вберіг навіть від молі та від псування, заподіюваного часом, що, утім, неможливо, – ти все ж таки не уникнеш, рано чи пізно, смерті; і все це в одну мить буде в тебе забрано, і не тільки забрано, а й віддано в руки ворогів твоїх. Якщо ж ти перешлеш свій маєток у дім небесний, то будеш абсолютно безпечний. Не потрібно тобі буде ні замків, ні дверей, ні запорів. Така фортеця того граду; таке неприступне те місце для хижаків; таке недоторканне для тління, і захищене від усякого злого умислу.
5. Чи не крайнє чи безумство – збирати все туди, де все, що покладається, зотліває й гине, а де все залишається недоторканним і навіть ще зростає, туди не відкладати ні найменшої частини? І це робимо ми, які там повинні жити вічно. Тому-то і язичники не вірять нашим словам. Вони хочуть не на словах, а в справах наших бачити доказ нашого вчення про життя майбутнє. Бачачи, що ми будуємо пишні будинки, заводимо сади і лазні, купуємо поля, вони не хочуть вірити, щоб ми готувалися переселитися в інший небесний град. Якби це було так, кажуть вони, тоді б християни все, що тільки тут мають, промінявши на срібло, завчасно відправили туди. Так роблять висновок вони з того, що зазвичай буває у світі. Справді, ми бачимо, що багаті люди будують будинки, купують поля і все інше в тих містах, у яких мають намір жити. Тим часом ми робимо навпаки. Ми всіма силами намагаємося придбати землю, і за кілька десятин землі та будинків не тільки не шкодуємо грошей, а навіть проливаємо кров; а для придбання неба не хочемо пожертвувати і самими надлишками, тимчасом як могли б придбати його за малу ціну, і, придбавши, володіти ним вічно. Тому-то ми й зазнаємо крайньої кари, якщо прийдемо туди голі й злиденні; і не через свою тільки бідність будемо терпіти нестерпні муки, а й через те особливо, що й інших втягнули в подібний стан. Справді, якщо язичники побачать, що і ми, сподобившись великих таїнств, прив’язані до земного, то тим паче самі будуть приліплятися до нього. Через це ми самі збираємо найсильніший вогонь на голову нашу. Нам належало б навчати їх зневажати все видиме, а ми, натомість, більше за всіх збуджуємо в них пристрасть до нього. Як же ми можемо врятуватися, коли муситимемо зазнати катування за загибель інших? Невже ж ти не знаєш, що Христос наказав нам бути сіллю і світильниками в цьому світі, щоб ми і зміцнювали тих, хто розслабляється пристрастю, і просвіщали затьмарених турботами про багатство? Якщо ж ми занурюємо їх ще в більшу темряву, і тільки ще більше розслабляємо, то яка залишиться нам надія спасіння? Зовсім ніякої, але з криком і скреготом зубів, зв’язані по руках і ногах, будемо кинуті у вогонь геєнський, після того, як вже тут стомимося турботами про багатство. Отже, поміркувавши про все це, розірвемо всі пута спокуси спокушання сріблолюбством, щоб не впасти нам у ті пута, якими потягнуть нас у вогонь незгасимий. Той, хто рабствує багатству, і тут, і там завжди буде в путах; а той, хто не має цієї пристрасті, і тут, і там буде вільний. Щоб і нам досягти цієї свободи, розтрощимо тяжке ярмо грошолюбства, і розкриймося до неба, благодаттю і людинолюбством Господа нашого Іісуса Христа, Якому слава і держава на віки віків. Амінь.
Бес і да 13
“Тоді Іісус ведений був Духом у пустиню для спокуси від диявола”. (Мф. 4:1 )
Пояснення 4:1-11. Для чого Христос терпів спокуси в пустелі. – Користь спокус. – Не слід самому шукати спокус. – Піст – зброя проти диявола. – Чому Христос постив 40 днів. – Сенс і значення трьох спокус. – Своїм прикладом Христос навчає, як потрібно перемагати диявола. – Різноманітність засобів, які вживає диявол для зваблення. – Не слід посилено шукати спокійного життя. – Грішники, які благоденствують, зазнають найтяжчого покарання. – Безсумнівність майбутнього суду і відплати; докази цього.
“Тоді”: коли ж це? Після зішестя Святого Духа, після голосу, що зійшов згори і сповістив: “Цей є Син Мій Улюблений, у Котрому Моє благовоління”! І ось що дивно: Іісус, як каже євангеліст, зведений був у пустелю Духом Святим. Оскільки Христос усе робив і терпів для нашого навчання, то й тепер попускає Він відвести Себе в пустелю і поставити на боротьбу з дияволом для того, щоб ніхто з тих, хто охрещувався, якби йому довелося після хрещення переживати ще більші за попередні спокуси, не зніяковжував від них, як від чогось неочікуваного, а мужньо переносив би кожну спокусу, як справу звичайну. Адже не для того ти отримав зброю, щоб бути бездіяльним, але щоб битися. Ось чому і Бог не перешкоджає відвідувати тебе спокусам. По-перше, Він попускає їх для того, щоб ти зрозумів, що ти став набагато сильнішим; по-друге, щоб ти перебував у смиренні, і не звеличувався величчю дарів, бачачи, що спокуси можуть упокорювати тебе; по-третє, для того, щоб лукавий дух, який все ще сумнівається у твоєму відступі від нього, бачачи твоє терпіння у спокусах, упевнився, що ти абсолютно залишив його і відступив від нього; по-четверте, щоб ти через це став твердішим і міцнішим від усякого заліза; по-п’яте, щоб здобув ясне свідоцтво про ввірені тобі скарби. Справді, диявол не став би приступати до тебе, якби не бачив тебе на найвищому ступені честі. Тому самому і на початку він повстав проти Адама, що бачив його прикрашеним високою гідністю. Тому ж озброївся і проти Іова, коли побачив його увінчаним і прославленим від Господа всіляких. Як же, заперечиш ти, сказано: “моліться, щоб не впасти в спокусу” (Мф. 26:41 )? Але тому-то і каже тобі євангеліст, що Іісус не сам прийшов, а був зведений у пустелю за божественним доглядом, чим показується, що і ми не повинні самі впадати в спокуси, але коли будемо втягнуті в них, то повинні стояти мужньо. І дивись, куди привів Його Дух; не в місто, не на площу, але в пустелю. Він ніби хотів тим привабити диявола, даючи йому нагоду спокусити не тільки голодом, а й самим місцем усамітненим, бо диявол тоді особливо й нападає на нас, коли бачить, що перебуваємо в усамітненні – тільки самі з собою. Так і на початку він приступив до дружини, знайшовши її одну, без чоловіка. Коли ж бачить нас у співтоваристві з іншими, то не так буває сміливий, і не наважується нападати. І з цієї, отже, причини нам усім потрібно частіше збиратися разом, щоб диявол не міг зручно вловлювати нас. Отже, диявол знайшов Христа в пустелі, – і в пустелі непрохідній (що такою була та пустеля, про це свідчить Марк, кажучи: “був зі звірами” – (Мк. 1:13 ). Дивись, з якою хитрістю, з яким лукавством приступає він, і який вичекав час. Він приступає не тоді, коли Іісус постив, але коли зажадав. Звідси пізнай, наскільки велике благо і наскільки сильна зброя проти диявола – піст; пізнай і навчися, що, омившись водами хрещення, не слід вдаватися до задоволень, пияцтва і рясних страв, але дотримуватися посту. Тому-то і сам Христос постився, – не тому, що Йому потрібен був піст, але для нашого навчання. Служіння череву було виною гріхів, що були до хрещення. Тому, як лікар, вилікувавши хворого, забороняє йому робити те, від чого сталася хвороба, так і тут Христос після хрещення встановив піст. І Адама вигнала з раю обжерливість; вона ж за часів Ноя була причиною потопу; вона ж і на содомлян низвела вогонь. Хоча злочином їхнім була і пристрасть, але корінь тієї та іншої страти походив від обжерливості, на що і Єзекіїль вказує, кажучи: “ось у чому було беззаконня” содомлян, що вони були у гордості та “пересиченні й неробстві” (Єз. 16:49 ). Так і іудеї, почавши пияцтвом і об’їданням, вдалися до беззаконня і зробили найбільші злочини.
Евангелие от Матфея – первое по порядку каноническое Евангелие. Оно делится на 28 глав и построено как связный рассказ, в который вставлено несколько (5 или, по другим оценкам, 7) больших речей Господа. Хронологические рамки Евангелия от Матфея – от Рождества до последнего явления Воскресшего в Галилее. Автор в тексте о самом себе прямо ничего не сообщает.
Беседа 1
Для чего дано священное Писание. – Когда и как даны были ветхий закон и новый завет. – Почему Матфей назвал свой труд евангелием. – Почему евангелие было писано четверыми. – Незначительные разногласия в повествованиях евангелистов служат доказательством их истинности. – В главном и существенном евангелия вполне согласны. – Различие целей написания четырех евангелий. – Согласие евангелистов подтверждается сродством каждой части их писаний с целым, а равно и принятием их проповеди всею вселенной. – Истина евМф. 2:19-20 . анг. проповеди доказывается превосходством ее над учением философов и ее удобоприемлемостью для людей всякого звания и возраста. – Ошибочное мнение о простоте и легкости изъяснения евангелия Матфея. – Указание недоумений, представляющихся в самом начале евангелия. – Увещание слушателям быть внимательными к изъяснению, с усердием посещать храм вместо зрелищ, изучать относящееся к жизни небесной и наблюдать в храме тишину и молчание.
ПО НАСТОЯЩЕМУ, нам не следовало бы иметь и нужды в помощи Писания, а надлежало бы вести жизнь столь чистую, чтобы вместо книг служила нашим душам благодать Духа, и чтобы, как те исписаны чернилами, так и наши сердца были исписаны Духом. Но так как мы отвергли такую благодать, то воспользуемся уж хотя бы вторым путем. А что первый путь был лучше, это Бог показал и словом и делом. В самом деле, с Ноем, Авраамом и его потомками, равно как с Иовом и Моисеем, Бог беседовал не чрез письмена, а непосредственно, потому что находил их ум чистым. Когда же весь еврейский народ пал в самую глубину нечестия, тогда уже явились письмена, скрижали и наставление чрез них. И так было не только со святыми в Ветхом Завете, но, как известно, и в Новом. Так и апостолам Бог не дал чего-либо писанного, а обещал вместо писаний даровать благодать Духа.
«Утешитель же, Дух Святый, – сказал Он им, – …напомнит вам всё» (Ін. 14:26 ). И чтобы ты знал, что такой путь (общения Бога со святыми) был гораздо лучше, послушай, что Он говорит чрез пророка: «Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет… вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу…» (Єр. 31:31,33 ) «и будут все научены Богом» его (Ін. 6:45 ). И Павел, указывая на это превосходство, говорил, что он получил закон (написанный) «не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца» (2Кор. 3:3 ). Но так как с течением времени одни уклонились от истинного учения, другие от чистоты жизни и нравственности, то явилась опять нужда в наставлении письменном. Размысли же, какое будет безрассудство, если мы, которые должны бы жить в такой чистоте, чтобы не иметь и нужды в Писании, а вместо книг представлять сердца Духу, – если мы, утратив такое достоинство и возымев нужду в Писании, не воспользуемся, как должно, даже и этим вторым врачевством. Если достойно укоризны уже то, что мы нуждаемся в Писании и не привлекаем к себе благодати Духа, то какова, подумай, будет наша вина, если мы не захотим воспользоваться и этим пособием, а будем презирать Писание, как излишнее и ненужное, и таким образом навлекать на себя еще большее наказание? Чтобы этого не случилось, вникнем тщательнее в то, что написано, и рассмотрим, как дан был Ветхий закон, и как – Новый Завет. Итак, каким образом, когда, и где дан был древний закон? После гибели египтян, в пустыне, на горе Синае, в огне и дыме, выходившем от горы, при звуке трубы, среди грома и молний, по вшествии Моисея в самый мрак. А в Новом Завете не так: не в пустыне, не на горе, не среди дыма и мрака, тьмы и бури, а при наступлении дня, в доме, когда все сидели вместе, – все происходило при глубокой тишине. Для людей грубых и необузданных нужны были чувственные поразительные явления, как пустыня, гора, дым, трубный звук и тому подобное; для людей же более возвышенных, более покорных и ставших выше чувственных понятий, ни в чем таком не было нужды. Если же и над апостолами был шум, то не ради них, а ради присутствовавших иудеев, ради которых явились и огненные языки. В самом деле, если последние несмотря и на это говорили [про апостолов], что они «напились сладкого вина» (Деян. 2:13 ), то тем более сказали бы так, если бы не видели ничего подобного. Далее, – в Ветхом Завете Бог сошел, когда Моисей взошел [на гору] (Вих. 19:3 ); здесь же Дух сошел, когда наше естество вознеслось на небо, а лучше сказать – на царский престол. Если бы Дух был меньше, то явления [сопровождавшие Его пришествие] не были бы более величественными и чудесными, а между тем новозаветные скрижали гораздо превосходнее ветхозаветных, равно как и события славнее. В самом деле, апостолы не с горы сошли с каменными досками в руках, подобно Моисею, a неся в душе своей Духа, и всюду ходили, источая сокровище и источник учений, даров духовных и всяких благ, став по благодати одушевленными книгами и законами. Так они привлекли [к вере] три тысячи, так – пять тысяч, так – все народы вселенной, потому что устами их говорил ко всем приходящим к ним Бог (Деян. 2:41, 4:4 ). Так и Матфей, исполнившись Духа Божия, написал книгу, – Матфей мытарь; я не стыжусь называть по занятию ни его, ни других апостолов, потому что это больше всего и обнаруживает и благодать Духа, и их собственную добродетель.
Свое произведение Матфей справедливо назвал Евангелием. В самом деле, он всем, – врагам, невеждам, сидящим во тьме, – возвещает конец наказания, разрешение грехов, оправдание, освящение, искупление, всыновление, наследие небес и сродство с Сыном Божиим. Что же может сравниться с таким благовестием? Бог на земле, человек на небе; все в соединении: ангелы составили один лик с людьми, люди соединились с ангелами и прочими горними силами. Очевидно стало, что древняя брань прекратилась, что совершилось примирение Бога с нашим естеством, дьявол посрамлен, демоны изгнаны, смертьсвязана, рай отверст, клятва упразднена, грех истреблен, заблуждение удалено, возвратилась истина, повсюду сеется и растет слово благочестия, небесная жизнь насаждена на земле, горние силы пребывают в дружественном общении с нами, ангелы непрестанно сходят на землю, и великая явилась надежда на будущее. Вот почему Матфей и назвал свою историю Евангелием, как бы [давая разуметь, что] все другое, как, например, богатое имущество, величие власти, начальство, слава, почести, и все прочее, почитаемое людьми за благо, составляет одни лишь пустые слова, а обетования, данные через рыбарей, должны называться в собственном и преимущественном смысле благовестием. И это не потому только, что они – блага прочные и постоянные и превосходят наше достоинство, но и потому, что они даны нам без всякого труда с нашей стороны. Не трудами и потом, не усилиями и страданиями получили мы то, что имеем, а единственно по любви к нам Бога. Но почему, спросим, при столь великом числе учеников, пишут только двое из апостолов и двое из их спутников, – так как кроме Иоанна и Матфея написали Евангелия один ученик Павла, а другой ученик Петра. Потому, что они ничего не делали по честолюбию, но все для пользы. Что же? Разве один евангелист не мог написать всего? Конечно, мог; но когда писали четверо, писали не в одно и то же время, не в одном и том же месте, не сносясь и не сговариваясь между собою, и, однако, написали так, как будто все произнесено одними устами, то это служит величайшим доказательством истины.
И, однако, скажешь ты, случилось противное, так как они часто обличаются в разногласии. Но это-то самое и является вернейшим знаком истины. В самом деле, если бы они были до точности согласны во всем – и касательно времени, и касательно места, и самых слов, то из врагов никто бы не поверил, что они написали Евангелия не сошедшись между собой и не по обычному соглашению, и что такое согласие было следствием их искренности. Теперь же представляющееся в мелочах разногласие освобождает их от всякого подозрения и блистательно говорит в пользу писавших. Если они, относительно места и времени, кое-что написали различно, то это нисколько не вредит истине их повествований, что мы и попытаемся, с Божьею помощью, доказать впоследствии. Теперь же просим вас заметить, что в главном, заключающем основание нашей жизни и составляющем сущность проповеди, они нигде один с другим ничуть не разногласят. В чем же именно? В том, что Бог стал человеком, творил чудеса, был распят, погребен, воскрес, вознесся на небо и придет судить; что Он дал спасительные заповеди, ввел закон, не противный ветхозаветному; что Он – Сын, единородный, истинный, единосущный Отцу, и тому подобное. Во всем этом мы находим у евангелистов полное согласие. Если же относительно чудес не все всё сказали, а один описал одни, другой – другие, то тебя это не должно смущать. Если бы один евангелист сказал все, то были бы излишни остальные; если бы каждый написал различное и новое сравнительно с другими, то не очевидно было бы доказательство их согласия. Вот почему они сказали о многом и сообща, и каждый из них выбрал нечто особое, чтобы не оказаться, с одной стороны, излишним и писавшим без цели, а с другой – чтобы представить нам верное доказательство истины своих слов.
Так Лука указывает и причину, по которой он приступает к писанию Евангелия. Чтобы ты имел, говорит, «твердое основание того учения, в котором был наставлен»(Лк. 1:4 ), т. е. чтобы ты удостоверился в том, чему часто был поучаем, и пребывал в твердой уверенности. Иоанн сам умолчал о причине (написания им Евангелия), но, как говорит дошедшее до нас от отцов предание, и он приступил к писанию не без причины. Так как первые три евангелиста по преимуществу старались изложить историю земной жизни Христа, и учению о божестве Его угрожала опасность остаться нераскрытым, то Иоанн, побуждаемый Христом, приступил наконец к написанию Евангелия. Это видно как из самой истории, так и из начала Евангелия. Он начинает не с земного, подобно прочим евангелистам, а с небесного, которое он по преимуществу имел в виду, и для того составил всю книгу. Впрочем, не только в начале, а и во всем Евангелии он возвышеннее прочих. Равным образом и Матфей, как говорят, по просьбе уверовавших иудеев, пришедших к нему, написал им то, что говорил устно, и составил Евангелие на еврейском языке. Тоже самое сделал, по просьбе учеников, и Марк в Египте. Вот почему Матфей, как писавший для евреев, не старался показать ничего более, как происхождение Христа от Авраама и Давида; между тем как Лука, писавший для всех вообще, возводит родословие выше, доходя до Адама. Затем, первый начинает с рождения Иисуса Христа, поскольку для иудея не могло быть ничего приятнее, как сказать ему, что Христос есть потомок Авраама и Давида, а второй не так начинает, а упоминает предварительно о многих других событиях и затем уже приступает к родословию. Что касается согласия евангелистов, то мы можем доказать его и свидетельством всей вселенной, принявшей их писания, и свидетельством самих даже врагов истины. После евангелистов родилось много ересей, учивших противно их писаниям; одни из них приняли все сказанное в последних, а другие принимают только часть, отделив ее от прочего. Если бы в писаниях евангелистов было несогласие, то ни ереси, утверждающие противное им, не приняли бы всего, а только ту часть, которая казалась бы им согласной, ни принявшие только часть, не были бы изобличаемы этой частью, так как и самые малые части в писаниях евангелистов ясно обнаруживают свое сродство с целым. Подобно тому, как если ты возьмешь, например, часть ребра, и в этой части найдешь все, из чего состоит целое животное – и нервы, и жилы, и кости, и артерии, и кровь, словом, все существенные части телесного состава, так точно и в Писании можно видеть то же самое: и здесь всякая часть написанного ясно показывает сродство с целым. Если бы евангелисты разногласили, то не оказывалось бы и такого сродства, и самое учение их давно бы рушилось, так как «всякое царство, разделившееся само в себе»не устоит (Мф. 12:25 ; Мк. 3:24 ). Теперь же, если и есть у них какие разногласия, этим только ясно обнаруживается сила Духа (Святого), убеждающая людей, чтобы они, держась необходимого и главного, нисколько не смущались ничтожными несогласиями.
Где писал каждый из евангелистов, – этим вопросом заниматься нам нет особенной нужды; но что они не противоречили друг другу, это мы постараемся доказать во всем нашем толковании. Если ты обвиняешь их за разногласие, то делаешь не что иное, как заставляешь их говорить одними и теми же словами и употреблять один и тот же способ выражения. Я не говорю уже о том, что и многие из величающихся знанием риторики и философии, написав много книг об одних и тех же предметах, не только разногласили, но и противоречили друг другу, – иное ведь дело – разногласить, другое дело – противоречить. Об этом я уже не говорю: я не имею нужды пользоваться их неразумием для защиты (евангелистов) и не хочу подтверждать истины ложью. Но вот о чем охотно спросил бы я: как заслужили веру разногласящие писания? Как они одержали победу? Как могли заслужить удивление, веру и славу по всей вселенной люди, противоречившие один другому? Свидетелями их проповеди были многие; многие притом были врагами и противниками. Написав Евангелия, они не скрыли их в одном уголке вселенной, а распространяли их всюду, на суше и море, в слух всех; как и теперь, они читаемы были и в присутствии врагов, и ничто из сказанного в них никого не соблазняло. И вполне естественно, потому что все во всех производила и совершала божественная сила. Иначе, каким образом мытарь, рыбарь неученый могли бы так мудрствовать? Чего некогда языческие мудрецы не могли и во сне представить, о том они проповедуют с великой уверенностью и убедительностью, – и не только при жизни, но и по смерти, – не двум, не двадцати человекам, не сотням, не тысячам и десяткам тысяч, а (целым) городам, племенам и народам, суше и морю, Греции и странам варварским, земле обитаемой и пустыне, возвещая учение, много превышающее наше естество. Оставив земное, они говорят только о небесном, предлагают нам другую жизнь и новый образ жизни, иное богатство и иную бедность, иную свободу и иное рабство, иную жизнь и смерть, иной мир, иной устав жизни, – все иное. (Они преподают правила жизни) не так, как Платон, составивший пресловутую «Политию», или Зенон, и другие писавшие об общественном устройстве и составители законов. Все они самыми произведениями своими доказали, что их душе внушал злой дух, лютый демон, воюющий против нашего естества, враг чистоты, противник благонравия и низвратитель всякого порядка. В самом деле, что еще можно сказать про них, когда они предписывали всем иметь общими жен, выводить напоказ мужчинам обнаженных девиц во время ристалищ, учинять украдкой браки, когда они ниспровергли и уничтожили всякий порядок и извратили уставы самой природы? Что все это – изобретения демонов и противно природе, об этом может свидетельствовать нам сама природа, которая не терпит ничего такого. И они писали об этом не среди гонений, не среди опасностей, не среди браней, а с полной безопасностью и свободой, часто пользуясь, кроме того, еще многими прикрасами. А между тем проповедьрыбарей, гонимых, бичуемых, проводивших жизнь среди опасностей, со всей охотой принимали и простецы и мудрецы, и рабы и свободные, и варвары и греки.
И ты не можешь сказать, что учение этих рыбарей было для всех удобоприемлемо потому, что оно маловажно и низко. Нет, оно даже гораздо возвышеннее учения философов. О девстве, например, даже об имени таком те не могли и во сне подумать, равно как ни о нестяжательности, ни о посте, ни о какой другой высшей добродетели. Между тем наши учителя не только похоть искореняют, не только действие (преступное) подвергают наказанию, но осуждают и бесстыдный взгляд, и оскорбительные слова, и непристойный смех, и одежду, и поступь, и крик, простирают строгость даже до самого малейшего. По всей вселенной они насадили семена девства. О Боге и вещах небесных они внушают такие понятия, какие никому из философов никогда не могли и на ум придти. Да и как могли иметь такие понятия люди, боготворившие изображения зверей, пресмыкающихся животных и других презренных тварей? И, однако, такое высокое учение (апостолов) было принято и заслужило веру, процветает доселе и возрастает с каждым днем, а учение философов отжило, погибло, исчезло легче паутины. И вполне правильно, так как его проповедовали демоны. Вот почему, кроме бесстыдства, оно представляет много темного и трудного для уразумения. Что может быть смешнее, например, того учения, в котором философ, потратив тысячи слов на то, чтобы показать, что такое справедливость, все еще старается разъяснить этот вопрос в длинной и крайне неясной речи? Если бы он указал что-нибудь и полезное, то для жизни человеческой и это осталось бы совершенно без пользы. В самом деле, если бы земледелец, или ваятель, или плотник, или кормчий, или другой кто-нибудь, питающийся трудами рук своих, вздумал отстать от своего занятия и честных трудов, чтобы потратить многие годы на изучение того, что такое справедливость, то прежде, чем узнать это, он ради этой самой справедливости изнурил бы себя постоянным голодом и погиб бы, окончил бы жизнь свою насильственною смертью, так и не научившись ничему полезному. А наше учение не таково. В кратких и ясных словах Христос научил нас, в чем состоит и справедливое, и честное, и полезное, и всякая вообще добродетель. Так Он говорил, например, что в двух заповедях «утверждается весь закон и пророки»(Мф. 22:40 ), то есть в любви к Богу и ближнему, или еще: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки»(Мф. 7:12 ). Все это удобопонятно и легкопостижимо и для земледельца, и для раба, и для вдовицы, и даже для отрока и самого малосмыслящего. Такова истина! Доказательством служит опыт. Все, действительно, узнали, что нужно делать, и не только узнали, но старались и исполнить (то, что узнали), и не в городах, не на торжищах только, а и на вершинах гор. И там ты увидишь великое любомудрие, и там сияют лики ангелов в человеческой плоти и на земле является жизнь небесная. Образ этой жизни начертали нам рыбари, повелевая приниматься (за обучение ему) не с детского возраста, как делали то философы, и не узаконяя для изучения добродетели определенного числа лет, а наставляя всякий возраст без исключения. Учение философов – детская забава, а учение апостолов – сама истина. Местом для этой жизни они назначили небо, а руководителем и законодателем ее признали Бога, как и надлежало. Наградами за эту жизнь служат не лавровый венок, не масличная ветвь, не пиршество в Пританее1 , не медные изображения, не такие пустые и бесполезные вещи, а бесконечная жизнь, усыновление Богу, ликование с ангелами, предстояние царскому престолу и постоянное пребывание со Христом.
Руководителями в этой жизни являются мытари, рыбари и скинотворцы, которые жили не краткое время, но всегда живут, почему и по смерти своей могут оказывать величайшую помощь своим последователям. Подвизающимся в этой жизни предстоит брань не с людьми, а с демонами и бесплотными силами. Вот почему и вождем у них не какой-нибудь человек, не ангел, а сам Бог. И оружия этих воинов соответствуют характеру брани: они изготовлены не из кожи и железа, а из истины, правды, веры и всякого вида любомудрия. Об этой самой жизни написано и в Евангелии Матфея, о котором нам предстоит теперь говорить. Итак, будем со тщанием внимать ясным речам о ней евангелиста. Все, что он говорит, не его слова, а самого Христа, узаконившего эту жизнь. Будем же внимательны, чтобы и нам удостоиться быть вписанными в эту жизнь и сиять вместе с теми, которые прошли уже ее и получили неувядаемые венцы. Для многих, заметим, эта книга кажется легкопонятною сравнительно с пророками, которые представляют трудности для понимания. Но это говорят люди, которые не знают глубины сокрытых здесь мыслей. Поэтому прошу вас следовать за мною со всею ревностью, чтобы войти нам в самую глубь Писания; водителем же в этом пути будет нам сам Христос. А чтобы слово наше было удобопонятнее, просим и убеждаем вас (как делали мы это при изъяснении и других Писаний) наперед перечитывать тот отдел книги, который мы будем изъяснять; пусть уразумению предшествует чтение, как то было с евнухом (Деян. 8:28 и далее); это доставит нам большое облегчение. В самом деле, вопросы здесь во множестве возникают на каждом шагу. Вот смотри, сколько, например, недоумений рождается тотчас же в самом начале Евангелия. Во-первых, для чего излагается родословие Иосифа, который не был отцом Христа? Во-вторых, откуда нам может быть видно, что Христос происходит от Давида, когда мы не знаем предков Марии, от которой Он родился, – ведь родословной Девы не показано? В-третьих, почему дается родословие Иосифа, который нисколько не причастен был рождению, а от каких родителей, дедов и прадедов Дева, которая была матерью Христа, не сказано? Кроме того, заслуживает исследования и то, почему евангелист, ведя родословие по мужской линии, упомянул и о некоторых женах. Затем, если ему так рассудилось, то почему он не перечислил всех жен, а умолчав о достославных, как, например, Сарре, Ревекке и подобных им, выставил только известных по своим порокам, например, блудницу, или прелюбодеицу, иноплеменницу, или чужестранку? Так именно он упомянул о жене Уриевой, о Фамари, о Раави и Руфи, из которых последняя была иноплеменница, другая блудница, третья имела связь со свекром, и притом не по закону брака, а похитив ложе под видом блудницы; что же касается жены Урия, то о ней всякий знает по выходящему из ряда вон ее поступку. И, однако, евангелист, опустив всех других, поместил в родословии только одних этих жен. Если уж нужно было упоминать о женах, то следовало упомянуть о всех; если же не о всех, а только некоторых, то о прославившихся своими добродетелями, а не пороками. Видите, сколько нам нужно внимания уже при самом начале Евангелия, хотя для иных это начало кажется яснее прочего, а для многих даже излишним, потому что представляет простое только перечисление имен. Далее, – заслуживает исследования и то, почему Матфей умолчал о трех царях. Если он умолчал о них, как о слишком нечестивых, то ему не нужно было бы упоминать и о других подобных. Вот и еще представляется вопрос: почему евангелист, разделив родословие на части по четырнадцати родов в каждой, в третьей части не соблюл этого числа? Затем: почему Лука упомянул о других именах, и не только не о всех тех, какие есть у Матфея, но и указал их гораздо больше, а Матфей привел и меньше и другие имена, хотя и он кончил на Иосифе, на котором прекратил родословие и Лука. Смотрите же, сколько нам нужно бдительности не только для того, чтобы разрешить недоумения, но и для того, чтобы узнать, что требует решения. Немаловажное ведь дело и суметь найти недоуменные вопросы. Вот и еще, например, недоуменный вопрос: каким образом Елизавета, происходя из колена Левиина, могла быть родственницею Марии?
Но, чтобы не обременить вашей памяти множеством вопросов, остановимся здесь. Для возбуждения вашего внимания достаточно и того, если вы узнаете только, какие представляются здесь вопросы. Если же вы желаете узнать и решение, то и это будет зависеть, прежде нашего наставления, от вас самих. Если я увижу у вас внимание и охоту научиться, то буду стараться предложить и решение, а если замечу леность и невнимательность, то не покажу ни самых вопросов, ни решения их, следуя божественной заповеди, гласящей: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими»(Мф. 7:6 ). Кто же этот попирающий? Тот, кто не почитает Писания драгоценным и важным. Но кто же, скажешь, столь несчастен, чтобы не считать его важным и всего драгоценнее? Тот, кто не уделяет ему и столько времени, сколько тратит для распутных женщин на сатанинских зрелищах. Многие проводят там целые дни, совсем запускают ради бесполезного такого времяпровождения домашние дела, и что услышат там, стараются с точностью запомнить и сохранить на пагубу души своей, а здесь, где говорит сам Бог, не хотят побыть и малого времени. Вот почему у нас нет ничего общего и с небом, и наша (небесная) жизнь только на словах. Однако ж за это Бог угрожает нам и геенною, – не с тем, чтобы ввергнуть нас в нее, а чтобы дать нам возможность избежать этого тяжкого наказания. А мы делаем напротив, и каждый день стремимся на путь, ведущий к геенне: Бог повелевает не только слушать, но и исполнять то, что нам говорится, а мы не хотим и выслушать. Когда же, скажи мне, начнем мы исполнять то, что нам повелевается, когда примемся за дела, если мы не хотим даже и слушать о них, если негодуем и досадуем даже на самое краткое пребывание в храме? Когда мы, разговаривая о предметах ничего не стоящих, замечаем в собеседниках невнимание, то считаем это себе за обиду. А о том не думаем, что оскорбляем Бога, когда Он говорит нам о столь важных предметах, а мы пренебрегаем Его словами и смотрим в сторону? Какой-нибудь старец, исходивший много земель, со всею точностью сообщает нам и о расстояниях и о положении городов, об их видах, пристанях, площадях (и мы с удовольствием слушаем его), а сами, между тем, не знаем и того, сколь далеко отстоим от небесного града. В противном случае, если бы мы знали это расстояние, мы постарались бы сократить путь. Если, ведь, мы нерадим, то расстояние этого града от нас не только такое, какое находится между небом и землей, а даже гораздо больше; напротив, если прилагаем старание, то можем дойти до врат его в одно мгновение, потому что это расстояние определяется не протяжением пространства, а состоянием нашей нравственности.
Ты отлично знаешь дела здешней жизни, – и новые и старые и древние, можешь перечислить начальников, у которых ты служил раньше в войсках, и распорядителей игр, и победителей на них, и вождей, от чего тебе нет никакой пользы. А кто начальник в небесном граде, кто первый, кто второй, кто третий, сколько времени каждый служил и что сделал славного, об этом тебе никогда и во сне не грезилось. О законах, которыми управляется этот город, ты не хочешь внимательно послушать, когда говорят о них и другие. Как же, скажи мне, ты надеешься получить обещанные блага, если не хочешь и внимать, когда говорят о них? Но если мы не заботились об этом раньше, то постараемся по крайней мере сделать это теперь. Вот мы намереваемся вступить, если благоволит Бог, в златой град, и даже драгоценнейший всякого злата. Рассмотрим же его основания и врата, сделанные из сапфира и маргаритов. Лучший руководитель наш – Матфей. Его дверью входим мы ныне; только нужно большое старание с нашей стороны, потому что, в ком он не видит усердия, того он изгоняет из града. Это – град царственный и славный; в нем нет разделения торжища от царских дворцов, как в наших городах; в нем – все царский чертог. Итак, отверзем двери ума, отверзем слух наш, и с великим трепетом приступая к преддверию этого чертога, поклонимся живущему в нем Царю, потому что и первый шаг может поразить зрителя страхом. Врата теперь еще заключены для нас; когда же увидим их отверстыми (т. е. когда решатся недоуменные вопросы), тогда узрим внутри его великий свет. Просвещаемый духом, этот мытарь обещает показать тебе все: и где восседает Царь, и какие предстоят Ему воины, где ангелы и где архангелы; какое место назначено в этом граде для новых граждан, какой туда ведет путь; какой жребий получили вступившие в него первыми, какой – вторые, какой – вошедшие впоследствии; сколько чинов среди тамошних граждан, сколько советов и как различны достоинства. Итак, войдем в этот град не с шумом и смятением, а с благоговейным молчанием. Если царские грамоты прочитываются в театре, когда наступает полная тишина, то тем более в этом граде должны все утихнуть и стоять с напряженною душою и слухом, потому что здесь будут читаться повеления не земного царя, а Владыки ангелов. Если мы так себя расположим, то сама благодать Духа вернейшим образом укажет нам путь, и мы придем к самому Царскому престолу и получим все блага, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава, со Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
* * *
1 Пританей было здание, где давались торжественные обеды в честь заслуженных граждан.
Беседа 2
Мф. 1:1 . Книга родства Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамля
Повторение увещания, данного в конце предыдущей беседы. – Описание небесного града. – Неизъяснимость рождения Сына Божия, как небесного, так и земного. – Величие воплощения. – Сын Божий воплотился, чтобы человека сделать сыном Божиим. – Христос соединил ветхий завет с новым. – Значение имени «Иисус»; его ветхозаветный прообраз. – Почему Матфей назвал свое евангелие «книгою родства И. Христа». – Почему он ставит Давида раньше Авраама. – Доказательства происхождения Иосифа и Девы от Давида. – Почему дается родословие Иосифа, а не Марии. – Увещание заниматься духовным учением. – Чтение Свящ. Писания необходимо особенно для живущих в миру, как врачевство против пустословия и сквернословия. – Действие слова Божия на человека. – И одно только слушание Писания полезно.
Помните ли вы наставление, которое недавно мы сделали вам, прося слушать все, что будет говориться, с глубоким молчанием и с благоговейною тишиною? Сегодня мы должны вступить в священные преддверия; потому я и напоминаю об этом наставлении. Если иудеям, когда надлежало приступить им к горящей горе, к «огню, тьме, мраку и буре», а лучше сказать, даже и не приступить, а видеть и слышать все издали, еще за три дня велено было воздерживаться от общения с женами и вымыть одежды, если и сами они, а равно и Моисей, находились в страхе и трепете, – то тем более должны показать высшее любомудрие мы, когда нам надлежит услышать такие великие слова и не издали предстать дымящейся горе, а взойти на самое небо; не одежды измыть должны мы, а очистить одеяние души и освободиться от всякой житейской примеси. Не мрак увидите вы, не дым, не бурю, а самого Царя, сидящего на престоле неизреченной Своей славы, предстоящих Ему ангелов и архангелов, и сонмы святых с бесчисленными тьмами воинств небесных. Таков град Божий, вмещающий в себе церковьпервородных, духи праведных, торжествующее собрание ангелов, кровь кропления, чрез которую все соединено, небо восприняло земное, земля – небесное, настал мир давно вожделенный для ангелов и святых. В этом граде водружено блистательное и славное знамя креста: там добыча Христа, начатки нашего естества, стяжания Царя нашего. Обо всем этом мы с точностью узнаем из Евангелий. И если ты будешь следовать за нами с подобающим спокойствием, мы сможем провести тебя повсюду и показать, где лежит пригвожденная (ко кресту) смерть, где повешен грех, где многочисленные и дивные памятники этой войны, этой битвы. Увидишь там и связанного мучителя, сопровождаемого толпою пленников, и ту твердыню, откуда этот гнусный демон в прежнее время производил всюду свои набеги; увидишь убежища и пещеры разбойника, уже разоренные и открытые, потому что и туда приходил Царь. Не утомляйся, возлюбленный! Ты не можешь вдоволь наслушаться, если тебе кто-нибудь рассказывает об обычной войне, о трофеях и победах, и ни пище, ни питью не предпочтешь такого рассказа. Если тебе так приятен такой рассказ, то гораздо более – мой. Представь, в самом деле, каково слышать, как Бог, восстав с небес и царских престолов, нисходил на землю и в самый ад, как Он ополчался на брань, как дьявол боролся с Богом, – не с неприкровенным, впрочем, Богом, а с Богом, скрывавшимся под покровом человеческой плоти. И, что удивительно, ты увидишь, как смерть разрушена смертью, как клятва упразднена клятвою, как мучительство дьяволаниспровержено тем самым, через что он приобрел силу. Итак, воспрянем, и не будем предаваться дремоте! Я вижу уже, как пред нами отверзаются врата. Войдем же с полным благочинием и трепетом. Сейчас мы вступаем в самые преддверия. Что же это за преддверие?
Мф. 1:1 . Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова
Что говоришь ты? Обещался сказать о единородном Сыне Божием, а упоминаешь о Давиде, о человеке, который существовал спустя тысячи родов, и его называешь отцом и прародителем? Погоди, не все сразу старайся узнать, а узнавай постепенно и мало-помалу. Ты ведь стоишь еще в преддверии, у самого порога: зачем же спешить во святилище? Ты еще не осмотрел хорошенько всего снаружи. И я пока еще не говорю тебе о первом – небесном рождении, а лучше сказать, не говорю даже и о втором – земном, потому что и оно неизъяснимо и неизреченно. Об этом раньше меня еще сказал тебе и пророк Исаия, когда именно, возвещая страдания Господа и великое Его попечение о вселенной, поражаемый зрением того, кто Он был и чем стал, и куда нисшел, он громко и ясно воскликнул: «Род Его кто изъяснит» (Іс. 53:8 )?
Итак, у нас теперь речь не о том, небесном рождении, а об этом дольнем, земном рождении, имевшем тысячи свидетелей. Да и о нем мы будем говорить настолько, насколько то нам возможно по мере полученной благодати Духа. Со всею ясностью нельзя представить и этого рождения, так как и оно полно таинственности. Итак, слыша об этом рождении, не подумай, что слышишь о чем-то маловажном; но воспрянь умом своим и ужаснись, как скоро слышишь, что Богпришел на землю. Оно было так дивно и чудно, что и ангелы, составив хвалебный лик, воздали за него славу за целый мир, и пророки задолго прежде изумлялись тому, что Бог «явился на земле и обращался между людьми»(Вар. 3:38 ). И подлинно, крайне дивно слышать, что неизреченный, неизъяснимый и непостижимый Бог, равный Отцу, пришел чрез девическую утробу, благоволил родиться от жены и иметь предками Давида и Авраама. И что говорю – Давида и Авраама? Что еще изумительнее, – тех жен, о которых я упомянул раньше. Слыша это, воспрянь, и не заподозри ничего унизительного; напротив, тому-то особенно и подивись, что Сын безначального Отца, Сын истинный, благоволил назваться сыном Давидовым, чтобы тебя сделать сыном Божиим, благоволил иметь раба Своим отцом, чтобы тебе, рабу, сделать отцом Владыку. Видишь, какое благовестие в самом же начале? Если же сомневаешься в своем богосыновстве, то уверься в нем, слыша, что было с Ним. По человеческому рассуждению гораздо ведь труднее Богу стать человеком, нежели человеку сделаться сыном Божиим. Итак, когда слышишь, что Сын Божий есть сын Давидов и Авраамов, то не сомневайся уже, что и ты, сын Адамов, будешь сыном Божиим. Не уничижил бы Он Себя напрасно и без цели до такой степени, если бы не хотел возвысить нас. Он родился по плоти, чтобы ты родился по духу; родился от жены, чтобы ты перестал быть сыном жены. Вот почему Его рождение и было двоякое, – с одной стороны подобное нашему, с другой – превышающее наше. Тем, что родился от жены, Он уподобился нам; тем же, что родился не от крови, не от хотения мужа или плоти, но от Духа Святого, Он предвозвещает превышающее нас будущее рождение, которое Он имел даровать нам от Духа. Таково же было и все прочее. Таково было, например, крещение. И в нем было и нечто ветхое, было и нечто новое: крещение от пророка показывало ветхое, а снисхождение Духа знаменовало новое. Подобно тому как кто-нибудь, став между двоими, стоящими порознь, протянет обоим свои руки и соединит их, так точно сделал и Сын Божий, соединив Ветхий Завет с Новым, божеское естество с человеческим, Свое с нашим. Видишь блистание града Божия? Видишь, каким блеском осиял тебя при самом входе? Видишь, как тотчас же показал тебе Царя в твоем образе, как бы посреди стана? И здесь, на земле, царь не всегда является в своем величии, а часто, сложив порфиру и диадему, облекается в одежду простого воина. Но царь земной делает это для того, чтобы, став известным, не привлечь к себе неприятеля; Царь небесный, наоборот, для того, чтобы, став известным, не заставить врага бежать от ратоборства с Ним и не привести в смятение Своих, так как Он желал спасти, а не устрашить. Вот почему евангелист тотчас же назвал Его и соответствующим именем «Иисус». Это имя «Иисус» не греческое; Иисусом Он называется по-еврейски, что на греческом языке означает Спаситель (Σωτηρ); Спасителем же Он называется потому, что спас народ Свой.
Видишь ли, как евангелист воскрылил слушателя, как он, говоря обычными словами, открыл в них всем нам то, что выше всякого чаяния? Оба данных имени были хорошо известны у иудеев. Так как события, коим надлежало совершиться, были дивны, то и самим именам предшествовали образы, чтобы таким способом заранее был устранен всякий повод к ропоту на нововведение. Так преемник Моисея, введший народ в землю обетованную, называется Иисусом. Видишь образ? Рассмотри и истину. Тот ввел в землю обетованную, этот – на небо и ко благам небесным; тот по смерти Моисея, этот по прекращении закона; тот – как вождь, этот – как Царь. Но чтобы ты, слыша «Иисус», не приведен был сходством имен в заблуждение, евангелист присовокупил: «Иисуса Христа, Сына Давидова». Тот Иисус не был сыном Давидовым, а происходил из другого колена. Но почему Матфей называет свое Евангелие «родословием Иисуса Христа», тогда как оно содержит не только одно родословие, но и все домостроительство? Потому, что рождение Христа составляет главное во всем домостроительстве, является началом и корнем всех дарованных нам благ. Подобно тому, как Моисей называет свой первый труд книгою бытия неба и земли, хотя повествует в ней не только о небе и земле, но и о том, что находится между ними, так и евангелист назвал свою книгу по главному из дел, совершенных (для нашего спасения). Всего изумительнее, выше всякой надежды и чаяния, действительно, есть то, что Бог стал человеком; а когда это совершилось, то все последующее и понятно, и естественно.
Но почему евангелист не сказал сначала: «Сына Авраамова», и затем уже: «Сына Давидова»? Не потому, как думают некоторые, что хотел представить родословие по восходящей линии, – потому что тогда он сделал бы так же, как и Лука, а он делает наоборот. Итак, почему же он упомянул сначала о Давиде? Потому, что это был человек у всех на устах, как в силу знаменитости его деяний, так и по времени, потому что умер много позже Авраама. Хотя обетования Бог дал им обоим, но об обетовании, данном Аврааму, как древнем, мало говорили, а обетование, данное Давиду, как недавнее и новое, повторялось всеми. Иудеи сами говорят: не «сказано ли в Писании, что Христос придет от семени Давидова и из Вифлеема, из того места, откуда был Давид» (Ін. 7:42 )? И никто не называл Его сыном Авраамовым, а все звали сыном Давидовым, потому что и по времени жизни, как я уже сказал, и по знатности царствования Давид у всех был больше в памяти. Вот почему и всех царей, живших после Давида, которых особенно уважали, называли его же именем не только иудеи, но и сам Бог. Так Иезекииль и другие пророки говорят, что к ним придет и воскреснет Давид; разумеют же не умершего Давида, а подражающих его добродетели. Так Езекии говорит Бог: «Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради Давида, раба Моего» (2Царів. 19:34 ); и Соломону говорил, что ради Давида не разделил царство при жизни его (1Царів. 11:34 ). Слава этого мужа велика была и пред Богом и пред людьми. Вот почему евангелист непосредственно и начинает родословие с знатнейшего, а потом уже обращается к прародителю древнейшему – Аврааму, возводить же родословие далее находит для иудеев излишним. Эти два мужа возбуждали особенное удивление; один как пророк и царь, другой как патриарх и пророк. Но откуда видно, спросишь ты, что Христос происходит от Давида? Если Он родился не от мужа, а от одной только жены, а родословия Девы у евангелиста нет, то почему мы можем знать, что Христос был потомком Давида? Здесь два вопроса: почему не дается родословия Матери, и почему именно упоминается об Иосифе, который нисколько не был причастен к рождению? По-видимому, последнее излишне, а первое требовалось бы. Что же нужно решить сначала? Вопрос о происхождении Девы от Давида. Итак, откуда мы можем знать, что она происходит от Давида? Слушай: Бог повелевает Гавриилу идти «к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома :и отечества Давидова” (Лк. 1:27 ). Чего же яснее этого хочешь ты, когда слышишь, что Дева была из дома и отечества Давидова?
Отсюда ясно, что и Иосиф происходил из того же рода, потому что был закон, повелевавший брать жену не иначе, как из своего колена. А патриарх Иаков предсказал, что Христос восстанет от колена Иудова, говоря так: «Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов»(Бут. 49:10 ). Пророчество это, скажешь ты, действительно показывает, что Христос был от колена Иудова; но что Он происходил и из рода Давидова, этого еще не показывает. Разве в колене Иудовом не было ни одного рода кроме Давидова? Нет, было много и других родов, и можно было принадлежать к колену Иудову, но не происходить еще из рода Давидова. Чтобы ты не сказал этого, евангелист разрешает твое сомнение, говоря, что Христос был из дома и отечества Давидова. Если хочешь убедиться в этом иным образом, то мы не затруднимся представить и другое доказательство. У иудеев не позволялось брать жену не только из другого колена, но и из другого рода или племени. Поэтому, приложим ли мы слова: “из домаи отечества Давидова” к Деве, сказанное остается несомненным; приложим ли к Иосифу, сказанное о нем будет относиться и к Деве. Если Иосиф был из дома и отечества Давидова, то взял жену не из иного рода, а из того же, из которого происходил и сам. Но что, скажешь ты, если он нарушил закон? Евангелист предупредил и это возражение, засвидетельствовав, что Иосиф был праведен, так что, зная его добродетель, ты можешь быть уверен и в том, что он не нарушил бы закона. Будучи столь кротким и чуждым страсти, что даже побуждаемый подозрением не захотел подвергать наказанию Деву, ужели бы он нарушил закон ради плотского удовольствия? Мудрствуя выше закона (так как отпустить, и отпустить тайно, свойственно было человеку, который мудрствовал выше закона), ужели бы он сделал что-нибудь вопреки закону, и притом без всякой побудительной причины? Итак, из сказанного ясно, что Дева происходила из рода Давидова. Теперь следует сказать, почему евангелист дал не Ее родословие, а Иосифа. Итак, почему же? У иудеев не было обычая вести родословие по женской линии; поэтому, чтобы соблюсти и обычай, и не оказаться при самом же начале его нарушителем, а с другой стороны – показать нам и происхождение Девы, евангелист, умолчав о Ее предках, и представил родословие Иосифа. Если бы он представил родословие Девы, это почли бы новшеством; если бы умолчал об Иосифе, мы не знали бы предков Девы. Итак, чтобы мы знали, кто была Мария, откуда происходила, и вместе не был нарушен обычай, евангелист представил родословие Ее обручника и показал, что он происходит из дома Давидова. А раз это доказано, тем самым доказано и то, что и Дева была из того же рода, потому что этот праведник, как я сказал выше, не допустил бы себе взять жену из чужого рода. Можно, впрочем, указать и другую причину, более таинственную, по которой умолчано о предках Девы; но теперь не время открывать ее, потому что и так уже много сказано. Итак, окончив здесь разбор вопросов, постараемся пока с точностью запомнить то, что объяснилось для нас, а именно: почему сперва упомянуто о Давиде, почему евангелист назвал свою книгу книгою родства, почему прибавил: «Иисуса Христа», в чем рождение Христа было сходно с нашим, и в чем не сходно, чем доказывается происхождение Марии от Давида, почему представлено родословие Иосифа и умолчано о предках Девы. Если вы сохраните все это, то возбудите и в нас большее усердие к дальнейшим изъяснениям; а если отнесетесь небрежно и забудете, то и у нас будет меньше охоты изъяснять прочее. Ведь и земледелец не захочет заботиться о семенах, если земля погубит у него посеянное прежде. Итак, прошу вас заняться сказанным. От таких занятий происходит великое и спасительное благо для души. Имея заботу о таких занятиях, мы можем угодить Богу, и уста наши, когда мы упражняем их беседами духовными, будут чисты от укоризн, срамословия и ругательств. Мы будем страшны и для демонов, когда вооружим язык свой такими беседами; в большей мере привлечем на себя и благодать Божию; проницательнее сделается и взор наш. Бог дал нам и очи, и уста, и слух, для того, чтобы все члены служили Ему, чтобы мы угодное Ему говорили, чтобы угодное Ему делали, чтобы воспевали Ему непрестанные песни хвалы, чтобы воссылали благодарения и таким образом очищали свою совесть. Как тело, наслаждаясь чистым воздухом, становится здоровее, так и душа, питаясь такими занятиями, делается мудрее.
He замечал ли ты, что и из телесных очей, если они постоянно бывают в дыму, всегда текут слезы, а на свежем воздухе, на лугу, при источниках и в садах они становятся и здоровее и острее. То же бывает и с оком душевным. Если оно питается на лугу духовных учений, то бывает чистым, ясным и проницательным, а если погружается в дым житейских попечений, то непрестанно будет точить и проливать слезы и в этой, и в будущей жизни. Подлинно, дыму подобны дела человеческие. Потому-то некто и сказал: «Исчезли, как дым, дни мои»(Пс. 101:4 ). Но пророк хотел этими словами выразить только мысль о краткости и непостоянстве жизни человеческой, а я сказал бы, что их должно разуметь не в этом только смысле, но и как указание на мятежность жизни. Действительно, ничто так не угнетает и не возмущает душевного ока, как толпа житейских забот и рой пожеланий; это – дрова упомянутого дыма. Подобно тому, как обыкновенный огонь, охватывая вещество влажное и промокшее, разводит густой дым, так точно и сильная пламенная страсть, завладевая вялой и слабой душою, производит большой дым. Вот почему и необходима роса Духа и легкое Его веяние, чтобы угасить этот огонь, развеять этот дым, и окрылить наш разум. Невозможно, невозможно никак, обремененному таким злом воспарить к небу. Нет; нам надобно быть хорошо препоясанными, чтобы совершить этот путь, а вернее сказать – и при этом невозможно, если не возьмем крыльев Духа. Итак, если нам нужен и легкий ум и благодать Духа, чтобы взойти на эту высоту, а у нас ничего этого нет, если, напротив, мы влачим с собою только противное и сатанинскую тяжесть, то как мы можем воспарить, когда такая тяжесть влечет нас долу? Если бы кому-нибудь вздумалось на верных весах взвесить наши слова, то в тысяче талантов житейских разговоров он едва ли найдет и сто динариев духовных слов, а вернее сказать – не найдет и десяти оволов. Не стыдно ли, не смешно ли до последней степени, что мы, имея слугу, употребляем его обычно на дела нужные, а владея языком, с собственным нашим членом не обходимся даже так, как с слугою, а употребляем его, напротив, на дела бесполезные и напрасные? Да если бы только на напрасные! А мы делаем из него противное и вредное употребление, от которого нам нет никакой пользы. Если бы для нас было полезно то, что мы говорим, то наши речи были бы, конечно, угодны и Богу.
А между тем, мы только и говорим, что внушит дьявол: то насмехаемся, то острословим; то проклинаем и обижаем, то клянемся, лжем и преступаем клятвы; то с досады не хотим вымолвить и слова, то пустословим и болтаем хуже старух, говоря о том, что до нас вовсе не касается. Кто из вас, здесь присутствующих, скажите мне, если спросить, может прочитать хотя один псалом или какое-нибудь другое место из Священного Писания? Ни один! И не это только удивительно, а и то, что вы, будучи так ленивы на дела духовные, на дела сатанинские оказываетесь быстрее огня. Если кто вздумает спросить вас о песнях дьявольских, о напевах распутных и сладострастных, то найдет, что многие знают их прекрасно и пропоют с полным удовольствием. И чем оправдываются, если станешь в том обвинять? Я, говорят, не монах, а имею жену и детей, хлопочу о доме. От этого-то именно и происходит весь вред, что вы думаете, будто чтение божественного Писания подобает одним только монахам, тогда как сами вы нуждаетесь в нем гораздо более их. Кто живет в мире и каждый день получает новые раны, для того особенно и нужно врачевство. Поэтому считать излишним чтение Писания гораздо хуже, чем не читать его. Такая мысль – сатанинское внушение.
He слышите ли, как говорит Павел, что все это написано «в наставление нам»(1Кор. 10:11 )? А ты, который не осмеливаешься взяться за Евангелие неумытыми руками, ужели не думаешь, что заключающееся в нем чрезвычайно важно? Вот почему все и идет навыворот. Если тебе хочется узнать, как велика польза от Писания, понаблюдай за собой, что с тобою бывает, когда ты слушаешь псалмы, и что – когда слушаешь сатанинскую песню; в каком расположении ты проводишь время в церкви, и в каком сидишь в театре. Тогда ты увидишь разницу между тем и другим состоянием души, хотя душа одна и та же. Вот почему Павел и сказал: “худые беседы2 развращают добрые нравы» (1Кор. 15:33 ). Вот почему нам и нужны постоянно духовные песнопения. В этом-то и состоит наше превосходство над бессловесными животными, хотя в других отношениях мы им значительно и уступаем. Это – пища души, это – ее украшение, это – ее ограждение; наоборот, не слушать Писания – для души голод и пагуба. Дам им, говорит Господь, «не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних» (Ам. 8:11 ). Может ли быть что бедственнее, когда ты сам на собственную свою голову навлекаешь то зло, которым Бог угрожает как наказанием, томишь душу ужасным голодом и делаешь ее слабейшею всего на свете? Обыкновенно слово и портит душу, и исцеляет ее; слово и возбуждает в ней гнев, и оно же опять укрощает ее; срамное слово разжигает похоть, слово пристойное располагает к целомудрию. Если же слово вообще имеет такую силу, то как же ты, скажи мне, пренебрегаешь Писание? Если простое увещание так сильно действует, то гораздо более увещания, сопровождаемые действием Духа. Слово, произнесенное от Божественного Писания, сильнее огня умягчает ожесточенную душу и делает ее способною на все прекрасное. Таким средством и Павел, когда узнал о коринфянах, что они стали гордыми и надменными, смирил их и сделал их более скромными. Они превозносились тем, что должны были считать стыдом и позором. Но слушай, какая в них произошла перемена, когда они получили послание. О ней засвидетельствовал сам учитель, когда говорил им: «Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование [на виновного], какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание!» (2Кор. 7:11 ). Этим средством мы можем управлять и слугами, и детьми, и женами, и друзьями; можем и врагов делать друзьями. Этим путем и великие мужи, други Божии, достигали совершенства. Так Давид по совершении греха, как скоро внял слову, тотчас явил в себе прекраснейший образец покаяния (2Сам. 12:13 ) и апостолы при помощи слова стали тем, чем были впоследствии, и посредством слова обратили всю вселенную. Но что, скажешь, за польза, когда иной слушает, а не исполняет того, о чем говорят ему? Немалая польза будет и от одного слушания. По крайней мере, человек узнает себя, поскорбит, а когда-нибудь дойдет и до того, что будет исполнять слышанное. А кто не знает даже, что грешит, перестанет ли когда грешить? Может ли придти в познание самого себя? Итак, не будем пренебрегать слушанием Священного Писания. Это – умысел дьявола – не дозволить нам видеть сокровища, чтобы мы не обогатились. Он боится, чтобы слушание у нас не перешло в дело; потому и внушает нам, что одно слушание не имеет никакого значения. Итак, зная этот лукавый его умысел, оградимся со всех сторон, чтобы, защитившись оружием слова Божия, не только самим не попасться в плен, но и ему сокрушить голову, и, увенчавшись таким образом победными знаками, достигнуть будущих благ по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
* * *
2 В синодальном переводе «сообщества», но “беседы”, или «общение» более соответствует пониманию Златоуста. – и.Н.
Беседа 3
Мф. 1:1 . Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова
Другая причина, почему дается родословие Иосифа, а не Марии. – Почему евангелист не упоминает об Исаве. – Упоминание о порочных предках служит к большему прославлению Воплотившегося, научает нас не стыдиться злонравия предков, если мы добродетельны, низлагает гордость иудеев, величавшихся происхождением от Авраама, и показывает необходимость пришествия Христова. – Фарес и Зара служат образом народа еврейского и церкви Христовой. – Образом последней служат также Раав и Руфь. – Не должно хвалиться не только предками, но и собственными заслугами. – Добродетель каждого человека ничтожна сравнительно с его грехами. – Забвение добрых дел есть самое безопасное их хранилище. – Исповедание грехов – лучший способ умилостивления и благодарения Бога. – Смирение есть начало всякого любомудрия и мать всех благ. – Образцом смиренномудрия может служить Давид.
Вот уже третья беседа, а мы еще не кончили предисловия. Итак, не напрасно говорил я, что размышления эти, по свойству своему, весьма глубоки. Постараемся же сегодня досказать о том, что остается. О чем же теперь у нас вопрос? О том, для чего евангелист представляет родословие Иосифа, который нимало не был причастен к рождению Христа. Одну причину мы уже указали; надобно открыть и другую, которая таинственнее и сокровеннее первой. Какая же это причина? Евангелист не хотел, чтобы при самом рождении известно было иудеям, что Христос родился от Девы. Но не смущайтесь, если сказанное мною для вас страшно; я говорю здесь не свои слова, но слова отцов наших, чудных и знаменитых мужей. Если Господь и многое первоначально скрывал во мраке, называя Себя Сыном Человеческим; если Он и не везде ясно открывал нам Свое равенство со Отцом, – то чему дивиться, если Он скрывал до времени и о Своем рождении от Девы, устрояя нечто чудное и великое? Что же здесь чудного, скажешь ты? То, что Дева сохранена и избавлена от худого подозрения. Иначе, если бы об этом с самого начала сделалось известным иудеям, они, перетолковав слова в худую сторону, побили бы Деву камнями и осудили как блудницу. Если уже и в таких случаях, коих примеры часто встречались им еще в Ветхом Завете, они обнаруживали свое бесстыдство (например, называли Христа беснующимся, когда Он изгонял бесов, почитали Его противником Богу, когда исцелял больных в субботу, несмотря на то, что суббота и прежде уже многократно была нарушаема), – то чего бы не сказали они, услышав об этом? Им благоприятствовало и то, что в прежнее время никогда не случалось ничего подобного. Если и после многочисленных Его чудес они называли Иисуса сыном Иосифовым, то как бы поверили, еще прежде чудес, что Он родился от Девы? Вот почему и пишется родословие Иосифа, и обручается ему Дева. Когда даже Иосиф, муж праведный и дивный, чтобы поверить такому событию, имел нужду во многих доказательствах, – в явлении ангела, сонном видении, свидетельстве пророков, – то как же бы приняли такую мысль иудеи, народ грубый и развращенный, и так враждебно расположенный ко Христу? Без сомнения, их крайне возмутило бы такое необыкновенное и новое событие, когда они и слухом не слыхали, чтобы нечто подобное случилось у предков. Кто однажды уверовал, что Иисус есть Сын Божий, тот не стал бы уже и в этом сомневаться. Но кто почитает Его льстецом и противником Богу, как не соблазнился бы этим еще более и не возымел бы указанного подозрения? Вот почему и апостолы не с самого начала говорят о рождении от Девы. Напротив, они часто и много говорят о воскресении Христовом, потому что примеры воскресения были уже и в прежние времена, хотя и не такие; а о рождении Его от Девы говорят редко. Даже сама Матерь Его не смела объявлять о том. Посмотри, что говорит Дева самому Христу: «Вот, отец Твой и Я… искали Тебя»(Лк. 2:48 )! Почитая Его рожденным от Девы, не стали бы уже признавать сыном Давидовым; а отсюда произошло бы много и других зол. Потому и ангелы возвестили об этом одной только Марии и Иосифу; когда же благовествовали о рождении пастырям, не присовокупили уже об этом. Но для чего евангелист, упомянув о Аврааме и сказав, что он родил Исаака, а Исаак Иакова, не упоминает о брате последнего, между тем как после Иакова упоминает и о Иуде, и о братьях его?
Причиною этого некоторые поставляют злонравие Исава, то же говоря и о других некоторых предках. Но я этого не скажу: если бы это было так, то почему же немного после евангелист упоминает о порочных женах? Очевидно, здесь слава Иисуса Христа обнаруживается чрез противоположность, не чрез величие, а чрез ничтожество и низость Его предков. Для высокого в том-то и слава великая, если он может уничижить себя до крайней степени. Итак, почему же евангелист не упомянул об Исаве и других? Потому что сарацины и измаильтяне, арабы и все, которые произошли от тех предков, не имели ничего общего с народом израильским. Потому и умолчал он об них, а обращается прямо к предкам Иисуса и народа иудейского, говоря: «Иаков родил Иуду и братьев его». Здесь уже означается род Иудейский. «Иуда родил Фареса и Зару от Фамари».
Что делаешь ты, богодухновенный муж, напоминая нам историю беззаконного кровосмешения? Что же в том? отвечает он. Если бы мы стали перечислять род какого-либо обыкновенного человека, то прилично бы было умолчать о таком деле. Но в родословии воплотившегося Бога не только не должно умолчать, но еще велегласно надлежит возвестить об этом, для того, чтобы показать Его промышление и могущество. Он и пришел не для того, чтобы избегать позора нашего, но чтобы уничтожить его. Как особенно удивляемся не тому, что Христос умер, но тому, что и распят (хотя это и поносно, – но чем поноснее, тем большее показывает в Нем человеколюбие), так можно сказать и о рождении: Христу должно удивляться не только потому, что воспринял на Себя плоть и соделался человеком, но и потому еще, что порочных людей удостоил быть Своими сродниками, не стыдясь нимало наших пороков. Так, с самого начала рождения Он показал, что не гнушается ничем нашим, научая тем и нас не стыдиться злонравия предков, но искать только одного – добродетели. Человек добродетельный, хотя бы происходил от иноплеменника, хотя бы родился от блудницы или другой какой грешницы, не может получить от этого никакого вреда. Если и самого блудника, если он переменится, прежняя жизнь нисколько не позорит, то тем более человека добродетельного, если он произошел от блудницы или прелюбодеицы, нимало не может позорить порочность его родителей. Впрочем, Христос поступал так не только для нашего научения, но и для укрощения гордости иудеев. Так как они, нерадя о душевной добродетели, при всяком случае превозносились только Авраамом, и думали оправдаться добродетелью предков, то Господь с самого начала и показывает, что надлежит хвалиться не родом, но собственными своими заслугами. Притом Он хочет еще показать и то, что все, и самые праотцы, виновны во грехах. Так патриарх, от которого и самое имя получил народ иудейский, оказывается немалым грешником: Фамарь обличает его в блудодеянии. И Давид от жены прелюбодейной родил Соломона. Если же такие великие мужи не исполнили закона, то тем более те, которые ниже их. А если не исполнили, то все согрешили, и пришествие Христа было необходимо. Для того евангелист упомянул и о двенадцати патриархах, чтобы унизить тем иудеев, превозносившихся знаменитыми предками. Ведь многие из патриархов рождены были от рабынь, и однако же различие родивших не произвело различия между рожденными. Все они равно были и патриархами и родоначальниками колен. В этом-то и состоит преимущество Церкви; в этом отличие нашего благородства, прообразованное еще в Ветхом Завете. Хотя бы ты был раб, хотя бы свободный, тебе нет от этого ни пользы, ни вреда; одно только потребно – воля и душевное расположение.
Кроме сказанных, есть еще причина, по которой евангелист упомянул об истории кровосмешения Иудина. Не без цели к Фаресу присоединен Зара. По-видимому, напрасно и излишне было бы после Фареса, от которого надлежало вести родословие Христа, упоминать еще о Заре. Для чего же упомянутое? Когда Фамари пришло время родить их и начались болезни, Зара первый показал руку. Повивальная бабка, увидев это, чтобы заметить первенца, перевязала ему руку красною нитью. Когда же рука была перевязана, младенец сокрыл ее, и тогда родился Фарес, а потом Зара. Видя это, повивальная бабка сказала: «Как ты расторг себе преграду»3 (Бут. 38:29 )? Примечаешь ли таинственное прообразование? Не без причины об этом для нас написано, – так как не стоило бы повествовать о том, что сказала когда-то повивальная бабка и рассказывать, что родившийся вторым первый выставил руку. Итак, что значит это прообразование? Во-первых, разрешает этот вопрос имя младенца: Фарес означает разделение и рассечение. Во-вторых, самое событие: не по естественному порядку происходило то, что показавшаяся рука, будучи перевязана, опять сокрылась. Тут не было ни разумного движения, ни естественного порядка. Родиться другому тогда, когда один показал руку, может быть, естественно; но сокрыть ее, чтобы дать путь другому, – это уже несогласно с законом рождаемых. Нет, здесь присутствовала благодать Божия, устроившая рождение младенцев, и предначертывавшая чрез них для нас некоторый образ будущих событий. Что же именно? Те, кто тщательно вникал в это происшествие, говорят, что эти младенцы прообразовали два народа. Потом, чтобы ты знал, что бытие второго народа предваряет происхождение первого, младенец не показывается весь, а только протягивает руку, но и ее опять скрывает, и уже после того, как брат его весь вышел на свет, и он весь является. Так и случилось с тем и другим народом. Сначала во времена Авраама явилась жизнь церковная, затем, когда она сокрылась, произошел иудейский народ с жизнью подзаконною, а после того явился уже целый новый народ со своими законами. Потому-то повивальная бабка и говорит: «Как ты расторг себе преграду»? Прившедший закон пресек свободу жизни. И Писание обыкновенно называет закон преграждением. Так пророк Давид говорит: «Разрушил Ты ограды ее, так что обрывают ее все, проходящие по пути»(Пс. 79:13 ). И Исаия: «обнес его оградою» (Іс. 5:2 ). И Павел: «и разрушивший стоявшую посреди преграду» (Еф.2:14 ).
Другие утверждают, что слова: «Как ты расторг себе преграду»? сказаны о новом народе, поскольку он своим появлением упразднил закон. Видишь ли, что не по немногим и маловажным причинам евангелист упомянул о всей истории Иуды? Для того же упоминается о Руфи и Раав, из которых одна была иноплеменница, а другая блудница, т. е., чтобы научить тебя, что Спаситель пришел уничтожить все наши грехи, пришел как врач, а не как судия. Подобно тому, как те взяли в замужество блудниц, так и Бог сочетал с Собою прелюбодейную природу. Пророки древле применяли это и к синагоге; но она оказалась неблагодарною к своему Супругу. Напротив Церковь, единожды освобожденная от отеческих пороков, осталась в объятиях Жениха. Посмотри и на то, что в приключениях Руфи сходно с нашими. Она была чужестранка и доведена до крайней бедности, – и, однако, увидевший ее Вооз, не презрел ее бедности, и не погнушался низким ее происхождением. Точно также и Христос, восприявший Церковьиноплеменную и весьма обнищавшую, сделал ее участницею великих благ. И как та никогда не вступила бы в такое супружество, если бы не оставила наперед отца, и не презрела дома, рода, отечества и сродников, так и Церковь, когда оставила отеческие нравы, тогда соделалась любезною Жениху. Об этом и пророк, обращаясь к Церкви, говорит: «Забудь народ твой и дом отца твоего. И возжелает Царь красоты твоей»(Пс. 44:11-12 ). Так поступила и Руфь, и чрез то соделалась матерью царей, равно как и Церковь, потому что от нее произошел Давид. Итак, евангелист составил родословие и поместил в нем этих жен для того, чтобы такими примерами пристыдить иудеев и научить их не превозноситься. Руфь была родоначальницею великого царя, и Давид не стыдится этого.
Невозможно, совершенно невозможно чрез добродетели или пороки предков быть честным или бесчестным, знаменитым или неизвестным. Напротив, я должен сказать, – хотя бы мои слова показались и странными, – что тот-то более и знаменит, кто, будучи рожден не от добрых родителей, сделался добрым. Итак, никто пусть не гордится предками; но, размышляя о прародителях Господа, пусть отложит всякое тщеславие, и хвалится своими заслугами, а лучше и ими не хвалится. От самохвальства фарисей стал хуже мытаря. Если хочешь показать великую добродетель, не высокомудрствуй, и тогда покажешь еще большую; не думай, что, совершив что-нибудь, ты уже и все сделал. Если мы становимся праведными тогда, когда, будучи грешниками, считаем себя тем, что мы в самом деле, как случилось с мытарем, то сколько более тогда, когда, будучи праведными, считаем себя грешниками? Если смиренномудрие и грешников делает праведными, хотя бы то и не было смиренномудрие, но искреннее сознание; и если искреннее сознание имеет такую силу в грешниках, то – смотри, чего не сделает смиренномудрие в праведниках? Итак, не губи трудов своих, не делай, чтобы твой пот был пролит напрасно, и ты, пробежавши тысячи поприщ, лишился всякой награды. Господь гораздо лучше тебя знает твои заслуги. Если ты дашь чашу холодной воды, – Он и этого не презрит. Если подашь один овол, если только воздохнешь, – Он все примет с великою благосклонностью, и вспомнит, и определит за это великие награды. Для чего же ты рассматриваешь свои добродетели, и постоянно выставляешь их нам напоказ? Или ты не знаешь, что, если хвалишь самого себя, не будешь уже похвален Богом? Равным образом, если ты унижаешь самого себя, Он непрестанно будет прославлять тебя пред всеми? Он не хочет уменьшить награду за труды твои. Что я говорю: уменьшить? Он все делает и устрояет, чтобы и за малое увенчать тебя, и ищет всяких предлогов, за что бы избавить тебя от геенны.
Вот почему, хотя бы ты потрудился только одиннадцатый час дня, Господь даст тебе полную награду. «Хотя не за что спасти тебя, скажет Он, Я это делаю для Себя, чтобы не осквернялось имя Мое»(Ср.: «Не для вас Я сделаю это, дом Израилев, а ради святаго имени Моего. Не ради вас Я сделаю это, говорит Господь Бог, да будет вам известно».– Єз. 36:22,32 .). Если только вздохнешь, только прослезишься, Он сам тотчас воспользуется всем этим, как случаем к твоему спасению. Итак, не будем превозноситься, будем называть себя непотребными, чтобы быть благопотребными. Если ты сам называешь себя достойным похвалы, то ты непотребен, хотя бы и в самом деле был достоин похвалы; напротив, если ты сам называешь себя непотребным, сделаешься благопотребным, хотя бы был недостоин похвалы. Вот почему должно забывать о своих добрых делах. Но ты скажешь: как можно не знать того, что нам совершенно известно? Что ты говоришь? Ты непрестанно оскорбляешь Господа, живешь в неге и веселии, и не знаешь того, что ты грешил, предавая все забвению, а не можешь позабыть о своих добрых делах? Хотя страх гораздо сильнее, но у нас бывает напротив: каждый день оскорбляя Бога, мы не обращаем на то и внимания, а если подадим бедному хотя малую монету, то носимся с этим постоянно. Это крайнее безумие, и величайший ущерб для того, кто собирает. Забвение добрых своих дел есть самое безопасное их хранилище. И как одежда и золото, если мы раскладываем их на торгу, привлекают многих злоумышленников, а если убираем и скрываем их дома, то соблюдаются в полной безопасности, так если и добрые свои дела мы постоянно держим в памяти, то раздражаем Господа, вооружаем врага и возбуждаем его к похищению, а если никто не будет знать их кроме Того, Кому надлежит знать, то они пребудут в безопасности. Итак, не хвались постоянно своими добрыми делами, чтобы кто-нибудь не лишил тебя их, чтобы с тобою не случилось того же, что было с фарисеем, который носил их на языке своем, откуда и похитил их дьявол. Хотя он и с благодарением вспоминал о них, и все возносил к Богу, но и это не спасло его, потому что благодарящему Бога не прилично поносить других, показывать свое преимущество пред большинством и превозноситься пред грешниками. Если ты благодаришь Бога, то тем только и довольствуйся; не говори о том людям, и не осуждай ближнего, потому что это уже не есть дело благодарности. Хочешь знать, как нужно выражать благодарность? Послушай, что говорят три отрока: «Согрешили мы, и поступили беззаконно» (Дан. 3:29 ); «ибо праведен Ты во всем, что соделал с нами» (Дан. 3:27 ), «и все, что Ты навел на нас… соделал по истинному суду» (Дан. 3:31 ). Исповедывать свои согрешения и значит благодарить Бога; кто исповедует свои грехи, тот показывает этим, что он виновен в бесчисленных грехах, и только не получил достойного наказания. Он-то наиболее и благодарит Бога. Итак, будем остерегаться хвалить себя за доброе, потому что это делает нас и пред людьми ненавистными, и пред Богом мерзкими. Потому, чем больше будем делать добра, тем меньше будем говорить о себе. Таким только образом можем приобрести величайшую славу и у Бога и у людей; вернее же сказать – у Бога не только славу, но и награду, и великое воздаяние. Итак, не требуй награды, чтобы получить награду; исповедуй, что ты спасаешься благодатью, чтобы Бог и сам признал Себя твоим должником не только за твои добрые дела, но и за твою благопризнательность. Когда мы делаем добро, то Он нам должен бывает только за наши дела; а когда вовсе и не думаем, что сделали какое-нибудь доброе дело, то Он нам остается должным и за такое наше расположение, и притом более, нежели за дела, – так что такое наше расположение равняется самым добродетелям, а без него и самые дела не важны. Так и мы оказываем благоволение нашим слугам особенно тогда, когда они, во всем услуживая нам с усердием, думают, что еще не сделали для нас ничего важного.
Итак, если и ты желаешь, чтобы твои добрые дела были велики, то не почитай их великими, и тогда они будут велики. Так и сотник говорил: «Я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой» (Мф. 8:8 ), и чрез это сделался достойным, и заслужил удивление более всех иудеев. Так и Павел говорил: «Недостоин называться Апостолом» (1Кор. 15:9 ), и чрез это сделался первым из всех. Так и Иоанн говорил: «У Которого я недостоин развязать ремень обуви» (Лк. 3:16 ), и за то был другом Жениха, и ту руку, которую считал недостойною прикоснуться к сапогам, Христос возложил на Свою главу. Так и Петр говорил: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (Лк. 5:8 ), и за это стал основанием Церкви. Подлинно, ничто так не приятно Богу, как если кто считает себя в числе величайших грешников. Это есть начало всякого любомудрия: смиренный и сокрушенный никогда не будет ни тщеславиться, ни гневаться, ни завидовать ближнему, словом – не будет питать в себе ни одной страсти. Разбитую руку, сколько бы мы ни старались, никак не можем поднять вверх; если подобным образом сокрушим и душу, то хотя бы тысяча страстей, надмевая, воздымали ее, она нисколько не поднимется. Если тот, кто плачет о житейских делах, изгоняет все душевные болезни; то гораздо более оплакивающий свои грехи сделается любомудрым. Кто же, скажешь ты, может так сокрушить свое сердце? Послушай Давида, который особенно этим прославился, посмотри на сокрушение его души. Когда он, совершив уже множество подвигов, подвергся опасности лишиться отечества, дома и самой жизни, и в самую минуту несчастия увидел, что один низкий и презренный воин ругается над его бедствием и поносит его, то не только сам он не отвечал ругательствами, но запретил и военачальнику, который хотел его убить, говоря: «Оставьте его, потому что Господь повелел ему» (2Сам. 16:11 ). И в другой раз, когда священники просили у него позволения нести за ним кивот, то он не согласился, но что сказал? «Возврати ковчег Божий в город. Если я обрету милость пред очами Господа, то Он возвратит меня и даст мне видеть его и жилище его. А если Он скажет так: «нет Моего благоволения к тебе», то вот я; пусть творит со мною, что Ему благоугодно» (2Сам. 15:25-26 ). А то, что он делал в отношении к Саулу, не раз, не два, но многократно, какую показывает высоту мудрости? Такое поведение было выше ветхого закона, и приближалось к заповедям апостольским. Потому он все принимал от Господа с любовью, не исследуя того, что с ним происходит, но стараясь единственно о том, чтобы всегда повиноваться и следовать данным от Него законам. И по совершении столь великих подвигов, видя принадлежащее себе царство в руках мучителя, отцеубийцы, братоубийцы, притеснителя, беснующегося, он не только тем не соблазнялся, но говорил: если угодно так Богу, чтобы я был гоним, скитался и бегал, а враг мой был в чести, то я принимаю это с любовью, и еще благодарю за бесчисленные бедствия. Он не так поступал, как многие бесстыдные и дерзкие, которые, не совершив и малейшей части его подвигов, едва увидят кого-нибудь в благополучном состоянии, а себя хотя в малой скорби, бесчисленными хулениями губят душу свою. Не таков был Давид, но во всем показывал кротость. Потому и Бог сказал: «Я обрел Давида», сына Иессеева, мужа по сердцу Моему (Пс. 88:21 ). Постараемся и мы иметь такую душу, и что бы с нами ни случилось, будем переносить с кротостью, и здесь, до получения царства, соберем плоды смиренномудрия. «Научитесь от Меня, – говорит Господь,– ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11:29 ). Итак, чтобы нам наслаждаться покоем и здесь и там, со всем тщанием будем насаждать в душах наших матерь всех благ, т. е. смиренномудрие. С помощью этой добродетели мы сможем без волнений переплыть и море настоящей жизни, и достигнуть тихой пристани, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
* * *
3 В Септуагинте: «ради тебя расторглась преграда» – и.Н.
Беседа 4
Мф. 1:17 . Итак, всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов .
Почему родословие разделено на три части. – Почему родословие опускается у Марка, но есть у Луки – Для чего Матфей исчисляет количество родов до Христа? – Почему зачатие совершилось не прежде обручения – Непостижимость рождения. – Христос действительно родился от Девы и имеет плоть одинаковую с нами. – Добродетель и мудрость Иосифа. – Почему ангел возвещает ему о зачатии не с самого начала, как Деве. – Каким образом Ангел уверяет его в истине зачатия от Духа Св. – Величие дара отпущения грехов, принесенного Христом, побуждает верующих жить достойно этого дара. – Верующий должен отличаться от неверующего своею доброю жизнью, – равно и всем своим внешним поведением. – Безобразие души можно видеть как в зеркале, изучая жизнь святых мужей. – Человек, дающий волю своим страстям, хуже зверя. – Кто ищет внешней славы, тот бесчестит себя. – Истинную славу дает благочестие. – Пример трех отроков научает предпочитать нищету прелестям богатства. – Увещание творить милостыню.
Евангелист разделил все родословие на три части, желая тем показать, что иудеи с переменою правления не делались лучшими; но и во время аристократии, и при царях, и во время олигархии предавались тем же порокам: под управлением судей, священников и царей не оказали никакого успеха в добродетели. Но для чего же евангелист в средней части родословия опустил трех царей, а в последней, поместив двенадцать родов, сказал, что их четырнадцать? Первое предоставляю собственному вашему исследованию, не почитая нужным решать для вас все, чтобы вы не обленились; о втором же скажем. Мне кажется, что он причисляет к родам время пленения, и самого Иисуса Христа, всюду совокупляя Его с нами. И кстати упоминает о пленении, показывая, что иудеи и в плену не сделались благоразумнее, так что из всего была видна необходимость пришествия Христова. Но скажут: Почему Марк не делает того же, и не излагает родословия Иисусова, а говорит обо всем кратко? Думаю, что Матфей прежде других писал Евангелие, – почему и излагает с точностью родословие, и останавливается на важнейших обстоятельствах, а Марк писал после него, – почему наблюдал краткость как повествующий о том, что было уже пересказано, и сделалось известным. А почему Лука излагает также родословие, и притом еще полнее? Потому, что он, имея в виду Евангелие Матфея, хочет доставить нам больше сведений, чем Матфей. Притом каждый из них подражал учителю, – один Павлу, который разливается как река, а другой Петру, который любит краткость. А почему Матфей в начале Евангелия не сказал по примеру пророков: «Видение, которое я видел»(Єз. 11:24 ), или: «И было ко мне слово Господне»(Єз. 37:15,38:1 )? Потому, что писал к людям благомыслящим, и таким, которые были к нему весьма внимательны. И бывшие чудеса подтверждали им писанное, и читатели исполнены были веры. Во времена же пророков не было столько чудес, которые бы подтверждали их проповедь, напротив являлось множество лжепророков, которым охотнее внимал иудейский народ, – почему им и нужно было таким образом начинать свои пророчества. А если когда и бывали чудеса, то бывали для язычников, чтобы они в большем числе обращались к иудейству, и для явления силы Божией, когда враги, покорявшие себе иудеев, думали, что они победили их силою своих богов. Так случилось в Египте, откуда вышло за иудеями множество народа; таковы же после были в Вавилоне – чудо в пещи и сновидения. Впрочем, были чудеса и в пустыне, когда находились там иудеи одни, как было и у нас; и у нас явлено множество чудес, когда мы выходили из заблуждения. Но после, когда благочестие всюду насаждено, чудеса прекратились. Если же бывали чудеса у иудеев и после, то не в большом числе и изредка, как то: когда остановилось солнце, и в другой раз, когда отступило назад. Опять и у нас можно видеть тоже: и в наше время с Иулианом, превзошедшим всех в нечестии, много совершилось чудесного. Когда иудеи предприняли восстановление иерусалимского храма, огонь вышел из-под основания и помешал работам; и когда Иулиан безумно посягнул поругаться над священными сосудами, хранитель сокровищ и дядя Иулианов, соименный ему, первый умер – изъеденный червями, а другой развалился пополам. И то было весьма важное чудо, что во время принесения там жертв иссякли источники, и что в царствование Иулианово города были постигнуты голодом.
Бог обыкновенно творит знамения, когда умножается зло. Когда видит, что Его рабы утеснены, а противники без меры упиваются мучительством над ними, тогда показывает собственное Свое владычество. Так поступил Он с иудеями в Персии. Итак, из сказанного видно, что евангелист не без причины и не случайно разделил предков Христовых на три части. Заметь же, кем начинает, и кем оканчивает. Начав с Авраама, ведет родословие до Давида; потом с Давида до переселения Вавилонского, а с последнего до самого Христа. Как в начале всего родословия обоих – Давида и Авраама – поставил рядом, так точно упомянул об обоих и в конце родословия, потому что, как я прежде сказал, им даны были обетования. Почему же, упомянув о переселении в Вавилон, не упомянул о переселении в Египет? Потому что египтян иудеи уже не боялись, а вавилонян еще трепетали, и потому что первое случилось давно, а последнее недавно; притом в Египет отведены были не за грехи, а в Вавилон за беззакония. Если же кто пожелает вникнуть в значение самих имен, то и здесь найдет много предметов для созерцания, много такого, что послужит к объяснению нового завета; таковы имена Авраама, Иакова, Соломона и Зоровавеля, так как имена эти даны им не без намерения. Но чтобы не наскучить вам продолжительностью, умолчим об этом и займемся необходимым. Итак, когда евангелист перечислил всех предков и окончил Иосифом, он не остановился на этом, но присовокупил: «Иосифа, мужа Марии», показывая, что для Марии упоминал в родословии об Иосифе. Потом, чтобы ты, услышав о муже Марии, не подумал, что Иисус родился по общему закону природы, смотри, как он устраняет эту мысль дальнейшими словами. Ты слышал, говорит он, о муже, слышал о матери, слышал об имени, данном младенцу; теперь выслушай и то, как Он родился.
Мф. 1:18 . Рождество Иисуса Христа было так.
Скажи мне, о каком рождении говоришь ты? Ты уже сказал мне о предках. Хочу, говорит евангелист, сказать и об образе рождения. Видишь ли, как он возбудил внимание слушателя? Как бы намереваясь сказать нечто новое, обещает изъяснить образ рождения. И заметь, какой превосходный порядок в рассказе. Не вдруг стал говорить о рождении, но прежде напоминает нам, которым был Христос (в порядке родов) от Авраама, которым от Давида и от переселения в Вавилон; а этим побуждает слушателя тщательно исследовать время, желая показать, что Он есть тот самый Христос, Который предвозвещен пророками. В самом деле, когда исчислишь роды и по времени узнаешь, что Иисус есть точно Христос, тогда без затруднения поверишь и чуду, совершившемуся в рождении. Поелику же евангелисту нужно было говорить о великом деле, каково рождение от Девы, то сперва, не приступая к исчислению времени, он с намерением затемняет речь, упоминая о муже Марии, и даже прерывает повествование о рождении, а потом исчисляет уже лета, напоминая слушателю, что рожденный есть Тот самый, о Котором говорил патриарх Иаков, что Он явится при оскудении князей от Иуды, и о Котором пророк Даниил предвозвестил, что Он придет по истечении многих седмиц. И если кому угодно те годы, которые ангел определил Даниилу числом седмиц, от построения города вычислить до рождения Иисусова, тот увидит, что время рождения Его согласно с предсказанием. Итак, скажи, как Иисус родился?
По обручении Матери Его Марии .
Не сказал «Деве», но просто “Матери”, чтобы речь была понятнее. Но, приведя сперва слушателя в ожидание услышать нечто обыкновенное и удержав его в этом ожидании, вдруг изумляет присовокуплением необыкновенного, говоря:
Прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго .
Не сказал: прежде, нежели приведена была в дом к жениху, она жила уже у него в доме, так как у древних было обыкновение держать обрученных по большей части в своем доме, чему и ныне еще можно видеть примеры. И зятья Лотовы жили в доме у Лота. И так и Мария жила в одном доме с Иосифом.
Но почему не прежде обручения Она зачала во чреве? Чтобы, как я сказал еще в начале, зачатие до некоторого времени оставалось тайною, и Дева избегла всякого худого подозрения. Тот, которому надлежало ревновать более всякого другого, не только не отсылает ее от себя и не бесчестит, но принимает, и оказывает ей услуги во время беременности. Но явно, что, не будучи твердо удостоверен в зачатии по действию Св. Духа, не стал бы держать ее у себя и во всем ей услуживать. Притом весьма выразительно сказал евангелист: «Оказалось, что Она имеет во чреве», – как обыкновенно говорится о происшествиях особенных, случающихся сверх всякого чаяния и неожиданных. Итак, не простирайся далее, не требуй ничего больше сказанного, и не спрашивай: каким образом Дух образовал Младенца в Деве? Если при естественном действии невозможно объяснить способа зачатия, то как можно объяснить его, когда чудодействовал Дух? Чтобы ты не беспокоил евангелиста и не утруждал его частыми об этом вопросами, он освободил себя от всего, наименовав Совершившего чудо. Ничего больше не знаю, говорит он, а знаю только, что событие совершилось силою Духа Святого. Пусть стыдятся те, кто старается постигнуть сверхъестественное рождение! Если никто не может изъяснить того рождения, о котором есть тысячи свидетелей, которое за столько веков предвозвещено, которое было видимо и осязаемо, то до какой степени безумны те, которые с любопытством исследуют и тщательно стараются постигнуть рождение неизреченное? Ни Гавриил, ни Матфей не могли ничего более сказать, кроме того, что родившееся есть от Духа; но как, и каким образом родилось от Духа, этого никто из них не объяснил, потому что было невозможно. Не думай также, что ты все узнал, когда слышишь, что Христос родился от Духа. Узнав и об этом, мы еще многого не знаем, например: как невместимый вмещается в утробе? Как всесодержащий носится во чреве жены? Как дева рождает, и остается девою? Скажи мне, как Дух устроил этот храм? Каким образом не всю плоть принял от утробы, но только часть ее, которую потом возрастил и образовал? А что точно произошел из плоти Девы, евангелист ясно показал это словами: «От Которой родился»(Мф. 1:16 ); и Павел словами: «Который родился от жены»(Гал. 4:4 ). От жены, говорит он, – заграждая уста тем, которые утверждают, что Христос прошел чрез Марию, как бы сквозь некоторую трубу. Если это справедливо, то нужна ли была и девическая утроба? Если это справедливо, то Христос не имеет с нами ничего общего; напротив плоть Его различна с нашею, не одинакового с нею состава. И как же назвать Его тогда происшедшим от корня Иессеева? Жезлом? Сыном Человеческим? Как и Марию назвать Матерью? Как сказать, что Христос произошел от семени Давидова? Воспринял зрак раба? Что «Слово стало плотию» (Ін. 1:14 )? Почему же Павел сказал римлянам: «От них Христос по плоти, сущий над всем Бог» (Рим. 9:5 )? Из этих слов и из многих других мест Писания видно, что Христос произошел от нас, из нашего состава, из девической утробы; а каким образом, того не видно. Итак, и ты не разыскивай, но верь тому, что открыто, и не старайся постигнуть того, что умолчано.
Мф. 1:19 . Иосиф же муж Её, будучи праведен , – говорит евангелист, – и не желая огласить Её, хотел тайно отпустить Её.
Сказавши, что (родившееся от Девы) есть от Духа Святого и без плотского совокупления, он приводит на это еще новое доказательство. Иной мог бы спросить: откуда это известно? Кто видел, кто слышал, чтобы когда-либо случилось что-либо подобное? Но чтобы ты не подозревал ученика, что он по любви к Учителю выдумал это, евангелист вводит Иосифа, который тем самым, что в нем происходило, утверждает в тебе веру в сказанное. Евангелист как бы так говорит здесь: ежели ты не веришь мне и заподозриваешь мое свидетельство, то поверь мужу. “Иосиф же, – говорит,– муж Её, будучи праведен». Здесь он называет праведным того, кто имеет все добродетели. Хотя быть праведным – значит не присваивать себе чужого; но праведностью же называется и совокупность добродетелей. В этом-то особенном смысле Писание и употребляет слово «праведность», когда, например, говорит: «Человек этот непорочен, справедлив» (Йов. 1:1 ), и еще: «Оба они были праведны» (Лк. 1:6 ).
Итак Иосиф, будучи праведным, т. е. добрым и кротким, «хотел тайно отпустить Ее». Для того евангелист описывает случившееся еще во время незнания Иосифова, чтобы ты не сомневался в происшедшем по узнании. Хотя подозреваемая не только заслуживала быть опозоренною, но закон повелевал даже наказать Ее, однако Иосиф избавил Ее не только от большего, но и от меньшего, т. е. от стыда, – не только не хотел наказать, но и опозорить. Не признаешь ли в нем мужа мудрого, и свободного от мучительнейшей страсти? Вы сами знаете, что такое ревность. Потому-то, вполне знавший эту страсть, сказал: «Ревность – ярость мужа, и не пощадит он в день мщения»(Притч. 6:34 ). «Люта, как преисподняя, ревность»(Пісн. 8:6 ). И мы знаем многих, которые готовы лучше лишиться жизни, нежели быть доведенными до подозрения и ревности. А здесь было уже не простое подозрение: Марию изобличили ясные признаки беременности; и однако, Иосиф столько был чужд страсти, что не захотел причинить Деве даже и малейшего огорчения. Так как оставить Ее у себя казалось противным закону, а обнаружить дело и представить Ее в суд значило предать Ее на смерть, то он не делает ни того, ни другого, но поступает уже выше закона. Подлинно, по пришествии благодати, надлежало явиться многим знамениям высокой мудрости. Как солнце, не показавши еще лучей, издали озаряет светом большую часть вселенной, так и Христос, восходя из девической утробы, прежде, нежели явился, просветил всю вселенную. Вот почему еще до рождения Его пророки ликовали, и жены предсказывали будущее, и Иоанн, не выйдя еще из утробы, взыгрался во чреве. И Иосиф показал здесь великую мудрость, не обвинял и не порицал Девы, а только намеревался отпустить Ее. Когда он находился в таком затруднительном положении, является ангел и разрешает все недоумения. Здесь достойно исследования то, почему ангел не пришел прежде, пока муж не имел еще таких мыслей, но приходит тогда, когда он уже помыслил. «Но когда он помыслил это» (Мф. 1,20 ), – говорит евангелист, ангел приходит; между тем Деве благовествует еще до зачатия, – что опять приводит к новому недоумению. Если Иосифу не сказал ангел, то почему умолчала Дева, слышавшая от ангела, и видя жениха своего в смущении, не разрешила его недоумения? Итак, почему ангел не сказал Иосифу прежде его смущения? Прежде надобно разрешить первый вопрос. Почему же не сказал? Чтобы Иосиф не обнаружил неверия, и с ним не случилось того же, что с Захариею. Не трудно поверить делу, когда оно уже пред глазами; а когда нет и начала его, тогда слова не так легко могут быть приняты. Потому-то ангел и не сказал сначала; по той же причине молчала и Дева. Она думала, что не уверит жениха, сообщив о необыкновенном деле, а напротив огорчит его, подав мысль, что прикрывает сделанное преступление. Если сама Она, слыша о даруемой Ей такой благодати, судит по-человечески: и говорит: «Как будет это, когда Я мужа не знаю?» (Лк. 1:34 ), – то гораздо более усомнился бы Иосиф, особенно слыша это от подозреваемой жены.
Вот почему Дева вовсе не говорит Иосифу, а ангел является, когда потребовали обстоятельства. Почему же, скажут, не также поступлено и с Девою, почему и Ей возвещено не после зачатия? Чтобы предохранить Ее от смущения и большего смятения. Не зная дела ясно, Она естественно могла бы решиться сделать с собою худое, и, не перенесши стыда, прибегнуть к петле или к мечу. Поистине, Дева была во всем достойна удивления; и евангелист Лука, изображая Ее добродетель, говорит, что, когда услышала приветствие, не вдруг предалась радости и поверила сказанному, но смутилась и размышляла: «Что бы это было за приветствие»(Лк. 1:29 )? Будучи таких строгих правил, Дева могла бы от печали лишиться ума, представив стыд и не видя надежды, чтобы кто-нибудь поверил Ее словам, что Ее беременность не следствие прелюбодеяния. Итак, чтобы этого не случилось, ангел пришел к ней до зачатия. Надобно было, чтобы не знала смущения та, в чью утробу взошел Творец всяческих; чтобы свободна была от всякого смятения душа, удостоившаяся быть служительницею таких тайн. Вот почему ангел возвещает Деве до зачатия, а Иосифу во время беременности Ее. Многие по простоте и по недоразумению находили разногласие в том, что ев. Лука упоминает о благовествовании Марии, а св. Матфей о благовествовании Иосифу, не зная, что было то и другое. То же самое необходимо наблюдать и во всем повествовании; таким образом мы решим многие кажущиеся разногласия. Итак, ангел приходит к смущенному Иосифу. Доселе явления не было как по сказанной выше причине, так и для того, чтобы обнаружилось любомудрие Иосифа. А когда дело приблизилось к исполнению, ангел, наконец, является.
Мф. 1:20 . Но когда он помыслил это, – се, Ангел Господень является Иосифу во сне .
Примечаешь ли кротость этого мужа? Не только не наказал, но и не сказал никому, даже самой подозреваемой, а размышлял только с собою, и от самой Девы старался скрыть причину смущения. Не сказал евангелист, что Иосиф хотел Ее выгнать, но – отпустить: так он был кроток и скромен! «Но когда он помыслил это», ангел является во сне. Почему же не наяву, как является пастырям, Захарии и Деве? Иосиф имел много веры; для него не нужно было такого явления. Для Девы нужно было необыкновенное явление прежде события, потому что благовествуемое было весьма важно, важнее, нежели благовествуемое Захарии; а для пастырей нужно было явление, потому что это были люди простые. Иосиф получает откровение по зачатии, когда душа его объята уже была худым подозрением, и вместе готова перейти к благим надеждам, если бы только явился кто-нибудь и указал удобный к тому путь. Для того благовествуется после зародившегося подозрения, чтобы это самое послужило доказательством сказанного ему. О чем никому не говорил, но только помыслил в уме, о том услышать от ангела служило несомненным признаком, что ангел пришел и говорит от Бога, потому что одному Богу свойственно знать сердечные тайны. Видишь, сколько достигается целей! Обнаруживается любомудрие Иосифа; благовременность сказанного помогает ему в вере; самое повествование делается несомненным, так как показывает, что Иосиф был точно в таком положении, в каком следовало быть.
Каким же образом ангел уверяет его? Послушай и подивись мудрости того, что сказано. Пришедши, ангел говорит ему: «Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою»(Мф. 1:20 ). Тотчас приводит ему на память Давида, от которого должен был произойти Христос, и не дает оставаться ему в смущении, наименованием предков напомнив об обетовании, данном всему роду. Иначе, для чего бы его называть сыном Давидовым? “Не бойся”. В других случаях Бог поступает не так; и когда некто против супруги Авраамовой умышлял, чего не должно, Бог употребил сильнейшие выражения и угрозу, хотя и там причиною было неведение. Фараон взял к себе Сарру по незнанию, однако же, Бог привел его в страх. Но здесь Бог поступает снисходительнее потому, что совершалось дело весьма важное, и большая была разность между фараоном и Иосифом, почему и не нужно было угроз. Сказавши же: “Не бойся”, показывает, что Иосиф боялся оскорбить Бога, держа в доме подозреваемую в прелюбодействе, потому что, если бы этого не было, он и не подумал бы Ее отпускать. Итак, из всего открывается, что ангел пришел от Бога, обнаруживая и пересказывая все, о чем Иосиф размышлял, и чем был встревожен ум его. Изрекши же имя Девы, ангел не остановился на этом, но присовокупил: “жену твою”, каким именем не назвал бы, если бы Ее девство было растлено. Женою же называет здесь обрученную: так обыкновенно Писание обрученных еще до брака называет зятьями. Что же значит: “принять”? Удержать у себя в доме, потому что Иосиф мысленно уже отпустил Деву. Эту-то отпущенную, говорит ангел, удержи у себя; ее поручает тебе Бог, а не родители. Поручает же ее не для брака, но чтобы жить вместе; вручает, объявляя о том чрез меня. Как Христос после поручил Ее ученику, так ныне поручается Она Иосифу. Потом ангел, намекнув о причине своего явления, умолчал о худом Иосифовом подозрении; а между тем уничтожил его скромнее и благопристойнее, изъяснив причину зачатия и показав, что по тому самому, почему Иосиф опасался и хотел Ее отпустить, он должен принять и удержать Ее у себя, и, таким образом, совершенно освободил его от беспокойства. Она не только чиста от беззаконного смешения, говорит ангел, но и зачала во чреве сверхъестественным образом. Потому не только отложи страх, но еще возрадуйся: «Ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго»(Мф. 1:20 ). Странное дело, превосходящее человеческое разумение и превышающее законы природы! Чем уверится в сем Иосиф, не слыхавший о таковых событиях? Открытием прошедшего, говорит ангел. Для того он и обнаружил все, что происходило в уме Иосифовом, чем был он возмущен, чего боялся и на что решался, чтобы чрез это уверить и в том. Справедливее же сказать, ангел уверяет Иосифа не только прошедшим, но и будущим. “Родит же, – говорит он, – Сына, и наречешь Ему имя Иисус» (Мф. 1:21 ). Хотя родившееся есть от Духа Святого, но не думай о себе, что ты устранен от служения при воплощении. Хотя ты не содействуешь рождению, и Дева пребыла неприкосновенною, однако же, что принадлежит отцу, то, не вредя достоинству девства, предоставляю тебе, то есть, ты дашь имя рождаемому, – ты «наречешь Ему имя». Хотя Он не твой сын, но ты будь Ему вместо отца. Итак, начиная с наречения имени, усвояю тебя рождаемому. Потом, чтобы кто-либо отсюда не заключил, что Иосиф есть отец, послушай, с какою осторожностью говорит ангел далее. “Родит же, – говорит он, – Сына”. Не сказал: родит тебе, но выразился неопределенно: родит, так как Мария родила не ему, но целой вселенной.
Для того и имя принесено ангелом с небес, чтобы показать, что чудно рождаемое, потому что сам Бог свыше посылает имя чрез ангела Иосифу. Поистине, это не просто было имя, но сокровище бесчисленных благ. Потому ангел и объясняет его, внушает благие надежды, и тем приводит Иосифа к вере. Мы обыкновенно более склонны к благим надеждам, а потому и охотнее им верим. Итак, всем утвердив Иосифа в вере, – и прошедшим, и будущим, и настоящим, и честью, ему оказанною, – ангел, кстати, приводит слова пророка, который все то подтверждает. Но, не приведя еще слов его, возвещает о благах, какие чрез рожденного дарованы будут миру. Какие же это блага? Освобождение от грехов, и уничтожение их. “Он, – говорит ангел, – спасет людей Своих от грехов их»(Мф. 1:21 ). И здесь возвещается нечто чудное; благовествуется освобождение не от чувственных браней, не от варваров, но – что гораздо важнее – освобождение от грехов, от которых прежде никто не мог освобождать. Для чего же, спросят, сказал: «Людей Своих», а не присовокупил – и язычников? Чтобы не изумить вдруг слушателя. Разумному слушателю он дал разуметь и о язычниках, потому что люди Его, суть не одни иудеи, но и все приходящие и приемлющие от Него познание. Смотри же, как открыл нам и достоинство Его, назвавши иудейский народ людьми Его. Этим ангел показывает то именно, что рождающийся есть Сын Божий, и что он говорит о горнем Царе, так как, кроме этого единого Существа, никакая другая сила не может отпускать грехи. Итак, получив таковой дар, примем все меры, чтобы не поругать столь великого благодеяния. Если наши грехи достойны были наказания и прежде такой чести, то тем более достойны после такого неизреченного благодеяния.
И это говорю теперь не без причины. Я вижу, что многие после крещения живут небрежнее некрестившихся, и даже не имеют никакого признака христианской жизни. Потому-то ни на торжище, ни в Церкви не скоро различишь, кто верующий, и кто неверующий; разве только при совершении таинств можешь увидеть, что одни бывают высылаемы, а другие остаются в храме. Между тем следовало бы отличаться не по месту, а по нраву. Достоинства внешние обыкновенно познаются по внешним признакам, а наши достоинства надобно распознавать по душе. Верующий должен быть виден не только по дару, но и по новой жизни. Верующий должен быть светильником для мира и солью. А если ты самому себе не светишь, не предотвращаешь собственной гнилости, то по чему нам узнать тебя? По тому ли, что ты погружался в священные воды? Но это может довести тебя до наказания. Величие почести для нежелающих жить сообразно этой почести увеличивает казнь. Верующий должен блистать не тем одним, что получил от Бога, но и тем, что ему собственно принадлежит; надобно, чтобы он по всему был виден – и по поступи, и по взору, и по виду, и по голосу. Говорю об этом для того, чтоб нам наблюдать благоприличие не для показа, а для пользы тех, кто смотрит на нас. А теперь, с которой стороны ни стараюсь распознать тебя, везде нахожу тебя в противоположном состоянии. Хочу ли заключить о тебе по месту, – вижу тебя на конских ристалищах, на зрелищах, вижу, что ты проводишь дни в беззакониях, в худых сходбищах, на рынке, в сообществе с людьми развратными. Хочу ли заключать о тебе по виду твоего лица, – вижу, что ты непрестанно смеешься и рассеян, подобно развратной блуднице, у которой никогда не закрывается рот. Стану ли судить о тебе по одежде, – вижу, что ты наряжен ничем не лучше комедианта. Стану ли судить о тебе по спутникам твоим, – вижу, что ты водишь за собою тунеядцев и льстецов. Стану ли судить о тебе по словам, – слышу, что ты не произносишь ничего здравого, дельного, полезного для нашей жизни. Буду ли судить о тебе по твоему столу, – здесь открывается еще более причин к осуждению.
Итак, скажи мне, по чему могу узнать, что ты верный, когда все исчисленное мною уверяет в противном? И что говорю – верный? Даже человек ли ты, и того не могу узнать доподлинно. Когда лягаешься, как осел; скачешь как вол; ржешь на женщин, как конь; объедаешься, как медведь; утучняешь плоть, как лошак; злопамятен, как верблюд; хищен, как волк; сердит, как змея; язвителен, как скорпион; коварен, как лисица; хранишь в себе яд злобы, как аспид и ехидна; враждуешь на братьев, как лукавый демон, – как могу счесть тебя человеком, не видя в тебе признаков естества человеческого? Ища различия между оглашенным и верным, подвергаюсь опасности не найти различия даже между человеком и зверем. Как, в самом деле, назову тебя зверем? Ведь у каждого зверя какой-нибудь один из этих пороков. А ты, совокупив в себе все пороки, далеко превосходишь и их своим неразумием. Назову ли тебя бесом? Но бес не служит мучительству чрева, не любит денег. А когда в тебе больше пороков, нежели в зверях и бесах, скажи мне, как можно назвать тебя человеком? Если же нельзя назвать тебя человеком, то как наименуем тебя верным? А что всего печальнее, находясь в столь худом состоянии, мы и не помышляем о безобразии души своей, не имеем и понятия об ее гнусности. Когда ты сидишь у брадобрея и стрижешь волосы, то, взявши зеркало, со всем вниманием рассматриваешь прическу волос, спрашиваешь близ стоящих, и того, кто стриг, хорошо ли они лежат у тебя на лбу? Будучи стариком, часто не стыдишься до неистовства предаваться юношеским мечтам. А того, что душа наша не только безобразна, но даже зверообразна, и стала сциллою или химерою, упоминаемыми в языческом баснословии, нимало не чувствуем, хотя и здесь есть духовное зеркало, которое гораздо лучше и полезнее вещественного, потому что не только показывает безобразие, но даже, если захотим, превращает его в несравненную красоту. Таким зеркалом служит память о добрых мужах, и повествование об их блаженной жизни, чтение Писания, законы от Бога данные. Если захочешь однажды посмотреть на изображения тех святых, увидишь гнусность своего сердца; а увидев, ни в чем другом не будешь иметь уже нужды, чтобы избавиться от своего безобразия. Вот для чего и полезно нам это зеркало; оно делает удобным превращение. Итак, никто не оставайся в образе бессловесных. Если раб не входит в дом отца, то, как ты можешь вступить в преддверия дома, будучи зверем? И что говорю – зверем? Такой человек хуже всякого зверя. Зверь, хотя по природе дик, но часто посредством человеческого искусства делается кротким. А ты, который природное их зверство превращаешь в несвойственную им по природе кротость, какое извинение будешь иметь, когда свою природную кротость превращаешь в неестественное зверство? Дикого по природе делаешь смирным; а себя, по природе смирного, против природы обращаешь в дикого? Льва укрощаешь и делаешь ручным; а своему гневу попускаешь быть неукротимее льва? В первом случае встречаются два затруднения: то, что зверь лишен разума, и то, что он всех сердитее; и однако, ты, по избытку мудрости, данной тебе от Бога, преодолеваешь и природу. Как же ты, в зверях препобеждающий природу, в себе самом изменяешь и природе и совершенству воли? Если бы я велел тебе сделать кротким другого человека, ты не счел бы моего приказа невозможным, хотя и мог бы мне возразить, что ты не господин чужой воли, и что не все от тебя зависит. Но теперь велю тебе укротить собственного твоего зверя, над которым ты полный господин.
Итак, чем оправдаешься в том, что не владеешь природою? Какое можешь представить благовидное извинение в том, что из льва делаешь человека, а о себе не заботишься, когда из человека делаешься львом; ему сообщаешь свойства выше его природы, а в себе не сохраняешь и естественных? Диких зверей стараешься довести до одинакового с нами благородства, а себя самого низвергаешь с царского престола, и доходишь до зверского неистовства? Представь себе, если хочешь, что и гнев есть зверь, и сколько другие стараются над обучением львов, столько покажи старания над собою, и необузданный ум свой соделай тихим и кротким; ведь гнев имеет столь страшные зубы и когти, что истребит все, если не укротишь его. Даже лев и ехидна не могут терзать внутренностей с такою жестокостью, как гнев непрестанно терзает железными когтями. Он не только вредит телу, но расстраивает самое здравие души, поедая, терзая, раздробляя всю силу ее, и делая ее ни к чему неспособною. У кого внутри завелись черви, тот не может дышать, потому что все внутренности его изъедены. Как же мы можем породить что-нибудь благородное, нося внутри себя такого змия, – разумею гнев, – снедающего внутренности наши? Каким образом избавимся от этой язвы? Если будем употреблять питие, которое может умертвить внутренних червей и змей. Но какое питие, спросишь, имеет такую силу? Честная кровь Христова, если с упованием приемлется. Она может уврачевать всякую болезнь. Затем внимательное слушание божественных Писаний и присоединяемая к тому милостыня. Всеми этими средствами могут быть умерщвлены страсти, расслабляющие нашу душу. И тогда только будем жить, а теперь мы ничем не лучше мертвых. Когда живы страсти, нам невозможно жить, но необходимо должно погибнуть. Если не успеем умертвить их здесь, то они умертвят нас там. Вернее же сказать, еще здесь прежде той смерти подвергнут нас жесточайшему наказанию. Каждая из этих страстей жестока, мучительна, ненасытна, и, каждый день поедая нас, ничем не удовлетворяется. Зубы их – зубы львиные, и даже страшнее львиных. Когда лев сыт, тотчас оставляет попавшееся ему тело. А страсти никогда не насыщаются и не отстают, доколе уловленного ими человека не увлекут к дьяволу. Такова сила страстей, что они требуют от пленников своих такого же рабства, в какое предался Христу Павел, презиравший для Него и геенну и царство. Тот, кто впадает в плотскую ли любовь, или сребролюбие, или честолюбие, начинает уже смеяться над геенною и презирать царство, только бы исполнить ему волю тех страстей. Итак, поверим Павлу в том, что он столько любил Христа. Когда есть люди в такой же степени раболепствующие страстям, что же невероятного в любви Павловой? Потому и слабее наша любовь ко Христу, что вся наша сила истощается на любовь порочную, и мы хищники, сребролюбцы, рабы суетной славы. А что может быть ничтожнее этой славы? Если сделаешься и в тысячу раз знатнее, ничем не лучше будешь людей неизвестных. Напротив, чрез это самое сделаешься даже бесчестнее. Когда те, которые тебя прославляют и выставляют знаменитым, смеются над тобою за то самое, что ты желаешь от них славы, то твое усердие не произведет ли противного твоему желанию?
Эти люди поступают как обличители. Кто хвалит преданного прелюбодеянию или блуду и льстит ему, тот этим самым более обличает, нежели хвалит похотника. Равным образом, если все мы хвалим пристрастного к славе, то более обличаем, нежели хвалим славолюбивого. Итак, для чего же ты много заботишься о таком деле, которого следствия всегда противны твоей цели? Если хочешь прославиться, презирай славу, и будешь славнее всех. Для чего тебе подвергаться тому же, что случилось с Навуходоносором? Он поставил статую, думая получить еще большую славу от дерева и бесчувственного изображения, имеющий жизнь хотел прославиться чрез то, что не имеет жизни. Видишь ли крайнее безумие? Думая почтить себя, он более обесчестил, показав, что более надеется на бездушную вещь, нежели на самого себя и на живую душу свою, – почему и воздал такое предпочтение дереву. Не достоин ли он посмеяния за то, что ищет себе похвалы не в нравах, а в досках? Это все равно, как если бы кто вздумал больше хвалиться полом в доме, или красивою лестницею, нежели тем, что он человек. Между тем и из нас многие подражают ныне Навуходоносору. Как он своим изображением, так из нас иные думают удивлять одеждами, другие домом, лошаками, колесницами, колоннами, находящимися в домах их. Погубивши в себе достоинство человека, они ходят и ищут себе совсем смешной славы в других предметах. Знаменитые и великие слуги Божии не этим просияли, но чем надлежало. Они были и пленники, и рабы, и юноши, и чужестранцы; не имели у себя ничего собственного, но оказались гораздо почтеннее того, кто всем изобилует. Ни огромная статуя, ни вельможи, ни вожди, ни бесчисленные войска, ни множество золота, ни вся пышность не могли удовлетворить страсти Навуходоносора показать себя великим. А для слуг Божиих, лишенных всего, довольно было одного любомудрия. Не имея у себя ничего, они оказались столько же блистательнее носящего диадему и порфиру и обладающего всем, сколько солнце блистательнее жемчужин. На позор целого мира приведены были юноши, пленные рабы, и едва появились, как глаза царевы засверкали огнем, окружили их вожди, правители, чиновники и все сонмище бесовское; отовсюду звук флейт, труб и всяких музыкальных орудий, несясь до небес, огласил слух их. Пещь пылала до безмерной высоты, и пламя ее касалось самых облаков; все было исполнено страха и ужаса. Но юношей ничто не устрашало. Напротив, посмеявшись, как над детскою игрою, они показали мужество и кротость, и громогласнее тех труб взывали: «Да будет известно тебе, царь»(Дан. 3:18 )! Они и словом не хотели оскорбить мучителя, а желали только показать свое благочестие. Потому не стали распространяться и в словах, но все выразили кратко: “Бог наш,– говорят они, – Которому мы служим, силен спасти нас от печи» (Дан. 3:17 ). Для чего выставляешь перед нами множество народа? Что нам пещь? К чему острые мечи, страшные копьеносцы? Наш Владыка выше и сильнее всего этого. Потом, подумавши, что может быть Богу так угодно, и Он попустил им быть сожженными, – чтобы и в таком случае не назвали их лжецами, они в заключение присовокупили: «Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем».
Если бы они, предположив, что Бог действительно их не избавит, сказали, что Он не избавляет за грехи, то им не поверили бы. Поэтому они пред царем о грехах умалчивают, а говорят о том в пещи; там вспоминают все грехи свои. Пред царем же ничего подобного не произносят, а только то, что они не изменят благочестию, хотя бы им надлежало сгореть. Не для наград и воздаяний, но из одной любви делали они все, что ни делали; несмотря на то, что были в плену и рабстве, не пользовались никакими благами, лишились отечества, свободы и всего имущества. Не говори мне о почестях, какие даны им при царском дворе. Святые и праведные юноши в тысячу раз охотнее согласились бы собирать милостыню в своем отечестве и наслаждаться красотою храма, как говорит Давид: «Желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия»; и «один день во дворах Твоих лучше тысячи»(Пс. 83:11 ). В тысячу раз охотнее согласились бы они быть последними в своем отечестве, нежели царствовать в Вавилоне. Это видно из того, что говорят они в пещи о тягостях пребывания в Вавилоне. Хотя сами они и пользовались великими почестями, но, видя бедствия других, жестоко терзались. Таково преимущественное свойство святых – ни славы, ни чести и ничего другого не предпочитать спасению ближних. Смотри, как они в пещи молились за весь народ. А мы и при покойной жизни не помним о братиях. Равным образом, когда они старались объяснить и сны, они имели в виду не свою пользу, но пользу многих. Что они презирали смерть, это они доказали впоследствии многими опытами. Они на все готовы, только бы умилостивить Бога. Поеликуже признают себя к тому неспособными, то прибегают к отцам, и говорят, что сами ничего не могут принести, кроме сокрушенного духа. Будем и мы подражать им. Ведь и пред нами стоит золотой образ, мучительская власть мамоны. Но не будем внимать тимпанам, трубам, арфам и другим прелестям богатства; и хотя бы надлежало впасть в пещь нищеты, предпочтем эту нищету, только бы не поклониться идолу, – и будет роса среди пещи шумящая. Итак, не убоимся, слыша о пещи нищеты. И тогда вверженные в пещь стали блистательны, а поклонившиеся идолу убиты. Но тогда все произошло в одно время, а теперь одно исполняется здесь, а другое в будущей жизни, иное же и здесь, и там. Избравшие нищету, чтобы не кланяться мамоне, будут сиять и здесь и там; а неправедно обогащающиеся здесь понесут там жесточайшее наказание. Из этой пещи вышел и Лазарь, блистая не менее трех отроков; а богач, принадлежа к числу покланявшихся идолу, осужден на мучение в геенне. Одно служит образом другого. Как здесь вверженные в пещь ничего не потерпели, а стоявшие вне, мгновенно были сожжены, так будет и тогда. Святые, переходя огненную реку, не почувствуют ничего неприятного, но будут казаться радующимися; а покланявшиеся идолу увидят, что огонь нападает на них свирепее всякого зверя и увлекает их в геенну. Если кто не верит, что есть геенна, тот, видя халдейскую пещь, пусть чрез настоящее уверится в будущем, и убоится не пещи нищеты, но пещи греха. Грех есть пламень и мучение, а нищета – роса и прохлада. В греховной пещи предстоит дьявол, а в пещи нищеты – ангелы, отражающие пламень.
Пусть внимают этому богачи, возжигающие пламень нищеты! Бедным не сделают они никакого вреда, потому что на них сходит роса; а самих себя сделают жертвою пламени, который зажгли собственными руками. Тогда ангел сошел к трем отрокам, а ныне мы сойдем к находящимся в пещи нищеты, и милостынею произведем росу, отразим пламень, – чтобы и нам вместе с ними получить венцы, чтобы и для нас рассеялся пламень геенский от гласа Христова: вы видели Меня жаждущего, и напоили (Мф. 25:35 ). Этот глас будет тогда для нас росою, шумящею посреди пламени. Итак, сойдем с милостынею в пещь бедности, посмотрим на любомудрых, ходящих в ней и попирающих угли; посмотрим на чудо новое и странное, на человека в пещи поющего, на человека в огне благодарящего, связанного крайнею нищетою и воздающего великие хвалы Христу. Кто с благодарением переносит нищету, тот равен трем отрокам, потому что бедность страшнее огня, и обыкновенно сильнее опаляет. Однако, отроков не опалил пламень, и узы их разрешились мгновенно, лишь только они принесли благодарение Господу. Так и теперь: если ты, впав в бедность, будешь благодарить, то и узы разрешатся, и пламень угаснет. А если не угаснет, то совершится еще большее чудо – пламень сделается источником, как случилось и тогда. Посреди пещи они прохлаждались чистою росою, которая хотя не угасила пламени, но препятствовала огню жечь вверженных туда. То же можно приметить и в любомудрых: и они в нищете более свободны от страха, нежели богатые. Итак, не будем стоять вне пещи, то есть, не имея милосердия к нищим, – чтобы не потерпеть нам того же, что случилось тогда с бывшими около пещи. Если ты сойдешь к отрокам и станешь с ними, то огонь не причинит тебе никакого зла; а если станешь вверху, и будешь смотреть на тех, которые находятся в огне нищеты, то пламень сожжет тебя. Итак, сойди в огонь, чтобы не сгореть от огня. Не стой вне огня, чтобы не увлек тебя пламень. Если огонь застигает тебя вместе с бедными, то устранится от тебя; а если увидит тебя чуждающимся их, в ту же минуту нападет на тебя и увлечет тебя. Итак, не отходи от тех, которые ввержены, и когда дьяволнепоклоняющихся злату велит ввергнуть в пещь нищеты, то будь в числе не ввергающих, а ввергаемых, чтобы быть тебе в числе спасаемых, а не сожигаемых. Не покоряться страсти сребролюбия и жить в сообществе с бедными – это самая обильная роса. Кто попрал страсть к богатству, тот всех богаче. Как отроки, презревшие тогда царя, сделались блистательнее царя, так и ты, если презришь все мирское, будешь драгоценнее целого мира, подобно тем святым, «которых весь мир не был достоин»(Євр. 11:38 ). Итак, чтобы тебе сделаться достойным небесного, презирай настоящее. Тогда и здесь получишь большую славу, и насладишься будущими благами, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 5
Мф. 1:22-23 . А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил .
Слушание проповеди приносит пользу тогда, когда слышанное припоминается и обсуждается дома. – Смысл выражения: сие же все бысть. – Для чего ангел напоминает Иосифу пророчество Исаии. – Почему Христос называется Эммануилом. – Возражение иудеев против девства Марии опровергается переводом 70-ти, равно как не имеет опоры и в других переводах. – Мария пребыла девою и после рождения. – Пример братьев Христа по плоти показывает, что родство с праведником не приносит пользы, если нет собственной добродетели. – Молитвы праведников не могут спасти тех, которые нерадят сами о спасении. – Милостыня, подаваемая и от неправедно приобретенного имущества, умилостивляет Бога. – Преступность и вред ростовщичества.
Многие, как я слышу, говорят: когда бываем здесь (в храме), и слышанное принимаем к сердцу, тогда приходим в себя, а лишь только удалимся отсюда, становимся опять другими, и огонь ревности в нас гаснет. Что же нам сделать, чтобы этого не было? Посмотрим, отчего это происходит. Итак, отчего бывает с нами такая перемена? Оттого, что занимаемся, чем не следует, и проводим время с худыми людьми. По выходе из церкви не надлежало бы нам приниматься за дела, непристойные церкви; но, пришедши домой, надобно было бы сейчас же взять книгу, и вместе с женою и детьми привести на память, что было говорено; потом уже приступать к делам житейским. Если, вышедши из бани, ты предпочитаешь не ходить на рынок, чтобы там в хлопотах не лишиться пользы от бани, то тем более ты должен поступать так по выходе из церкви. А мы поступаем напротив и от того теряем все. Еще не утвердится в нас совершенно то, что было полезного в сказанном, как сильный поток житейских дел, устремляясь на нас, все уносит с собой и оставляет пустоту. Итак, чтобы этого не было, по выходе из церкви почитай нужнейшим для себя делом привести на память, что было тебе сказано. Да и слишком было бы неразумно на дела житейские употреблять пять или шесть дней, а на дела духовные не уделить и одного дня или даже малой части дня. Не видите ли, как наши дети целый день занимаются уроками, какие им заданы? То же самое будем делать и мы. Иначе не будет для нас никакой пользы ходить сюда, потому что, не прилагая такого же попечения о соблюдении сказанного нам, какое показываем в сбережении золота и серебра, каждый день будем черпать в разбитый сосуд. Приобретший несколько динариев прячет их в мешок и накладывает печать; а мы, принявши учение, которое многоценнее и золота и дорогих камней, приобретши сокровища Духа, не скрываем их в хранилище души и с крайнею небрежностью даем им вытекать из нашего сердца. Кто же после этого пожалеет об нас, когда сами себе причиняем вред и ввергаем себя в такую бедность? Итак, во избежание этого, и для самих себя, и для наших жен и детей, поставим непременным законом – этот один день в неделе посвящать весь слушанию и припоминанию того, что мы слышали. В таком случае будем сюда приходить с большею готовностью принимать, что будет говорено. И для нас меньше будет труда, и для вас больше пользы, когда станете слушать дальнейшее, содержа в памяти прежде сказанное. Это немало будет способствовать к уразумению того, что говорится, – если именно вы будете хорошо знать порядок мыслей, которые мы предлагаем вам в связи. Так как невозможно высказать всего в один день, то старайтесь сохранить в памяти, что вам предлагается в разные дни, составляйте из этого как бы одну цепь, и облагайте ею душу, чтобы таким образом вышло целое тело Писаний. Поэтому и теперь, припомнив недавно сказанное, приступим к тому, о чем следует говорить.
Но о чем же следует теперь говорить? «А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит». Достойно чуда и достойно самого себя воскликнул ангел, говоря: «А все сие произошло». Он видел море и бездну человеколюбия Божия; видел явленным на деле то, осуществления чего никогда нельзя было и ожидать; видел, как законы природы нарушились, примирение совершилось, – Превысший всех нисходит к тому, кто всех ничтожнее, средостение рушится, преграды упраздняются; видел еще и больше того – и в немногих словах выразил чудо: «А все сие произошло, да сбудется реченное Господом». Не думай, говорит он, будто это ныне только определено; это в древности было предобразовано, – как то и Павел старался везде показать. Затем (ангел) отсылает Иосифа к Исайи, чтобы, пробудившись, если и забудет его слова, как совершенно новые, будучи вскормлен Писанием, вспомнил слова пророческие, а вместе с ними привел на память и его слова. Он не сказал этого жене, потому что она, как отроковица, была еще неопытна; а предлагает пророчество мужу, как человеку праведному, который углублялся в писания пророков. И сперва говорит он Иосифу: «Марию, жену твою»; а теперь, приводя слова пророка, вверяет ему тайну, что она Дева. Иосиф не так скоро успокоился бы мыслями, слыша от ангела, что она Дева, если бы прежде не услышал того от Исайи; от пророка же он должен был выслушать это не как что-либо странное, но как нечто известное и долго его занимавшее. Потому-то ангел, чтобы слова его удобнее были приняты, приводит пророчество Исайи; и не останавливается на том, но возводит пророчество к Богу, говоря, что это слова не пророка, но Бога всяческих. Потому и не сказал он: да сбудется реченное Исайею, но говорит: «Да сбудется реченное Господом». Уста были Исайи, но пророчество дано свыше. Какое же это пророчество? «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил»(Іс. 7:14 ). Почему же, скажешь, наречено Ему имя не Еммануил , а – Иисус Христос? Потому, что не сказано «наречешь», но “нарекут”, т. е. народы и самое событие. Здесь заимствуется имя от происшествия, как и свойственно Писанию – происшествия употреблять вместо имен. Итак, слова: «нарекут Еммануил»означают не что иное, как то, что увидят Бога с человеками. Хотя Бог всегда был с человеками, но никогда не был так явно. Если же иудеи бесстыдно будут упорствовать, то спросим их, какой младенец назван: «Магер-шелал-хаш-баз» («скоро пленил, нагло расхитил»)? На это они ничего не могут сказать. Как же пророк сказал: «Нареки ему имя: Магер-шелал-хаш-баз» (Іс. 8:3 )? Так как после рождения Его случилось, что взяты и разделены добычи, то самое происшествие, при нем бывшее, дается ему вместо имени. Равным образом и о городе говорит пророк, что он наречется «город правды, столица верная» («град правды, мать городов, верный Сион») (Іс. 1:26 ); и, однако, нигде не видно, чтобы город этот назывался «правдою», он продолжал называться Иерусалимом. Но так как Иерусалим действительно таковым учинился, когда исправился, то и сказал пророк, что он так назовется. Таким образом, если какое-либо происшествие яснее самого имени показывает того, кто его совершил, или им воспользовался, то Писание действительность события вменяет ему в имя. Если же иудеи, будучи опровергнуты в этом, найдут другое возражение против сказанного о девстве, и представят нам других переводчиков, говоря: они перевели не «дева», а «молодая женщина» (νεανις), – то наперед скажем им, что семьдесят толковников, по справедливости, пред всеми прочими заслуживают большего вероятия. Те переводили после пришествия Христова, оставаясь иудеями; а потому справедливо можно подозревать, что они сказали так больше по вражде, и с намерением затемнили пророчество. Семьдесят же, которые за сто лет до пришествия Христова, или даже более, предприняли это дело, и притом таким большим обществом, свободны от всякого подобного подозрения; они и по времени, и по многочисленности, и по взаимному согласию, преимущественно заслуживают вероятия.
Но если иудеи приведут свидетельство и тех переводчиков, то и тогда победа на нашей стороне. В Писании часто имя юности (νεανιονητος) употребляется вместо девства не о женщинах только, но и о мужчинах. “Юноши, – говорит оно, – и девицы, старцы и отроки»(Пс. 148:12 ). И опять, рассуждая о деве, подвергшейся насилию, говорит: если возопит «отроковица» (νεανις), т. е. дева (Повт. 22:27 ). То же значение подтверждают и предыдущие слова пророка. В самом деле, пророк не просто говорит: «Се, Дева во чреве приимет»; но, сказавши наперед: «Итак Сам Господь даст вам знамение»(Іс. 7:14 ), потом присовокупил: «Се, Дева во чреве приимет». Если бы не деве надлежало родить, но произошло бы рождение по закону брака, то такое происшествие как могло быть знамением? Знамение должно выходить из обыкновенного порядка, быть чем-то странным и необычайным. Иначе, как оно будет знамением? «Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему Ангел Господень» (Мф. 1:24 ). Видишь ли послушание и покорный ум? Видишь ли человека решительного, и во всем прямодушного? Когда он подозревал Деву в чем-то неприятном и неприличном, то не хотел держать ее у себя. Когда же освободился от такого подозрения, не только не захотел выслать ее, но держит и делается служителем воплощения. “И принял, – говорит Писание, – жену свою». Видишь ли, как часто евангелист употребляет это имя, не желая до времени открыть тайну девства, чтобы устранить всякое худое подозрение?
Принявши же ее, «и не знал Ее» до тех пор пока (или пока, доколе ) “как наконец Она родила Сына Своего первенца» (Мф. 1:25 ). Здесь евангелист употребил слова «до тех пор пока»4 ; но ты не подозревай из того, будто Иосиф после познал ее. Евангелист дает этим только знать, что Дева прежде рождения была совершенно неприкосновенною. Почему же, скажут, употребил он слово: «пока»? Потому, что в Писании часто так делается. Это слово не означает определенного времени. Так и о ковчеге сказано: «Выпустил ворона, который, вылетев, отлетал и прилетал, пока осушилась земля от воды» (Бут. 8:7,14 ), хотя он и после не возвратился. Также о Боге Писание говорит: «Ты нам прибежище в род и род» (Пс. 89:2 ), но тем не полагает пределов. И опять, когда, благовествуя, говорит: «Во дни его процветет праведник, и будет обилие мира, доколе не престанет луна» (Пс. 71:7 ), тем не означает конца для этого прекрасного светила. Так и здесь евангелист употребил слова «до тех пор пока» в удостоверение о том, что было прежде рождения. Что было после рождения, о том предоставляет судить тебе самому. Что тебе нужно было узнать от него, то он и сказал, то есть, что Дева была неприкосновенною до рождения. А что само собою видно из сказанного, как верное следствие, то предоставляет собственному твоему размышлению, то есть, что такой праведник (каков Иосиф) не захотел познать Деву после того, как она столь чудно соделалась матерью и удостоилась и родить неслыханным образом, и произвести необыкновенный плод. А если бы он познал ее и действительно имел женою, то для чего бы Иисусу Христу поручать ее ученику как безмужнюю, никого у себя не имеющую, и приказывать ему взять ее к себе? Но скажут: как же Иаков и другие называются братьями Иисуса Христа? Так же, как и сам Иосиф был почитаем мужем Марии. Многими завесами до времени сокрываемо было рождение Христово. Потому и Иоанн назвал их также (братьями), говоря: «Ибо и братья Его не веровали в Него» (Ін. 7:5 ). Впрочем, прежде неверовавшие сделались после достойными удивления и славными. Так, когда Павел прибыл в Иерусалим для рассуждения о вере, тотчас явился к Иакову, который так был уважаем, что его первого поставили епископом. Рассказывают также, что он вел такую строго-подвижническую жизнь, что все члены его омертвели, что от непрерывной молитвы и беспрестанных земных поклонов лоб у него отвердел до такой степени, что жесткостью не отличался от колен верблюда. Он и Павла, который после опять приходил в Иерусалим, вразумляет, говоря: «Видишь, брат, сколько тысяч уверовавших» собравшихся (Деян. 21:20 )? Так велико было его благоразумие и ревность, а лучше сказать: так велика была сила Христова! В самом деле, те, которые поносили Христа во время земной Его жизни, по смерти Его так возревновали о Нем, что совершенно готовы были даже умереть за Него, – что и показывает особенно силу воскресения. Для того славнейшее и соблюдено к концу, чтобы доказательство было несомненно. Если тех, которым дивимся при жизни, забываем по смерти, то как же хулившие Христа при жизни признали Его после Богом, если Он был обыкновенный человек? Как бы решились идти за Него на смерть, если бы не имели ясного доказательства воскресения.
Говорю об этом не для того, чтобы вы только слышали, но чтобы и подражали мужеству, дерзновению и всякой добродетели; чтобы никто не отчаивался в самом себе, хотя прежде того был ленив, и чтобы, после милосердия Божия, ни на что другое не надеялся, как только на собственную добродетель. Если сродники Христовы, жившие со Христом в одном доме и отечестве, не получили от этого никакой пользы, пока не явили в себе добродетели, то как можем получить прощение мы, если, представляя за себя ходатаями праведных своих родственников и братьев, сами не будем добронравны и утверждены в добродетели? На это указывает пророк, когда говорит: «брат не избавит, избавит ли человек»(Пс. 48:8 ), хотя бы то был Моисей, или Самуил, или Иеремия? Послушай, что говорит Бог Иеремии: «Не проси за этот народ и не возноси за них молитвы», так как не послушаю тебя (Єр. 11:14 ). И что дивишься, если Я тебя не слушаю? Хотя бы предстал сам Моисей и Самуил, то Я не принял бы и их прошения об этих людях. Хотя Иезекииль станет молиться, – и он услышит, что если предстанет Ной, Иов и Даниил, то сынов и дщерей их не избавят (Єз. 14:14,18 ). Хотя патриарх Авраам будет ходатаем за неисцельно больных и нераскаянных, – Господь, оставив его, удалится, чтобы не слышать его моления о них (Бут. 18:33 ). Хотя и Самуил будет также предстательствовать, – Господь скажет ему: не плачь о Сауле (1Сам. 16:1 ). Хотя и о сестре кто станет молиться безвременно, – услышит то же, что и Моисей: «Если бы отец ее плюнул ей в лице»(Чис. 12:14 ). Не станем же слишком уповать на других. Молитвы святых имеют очень великую силу, но только когда мы сами раскаиваемся (во грехах) и исправляемся. И Моисей, избавивши некогда брата своего и шестьдесят тысяч от угрожавшего им гнева Божия, не мог избавить сестру, хотя и грех не равен был. Мариам оскорбила Моисея, Аарон же с народом отважились на явное нечестие. Но об этом предоставляю подумать вам самим, а я постараюсь решить еще более трудный вопрос. В самом деле, стоит ли говорить о том, что Моисей не мог умолить за сестру, когда этот предстатель многочисленного народа не в силах был пособить себе самому? После бесчисленных трудов и бедствий, после сорокалетних попечений о народе ему возбранен был вход в ту землю, о которой было столько предсказаний и обетований. Какая же тому была причина? Та, что допущение Моисея в обетованную землю не только не принесло бы пользы, но произвело бы большой вред и для многих иудеев послужило бы соблазном. Если они за одно избавление из Египта, оставивши Бога, стали искать всего в Моисее и ему все приписывать, то до какого бы нечестия не дошли они, когда бы увидели, что он ввел их в землю обетованную? Потому-то и место погребения его осталось неизвестным. И Самуил не мог избавить Саула от гнева Божия, хотя часто спасал израильтян. И Иеремия не помог иудеям (2Мак. 15:15 ), хотя в другое время укрепил одного пророчеством. Даниил избавил варваров от поражения, но не спас иудеев от плена (Дан. 2 ). И в Евангелии мы видим, что не с разными людьми, но с одними и теми же случалось то и другое: один и тот же мог иногда спасти себя, а иногда нет. Задолжавший, например, тысячи талантов однажды усиленною просьбою избавил себя от опасности, а в другое время не мог. Другой же напротив: сперва подвергся опасности, а потом нашел вернейшее средство помочь себе. Кто же это такой? Расточивший отеческое имение. Итак, если мы сами о себе нерадим, то чрез других не спасемся. Если же будем неусыпны, то и сами собою достигнем спасения; даже сами собою спасемся вернее, нежели чрез других. Подлинно, Богу приятнее давать благодать непосредственно нам, а не другим для нас, чтобы, стараясь сами отвратить гнев Его, делались мы дерзновеннее и добродетельнее. Так Он помиловал хананеянку, так спас блудницу, так спас разбойника, хотя не было никакого за них предстателя и ходатая.
Впрочем, говорю это не для того, чтобы не призывать святых в молитвах, но для того, чтобы мы не ленились, и, предавшись беспечности и сну, не возлагали только на других того, что должны делать сами. И Христос, сказав: «Приобретайте себе друзей», не остановился на этом, но присовокупил: «богатством неправедным», требуя тем и твоего содействия (Лк. 16:9 ), – поскольку здесь Он разумел не что иное, как милостыню. И что удивительно, Он ничего уже не взыскивает с нас, если только мы отступим от неправды, потому что слова Его имеют такой смысл: ты приобрел худо – истрать хорошо. Собрал неправедно – расточи праведно. Что, кажется, за добродетель – раздавать из имения, неправедно приобретенного? И однако Бог, по человеколюбию Своему, снисходит до того, что обещает нам многие блага даже и за такие дела. Но мы до такого доходим бесчувствия, что ничего не уделяем и из приобретенного неправедно; напротив, грабя тысячами, думаем, что все уже сделали, подав малую долю. Разве не слыхал ты, что говорит Павел: «Кто сеет скупо, тот скупо и пожнет»(2Кор. 9:6 )? Итак, что ты скупишься? Сеяние ужели есть трата, ужели убыток? Нет! Это доход и прибыль. Где сеяние, там и жатва; где сеяние, там и приращение. Возделывая тучную и мягкую землю, которая может принять в себя много семян, ты засеваешь ее всеми своими семенами и берешь еще взаймы у других, потому что скупость в этом случае считаешь убытком. А когда надобно возделывать небо, которое не подвержено никакой воздушной перемене и все, вверенное ему, несомненно, возрастит с большим приращением, ты ленишься, медлишь и не думаешь о том, что сберегая, теряешь, а расточая, приобретаешь. Итак, сей, чтобы не потерять; не береги, чтобы сберечь; рассыпай, чтобы сохранить; трать, чтобы приобрести. Хотя и нужно было бы что сберечь, ты не береги, потому что непременно это погубишь, а поручи Богу, у Которого никто не похитит. Сам не торгуй, потому что не умеешь получать прибыли; но большую часть капитала отдай взаймы Тому, Кто дает рост, отдай взаймы туда, где нет ни зависти, ни клеветы, ни обмана, ни страха. Отдай взаймы Тому, Кто сам ни в чем не нуждается, но терпит нужду для тебя; Кто всех питает, но алчет для того, чтобы ты не был голоден, обнищал для того, чтобы ты обогатился. Отдай взаймы туда, откуда ты получишь не смерть, но жизнь вместо смерти. За такой только рост можешь приобрести себе царство, а за всякий другой получишь геенну, потому что тот рост показывает сребролюбие, а этот – любомудрие; тот – дело жестокости, а этот – человеколюбия. И чем оправдаемся, когда, имея возможность получить большее и притом с твердою уверенностью получить в надлежащее время, с полною свободою, без укоризны, без страха, без опасностей, пренебрегаем этими благами, а гоняемся за тем, что постыдно, ничтожно, обманчиво, тленно, и уготовляет нам пещь огненную?
Ничего, ничего нет постыднее и жестокосерднее, как брать в рост здесь на земле. В самом деле, ростовщик обогащается за счет чужих бедствий, несчастие другого обращает себе в прибыль, требует платы за свое человеколюбие, и, как бы боясь показаться немилосердным, под видом человеколюбия роет яму глубже; помогая, теснит нищего; подавая руку, толкает его; по видимому вводит в пристань, а в то же время подвергает крушению, как бы направляя на скалы, утесы и подводные камни. Но чего требуешь ты, скажут? Того ли, чтобы, собранные мною и мне самому нужные деньги, отдать в распоряжение другому и не требовать за то никакой платы? Нет, я не говорю этого; напротив, весьма желаю, чтобы ты получил плату, – только не малую, и не ничтожную, но гораздо большую; желаю, чтобы ты в рост за золото приобрел небо. Итак, для чего ты сам себя подвергаешь нищете, прилепляясь к земле, и вместо большего ищешь малого? Это доказывает, что ты не умеешь обогатиться. Когда Бог за малое имущество обещает тебе небесные блага, ты говоришь: не давай мне неба, а дай мне вместо неба скоро гибнущее золото. Это значит, что ты произвольно хочешь остаться в нищете. Кто ревнует об истинном богатстве и обилии, тот вместо скорогибнущего изберет негибнущее, вместо изживаемого – неизживаемое, вместо немногого – многое, вместо тленного – нетленное, – а за такими благами последуют и те, кто вместо неба ищет землю, тот и ее непременно потеряет; а кто предпочитает небесное земному, тот и тем, и другим насладится с великим избытком. Чтобы и нам достичь этого, презревши все здешнее, изберем будущие блага, и таким образом получим и то, и другое, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
* * *
4 Церковносл. “дондеже”. В синодальном тексте это слово переведено “как наконец”. – Редакция «Азбуки Веры»
Беседа 6
Мф. 2:1-2 . Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему.
Звезда, явившаяся при рождении Христа, не служит оправданием учения астрологов. – Она была невидимой силой, принявшей вид звезды; – четыре доказательства этого. – Цель явления звезды и пришествия волхвов. – Бог в устроении домостроительства применяется к состоянию и обычным воззрениям людей. – Для чего евангелист указывает время и место рождения. – Кто побудил волхвов к путешествию. – Бог не нарушает свободного произволения. – Отчего смутились иудеи, услышав о рождении Христа. – Увещание слушателям воспитывать в себе любовь к духовному и сокрушение о грехах. – Слезы покаяния так же очищают душу, как и крещение. – Смех осуждается Писанием; он происходит от внушения дьявола, как и зрелища. – Великий вред, причиняемый зрелищами.
Много нужно нам бодрствовать, много молиться, чтобы суметь изъяснить настоящее место, и узнать, кто были эти волхвы, откуда и как пришли, кто их к тому побуждал, и что это была за звезда. Но если угодно, предложим лучше наперед то, что говорят противники истины. Дьявол так овладел ими, что они и здесь находят повод вооружаться против слова истины. Что же говорят они? Вот сказано, что и при рождении Христовом явилась звезда, – это значит, говорят они, что астрология есть наука несомненная. Но если Христос родился по астрологическим законам, то, как же Он истребил астрологию, отверг судьбу, заградил уста демонам, изгнал заблуждение, и ниспроверг всякого рода волхвование? Да и что узнают волхвы по звезде Его? Что Он был Царь иудейский? Но Он был Царем не земного царства, как и Пилату сказал: «Царство Мое не отсюда»(Ін. 18:36 ). Да Он и не показывал Себя Царем: не имел при Себе ни копьеносцев, ни щитоносцев, ни коней, ни парных мулов, – словом ничего тому подобного; а вел жизнь простую и бедную, водя за Собою двенадцать человек, ничем незнаменитых. Но если волхвы и знали, что Он Царь, то зачем приходят? Дело звездословия, как говорят, вовсе не в том состоит, чтобы по звездам узнавать, кто родится, но чтобы по времени рождения предсказывать о том, что случится вперед. Между тем волхвы ни при родах Матери не были, ни времени, когда родила, не знали, а потому не имели и основания заключать о будущем по течению звезд. Напротив, задолго до рождения, увидевши звезду, явившуюся в их земле, они идут смотреть Родившегося; а это еще непонятнее прежнего. Какая же причина их побудила? В надежде каких наград из такой отдаленной стороны они идут поклониться Царю? Если б думали, что Он будет их Царем, и тогда не было бы им достаточной причины идти. Если бы еще Он родился в царских чертогах, если бы отец Его был царем и при Нем находился, то можно было бы сказать, что поклонением родившемуся Младенцу они хотели угодить отцу, и тем заслужить себе его благоволение. Но теперь они знают, что новорожденный будет Царем не у них, а у другого народа, в стране, от них отдаленной; знают, что Он еще не в совершенном возрасте: для чего же предпринимают такое путешествие, и несут дары, притом подвергаясь в этом деле великим опасностям? В самом деле, и Ирод, услышав, смутился, и весь народ, когда услыхал от них о том, взволновался. Разве этого они не предвидели? Но это невероятно. Даже при всей недальновидности они не могли бы не знать того, что, когда придут в город, имеющий царя, и станут всенародно объявлять, что есть другой царь, кроме теперь там царствующего, то подвергнут себя тысяче смертей. Для чего же они поклонялись лежащему в пеленах? Если бы Он был в совершенном возрасте, можно было бы сказать, что они ввергаются в явную опасность в надежде на Его помощь; но и то было бы признаком крайнего неразумия – персиянину, варвару, не имеющему ничего общего с народом иудейским, решиться выйти из своей земли, оставить отечество, родных и дом, и подвергнуться чужому владычеству!
Если это неразумно, то следующее еще неразумнее. Что же такое? Перейти такой дальний путь, только поклониться, всех взволновать и тотчас уйти. И какие они нашли признаки царского сана, когда увидели хижину, ясли, младенца в пеленах, и бедную мать? Кому принесли дары? И для чего? Разве было установлено и принято в обычай так изъявлять почтение всякому рождающемуся царю? Разве они обходили всю вселенную и о ком узнавали, что он из низкого и бедного состояния сделается царем, тому поклонялись прежде восшествия на царский престол? Но этого никто сказать не может. Для чего же они поклонялись? Если для настоящих выгод, то чего могли они ожидать от младенца и бедной матери? Если в надежде будущих, то, как они могли знать, что младенец, которому они поклонились, когда он был в пеленах, вспомнит о том впоследствии? Положим, что мать ему о том напомнила бы; но и в таком случае они стоят не похвалы, а порицания за то, что подвергли его явной опасности, так как Ирод, смущенный ими, расспрашивал, разыскивал и прилагал все меры умертвить его. Да и где бы то ни было, о младенце, который родился от частных людей, сказать, что он будет царем, – значит только предать его на смерть, навлечь на него множество бед. Видишь ли, сколько открывается несообразностей, если судить об этом событии по ходу дел человеческих, и по общему обыкновению? Да и, кроме того, можно было бы найти и много других, еще больших затруднений.
Но чтобы, присовокупляя недоумения к недоумениям, не привести вас в замешательство, приступим теперь к разрешению вопросов. Начнем со звезды Христовой. Если мы узнаем, что это была за звезда, и какая она – обыкновенная, или отличная от прочих, действительная ли была звезда, или только имела вид звезды, то легко будет понять все прочее. Откуда же узнать о том? Из самого Писания. Что она была не обыкновенная звезда, и даже не звезда, а, как мне кажется, какая-то невидимая сила, принявшая вид звезды, это доказывает, во-первых, самый путь ее. Нет, и не может быть звезды, которая бы имела такой путь. Видим, что и солнце и луна и все прочие звезды идут от востока к западу; а эта звезда текла от севера на полдень: именно в таком положении находится Палестина в отношении к Персии. Во-вторых, то же можно видеть из самого времени: она является не ночью, а среди дня, при сиянии солнца, что не свойственно не только звезде, но и луне. Хотя луна больше всех звезд, но при появлении солнечного света тотчас скрывается и делается невидимою. Звезда же Христова превосходством своего блеска преодолела самый свет солнечный, была яснее солнца, и как оно ни блистательно, а она сияла больше. В-третьих, доказывается тем, что звезда то является, то опять скрывается. Когда волхвы шли в Палестину, она была видна и указывала им путь; а когда вошли в Иерусалим, она скрылась. Потом, когда они, сказавши Ироду, зачем пришли, оставили его и собрались в путь, звезда опять является. Это уже есть движение не звезды, а некоторой совершенно разумной силы. Она не имела своего определенного пути, но когда нужно было остановиться, и она стояла, во всем соображаясь с их нуждою, подобно столпу облачному, по которому полк иудеев и останавливался и поднимался с места, когда было нужно. В-четвертых, то же ясно можно видеть из самого способа, каким звезда указала место. Не с высоты неба она указала его, – в таком случае волхвы не могли бы различить места; но, чтобы указать его, опустилась вниз. Сами знаете, что обыкновенной звезде нельзя показать такого малого места, какое занимала хижина, особенно же в каком вмещалось тело Младенца. Так как высота ее неизмерима, то она не могла бы собою обозначить и определить такого тесного пространства для желавших узнать его. Об этом всякий может судить по луне; она, будучи гораздо больше звезд, кажется близкою для каждого из обитателей вселенной, рассеянных по всей земной широте. Так скажи же, как бы звезда указала такое тесное место яслей и хижины, если бы не оставила высоту, не сошла вниз, и не стала над самою главою Младенца? Это самое дает разуметь и евангелист, говоря: «И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом , где был Младенец» (Мф. 2:9 ). Видишь, сколько доказательств на то, что эта звезда была необыкновенная, и явилась не по законам внешней природы.
Но для чего она явилась? Для того, чтобы обличить нечувствительных иудеев, и лишить их – неблагодарных – всякого способа к оправданию. Так как цель пришествия Христова была та, чтобы отменить древние правила жизни, призвать всю вселенную на поклонение Себе, и принимать это поклонение на земле и на море, то Христос с самого начала отверзает дверь язычникам, желая чрез чужих научить своих. Так как иудеи, непрестанно слыша пророков, возвещавших о пришествии Христовом, не обращали на то особенного внимания, – Господь внушил варварам придти из отдаленной страны, расспрашивать о Царе, родившемуся у иудеев; и они от персов первых узнают то, чему не хотели научиться у пророков. Бог сделал это для того, чтобы дать им вернейший способ убедиться, если будут благоразумны, или лишить всякого оправдания, если будут упорны. В самом деле, что могут сказать в свое оправдание иудеи, не принявшие Христа после столь многих пророческих доказательств, видя волхвов, которые по явлению только звезды приняли Его, и поклонились явившемуся? Итак, с волхвами Бог поступил так же, как с ниневитянами, к которым послал Иону, так же, как с самарянкою и хананеянкою. Потому и сказано: «Ниневитяне восстанут на суд с родом сим и осудят»и: «Царица южная восстанет на суд с родом сим и осудит»род сей (Мф. 12:41-42 ), – потому что они поверили меньшему, а иудеи не поверили и большему. Ты спросишь, для чего Бог привел волхвов к Христу таким явлением? А как же бы надлежало? Послать пророков? Но волхвы пророков не приняли бы. Дать глас свыше? Но они гласу не вняли бы. Послать ангела? Но и того не послушали бы. Поэтому Бог, оставивши такие средства, по особенному Своему снисхождению употребляет для призвания их то, что было им больше знакомо: показывает большую и необычайную звезду, чтобы она поразила их и величиною, и прекрасным видом, и необыкновенным течением. Подражая этому, и апостол Павел, когда рассуждает с эллинами, начинает речь с жертвенника, и приводит свидетельства из их стихотворцев; а когда проповедует иудеям, говорит об обрезании, – уча живущих под законом, начинает с жертв. Так как всякий любит то, к чему привык, то к этому применяются и Бог и люди, посылаемые Им для спасения мира. Итак, не думай, чтобы недостойно было Бога призывать волхвов посредством звезды; иначе должен будешь отвергнуть все иудейское – и жертвы, и очищения, и новомесячия, и ковчег, и самый храм, потому что все это допущено по языческой грубости иудеев. И Бог для спасения заблуждающихся с небольшим изменением допустил в служении Себе то, что наблюдали язычники при служении демонам, чтобы, понемногу отвлекая от языческих привычек, возвести к высокому любомудрию. Так поступил он и с волхвами, благоволив призвать их явлением звезды, чтобы потом удостоить высшего. Побудивший их идти и руководствовавший в пути, после того как поставил пред яслями, наставляет их уже не чрез звезду, а чрез ангела; таким образом, понемногу они восходили к высшему. Подобно этому Бог поступил и с жителями Аскалона и Газы. Когда пять филистимских городов, по прибытии к ним ковчега, поражены были смертною язвою и не находили никаких средств к избавлению от постигшего их бедствия, тогда, созвавши волхвов, в общем собрании советовались, как освободиться от этой язвы, ниспосылаемой от Бога; волхвы присоветовали взять коров, которые не были еще под ярмом и принести первых телят, запрячь под кивот и пустить одних идти, куда хотят, чтобы чрез то увидеть, от Бога ли это ниспосланная язва, или какая случайная болезнь. Если коровы, – говорили они, – как не привыкшие к ярму, разобьют его, или воротятся к телятам, то будет значить, что язва произошла по случаю; если же пойдут прямо, мычание телят не произведет на них никакого действия и они не собьются с дороги, им незнакомой, то будет явно, что рука Божия коснулась этих городов (1Сам. 5:6 ). Жители послушались волхвов, и поступили по их совету; и Бог, по Своему снисхождению, не почел для Себя недостойным, применяясь к мнению волхвов, привести в действие предсказанное ими, и оправдать слова их событием. Такое действие было тем важнее, что и сами противники засвидетельствовали силу Божию, а учителя их подтвердили то своим приговором. Много и других примеров видеть можно в божественном домостроительстве. Так, например, и то, что известно о чревовещательнице (1Сам. 28 ), случилось по тому же божественному промыслу, о чем сами вы можете рассудить по сказанному выше. Все это сказано мною для объяснения написанного о звезде; вы же сами, может быть, в состоянии сказать и более, – сказано ведь: “Дай наставление мудрому, и он будет еще мудрее» (Притч. 9:9 ).
Пора, однако, обратиться к началу прочитанного. Какое же начало?
Мф. 2:1 . Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода , приходят в Иерусалим волхвы с востока .
Волхвы последовали за ведущею их звездою, а иудеи не поверили и проповедовавшим пророкам. Но для чего евангелист означает и время и место, говоря: «В Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода»? Для чего также упоминает о самом достоинстве? О достоинстве – для того, что был и другой Ирод, умертвивший Иоанна; но тот был четверовластник, а этот царь; на время же и место указывает для того, чтобы привести нам на память древние пророчества, из которых одно произнес Михей: «И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными?» (Мих. 5:2 ), другое – патриарх Иаков, который, с точностью означивши время, указал и важнейший признак пришествия Христова: «Не отойдет, – сказал он, – скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов» (Бут. 49:10 ). Достойно исследования и то, откуда волхвам пришла мысль идти, и кто их побудил к тому. Мне кажется, что это было делом не одной звезды; но сам Бог подвиг их сердце, подобно тому, как поступил Он с Киром, расположив его отпустить иудеев. Впрочем, Он сделал это не нарушая свободного произволения, подобно тому как и Павла призвав гласом свыше, вместе явил Свою благодать и открыл его послушание. Но, скажешь, почему не всем волхвам открыл это? Потому, что не все бы поверили, а эти были готовы более других. Тысячи народов гибли, а к одним только ниневитянам послан был пророк Иона; двое было разбойников на кресте, но один только спасся. И так знай, что волхвы оказали добродетель не тем одним, что пришли, но и тем, что поступили смело. Чтобы их не сочли людьми подозрительными, они по приходе рассказывают о своем путеводителе, о дальнем пути, и при этом обнаруживают смелость: “Пришли, – говорят они, – поклониться Ему» (Мф. 2:2 ), и не страшатся ни ярости народной, ни жестокости царя. Из этого заключаю, что они и дома были учителями своих соотечественников; если здесь – в Иерусалиме – они не усомнились говорить об этом, то с большим дерзновением проповедовали о том в своем отечестве, после того, как получили откровение от ангела и свидетельство от пророка.
Мф. 2:3 . Услышав это, Ирод царь встревожился, и весь Иерусалим с ним .
Ироду, как царю, естественно было опасаться и за себя, и за детей; но чего боялся Иерусалим, когда пророки задолго предсказали о Христе, как о Спасителе, благодетеле и освободителе? Что же смутило иудеев? То же легкомыслие, которое и прежде отвращало их от Бога – их благодетеля, так что, получивши полную свободу, вспоминали о египетских мясах. Смотри же, как пророки ничего не опускали: один из них задолго предсказал и об этом: «Будут отданы на сожжение, в пищу огню. Ибо младенец родился нам – Сын дан нам» (Іс. 9:5-6 ). Но несмотря на свое смущение, жители Иерусалима не заботятся сами проверить случившееся, не следуют за волхвами, не любопытствуют: столько-то они были всех упорнее и нерадивее! Им надлежало бы хвалиться, что у них родился Царь, и привлек к себе страну персидскую, и что все им покорятся, когда обстоятельства так переменились к лучшему, когда самое начало так блистательно; но они и от того не сделались лучшими, хотя только лишь освободились от плена персидского. Если бы им не открыто было никаких высоких тайн, то, судя по одним настоящим событиям, можно бы им было заключить так: если столько благоговеют к нашему Царю при самом его рождении, то гораздо более будут бояться его и покоряться ему в совершенном его возрасте, и мы сделаемся гораздо славнее варваров. Но ни одна подобная мысль не восхитила их: столь велика была их беспечность, а вместе с нею и ослепление! Потому тщательно надобно удалять от себя оба эти порока, и надобно быть сильнее огня тому, кто хочет против них вооружиться. Потому-то и Христос сказал: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лк. 12:49 ). Потому и Дух Святый является в виде огня.
Но мы холоднее праха и мертвее мертвецов, тогда как видим, что Павел возносится выше неба и неба небес, сильнее всякого пламени все преодолевает и возвышается над всем дольним и горним, настоящим и будущим, сущим и несущим. Положим, что этот пример не по твоим силам; впрочем, это отговорка одной твоей беспечности (что Павел имел пред тобою лишнего, почему бы тебе невозможно было подражать ему?). Но, чтобы нам не спорить, оставив Павла, возьмем в пример первенствующих христиан, которые оставили богатство, имения, заботы и все житейские дела, предали себя совершенно Богу, день и ночь прилежно внимая учению слова. Таков духовный огонь; он не оставляет в нас никакого пристрастия к земному, но воспламеняет нас иною любовью. Потому-то возлюбивший духовное, если нужно будет и все оставить, презреть удовольствия и славу, отдать самую душу, все это сделает без всякого затруднения. Теплота духовного огня, проникая душу, изгоняет из нее всякую беспечность, и объятого ею делает легче пера, и заставляет презирать все видимое. Такой человек пребывает уже в непрестанном сокрушении (сердца), проливая неиссякаемые источники слез, и получая от того великое удовольствие, потому что ничто столько не сближает и не соединяет с Богом, как такие слезы. Такой человек, хотя живет и в городе, проводит жизнь как в пустыне, в горах и в пещерах, не занимаясь окружающими его, и никогда не насыщаясь своими слезами, плачет ли о себе или о чужих грехах. Потому-то и Бог прежде других ублажил плачущих, сказав: «Блаженны плачущие»(Мф. 5:4 ). А как же Павел говорит: «Радуйтесь всегда в Господе»(Флп. 4:4 )? Он говорит об удовольствии, проистекающем от этих слез. Как мирская радость бывает смешана с печалью, так слезы по Боге произращают всегдашнюю и неувядающую радость. Так блудница, объятая этим огнем, стала достойнее дев. Согретая покаянием, она воспылала такою любовью ко Христу, что распустила волосы, и святые ноги Его обливала слезами, отирая их своими волосами, и не жалела мира. Но все это было только наружное; а что происходило у нее в сердце, и что видел один Бог, то было гораздо пламеннее. Оттого и каждый из нас, слыша об этом, радуется с нею, восхищается ее добрым делом, и прощает ей все проступки.
Если же мы, будучи злы, произносим о ней такой суд, то подумай, сколько она оправдана человеколюбивым Богом, и какие собрала плоды покаяния, еще до получения даров Божиих? Как после проливного дождя воздух делается чистым, так и по пролитии слез настает тишина и ясность, а мрак греховный исчезает. Как сперва очистились мы водою и духом, так после очищаемся слезами и покаянием, если только делаем это не по лицемерию и тщеславию. Плачущая притворно заслуживает даже более осуждения, нежели та, которая прикрашивается румянами и притираньями. Я требую слез, проливаемых не напоказ, а из сокрушения, проливаемых тайно, в уединенной комнате, без свидетелей, в тишине и в безмолвии, слез из глубины сердца, от внутренней скорби и печали, проливаемых единственно для Бога, каковы были слезы Анны: “Уста ее, – сказано,– только двигались, и не было слышно голоса ее» (1Сам. 1:13 ). Но одни только слезы вопияли громогласнее трубы; за такие слезы и отверз Бог утробу ее, и жесткий камень сделал мягкою нивою.
Если и ты плачешь так же, то подражаешь своему Господу. И Он ведь плакал о Лазаре (Ін. 11:35 ), об Иерусалиме (Лк. 19:41 ), и возмутился духом об Иуде (Ін. 13:21 ). Да и часто бывало, что Его видели плачущим, а чтобы Он смеялся, или хотя мало улыбался, этого никогда никто не видел, – почему и ни один из евангелистов не упомянул о том. Также и Павел, что он плакал, и плакал три года день и ночь, сам о том свидетельствует (Деян. 20:31 ), и другие о нем говорят то; а чтобы когда-либо смеялся, об этом нигде не говорит ни сам он, ни другой апостол, ни один из святых, ни о нем, ни о ком другом ему подобном. Об одной только Сарре говорит Писание (Бут. 18:12 ), за что она и получила упрек, также о сыне Ноевом, который за то из свободного сделался рабом. Впрочем, я говорю это, не запрещая смеяться, но удерживая от неумеренного смеха. Скажи мне, чему без меры радуешься и смеешься, когда подлежишь такой ответственности, должен некогда предстать на страшный суд и дать строгий отчет во всем, что сделано тобою в жизни? Мы должны дать отчет во всех произвольных и непроизвольных грехах своих: “А кто, – говорит Господь,– отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным»(Мф. 10:33 ). Хотя бы это отречение было невольное, однако же, и оно не избежит наказания, и за него отдадим отчет, и за то, что знаем, и чего не знаем: “Ибо хотя я ничего не знаю за собою, – говорит Павел (1Кор. 4:4 ), – но тем не оправдываюсь», – и за то, что сделано по неведению и за то, что – сознательно. «Ибо свидетельствую им, – говорит апостол (Рим. 10:2 ), – что имеют ревность по Боге, но не по рассуждению». Однако же, это не оправдывает их. И в послании к Коринфянам: «Но боюсь, чтобы, как змий хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились, уклонившись от простоты во Христе» (2Кор. 11:3 ). Тебе нужно будет дать такой строгий отчет, а ты сидишь и смеешься, шутишь и думаешь о забавах? Но скажешь: какая польза, если вместо этого буду плакать? Громадная польза, – такая, что нельзя и выразить словом. На суде человеческом, сколько ни плачь, не избежишь наказания, когда определение сделано; а здесь, если только вздохнешь – и приговор уничтожен, и прощение получено. Вот почему Христос так часто и говорит нам о слезах и называет плачущих блаженными, а смеющихся бедными. Здесь не место смеху, и собрались мы сюда не смеяться, но стенать, и за эти стенания наследовать царствие. Стоя пред земным царем, ты и слегка улыбнуться не смеешь; а где обитает Владыка ангелов, стоишь без трепета и без благоговения, даже смеешься, когда Он много раз прогневан тобою? И не подумаешь, что этим раздражаешь Его больше, нежели грехами? Подлинно, Бог обыкновенно отвращается не столько от грешащих, сколько от тех, которые, учинив грех, не сокрушаются о нем. При всем том некоторые столь бесчувственны, что, несмотря на сказанное, говорят: лучше мне никогда не плакать, но дай Бог всегда смеяться и играть. Что может быть безрассуднее такой мысли? Не Бог, а дьявол учит играть. Выслушай, что случилось с играющими: «И сел народ, – говорит Писание, – есть и пить, а после встал играть» (Вих. 32:6 ). Так вели себя содомляне, так вели себя жившие пред потопом. О первых говорит Писание, что они в гордости, и в изобилии, и «пресыщении и праздности»5 (Єз. 16:49 ). А жившие при Ное, столько времени видя созидаемый ковчег, беззаботно веселились, нимало не думая о будущем; за это самое всех их и погубил наступивший потоп, и всю вселенную подверг тогда кораблекрушению.
Итак, не проси у Бога того, что получается от дьявола. Богу свойственно давать сердце сокрушенное и смиренное, трезвенное, целомудренное и воздержное, кающееся и умиленное. Вот дары Божии, потому что в них мы имеем наибольшую нужду. В самом деле, нам предстоит трудный подвиг, борьба с невидимыми силами, брань с духами злобы, война с началами, со властями; и хорошо, если бы мы, при всем тщании, трезвенности и бдительности, могли устоять против этого свирепого полчища. Если же будем смеяться, играть и всегда предаваться лености, то еще прежде сражения падем от собственной беспечности. Не наше дело постоянно смеяться, забавляться и жить весело; это дело лицедеев, зазорных женщин, и людей на то предназначенных, тунеядцев, льстецов; не званным на небо, не написанным в горнем граде, не приявшим духовное оружие свойственно это, но тем, которые обрекли себя дьяволу. Это он, он самый изобрел такое искусство, чтобы привлекать к себе воинов Христовых, и ослаблять силы их духа. На то и построил он в городах театры и, обучив смехотворов, этою язвою поражает целый город. Чего Павел велел бегать (Еф. 5:4 ), – я разумею пустословие и шутки, – то дьявол убеждает любить; и что в этом есть самого худшего, то бывает поводом к смеху. Когда представляющие смешное в театре скажут что-либо богохульное и срамное, тогда многие, будучи еще безумнее их, смеются, забавляются этим; за что надлежало бы побить камнями, тому рукоплещут, и за такое удовольствие сами себе готовят огненную пещь. Ведь те, которые хвалят говорящих такие речи, тем самым поощряют их к ним; а потому и наказанию, которое назначено для смехотворцев, справедливее падать на смеющихся, потому что если бы не было ни одного зрителя, то не было бы и действующего. А когда видят, что вы оставляете свою мастерскую, и работу, и то, что могли бы выработать, словом все, только бы провести время в театре, тогда они становятся усерднее, с большим старанием отправляют свое дело. Впрочем, не в извинение их говорю это, но чтобы вас вразумить, что от вас собственно берется начало и корень этого беззакония, от вас, которые тратите на это целый день, подвергаете посмеянию честное супружество, посрамляете великое таинство. Поистине не столько грешит тот, который представляет в театре, сколько в сравнении с ним ты, который заставляешь это делать; и не только заставляешь, но и заботишься о том, радуешься и смеешься, хвалишь представление, всячески пособляешь демонской работе. Скажи мне, какими глазами после будешь смотреть дома на жену, видевши ее опозоренною в театре? Как, не покрасневши, представишь себе супругу, когда ты видел весь пол ее обесчещенным?
Не говори мне, что представляемое в театре есть одно лицедейство. Лицедейство это многих сделало прелюбодеями, и многие дома расстроило. О том-то особенно и скорблю, что в этом даже не подозревают худого, но такие развратные представления принимают с рукоплесканиями, с восклицаниями и громким смехом. Итак, скажешь, что все это лицедейство? Но за то самое лицедеи и стоили бы тысячи смертей, что они научились подражать запрещенному всеми законами. Если дело худо, то и подражание ему худо. Не говорю еще о том, сколь многих делают блудниками представляющие эти любодейные зрелища, к какой наглости и бесстыдству приучают они зрителей. Ведь одному только сладострастному и наглому глазу сносно смотреть на эти зрелища. На площади ты не станешь смотреть на обнаженную женщину, а еще менее дома, – ты оскорбишься таким зрелищем; а в театр идешь, чтобы оскорбить честь и мужеского и женского пола, и осрамить глаза свои. Не говори, что обнажена блудница, потому что один пол и одно тело как у блудницы, так и у благородной женщины. Если в этом нет ничего непристойного, то почему, когда на площади увидишь то же, и сам бежишь прочь, и гонишь от себя бесстыдную? Или когда бываем порознь, тогда это непристойно, а когда соберемся и сидим вместе, тогда уже не позорно? Это смешно и постыдно и означает крайнее безумие. Лучше грязью, или навозом вымарать себе все лицо, чем смотреть на такое беззаконие, потому что для глаза не так вредна грязь, как любострастный взгляд и вид обнаженной женщины. Вспомни, что было причиною наготы в начале, и страшись того, что было виною этой срамоты. Что же произвело наготу? Преслушание и злоумышление дьявола. Таково давнее и первое его старание. Но прародители, по крайней мере, стыдились наготы своей, а вам это нравится, по апостольскому слову: «Слава их – в сраме»(Флп. 3:19 ). Как будет смотреть на тебя жена, когда ты возвратишься с такого беззаконного зрелища? Как примет тебя? Как будет говорить с тобою после того, как ты столь бесчестно посрамил весь женский пол, пленился таким зрелищем, и сделался рабом блудницы? Впрочем, если слово мое огорчит вас, то я много вам за то благодарен: «Кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною»(2Кор. 2:2 )? Никогда не переставайте рыдать об этом и терзаться; такая скорбь будет для нас началом исправления. Для того-то я и усилил мое слово, чтоб сделать рану глубже, избавить вас от гниения зараженных членов, и возвратить вам совершенное душевное здравие, которым да наслаждаемся все мы вполне, и да получим награды, определенные нам за такие добрые дела наши, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
* * *
5 церковнослав.: «в сытости хлеба и во изобилии вина сластолюбствоваша».
Беседа 7
Мф. 2:4-5 . И, собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: где должно родиться Христу? Они же сказали ему: в Вифлееме Иудейском .
По явлению волхвов и другим событиям, сопровождавшим рождение Христа, иудеи могли познать истину. – Почему достоинство Христа не так ясно открывается при Его рождении, как впоследствии. – Злоба и безумие Ирода. – Для чего звезда скрылась и вновь явилась. – Поклонение волхвов испровергает учение Маркиона и Павла Самосатского. – Оно знаменовало призвание язычников. – Увещание подражать волхвам чрез служение Христу. – Порицание тем, которые оставляют Христа ради позорных зрелищ. – Целомудрие – долг всякого христианина.
Видишь ли, как все события служат к обличению иудеев? Пока они еще не видали Иисуса Христа, и не были объяты завистью, то свидетельствовали о Нем всю правду. Но как скоро увидали славу Его чудес, то, объятые завистью, изменили, наконец, истине. Но истине все содействовало, и сами враги только более споспешествовали ей. Смотри, насколько чудные и необычайные совершаются здесь дела. Варвары и иудеи взаимно учатся друг от друга, и наставляют друг друга чему-то великому. Иудеи слышат от волхвов, что и в персидской стране звезда проповедала Его (Христа); а волхвы узнают от иудеев, что о Том, Кого проповедала звезда, пророки задолго предвозвестили. Таким образом, вопрос, предложенный волхвами, как для них самих, так и для иудеев, послужил к яснейшему и точнейшему познанию истины. Враги истины невольно принуждены были прочесть слова Писания, и изъяснить пророчество. Впрочем, они изъяснили его не все, потому что, сказав о Вифлееме, что из него произойдет Пастырь Израиля, не присовокупили последующих слов из лести к царю. Какие же это слова? «Которого происхождение из начала, от дней вечных»(Мих. 5:2 ). Но если Ему надлежало произойти оттуда (из Вифлеема), то для чего жил Он, скажешь ты, после рождения в Назарете, и тем затемнил пророчество? Напротив, Он не затемнил, а еще более раскрыл его. Если Он родился в Вифлееме, несмотря на то, что мать Его постоянно жила в Назарете, то очевидно, что дело происходило по особенному устроению. Потому-то и после рождения Он не тотчас оставил Вифлеем, но пробыл там сорок дней, чтобы желающим дать время с точностью все исследовать. Если бы только захотели обратить внимание, то много было побуждений к такому исследованию. По прибытии волхвов, возмутился весь город, а с ним и царь; вызвали пророка, собралось великое судилище. К тому же много произошло и других событий, о которых подробно повествует евангелист Лука; я разумею известное нам об Анне, Симеоне, Захарии, ангелах и пастырях; все это легко могло побудить внимательных к открытию истины. Если волхвы, пришедшие из Персии, узнали место, то тем более жившие в Иудее могли узнать обо всем случившемся. С самого начала Христос открыл Себя во многих чудесах. Но так как не хотели узнать Его, то Он, скрывшись на несколько времени, после явил Себя другим, славнейшим образом. Тогда уже не волхвы, не звезда, но сам Отец свыше свидетельствовал о Нем, когда Он крестился в струях иорданских, и Святый Дух нисходил вместе с тем гласом на главу крестящегося. Иоанн безбоязненно взывал во всей Иудее, наполняя проповедью о Христе и города и пустыню. И чудеса, и земля, и море, и вся тварь торжественно возвещали о Нем. Подлинно, и при рождении такие были знамения, которые могли показать, что он уже пришел. Иудеи не могут сказать: не знаем, когда и где родился Он! Вся история волхвов и другие упомянутые события так устроены, что иудеи не имеют никакого извинения, когда не хотели исследовать случившегося.
Но заметь еще точность в словах пророчества. Пророк не сказал: будет жить в Вифлееме, но «произойдет»(из Вифлеема) (Мф. 2:6 ) пророчество, следовательно, и указывало на то, что Он только родится в Вифлееме. Некоторые же из иудеев с бесстыдством утверждают, будто бы это сказано о Зоровавеле. Но как это могло быть? Его «происхождение» не «из начала, от дней вечных». Да и можно ли к нему отнести сказанное в начале: «из тебя произойдет»? Он родился не в Иудее, а в Вавилоне, потому и Зоровавелем назван, что там родился. Знающие сирийский язык поймут мои слова. Кроме того, что мы сказали, и все последовавшие затем обстоятельства совершенно подтверждают, что это пророчество относится к Иисусу Христу. Что именно сказано? «Мал ли ты между тысячами Иудиными», и тут же присовокупляется причина знаменитости места: «из тебя произойдет»(Мих. 5:2 ). Это место сделалось известным и знаменитым только через Иисуса Христа. Именно, после Его рождения со всех концов земли приходят видеть ясли и вертеп, что именно предвозвестил и пророк, говоря: «мал ли ты между тысячами Иудиными», т. е. между главами племен. В этих словах он заключал и Иерусалим. Но иудеи не обратили на все это никакого внимания, хотя для них это было бы полезно. Потому-то и пророки первоначально говорят не столько о достоинстве Христа, сколько о благодеянии, которое Он оказал иудеям. Так, когда родила Дева, “наречешь, – говорит ангел, – имя Ему Иисус»; и присовокупляет: «ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1:21 ). И волхвы не говорили «где Сын Божий», но: «где родившийся Царь Иудейский» (Мф. 2:2 )? Так и здесь (Мих. 5:2 ) не говорится «из тебя произойдет Сын Божий», но «должен быть Владыкой в Израиле». Сначала надлежало говорить с ними сколько можно ближе к мыслям их, чтобы они не соблазнились, и говорить именно об их спасении, чтобы тем лучше привлечь их. Вот почему все, какие сначала и при самом Его рождении произнесены о Нем свидетельства, не раскрывают еще вполне Его величия, не так, как бывшие после явления знамений; последние яснее говорят о Его достоинстве. Так, когда после многих чудес воспели Ему дети, слушай, что говорит тогда пророк: «из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу» (Пс. 8:3 ); и еще: «когда взираю я на небеса Твои – дело Твоих перстов» (Пс. 8:4 ), – что показывает в Нем Творца вселенной. А относящееся к Его вознесению свидетельство показывает равенство Его с Отцом. “Сказал, – сказано, – Господь Господу моему: седи́ одесну́ю Меня» (Пс. 109:1 ). Также Исаия говорит: “восстающий владеть народами, на Того народы уповать будут” (Іс. 11:10 ). Но почему же сказано, что Вифлеем «ничем не меньше между тысячами» Иудиными, между тем как эта весь не только в Палестине, но и во всей вселенной сделалась известной? Здесь речь обращена еще к иудеям, потому и присовокупил: «должен быть Владыкой в Израиле». Хотя Он пасет всю вселенную, но, как я сказал, не желая оскорбить их, умалчивает о язычниках. Но отчего же, скажешь ты, Он не упас и народа иудейского? Неправда; и это действительно совершилось. Под Израилем здесь Он разумеет уверовавших в Него иудеев что, изъясняя, Павел говорит: «не все те Израильтяне, которые от Израиля… но дети обетования признаются за семя» (Рим. 9:6,8 ). Если же не всех Он упас, то это их собственная вина. Им бы надлежало вместе с волхвами поклониться и прославить Бога за то, что наступило время оставления их прегрешений (ведь не о суде и не об ответственности их возвещалось им, но о кротком и тихом Пастыре); они же поступают совершенно напротив, возмущаются и возмущают, и устраивают потом бесчисленные козни.
Мф. 2:7 . «Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды» , умышляя убить рожденного; это доказывало не только его ярость, но и крайнее безумие. И то, что было говорено ему, и самые события могли отклонить его от всякого подобного покушения. События совершались не в порядке дел человеческих. Звезда призывает волхвов, иноплеменные мужи предпринимают столь далекое путешествие, чтобы поклониться лежащему в пеленах и в яслях, и пророки наперед еще о нем предвозвещают. Все эти события были более, нежели человеческие. Однако же ничто не удержало Ирода.
Такова уже злоба, что она сама себе вредит, и всегда предпринимает невозможное. Смотри, какое безумие! Если Ирод верил пророчеству и почитал его непреложным, то, очевидно, он замышляет дела невозможные. А если он не верил и не думал, чтобы сбылось предречение, то не нужно было ему бояться и страшиться, а потому и строить козни. Итак, в обоих случаях хитрость была излишней. И то уже крайнее безумие, что он думал, будто волхвы предпочтут его родившемуся, для которого они совершили столь дальнее путешествие. Если они, прежде чем увидели Младенца, горели к Нему столь сильной любовью, то, как Ирод мог надеяться, что они согласятся предать ему Младенца после того, как увидели Его, и утвердились в вере пророчеством? И, однако же, несмотря на все эти обстоятельства, которые должны были отвлечь от предпринятого намерения, Ирод не оставляет его: «тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них». Он думал, что иудеи дорожат Младенцем, и не предполагал, что они дойдут до такого неистовства, что согласятся предать врагам своего Ходатая и Спасителя, пришедшего для избавления их: потому и призывает волхвов тайно и выведывает не время рождения Младенца, но явления звезды, с хитростью уловляя добычу. Я думаю, что звезда явилась гораздо прежде (рождения), потому что волхвы должны были много времени наперед провести в путешествии, чтобы предстать только что Рожденному; а между тем Христу надлежало принять поклонение в самых пеленах еще, чтобы событие явилось чудесным и необычайным. Потому-то звезда и является гораздо раньше (рождения Христова). Если бы она явилась волхвам на востоке тогда, как уже Христос родился в Палестине, то, пробывши долго в пути, по своем прибытии, они уже не могли бы Его видеть в пеленах. Не нужно удивляться тому, что Ирод избивает младенцев от двух лет и ниже; здесь ярость и страх для вернейшего успеха прибавили и больше времени, чтобы никто не избежал (поражения). Итак, призвав волхвов, говорит:
Мф. 2:8 . пойдите, тщательно разведайте о Младенце и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться Ему
Какое безумие! Если ты, Ирод, говоришь это по внушению истины, то для чего вопрошаешь тайно? А если с коварным намерением, то, как не понимаешь, что тайные расспросы твои заставят волхвов подозревать тебя в злом умысле? Но душа, объятая злобой, как я сказал уже, становится совершенно безумной. Он не сказал: пойдите, испытайте о царе, но: о Младенце. Для него несносно было произнести даже имя, означающее власть. А волхвы, по великому благочестию своему, нисколько того не замечали, потому что никак не предполагали, чтоб он дошел до такой злобы и вздумал противоборствовать столь чудному устроению. Ничего подобного не подозревая, но судя по себе и обо всех других, они уходят от него.
Мф. 2:9 . И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними .
Она скрывалась для того, чтобы они, лишившись путеводителя, принуждены были прибегнуть с вопросами к иудеям, и, таким образом, событие сделалось для всех известным. Когда же они спросили и разведали о Младенце от самих врагов, то звезда им опять является. Смотри, какой здесь прекрасный порядок! После того, как оставила волхвов звезда, принимают их иудейский народ и царь; приводят пророка, чтобы объяснить явление; а после того опять научает их всему ангел, и они идут из Иерусалима в Вифлеем вслед за звездой. Звезда опять им сопутствовала, – и отсюда ты опять можешь видеть, что звезда эта не была из числа обыкновенных звезд, – нет ни одной звезды, которая имела бы такое свойство. Она не просто шла, но предшествовала им, ведя их как бы за руку среди дня.
Но что за нужда, спросишь, была в звезде, когда место сделалось уже известным? Та, чтоб указать и самого Младенца, потому что иначе нельзя было узнать Его, поскольку и дом не был известен, и Мать Его не была славна и знаменита; а потому и нужна была звезда, которая бы привела их прямо к тому месту. Поэтому, по выходе их из Иерусалима, она является им и останавливается не прежде, как уже дошедши до яслей. Здесь чудо присоединяется к чуду. Дивны оба события: и то, что волхвы поклоняются, и то, что их приводит звезда; это должно тронуть и самые каменные сердца. Если бы волхвы сказали, что они слышали об этом предречение пророков, или что объявили им о том ангелы по особенному откровению, то можно было бы еще им и не поверить; но сиянием звезды, явившейся свыше, заграждаются теперь уста и самых бесстыднейших. Далее звезда, достигши Отрока, опять остановилась. И это опять доказывает, что здесь действует сила большая, нежели какая свойственна обыкновенным звездам, т. е., что она то скрывается, то является, и, явившись, останавливается. Отсюда и волхвы еще более утвердились в вере, и возрадовались, что нашли то, чего искали, что сделались провозвестниками истины, что не напрасно предпринимали столь дальний путь. Настолько-то сильна была любовь их к Христу! Звезда, приблизившись, стала над самой головой (Отрока), показывая этим божественное происхождение Его. И остановившись, приводит к поклонению не простых язычников, но самых мудрейших из них. Видишь ли, что звезда не даром явилась? Волхвы, и по выслушивании пророчества, и после того, как услышали изъяснение его от первосвященников и книжников, все еще были внимательны к ней.
Да посрамится Маркион, да посрамится Павел Самосатский, которые не хотели видеть того, что видели волхвы-первенцы Церкви (я не стыжусь так называть их). Да посрамится Маркион, видя, как поклоняются Богу во плоти. Да постыдится Павел, видя, как Христу поклоняются – не просто как человеку. Хотя пелены и ясли показывают, что поклоняются воплощенному, однако же, поклоняются не как простому человеку; это видно из того, что приносят Ему, еще младенцу, такие дары, которые прилично приносить одному только Богу. Да посрамятся вместе с ними и иудеи, которые, видя, что иноплеменники и волхвы предваряют их, не хотели идти даже и вслед за ними. Событие это служило знамением будущего, и с самого начала показывало, что язычники предварят иудеев. Но почему, ты спросишь, после уже, а не сначала, сказано: «идите, научите все народы» (Мф. 28:19 )? Потому что, как я сказал уже, случившееся тогда было образом и предсказанием будущего. Иудеям следовало придти первым; но так как они добровольно отринули собственно им предложенное благодеяние, то дела получили другой ход. И здесь, ведь, при рождении, волхвам не следовало придти прежде иудеев; жившим в столь дальнем расстоянии не следовало предупредить живущих подле самого города; не слыхавшим ничего не следовало предварить воспитанных среди такого числа пророчеств. Но так как иудеи совершенно не понимали тех благ, которые им принадлежали, то пришедшие из Персии предваряют живущих в Иерусалиме. Так говорит об этом и апостол Павел: «вам первым надлежало быть проповедану слову Божью, но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам» (Деян. 13:46 ). Если иудеи и не верили прежде, то, по крайней мере, им надлежало бы идти тогда, как услышали от волхвов; но и того они не хотели сделать. И потому-то во время такого их ослепления волхвы и предваряют их.
Последуем же и мы волхвам, и, оставив чуждые (христианству) обычаи, совершим великое путешествие, да и мы узрим Христа. Так как и волхвы не видали бы Его, если бы не удалились из своей страны, то и мы будем удаляться земного. Волхвы, доколе были в земле персидской, видели одну звезду; как скоро оттуда удалились, узрели Солнце правды. Но не видать бы им и самой звезды, если бы не поспешили оттуда со всей охотой. Восстанем же и мы; пусть все приходят в смятение, – мы потечем к дому Младенца. Пусть цари, народы, пусть владыки земли преграждают этот путь, – не погасим ревности своей. Только таким образом и можем отстранить предстоящие опасности: ведь и волхвам не избежать бы бедствия со стороны угрожавшего царя, если бы они не увидели Младенца. Прежде, чем узреть Младенца, и страх и опасности и беспокойства отовсюду окружали волхвов; когда же поклонились Младенцу, они стали спокойны и безопасны. И вот уже не звезда, но ангел сопутствует им, так как через поклонение они сделались иереями, и дары принесли. Так и ты, оставив иудейский народ, возмущенный город, кровожадного мучителя, светскую пышность, спеши к Вифлеему, где находится дом хлеба духовного. Пастырь ли ты? Теки туда, и ты в вертепе узришь Младенца. Царь ли ты? Если не пойдешь в храмину, нет тебе никакой пользы от порфиры. Волхв ли ты? И это нисколько не воспрепятствует тебе, если только пойдешь воздать честь и поклониться Сыну Божьему, и не станешь попирать Его. Впрочем, делай это с трепетом и радостью: и то и другое может совместиться. Смотри, не будь Иродом, и подобно ему, сказав: «чтобы и мне пойти поклониться Ему»(Мф. 2:8 ), не замышляй, когда придешь, убить Младенца; ему уподобляются те, кто недостойно приобщается святых тайн. Такой, по слову апостола, «виновен будет против Тела и Крови Господней»(1Кор. 11:27 ). Такие люди служат скрытому в них самих мамоне, который, будучи гораздо хуже Ирода, ненавидит царство Христово. Желая господствовать над людьми, он посылает своих поклонников, которые наружно поклоняются Христу, а во время поклонения убивают Его. Убоимся показывать себя по наружности покорными поклонниками, а на самом деле быть Его врагами. Кланяясь, повергнем все перед Ним из рук своих. Если есть у нас золото, принесем Ему, а не будем закапывать. Если тогда иноплеменники почтили Его своими дарами, то за кого надобно почесть тебя, когда ты отказываешь требующему твоей помощи? Если они совершили такой великий путь для того, чтоб узреть рожденного, то чем извинишься ты, который не хочешь пройти одной улицы для посещения страждущего и заключенного в узах? Мы милосердствуем о самих врагах наших, когда они в болезни или узах, а ты не чувствуешь сострадания к Благодетелю твоему и Господу. Те принесли золото, а ты едва подаешь хлеба. Те, увидев звезду, возрадовались, а ты не трогаешься, видя самого Христа и странствующего и нагого. Но найдется ли кто-нибудь между вами, хотя один из числа получивших тысячу благодеяний, кто бы предпринимал для Христа такое путешествие, какое совершили эти мудрейшие самых мудрецов варвары? Но что я говорю – такое путешествие? Многие женщины у нас так изнежены, что если не будут привезены на мулах, не хотят пройти и одной улицы для того, чтобы увидеть Христа в духовных яслях? Если же и есть такие, которые могут приходить к Христу, то одни из них предпочитают хлопоты по домашним делам, а другие даже посещение зрелищ хождению в это наше собрание. Варвары, не видав еще Христа, столь великий для Него протекли путь; а ты, и, видев Его, не подражаешь им, но, взглянув, оставляешь Его и спешишь смотреть на шута (я обращаюсь опять к тому же, о чем говорил и прежде) и, видя Христа, лежащего в яслях, бежишь от Него для того, чтобы видеть на сцене женщин. Каких громов и молний не достойны такие поступки!
Положим, что кто-нибудь обещался ввести тебя в царские чертоги и показать в них царя: скажи мне, захотел ли бы ты, вместо того смотреть на зрелище, хотя бы от первого и не мог ожидать никакой для себя выгоды? Но здесь – от этой трапезы истекает духовный огненный источник; а ты, оставляя его и убегая на зрелище видеть играющих и подвергающих всеобщему бесславию свой женский пол, не оставляешь ли самого Христа, Который сидит при этом источнике? Да, Он и ныне сидит при источнике, беседуя не с одной самарянкой, но с целым городом. А быть может, что и теперь говорит одной самарянке, так как нет при Нем и теперь никого; некоторые только телом, а другие и телом не хотят быть при Нем. Но, при всем том, Он не отходит, а стоит, и у нас просит пить, но не воды, а святыни, так как и сам только святым дарует святое. Не воду подает Он нам из этого источника, а кровь живую, которая, будучи образом Его смерти, есть источник нашей жизни. А ты, оставив источник крови, эту страшную чашу, течешь на дьявольский источник смотреть плавающую в нем блудницу, и потопить там свою душу. В этой воде – море любострастия – не тела потопают, а души гибнут. Та плавает с обнаженным телом, а ты, смотря на нее, погружаешься в бездну любострастия. Таковы сети дьявола, что он губит не тех, которые уже погружены в самой воде, но тех, которые, сидя спокойно, смотрят на это, и подвергает потоплению, более ужасному, чем какому подвергся фараон, утонувший некогда с конями и колесницами. И если бы можно было видеть души, то я показал бы вам много утонувших в этих водах, как некогда тела египтян. Но что всего хуже, такую погибель называют увеселением, и бездну погибели источником наслаждения, – хотя безопаснее можно переплыть Эгейское и Тирское море, чем возвратиться с такого зрелища. Во-первых, дьяволвсю ночь занимает души ожиданием; потом, показав ожидаемое, тотчас связывает их и делает своими пленниками. Не думай, что ты чист от греха, когда не совокупился с блудницей; ты пожеланием все уже сделал. Подлинно, если ты питаешь похоть, то этим больший возжигаешь пламень. Если же зрелище не производит на тебя никакого впечатления, то тем большего ты достоин осуждения за то, что служишь соблазном для других, поощряя такие зрелища, оскверняешь свой взор, а с взором и душу. Но не ограничимся одним воспрещением; а представим и способ исправления. Какой же это способ? Я хочу отдать вас для научения женам вашим. По закону Павлову, надлежало бы вам быть их учителями; но как грех извратил весь порядок, и туловище стало вверху, а глаза внизу, то и мы уж изберем этот путь. Если же стыдно для тебя иметь учителем жену, убегай от греха, и ты опять получишь вверенную тебе от Бога власть. Но до тех пор, пока будешь беззаконно вести себя, Писание посылает тебя не только к женам, но и к бессловесным самым низким; оно ведь не стыдится одаренного разумом посылать учиться к муравью. Впрочем, не Писание в том виновато, а те, кто сами теряют свое достоинство. То же сделаем и мы: теперь отдадим тебя учиться к жене, если же ты не будешь и ее слушать, то отошлем на поученье к бессловесным животным, и покажем, сколько на земле птиц, рыб, сколько четвероногих животных, сколько пресмыкающихся по земле, которые чище и воздержаннее тебя. Если же ты стыдишься и краснеешь при этом сравнении, возвратись к свойственному тебе благородству, и убегай моря геенского и огненной реки, т. е. купален в театре, потому что они влекут тебя в море похоти и возжигают эту пламенную бездну.
Если «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею»(Мф. 5:28 ), то не гораздо ли чаще делается пленником тот, кто заставляет себя смотреть на нагую? Не столько потоп, бывший во время Ноя, пагубен был для рода человеческого, сколько эти плавающие женщины бесстыднейшим образом губят всех зрителей. Тот, хотя и причинил смертьтелу, но зато очищал душу от грехов; а эти производят противное: оставляя тело, они губят душу. Когда речь идет о преимуществе, вы присваиваете себе первое место во всей вселенной, потому что наш город первый облекся христианским именем; а в подвиге целомудрия не стыдитесь уступать и самым последним по образованию городам. Хорошо, скажете вы, – что же нам прикажешь делать? Идти в горы и сделаться монахами? Сожалею, что вы скромность и целомудрие почитаете обязанностью одних монахов, тогда как Христос постановил общие для всех законы. Когда он говорит: «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней», то говорит не к монашествующему, но и к женатому, потому что гора та (на которой Он говорил) покрыта была людьми всякого рода. Содержи же в уме твоем это зрелище, и возненавидь зрелище дьявольское, и не укоряй меня в том, будто я предложил тебе слово тяжкое. Я не воспрещаю жениться, не препятствую веселиться; но хочу, чтобы это происходило не без целомудрия, не с бесстыдством и бесчисленными пороками. Я не предписываю идти в горы и пустыни, но чтобы ты вел себя честно, скромно, целомудренно, живя среди города. Все законы у нас с монахами общие, кроме брака. А Павел повелевает и брачным во всем уподобляться монахам: «время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие» (1Кор. 7:29 ). Следовательно, как бы сказал так: я не повелеваю удаляться на верхи гор, хотя желал бы того, потому что города поступают подобно содомлянам, – впрочем, не понуждаю к тому. Пребывай дома с детьми и женой; только не бесчесть жены, не соблазняй детей, и не вноси заразы со зрелищ в дом твой. Слышишь ли, что говорит Павел: «муж не властен над своим телом, но жена» (1Кор. 7:4 )? Он обоим полагает общий закон. Но ты, когда жена твоя часто ходит в церковь, жестоко за то обвиняешь ее; а сам, проводя целые дни на зрелищах, не считаешь себя достойным обвинения. Ты о целомудрии жены печешься даже до излишества и чрезмерности, так что не позволяешь ей необходимых выходов, а для себя все почитаешь позволенным. Но этого не позволяет тебе Павел, который дал ту же власть и жене: “жене, – говорит он, – муж должное благорасположение оказывает» (1Кор. 7:3 ). Но что это за честь, когда ты обижаешь ее в главнейшем, когда отдаешь тело, принадлежащее ей, блудницам (ведь тело твое ей принадлежит)? Какая честь, когда вносишь в дом возмущения и ссоры, когда то на площади делаешь, о чем рассказывая дома, стыдишь слушающую жену, заставляешь краснеть предстоящую дочь, а прежде них себя самого? Лучше бы уже молчать, нежели бесстыдно говорить о том, за что и рабов надобно наказывать. Чем извинишься, – скажи мне, – в том, что смотришь с великим вниманием на то, о чем неприлично и говорить, – предпочитаешь всему то, чего нельзя терпеть в рассказе? Но довольно; чтобы не отяготить вас, я кончу здесь слово мое. Впрочем, если вы останетесь при прежнем, то изощрю меч мой, нанесу глубочайшую рану, – и не успокоюсь дотоле, пока, рассеяв дьявольское зрелище, очищу общество, составляющее Церковь. Таким только образом мы избавимся и от настоящего срама, и сподобимся жизни будущей, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 8
Мф. 2:11 . И, войдя в дом, увидели Младенца с Марией, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну .
Что побуждало волхвов поклониться Младенцу. – Для чего они удаляются в Персию. – Бог для достижения своих целей попускает иногда врагам Своим впадать в заблуждение. – Для чего Христос посылается в Египет. – Пророчество Ос. 11получает надлежащее исполнение во Христе. – Перемена, совершившая с Египтом, показывает силу Христову. – Пустынножительство в Египте. – Слава великого Антония. – Жизнь в миру не может служить препятствием для подражания монашествующим.
Как же говорит Лука, что Младенец положен был в яслях? Потому что родившая тотчас положила Его там. По причине множества собравшихся для переписи, нельзя было найти дома, на что и указывает Лука, говоря: «положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице»(Лк. 2:7 ). Но после она взяла Его и держала на коленях. Она вскоре, по прибытии в Вифлеем, разрешилась от бремени. Итак, ты и отсюда можешь видеть все домостроительство, и что все это не просто и не по случаю происходило, но по божественному промышлению, и исполнялось вследствие пророчества. Но что заставило волхвов поклониться, когда ни Дева не была знаменита, ни дом не был великолепен, да и во всей наружности ничего не было такого, что бы могло поразить и привлечь их? А между тем, они не только поклоняются, но и, открывши сокровища свои, приносят дары, и дары не как человеку, но как Богу, потому что ливан и смирна были символом такого поклонения. Итак, что их побудило и заставило выйти из дому и решиться на столь дальний путь? Звезда и божественное озарение их мысли, мало-помалу возводившее их к совершеннейшему ведению. Иначе они не оказали бы Ему такой чести, при столь маловажных по всему обстоятельствах. Для чувств не было ничего там великого, были только ясли, хижина и бедная матерь, чтобы ты открыто видел отсюда любомудрие волхвов, и познал, что они приступали не как к простому человеку, но как к Богу и благодетелю. Потому-то они и не соблазнялись ничем видимым и внешним, но покланялись и приносили дары, не похожие на грубые (приношения) иудейские; приносили (в жертву) не овец и тельцов, но, как бы были истинные христиане, принесли Ему познание, послушание и любовь.
Мф. 2:12 . Получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою .
Смотри и отсюда, какова вера их, – как они не соблазнились, но были благопослушны, благоразумны! Не смущаются, не размышляют в самих себе, говоря: если этот младенец действительно велик, и имеет какую-либо силу, то для чего нам бежать и тайно удаляться, и для чего ангел высылает нас из города, как рабов и беглецов, тогда как мы пришли явно и с дерзновением предстали перед таким множеством народа и перед царем неистовым? Ничего подобного они и не говорили, и не думали, а это-то и есть особенное дело веры, – не изыскивать причин того, чего не велят делать, но только покоряться повелениям.
Мф. 2:13 . Когда же они отошли, – се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет .
Здесь можно иметь некоторое недоумение и касательно волхвов и младенца. Пусть сами они и не пришли в смущение, а все приняли с верой: однако, мы должны исследовать, почему и волхвы и Младенец не остаются в прежнем месте, но волхвы удаляются в Персию, а Младенец с матерью бежит в Египет? Что же? Неужели Младенцу должно было впасть в руки Ирода, и, впавши, не подвергнуться смерти? Но тогда могли бы усомниться в том, что Он принял плоть, и не поверить величию домостроительства. Если и после этих и многих других человеческих действий, некоторые осмелились назвать восприятие плоти басней, то до какой глубины нечестия не ниспали бы они, если бы Он везде действовал так, как прилично Богу и Его могуществу? Что же касается волхвов, то Бог вскоре высылает их, частью потому, что Он посылает их учителями в страну персидскую, а частью – предотвращает неистовство тирана, чтобы этим вразумить его, что он предпринимает невозможное, и чтобы угасить его ярость, и отвести его от этого тщетного труда. Могуществу Божьему свойственно не только открыто преодолевать врагов Своих, но и без затруднения попускать им впадать в заблуждение. Так именно Он попустил, например, иудеям ввести в заблуждение египтян, и, имея право открыто отдать богатство их в руки евреев, повелевает сделать это тайно и с лестью, – что не менее других знамений сделало Его страшным для врагов.
Так и жители Аскалона и прочих городов, когда взяли Ковчег Завета, и, будучи поражены, увещевали своих сограждан – не враждовать и не сопротивляться, то наряду с другими чудесами представляли и вышеуказанное, говоря: «для чего вам ожесточать сердце ваше, как ожесточили сердце свое Египтяне и фараон? вот, когда Господь показал силу Свою над ними, то они отпустилинарод Его и те пошли”(1Сам. 6:6 )? Говорили же они так потому, что, по их мнению, и это дело Божье, не менее других, открыто совершившихся знамений, доказывало силу и величие Божье. Так и здесь, того, что случилось, довольно было, чтобы привести в ужас тирана. Представь, в самом деле, сколько должен был страдать и мучиться Ирод, обманутый и осмеянный от волхвов? Что же из того, если он не сделался лучшим? В том виновен не Тот, Кто устроил это, а чрезмерное ослепление того, кто не внимал данным ему достаточным внушениям – отстать от лукавства, а ожесточался еще более, чтобы за таковое безумие подвергнуться тягчайшему наказанию. Но для чего, скажешь, Младенец посылается в Египет? Главную причину показал сам евангелист, говоря:
Мф. 2:15 . да сбудется предреченное: «из Египта вызвал сына Моего» (Ос. 11:1 );
А вместе с тем и предвозвещались уже начатки благих надежд всей вселенной. Так как Вавилон и Египет более всей земли были разжигаемы огнем нечестия, то Господь, показывая в самом начале, что Он исправит и сделает лучшими жителей обеих стран, и через то уверяя, что следует ожидать благ и для всей вселенной, посылает волхвов в Вавилон, а сам с матерью приходит в Египет. Кроме того, мы узнаем отсюда и нечто другое, что немало споспешествует к нашему любомудрию. Что же именно? То, что мы с самого начала должны ожидать искушений и наветов. В самом деле, смотри, как все это начинается тотчас от самых пелен. Лишь только Христос родился, и тиран неистовствует, и приключается бегство в чужие земли, и вовсе невинная мать убегает в страну варваров. После этого и ты, удостоившись послужить какому-нибудь духовному делу, если будешь претерпевать жесточайшие напасти и подвергаться бесчисленным бедствиям, не должен смущаться и говорить: что это значит? Когда я исполняю волю Господню, то мне следовало бы быть увенчанным и прославленным, светлым и знаменитым. Но, имея пример Христа, переноси все мужественно, зная, что с духовными людьми так и должно особенно быть, и что их удел – отовсюду подвергаться искушениям. Смотри, что совершается не только над матерью и отроком, но и над волхвами: и они тайно удаляются, подобно беглецам, и сама мать, никогда не отходившая от своего дома, получает повеление отправиться в далекий и прискорбный путь, по причине этого чудного отрока и духовных мук рождения. Вот еще что удивительно: Палестина строит для Него ковы, а Египет Его принимает и спасает от наветов! Таким образом сбывались прообразования не только на детях патриарха, но и на самом Владыке: тогдашними Его делами предвозвещены были многие из последующих событий, каково, например, событие касательно ослёнка и жеребёнка . Явившийся ангел беседует не с Марией, а с Иосифом. И что он говорит ему? «Встань, возьми Младенца и Матерь Его». Здесь он уже не говорит: “жену свою”, но – «матерь Его». Так как рождение совершилось, сомнение кончилось, и муж был убежден, то ангел уже открыто беседует с ним, не называя ни Младенца, ни жену его, но: “возьми – говорит, – Младенца и Матерь Его и беги в Египет», и показывает причину бегства: «ибо хочет, – говорит он, – Ирод искать душу Младенца».
Иосиф, услышав это, не соблазнился и не сказал: что это за странность? Ты прежде говорил, что Он спасет народ Свой, а теперь Он даже и Себя не спасает, и нам нужно бежать, удалиться и переселиться в отдаленную страну? Это противоречит тому, что обещано. Но он ничего такого не говорит, потому что он был муж верный; не любопытствует даже о времени возвращения, о котором и ангел не сказал определенно: «будь там, доколе не скажу тебе». Он и этим не огорчился, но, будучи готов терпеть все, с радостью оказал покорность и послушание. И человеколюбец Бог эти скорби его растворил радостью, как и обычно Он поступает со всеми святыми, не попуская им быть и в непрестанных опасностях, и не оставляя их в совершенном покое, но устраивая жизнь праведных из совокупления того и другого. Так и здесь Он устроил. Смотри: Иосиф видел, что Дева имела в чреве; это повергло его в смущение и крайнее беспокойство, потому что он подозревал Деву в прелюбодействе. Но тотчас предстал ангел, уничтожил подозрение, и рассеял страх, и Иосиф, видя родившегося Младенца, объят был величайшей радостью. Снова эту радость сменяет немалая скорбь. Город возмущается, царь беснуется и ищет родившегося. Но за этим беспокойством последовала новая радость – звезда и поклонение волхвов. После этой отрады опять страх и опасность, сказано, что Ирод ищет душу Младенца, – и опять ангел велит бежать и переселиться ему, как свойственно человеку, потому что не настало время творить чудеса. Если бы Господь с первого Своего возраста начал творить чудеса, то Его не стали бы признавать человеком. Потому и храм не просто зиждется, но происходит чревоношение в продолжение обыкновенного девятимесячного времени; потом болезни и рождение, и питание молоком, и продолжительный покой, и ожидание возраста, приличного мужам, – и все это для того, чтобы сделать более удобовразумительным таинство домостроительства. Для чего же, скажешь, были сначала и эти знамения? Для матери, для Иосифа, для Симеона, близкого уже к кончине, для пастырей, для волхвов, для иудеев. Если бы и они захотели тщательнее вникнуть в тогдашние события, то немалую бы от этого приобрели пользу на будущее время. Если пророки не говорят о волхвах, то не смущайся; не все они предрекли, как и не обо всем умолчали. Если бы люди были свидетелями совершившихся происшествий, о которых вовсе прежде не слыхали, то это повергло бы их в большое смущение и недоумение; подобным образом, если бы они узнали все прежде, то ничто бы уже не возбуждало их к исследованию, не оставалось бы ничего делать евангелистам. Если же иудеи и недоумевают касательно пророчества: «из Египта вызвал Сына Моего», как будто бы это о них сказано, то мы им отвечаем, что пророчества, между прочим, имеют и такое свойство, что многое, сказанное об одних, исполняется и на других. Так, например, о Симеоне и Левии сказано: «разделю их в Иакове и рассею их в Израиле»(Бут. 49:7 ); между тем это сбылось не на них, а на их потомках, точно также и сказанное Ноем о Ханаане сбылось на гаваонитянах, внуках Ханаана. Тоже сбылось и на Иакове, как мы видим; данное ему благословение: «будь господином над братьями твоими, и да поклонятся тебе сыны матери твоей»(Бут. 27:29 ), исполнилось не над ним (даже и как могло это быть, когда сам Иаков страшился и ужасался брата своего, и многократно ему кланялся?), но над его потомками. Тоже должно сказать и в настоящем случае (о Христе). Кого вернее назвать можно Сыном Божьим? Того ли, кто покланяется тельцу, или служил Веельфегору и приносил детей в жертву бесам, или Того, кто по естеству Сын, и чтит Родившего? Итак, если бы Христос не пришел, то пророчество не получило бы надлежащего исполнения.
Смотри, как и евангелист намекает на то, говоря: «да сбудется», и, показывая, что это не исполнилось бы, если бы не пришел Сын Божий. Это и на Деву проливает немалый свет и славу. То, чем весь народ (иудейский) хвалился, уже и она могла себе усвоить. То, чем иудеи непомерно хвалились и величались, говоря о своем возвращении из Египта (на что намекает и пророк, говоря: «не иноплеменников ли Я вывел из Каппадокии, и ассириян из рова» (Ам. 9:7 )6 , составляет также преимущество и Девы. Лучше же сказать, и народ и патриарх, своим приходом в Египет и возвращением оттуда, представляли образ возвращения Христова. И они шли в Египет, убегая от голодной смерти, и Христос – избегая смерти, приготовляемой коварством; но они, придя туда, избавились от голода, Христос же, придя туда, освятил всю страну Своим пришествием. Итак, смотри, как сила Божия открывается среди уничижений! Ангел, сказав: «беги в Египет», не обещался им сопутствовать, ни туда, ни оттуда, – чтобы тем вразумить, что они имеют великого спутника – рожденный Младенец, Который явлением Своим и все вещи изменяет, и самих врагов заставляет во многом послужить домостроительству спасения. В самом деле, волхвы и варвары, оставив злочестие отцов своих, приходят Ему поклониться. Августово определение о переписи оказывается случаем к рождению Христову в Вифлееме. Египет приемлет и блюдет Его в бегстве от наветов, и получает, таким образом, случай сделать Его близким себе, – чтобы, когда услышит апостольскую проповедьо Нем, мог похвалиться тем, что он первый принял Его.
Эта честь принадлежала одной Палестине; но Египет оказался ревностнее последней. И ныне, если ты придешь в Египетскую пустыню, увидишь, что пустыня, эта лучше всякого рая; увидишь там в образе человеческом бесчисленные лики ангелов, сонмы мучеников, собрания дев; увидишь, что все тиранство дьявольское ниспровергнуто, а царство Христово сияет; увидишь, что Египет, некогда отец и стихотворцев, и мудрецов, и волхвов, изобретший все виды волхвования и предавший их другим, теперь уже красуется рыбарями, и, презирая все прежнее, всюду славит мытаря и скинотворца, и хвалится крестом. И это совершается не только в городах, но даже гораздо более в пустынях, нежели в городах. По всей этой стране можно видеть Христово воинство, и царственное стадо, и образ жизни, свойственный горним силам. И это ты найдешь там не только среди мужей, но и среди женщин: и они любомудрствуют не меньше мужей. Они не берут щитов, не садятся на коней, как повелевают славные греческие законодатели и философы, но вступают в иную, гораздо труднейшую брань. У них, как и у мужей, идет брань с дьяволом и властями тьмы, и в этой брани естественная слабость пола ничуть не служит им препятствием, потому что успех таких браней зависит не от естества тел, а от произволения души. Потому и жены часто превосходили своими подвигами мужей, и воздвигали славнейшие знамения победы. Не так светло небо, испещренное сонмом звезд, как Египетская пустыня, являющая там повсюду иноческие кущи.
Кто знает древний Египет, богоборный и беснующийся, раба кошек, страшившегося и трепетавшего перед огородным луком, тот вполне уверится в силе Христовой. Впрочем, нам не нужно особенно прибегать к древним сказаниям, потому что и доныне еще сохраняются остатки неразумия, свидетельствующие о прежде бывшем безумии. И, однако, все те, которые прежде доходили до такого безумия, ныне уже любомудрствуют о небе и о небесных вещах, смеются над отеческими обычаями, горюют о своих прародителях и ни во что ставят своих мудрецов. Они самым делом узнали, что учение их мудрецов представляет лишь болтовню безумных старух, и что, напротив, истинная и достойная небес премудрость есть та, которая им проповедана рыбарями. Вот почему они, со всей тщательностью сохраняя учение, особенно стараются оправдать его своей жизнью. Отрекшись от всех стяжаний и распявшись всему миру, они идут еще далее, употребляя свои телесные силы в пользу нищих. Несмотря на пост и бодрствование, они не хотят быть праздными даже и в продолжение дня; но, проводя ночи в священных песнях и бдениях, дни проводят в молитвах и вместе в рукоделии, подражая апостольской ревности. Если апостол, рассуждают они, когда устремляла на него взоры вся вселенная, трудился, работал, занимался ремеслом, и проводил без сна целые ночи в таковых подвигах для пропитания неимущих, – то тем более нам, живущим в пустыне и удалившимся от всякого городского шума, часы спокойного досуга должно употреблять на духовное делание. Итак, должно стыдиться всем нам, и богатым и бедным, когда они, решительно ничего не имея кроме рук, всеми силами стараются трудиться для того, чтобы неимущие обрели от их трудов прибыток, а мы и при бесчисленном нашем имении жалеем употребить в пособие неимущим даже наших избытков. Какой мы дадим ответ, скажи мне? Чем извинимся? Подумай, как эти аскеты были прежде любостяжательны и вместе с другими пороками угождали чреву? Там были котлы мяса, о которых вспоминали иудеи, там было великое чревонеистовство; и, однако, лишь только захотели, тотчас изменились, и, приняв огонь Христов, устремились к небу. Прежде они были всех невоздержаннее и склонны к гневу и сладострастию, а ныне уже кротостью, бесстрастием и прочими добродетелями подражают силам бестелесным. Кто был в этой стране, тот согласится с тем, что я говорю.
А если кто никогда не входил в те кущи, тот пусть вспомнит, что Египет произвел славнейшего после апостолов мужа, блаженного и великого Антония, о котором все доныне говорят непрестанно, и пусть поразмыслит, что и он был в той же стране, где и фараон. И, однако, эта страна нисколько не послужила ему во вред, а еще он сподобился и божественного созерцания, и вел такую жизнь, какой требуют Христовы законы. В этом уверится всякий, кто прочтет со вниманием книгу, содержащую повествование о его жизни, в которой найдет и многие пророчества. Так он предсказал и о зараженных Ариевым зловерием, и о вреде, который имел от них произойти. Тогда Бог все ему показал, и будущее представил перед его очами. И то обстоятельство, что ни одна из ересей не имеет подобного мужа, служит, наряду с прочим, величайшим доказательством истины нашего учения. Но чтобы не рассказывать вам об этом, прочитайте сами то, что написано в его книге, узнайте все подробно, и научитесь из нее многому любомудрию. Только, прошу вас, чтобы вы не ограничивались одним чтением, а старались и самым делом подражать тому, что написано, не извиняясь ни местом, ни воспитанием, ни нечестием предков. Если мы решимся обратить на себя должное внимание, то ничто подобное не послужит нам препятствием. И Авраам имел нечестивого отца, но не наследовал его беззакония; и Езекия был сын Ахаза, но сделался другом Божьим; и Иосиф жил в Египте, и украсился венцом целомудрия; и три отрока, живя в Вавилоне, в царском доме, при роскошнейшей трапезе, показали величайшую мудрость. И Моисей был в Египте, и Павел в миру; но никому из них ничто не послужило препятствием в подвигах добродетели. Так и мы, помышляя обо всем этом, бросим неуместные отговорки и предлоги, и решимся на добродетельные подвиги. Тогда мы привлечем к себе и большую божественную любовь, и умолим Господа споспешествовать подвигам нашим, и сподобимся вечных благ, которые и да получим все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
* * *
6 Синодальный перевод: «Не Я ли вывел Израиля из земли Египетской и Филистимлян – из Кафтора».
Беседа 9
Мф. 2:16 . Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов .
Для чего Бог попустил избиение младенцев. – Страдания и бедствия, претерпеваемые несправедливо, или заглаждают наши грехи, или служат к получению больших наград на небе. – В жизни человека все совершается по действию бож. Промысла. – В доказательство Своей силы, Бог исполняет Свои намерения средствами противоположными. – Почему Иосиф приходит в Назарет. – Пророческие писания не все сохранены евреями. – Не должно гордиться ни отечеством, ни предками, ни богатством, ни другими внешними преимуществами. – Богатство не доставляет безопасности и приводит к погибели души.
Без сомнения, Ироду следовало не гневаться, но возыметь страх, смириться и познать, что он предпринимает дело невозможное; однако же, он не смиряется. Когда душа бесчувственна и неизлечима, она не принимает никакого врачевания, даруемого Богом. Смотри, как Ирод снова подвизается в прежних делах своих, прилагает убийство к убийству, и безумствует. Объятый гневом и завистью, как некоторым демоном, он ни на что не смотрит, неистовствует над самой природой, и гнев свой, возбужденный посмеявшимися над ним волхвами, изливает на неповинных младенцев, и, таким образом, совершает теперь в Палестине злодеяние, подобное бывшему некогда в Египте: «послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов»(Мф. 2:16 ). Будьте здесь внимательны к словам моим. Многие очень неразумно судят об этих детях, и возмущаются несправедливостью их избиения, причем одни выражают свои сомнения довольно скромно, а другие с большой дерзостью. Итак, чтобы остановить дерзость одних, и разрешить сомнение других, выслушайте с терпением краткое мое размышление об этом предмете. Если порицают то, что избиение детей попущено Промыслом, то пусть порицают его и за смертьвоинов, которые стерегли Петра. Как здесь, после бегства Отрока, избиваются другие дети вместо искомого, так и там, когда ангел освободил Петра от темницы и уз, точно такой же – и по имени и по нравам – тиран, не найдя Петра, вместо него предал смерти стерегших его воинов. Но что это, скажешь ты? Это не решение, а только усложнение вопроса. Я и сам это знаю; но для того и предлагаю это, чтобы на все такого рода вопросы дать одно решение. Итак, в чем состоит это решение? Какое можно дать решение удовлетворительнее того, что не Христос был причиной смерти детей, но жестокость царя; равно и не Петр был причиной смерти воинов, но безумие Ирода? В самом деле, если бы этот последний нашел подрытую стену, или разломанные двери, тогда он, пожалуй, имел бы право винить в беспечности воинов, стерегших апостола. Но раз все оставалось в надлежащем порядке, – и двери были заперты, и оковы остались на руках стражей (ведь они были связаны вместе с Петром), то он мог бы без сомнения заключить отсюда, если бы только здраво рассудить мог о происшедшем, что это не есть дело силы человеческой, или какого-либо обмана, а дело божественной и чудодейственной силы, и благоговеть перед Сделавшим это, а не восставать на стражей. Для того все это Бог и совершил таким образом, чтобы не только не подвергнуть наказанию стражей, но чтобы через них и самого царя привести к истине. Если ж он оказался нечувствительным, то разве небрежность больного падает на премудрого Врача душ, Который все употребил для его блага? То же самое можно сказать и здесь. Для чего ты, Ирод, будучи поруган волхвами, разгневался? Или ты не знал, что рождение было божественное? Не ты ли призвал архиереев? Не ты ли собирал книжников? Не приводили ли призванные с собой перед твое судилище и пророка, давно уже о том предсказавшего? Не видел ли ты, что древнее согласно с новым? Не слышал ли, что и звезда служила волхвам? Не устыдился ли ты ревности варваров? Не удивлялся ли их дерзновению? Не ужаснулся ли пророческой истины? Не мог ли заключить от прошедшего к последующему. После всего этого, почему же ты не размыслил, что это произведено не обманом волхвов, но силой Божьей, которая все устраивает надлежащим образом? Но если ты и обманут волхвами, то чем же виноваты дети, нимало тебя не оскорбившие?
Все это так, скажешь ты; но, показав ясно, сколь не извинителен и кровожаден был Ирод, ты не разрешил еще вопроса о несправедливости самого события. Пусть он действовал несправедливо, – но почему, скажешь ты, Бог попустил это? Что же нам ответить на этот вопрос? Укажу вам на то самое правило, о котором я непрестанно говорю и в церкви, и на торжище, и во всяком месте, – правило, которое, – желаю я, – чтобы и вы тщательно соблюдали, поскольку оно дает нам решение на все подобные недоумения. Что же это за правило? В чем оно заключается? То, что обижающих много, а обижаемого нет ни одного. Чтобы такой загадкой не смутить вас еще более, я сейчас же и разрешу ее. Обиды, несправедливо претерпеваемые нами от кого бы то ни было, Бог вменяет нам или в отпущение грехов, или в воздаяние награды. Чтобы мои слова были понятнее, я объясню их примером. Положим, что какой-нибудь раб должен своему господину большую сумму денег; допустим далее, что этот раб обижен бесчестными людьми, и какая-нибудь часть его имения отнята. Итак, если бы этот господин, имея возможность удержать похитителя и лихоимца, вместо того, чтобы возвратить рабу похищенные у него деньги, зачел их за долг свой, то обижен ли был бы раб? Никак. А что если бы господин отдал ему еще более похищенного? Не приобрел ли бы он еще более чем потерял? Это для всех очевидно. Точно также и мы должны думать и о своих страданиях: этими страданиями мы или заглаживаем наши грехи, или же, если не имеем грехов, получаем за них блистательнейшие венцы. Послушай, что говорит Павел о блуднике: «предать сатане в измождение плоти, чтобы дух был спасен»(1Кор. 5:5 ). Но к чему это, скажешь? Речь идет об обижаемых другими, а не о тех, которых исправляют учители. На самом деле, однако, здесь нет никакого различия, потому что у нас вопрос был о том, действительно ли в страданиях нет обиды страждущему? Но чтобы более приблизить слово к предмету нашего исследования, напомним о Давиде, который, видя Семея, нападавшего на него, издевавшегося над его несчастьем и осыпавшего его бесчисленными ругательствами, удержал военачальников, хотевших убить его, говоря: «оставьте его, пусть злословит», дабы видел «Господь… смирение мое, ивозвратил благостью за теперешнее… злословие» (2Сам. 16:11-12 ). И в Псалмах воспевая, сказал: «посмотри на врагов моих, как много их, и какою лютою ненавистью они ненавидят меня,.. и прости все грехи мои» (Пс. 24:19,18 ). И Лазарь достиг покоя потому, что в настоящей жизни претерпевал бесчисленные бедствия. Итак, те, которые кажутся обиженными, не обижены на самом деле, если только все несчастья переносят с мужеством; напротив, еще более приобретают, получают ли удары от самого Бога, или от дьявола. Но какой грех имели младенцы, скажешь ты, который должны были смыть своей кровью? Вышесказанное справедливо ведь можно применять только к людям возрастным, которые много согрешили; но те, которые претерпели столь безвременную смерть, какие грехи загладили своими страданиями? Но разве ты не слышал сказанного мной, что если нет грехов, то за здешние страдания там воздается награда? Итак, какой урон понесли дети, умерщвленные по такой причине и скоро достигшие покойной пристани? Ты скажешь, что они совершили бы многие, а может быть, и великие дела, если бы продолжилась их жизнь. Но Бог не малую предлагает им награду за то, что они лишились жизни по такой причине; иначе Он и не попустил бы ранней их смерти, если бы они могли сделаться великими. Если уже Бог с таким долготерпением попускает жить и тем, которые всю жизнь проводят во зле, то тем более не попустил бы умереть так этим детям, если бы предвидел, что они совершат что-либо великое.
Таковы наши основания; впрочем, это не все, но есть и другие сокровеннейшие, которые совершенно знает только Сам устраивающий это. Итак, предоставив Ему совершеннейшее ведение об этом, обратим внимание на последующее, и из несчастий других научимся все переносить мужественно. Подлинно, немалые скорби постигли Вифлеем, когда детей отторгали от сосцов матерей, и предавали неправедной смерти. Если же ты еще малодушествуешь и не в силах возвыситься до такого любомудрия, то узнай конец того, кто дерзнул на такое злодеяние, и немного успокойся. В самом деле, суд весьма скоро постиг Ирода за его поступок, и он за свое злодейство был достойно наказан: он кончил жизнь тяжкой смертью, и даже более жалкой, чем та, на которую он осудил младенцев, потерпев при этом бесчисленное множество и других страданий. Об этом вы можете узнать из истории Иосифа, которую передавать здесь мы не считаем нужным – с одной стороны, чтобы не удлинить нашего слова, с другой – чтобы не прерывать порядка.
Мф. 2:17-18 . Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет .
Так как евангелист повествованием об этом насильственном, несправедливом, лютом и беззаконном избиении исполнил ужасом слушателя, то он же и утешает его, говоря, что это не потому случилось, чтобы Бог не мог воспрепятствовать, или не предвидел этого, но что Он предвидел и предвозвестил об этом устами пророка. Итак, не смущайся и не падай духом, когда взираешь на Его неизреченный Промысел, который ясно можно усматривать как в Его действии, так и в попущении. Это самое и Христос дал разуметь ученикам, когда однажды, в беседе с ними, предвозвестив им о судилищах, узах, о вражде всей вселенной и о непримиримой брани, сказал для их воодушевления и утешения: «не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего» (Мф. 10:29 ). Этими словами Он хотел показать, что без Его ведома ничего не бывает, но что Он знает все, хотя и не делает всего. Поэтому, говорит, не смущайтесь и не бойтесь. Если Тот, Кто знает ваши страдания и может отвратить их, однако же, не отвращает, то без сомнения потому, что промышляет и печется о вас. Так должны мы рассуждать и в собственных искушениях, и мы отсюда получим немалое утешение. “Рахиль, – сказано, – плачет о детях своих». Но, – скажет кто-нибудь, может быть, – что общего имеет Рахиль с Вифлеемом? Что так же Рама имеет общего с Рахилью? Рахиль была мать Вениаминова, и по смерти погребена на пути ипподрома (Бут. 35:19 ) близ Рамы. Итак, поскольку и гроб ее был близ Рамы, и это место досталось в удел Вениамину, сыну ее (Рама была в колене Вениамина), то и по родоначальнику, и по месту погребения евангелист справедливо называет избитых детей – детьми Рахили. Потом, показывая, что приключившееся горе было тяжко и неутешно, – говорит: «не хочет утешиться, ибо их нет». И отсюда мы научаемся опять тому же, о чем я выше говорил, именно – что не должно смущаться, когда обстоятельства кажутся несообразными с обетованием Божьим. Смотри вот, какое было начало, когда пришел Господь для спасения Своего народа, или лучше – для спасения всей вселенной. Мать бежит, отец подвергается несносным страданиям, совершается убийство, всех убийств тягчайшее; всюду плач, рыдание и вопль многий. Но не смущайся! Господь, в яснейшее доказательство Своей силы, обыкновенно исполняет Свои намерения средствами, всегда противоположными. Так и учеников Своих Он воздвиг, научил и предуготовил ко всяким подвигам, совершая это ради большего чуда средствами противоположными. Потому и они, будучи истязаемы, гонимы и претерпевая бесчисленные бедствия, остались победителями над теми, которые истязали и гнали их.
Мф. 2:19-20 . По смерти же Ирода, – се, Ангел Господень во сне является Иосифу в Египте и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву .
Теперь уже не говорит «беги», но “иди”.
Видишь ли, как за искушением опять следует покой, а за покоем опять опасность? Кончилось его изгнание; он возвратился в свою страну, и узнал о смерти избившего младенцев; но, вступив в отечественную землю, он еще находит остатки прежних опасностей, находит в живых – и на престоле – сына тирана. Но как мог царствовать в Иудее Архелай, когда Понтийский Пилат был игемоном? Ирод только что умер и царство еще не разделилось на части, а так как тотчас по смерти Ирода власть принял вместо отца сын его, а между тем брат Архелая звался также Иродом, то евангелист и присоединил:
Мф. 2:22 . вместо Ирода отца своего .
Но, скажешь ты, если Иосиф убоялся идти в Иудею по причине Архелая, то ему следовало бояться и Галилеи по причине Ирода. Нет; с переменой места жительства дело уже было скрыто. Все нападение было на Вифлеем и его пределы, и раз уже совершено было избиение, то Архелай сын Иродов думал, что все уже кончилось, и что между многими убит и Тот, Кого искали. Притом же, может быть, видя такой конец жизни отца своего, он боялся простираться далее и еще упорствовать в беззаконии. Таким образом, Иосиф приходит в Назарет, как во избежание опасности, так и по желанию жить в отечестве. Для большого же ободрения получает об этом извещение и от ангела. Между тем святой Лука не говорит, чтобы Иосиф пошел в Назарет вследствие такого извещения; по его словам, Иосиф и Мария возвратились в Назарет, исполнивши все по закону очищения. Что ж на это сказать? То, что святой Лука говорит это, повествуя о времени до путешествия в Египет. Ангел, конечно, не повел бы их туда прежде очищения, чтобы не было никакого нарушения закона; он ожидал, пока совершится это очищение и они пойдут в Назарет, а тогда уже велел идти в Египет. Затем, когда они возвратились оттуда, – повелевает им идти в Назарет; в первый же раз они шли туда не по внушению ангела, а делали это сами собой, из любви к отчизне. Так как они ходили в Вифлеем только по причине переписи, и не имели даже места, где бы остановиться, то, кончивши дело, за которым приходили, возвратились в Назарет. Итак, ангел возвращает их в дом и успокаивает на будущее время. И это случилось не просто, а по пророчеству:
Мф. 2:23 . Да сбудется , – говорит евангелист, – реченное через пророков, что Он Назореем наречется .
Какой пророк сказал это, не любопытствуй слишком и не исследуй. Как можно видеть из истории Паралипоменон, пророческих книг много пропало. Иудеи, будучи нерадивы и часто впадая в нечестие, иным попустили затеряться, иные и сами сожгли и изорвали. Об одном говорит Иеремия, о другом писатель четвертой книги Царств, сообщая, что после долгого времени едва нашли где-то закопанное и затерянное Второзаконие. Если же иудеи так нерадели о священных книгах, когда не было еще врагов, то тем более – при нашествии неприятелей. Впрочем, соответственно предречению пророков, и апостолы часто называют Христа Назореем. Но не затемняло ли это, скажешь, пророчества о Вифлееме? Нет. Напротив, это-то особенно и побуждало к тщательному исследованию того, что было сказано о Нем. Так и Нафанаил начинает свое исследование о Нем словами: «из Назарета может ли быть что доброе» (Ін. 1:46 )? Действительно, Назарет был место не важное; да и не только он, но и вся область Галилейская. Потому и фарисеи говорили: «рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (Ін. 7:52 ). И однако, Господь не стыдится называться по имени этого места, показывая тем, что Он не имеет нужды ни в чем человеческом; также и учеников Своих выбирает из Галилеи, уничтожая тем всякие отговорки людей ленивых и показывая, что для подвига добродетели нам нет нужды ни в чем внешнем. Потому же он не избирает Себе и дома: «Сын Человеческий, – говорит, – не имеет, где приклонить голову» (Лк. 9:58 ). Потому Он и бегает от козней Ирода, и при рождении полагается в яслях, и пребывает в гостинице, и избирает бедную Мать, – научая нас тем не почитать ничего такого постыдным, попирая с самого начала гордость человеческую и убеждая к одной добродетели.
И для чего ты гордишься отечеством, говорит Он, когда Я повелеваю тебе быть странником всей вселенной, когда ты можешь сделаться таким, что весь мир не будет тебя достоин? Откуда ты происходишь, – это так маловажно, что сами языческие философы не придают этому никакого значения, называют внешним и отводят последнее место. Однако же, Павел допускает это, скажешь ты, когда говорит: «в отношении к избранию, возлюбленные Божии ради отцов»(Рим. 11:28 ). Но скажи, когда, о ком и кому он так говорит? Обратившимся язычникам, которые гордились своей верой, восставали против иудеев, и тем самым еще более отчуждали их от себя. Итак, он говорит это для того, чтобы в одних низложить кичливость, а других привлечь и возбудить к подобной ревности. Когда же он рассуждает о тех благородных и великих мужах, то слушай, что говорит: «ибо те, которые так говорят, показывают, что они ищут отечества. И если бы они в мыслях имели то отечество , из которого вышли, то имели бы время возвратиться; но они стремились к лучшему, то есть к небесному» (Євр. 11:14-16 ). И опять: «все сии умерли в вере, не получив обетований, а только издали видели оные, и радовались» (Євр. 11:13 ). Точно также говорил Иоанн приходившим к нему: «не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам» (Мф. 3:9 ); также Павел: «не все те Израильтяне, которые от Израиля, …не плотские дети суть дети Божьи» (Рим. 9:6,8 ). В самом деле, скажи мне, что пользы было детям Самуила в благородстве отца их, когда сами они не наследовали его добродетели? Что пользы детям Моисея, не поревновавшим его строгой жизни? Они не наследовали его власти. Они писались его детьми, но управление народом перешло к другому, кто был сыном ему по добродетели. Напротив, повредило ли Тимофею то, что он имел отцом язычника? Что опять было пользы сыну Ноя от добродетели отца его, если он сделался из свободного рабом? Видишь ли, как мало защиты детям в благородстве отца их? Развращение воли преодолело законы природы, и лишило Хама не только благородства родительского, но и самой свободы. Также Исав не был ли сыном Исаака, который еще и ходатайствовал о нем? Хотя и отец старался и желал того, чтобы он был участником в благословении, и он сам для того исполнял все его повеления, но так как он был худ, то все это не помогло ему. Несмотря на то, что и по природе он был первенцем, и отец вместе с ним всячески старался о сохранении его преимущества, он лишился, однако, всего, потому что не имел Бога с собой. Но что я говорю об отдельных людях? Иудеи были сынами Божьими, и, однако, ничего не приобрели от этого достоинства. Итак, если кто, будучи даже сыном Божьим, за то, что не окажет добродетели достойной такого благородства, еще более наказывается, то, что уже выставлять благородство дедов и прадедов? Да и не только в ветхом, но и в новом завете можно найти то же самое. «А тем, которые, – сказано, – приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими» (Ін. 1:12 ); между тем, для многих из этих чад, по словам Павла, совсем бесполезно то, что они имеют такого Отца. «Если вы обрезываетесь, – говорит он, – не будет вам никакой пользы от Христа» (Гал. 5:2 ). Если же и Христос совсем бесполезен для тех, которые не хотят внимать самим себе, то, что пользы в человеческом предстательстве? Итак, не будем гордиться ни благородством, ни богатством, но будем презирать надмевающихся подобными преимуществами; не будем унывать по причине бедности, но будем искать того богатства, которое состоит в добрых делах, и убегать той бедности, которая вводит нас в грех. По этой последней причине и известный богач действительно был беден, почему и не мог, несмотря на усиленные просьбы, получить и одной капли воды. Между тем, есть ли между нами такой нищий, который бы не имел и воды для прохлады? Нет ни одного; и те, кто истаивает от крайнего голода, могут иметь каплю воды, и не только каплю воды, но и другое, гораздо большее утешение. А этот богач и того не имел, – так он был беден, и, что всего тягостнее, ниоткуда не мог иметь утешения в своей бедности. Итак, что мы алчем денег, когда они не возводят нас на небо? Скажи мне, если бы какой-либо земной царь сказал, что богатый не может блистать в его царских чертогах, или достигнуть какой-либо почести, то не все ли с презрением бросили бы имения? Итак, если мы готовы презреть имение, когда оно лишает нас чести у царя земного, то при голосе Царя небесного, который ежедневно взывает и говорит, что неудобно с богатством войти в священные те преддверия, не презрим ли все, и не отвергнем ли богатства, чтобы свободно войти в Его царство?
И достойны ли мы какого-либо прощения, когда с великим старанием обременяем себя тем, что заграждает нам туда вход, и скрываем свое богатство не только в сундуках, но и в земле, тогда как можно бы положить его в хранилище небесное? Ты поступаешь в этом случае подобно тому земледельцу, который, взяв пшеницу, вместо того, чтобы посеять ее на плодоносном поле, бросает в озеро, отчего и сам не получает никакой пользы, и пшеница, испортившись, пропадает. И чем обыкновенно оправдываются люди, когда мы так обличаем их? То не мало утешает нас, говорят они, что мы уверены в безопасности всего скрытого у нас. Но и не быть уверенным, что есть скрытые сокровища, также утешительно. Положим, что ты не боишься голода; но ради такого хранилища ты необходимо должен бояться других, тягчайших бедствий – смерти, вражды, наветов. Да и в случае голода народ, им понуждаемый, поднимет руку на дом твой. Вернее же сказать, поступая таким образом, ты сам же причиняешь и голод городам, и через то готовишь своему дому опасность страшнее голода. Я не знаю, умирал ли кто вдруг от голода, потому что против этого зла можно придумать много всякого рода средств; но за деньги, за богатство, и за подобные вещи много могу представить убитых и тайно, и явно. Множеством таких примеров наполнены дороги, судебные места и торжища. Да что я говорю о дорогах, судебных местах и торжищах? Посмотри, – самое море исполнено кровью. Тираническая власть любостяжания не только на земле распространила свою державу, но и на море свирепствует с великим неистовством. Один плывет за золотом, другого умерщвляют за него же; одного эта мучительная страсть делает купцом, другого человекоубийцей. Итак, на что всего менее можно полагаться, как не на богатство, когда из-за него нужно скитаться, подвергаться опасности и самой смерти? Но «кто пожалеет об ужаленном заклинателе змей»(Сир. 12:13 ), по слову Писания? Зная жестокость тиранства, надлежало бы убегать рабства, и истреблять пагубную любовь. Но, скажешь, возможно ли это? Возможно, если только водворишь в себе другую любовь, любовь к небесам. Кто желает Царства Небесного, тот смеется над корыстолюбием. Раб Христов не будет рабом богатства, но его властелином. Богатство обыкновенно само ищет того, кто от него бегает, и убегает от того, кто его ищет; не столько чтит ищущего его, сколько презирающего; ни над кем так не издевается, как над своими искателями, – и не только издевается над ними, но и опутывает их бесчисленными узами. Итак, освободимся хотя бы теперь от этих пагубных цепей. Зачем порабощать разумную душу неразумному веществу, матери бесчисленных зол? Но не смешно ли? Мы спорим против него словами, а оно спорит против нас делами; водит нас повсюду и, к нашему бесславию, спорит с нами, как с невольниками и непотребными рабами. Что постыднее и бесчестнее этого. Если мы не преодолеваем вещества бесчувственного, то, как же будем преодолевать силы бестелесные? Если не презираем низкое вещество и презренные камни, то, как покорим себе начала и власти? Как будем упражняться в целомудрии? Если и блеск серебра поражает нас, то, как сможем презреть красоту лица? Есть люди, которые до того преданы этой тиранической власти, что самый вид золота производит над ними особенное действие, и они для шутки говорят, что и для глаз полезно смотреть на золотую монету. Но не шути так, человек! Поистине ничто так не вредит и телесным, и душевным очам, как эта страсть. Пагубная любовь эта погасила светильники неразумных дев, и лишила их брачного чертога. Взгляд на золото, – по словам твоим, полезный для глаз, – не позволил несчастному Иуде внять гласу Господа, и еще довел до того, что он удавился, разверзся посередине и, наконец, низвергся в геенну. Итак, что может быть беззаконнее этого взгляда? Что ужаснее? Не о веществе денег говорю я, но о безмерной и необузданной к ним страсти. Она-то по каплям проливает кровь человеческую, имеет смертоубийственный вид, всякого зверя лютее, так как и падших терзает, и, что еще хуже, не дает и чувствовать этих терзаний. Одержимым этой страстью надлежало бы простирать руки к мимоходящим и взывать о помощи; а они еще благодарят за эти мучения. Что может быть злосчастнее? Итак, размышляя об этом, будем убегать от этой неисцелимой болезни, будем врачевать ее угрызения и подальше уклоняться от таковой язвы, чтобы и здешнюю жизнь провести безопасно и спокойно, и будущие наследовать сокровища, которых и да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава и честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Беседа 10
«В те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской и говорит: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» . (Мф. 3:1-2 )
Какое время означается выражением «в те дни». – Почему Христос крестился тридцати лет. – Отличие крещения Иоаннова от данного Христом. – Цель пришествия Иоанна. – Явление и деятельность Иоанна заранее предсказаны были пророками. – Образ жизни Иоанна. – Увещание подражать Иоанну. – Близость суда и необходимость покаяния. – Покаяние состоит не только в оставлении худых дел, но и в замене их делами добрыми. – Почему Бог не скоро исполняет наши прошения. – Польза искушений.
В какие это дни? По свидетельству св. Луки, Иоанн пришел не в те дни, когда Иисус был еще отроком и возвратился в Назарет, но по прошествии тридцати лет. Как же сказано здесь: “В те дни”? В Писании весьма часто употребляется такой образ речи, когда говорится не только о таких происшествиях, которые непосредственно следовали друг за другом, но и о таких, которые были по истечении многих лет. Так, когда ученики приступили к Иисусу, сидевшему на горе Елеонской, и желали узнать от Него и об Его пришествии, и о разрушении Иерусалима (а вы знаете, какое расстояние времени между этими двумя событиями), тогда Он, кончивши речь о разорении иудейской столицы и переходя к концу мира, присовокупил: «тогда и это будет». Словом «тогда» Он не смешивал времена, но означил только то время, в которое произойдет кончина мира. Точно так же употреблены и здесь слова: “В те дни”. Евангелист указывает этими словами не на те дни, которые непосредственно следовали, но на те, в которые должно было случиться то, о чем он намеревался говорить. Но почему, скажешь ты, Иисус пришел креститься спустя тридцать лет? Потому, что после этого крещения Ему надлежало уже упразднить закон. Чтобы не сказал кто-нибудь, что Он потому отменяет закон, что не мог исполнить его, Он во всей точности исполнял его во все продолжение того возраста, который обыкновенно способен ко всяким грехам. Не во всякое ведь время все страсти действуют в нас; но в раннем возрасте обыкновенно бывает больше неразумия и малодушия, в последующем сильнее действует похоть, а далее, в следующем возрасте – любостяжание. Потому-то Христос, прошедши чрез все эти возрасты и во всех них исполнив закон, тогда уже приходит к крещению, чем и заключил исполнение всех заповедей. А что крещение было последним из дел законных, выслушай Его слова: «Ибо так надлежит нам исполнить всякую правду»(Мф. 3:15 ). Смысл этих слов таков: мы все предписанное законом исполнили, не преступили ни одной заповеди; и так как остается только одно крещение, то и это нам должно присовокупить, и таким образом исполним всякую правду. Под «правдой» Он разумеет здесь исполнение всех заповедей. Отсюда видно, для чего Христос приступил к крещению. Но почему вздумалось Иоанну крестить? По свидетельству ев. Луки, не сам собою сын Захарии приступил к крещению, но по возбуждению Божию: «Был глагол Божий»к нему (Лк. 3:2 ), т. е., повеление Божие ему. И сам Иоанн говорит: «Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего» как голубя, «и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым» (Ін. 1:33 ). Для чего же он послан совершать крещение? И это опять объясняет нам сам Креститель, говоря: «Я не знал Его; но для того пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю» (Ін. 1:31 ). Но если одна эта причина, то как же еванг. Лука говорит: «Он проходил по всей окрестной стране Иорданской, проповедуя крещение покаяния для прощения грехов» (Лк. 3:3 )? Крещение Иоанново не давало прощения грехов. Это последнее было даром крещения, после данного нам. В нем мы спогреблись со Христом; в нем ветхий наш человек сораспялся с Христом; а прежде креста Христова нигде не видно отпущения грехов: оно везде приписывается крови Его. И апостол Павел говорит: «Но омылись, но освятились» не крещением Иоанновым, но «именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего» (1Кор. 6:11 ). И в другом месте: «Иоанн крестил крещением покаяния, – не сказано отпущения, – чтобы веровали в Грядущего по нем» (Деян. 19:4 ). Да и каким бы образом могло быть отпущение грехов, когда еще ни жертва не была принесена, ни Дух (Святый) не сходил, ни грехи не были заглаждены, ни вражда не пресеклась, ни проклятие не уничтожилось?
Итак, что же значит – «для прощения грехов»? Нераскаянны были иудеи и никогда не чувствовали грехов своих, но будучи подвержены крайним порокам, всегда считали себя праведными, а это-то особенно и губило их, и отдаляло от веры. Апостол Павел, укоряя их за это, сказал: «Не разумея праведности Божией усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией»(Рим. 10:3 ). И еще: «Что же скажем? Язычники, не искавшие праведности, получили праведность [от веры]. А Израиль, искавший закона праведности, не достиг до закона праведности. Почему? потому что [искали] не в вере, а в делах закона»(Рим. 9:30-32 ). Так как это было причиною их зол, то приходит Иоанн, чтобы привести их к сознанию своих грехов. Это выражалось в самой наружности его; располагавшей их к покаянию и исповеданию грехов, то же показывала и его проповедь, потому что он только и говорил: «Сотворите же достойные плоды покаяния» (Лк. 3:8 ). Итак, Поелику несознание грехов своих, как говорит и апостол Павел, удаляло их от Христа (тогда как, напротив, от помышления о своих грехах происходит желание искать Искупителя и прощения), – то и цель пришествия Иоанна состояла в том, чтобы расположить их к познанию своих грехов и склонить к покаянию; не для того, чтобы они были наказаны, а чтобы стали через покаяние более смиренными, осудили самих себя и прибегли к получению прощения. Смотри, с какою точностью евангелист указал на это. Сказав, что Иоанн «приходит… и проповедует в пустыне Иудейской… крещение покаяния», он присовокупил – «для прощения», как бы говоря тем: он убеждал их к сознанию и покаянию в грехах, не для наказания их, но чтобы они удобнее получили отпущение, имевшее быть после. Если бы они не осудили самих себя, то не стали бы искать и милости; а не ища ее, не удостоились бы и отпущения грехов. Итак, крещение Иоанново пролагало путь к другому. Потому-то и сказано: «Чтобы веровали в Грядущего по нем». Этими словами, кроме означенной нами, указывается еще и новая причина крещения. Неприлично было Иоанну обходить дома и, взявши Христа за руку, водить везде, говоря: веруйте в Него; неприлично также было перед всеми мимоходящими возносить этот блаженный глас, и совершать все прочее. Потому и пришел он крестить. И уважение к Крестителю, и цель самого действия привлекала и призывала к Иордану всех жителей, так что здесь было великое собрание народа. Вот почему приходящих к нему он смиряет и убеждает не думать о себе много, показывая, что они подвергнутся величайшим бедствиям, если не покаются, – убеждает перестать хвалиться своими предками и принять грядущего. В это время явление Христово было еще прикровенно, и многие, по причине бывшего в Вифлееме избиения, почитали Его умершим. Правда, Он, будучи еще двенадцати лет, обнаружил Себя, но в скором времени опять сделался неизвестным. Вот почему Его явление в самом начале долженствовало быть особенно знаменитым и высоким. Потому-то Иоанн в первый раз громогласно и проповедует народу иудейскому то, чего они не слыхали ни от пророков и ни от кого другого, – напоминает им о небесах и о небесном царстве, и не говорит уже ни о чем земном. Под царством же разумел он пришествие Христово, как первое, так и последнее. Но для чего, скажешь ты, говорил он это иудеям, когда они не понимали слов его? Я для того говорю это, скажет он, чтобы они, будучи возбуждены таинственностью слов, стали искать проповедуемого. И действительно, Иоанн так воодушевил благими надеждами приходивших к нему, что даже многие мытари и воины спрашивали: что им делать, и как устроить жизнь свою? – а это было признаком, что они, оставивши житейские дела свои, начали обращать взор свой на другое важнейшее, и как бы во сне представлять будущее. Все, что они видели и слышали, порождало в них высокие мысли.
В самом деле, представь, каково было видеть человека, исходящего из пустыни, по прошествии тридцати лет, сына одного из первосвященников, того, который никогда не имел нужды в вещах человеческих, во всех отношениях достоин был уважения, и сверх того имел за собой пророка Исаию, поскольку этот последний возглашал о нем, говоря: «вот тот, о котором я предвещал, что он приидет вопиять в пустыне, и обо всем громогласно проповедовать». И действительно, пророки так были заботливы в настоящем случае, что задолго предвозвестили не только о Владыке своем, но и о том, кто будет слугой Его; и предвозвестили не только о лице его, но предсказали и место, где он будет проповедовать, и образ проповеди, который он употребит для научения, и то, какие добрые последствия произойдут от его проповеди. Смотри, как оба они, т. е. пророк и креститель, соглашаются в одной мысли, хотя и не одними словами выражают ее. Исаия говорит, что такова будет проповедь Иоанна: «Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте… стези»Его (Іс. 40:3 ); сам же креститель, по пришествии своем, говорит: «Сотворите же достойные плоды покаяния», – это означает то же самое, что и слова: «Приготовьте путь Господу». Видишь ли, что и слова, изреченные пророком, и проповедь самого Иоанна означают только то, что он пришел предуготовить и предустроить путь ко Христу? Пришел не для того, чтобы подавать дар, т. е. отпущение грехов, но чтобы приуготовить души тех, которые имели принять Бога всяческих. Лука же еще нечто прибавляет; он приводит не начало только пророчества, но передает его полностью: «Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими; и узрит всякая плоть спасение Божие»(Лк. 3:5-6 ; Іс. 40:4 ). Видишь ли, как говорит? Пророк давно все предсказал: и стечение народа, и перемену вещей к лучшему, и успех проповеди, и причину всех этих событий, – хотя это все выражено иносказательно, так как это были слова пророческие. Когда пророк говорит: «Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся,… и неровные пути сделаются гладкими», – то он означает этим, что и смиренные вознесутся и гордые смирятся, и трудность закона переменится в легкость веры. Не будет уже более трудов и пота, говорит он, но настанет благодать и прощение грехов, облегчающие путь спасения. Потом указывает и причину этого, говоря: «узрит всякая плоть спасение Божие», т. е. не одни уже только иудеи и принявшие их веру, но вся земля и море, и все естество человеческое. Через стропотное он означил всякую развращенную жизнь, разумел мытарей, любодеев, разбойников, волхвов и вообще всех тех, которые прежде жили развращенно, а после вступили на правый путь, о чем говорил и сам Христос: «Мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие» (Мф. 21:31 ), – так как они уверовали. То же самое выразил пророк еще и другими словами: «Тогда волк будет жить вместе с ягненком» (Іс. 11:6 ), «Волк и ягненок будут пастись вместе» (Іс. 65:25 ). Как там, под образом холмов и дебрей, указывает на соединение различных нравов в один согласный образ мыслей, так и здесь, в свойствах различных животных изображая различные нравы людей, говорит, что они также соединятся и будут между собою согласны в благочестии; и здесь опять, представляет тому причину: “И будет, – говорит, – в тот день: к корню Иессееву, который станет, как знамя для народов, обратятся язычники, – и покой его будет слава» (Іс. 11:10 ). Эту же причину и там привел он, сказав: «И узрит всякая плоть спасение Божие» (Лк. 3:6 ). В обоих случаях он указывает на то, что сила и познание Евангелия разольются во все концы земли, и род человеческий от зверских нравов и от грубого образа мыслей перейдет к кротости и мягкости. «Сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих» (Мф. 3:4 ). Видишь ли, как иное предвозвестили пророки, а иное предоставили евангелистам? Почему Матфей и пророчества приводит, и от себя присоединяет, не почитая излишним сказать и об одежде праведника.
В самом деле, странно и удивительно было видеть в человеческом теле такое терпение: это-то особенно и привлекало иудеев. Они видели в нем великого Илию; зрелище, которого они были свидетелями, напоминало им об этом святом муже, и даже еще более изумляло их. Действительно, тот питался и в городах и домах, а этот от самой колыбели постоянно жил в пустыне. Предтече Того, Кто имел упразднить все древнее, как то: труд, проклятие, печаль и пот, надлежало и самому иметь некоторые знаки такого дара и быть выше древнего осуждения. Таковым он и был. Ни земли Он не обрабатывал, ни бразд не рассекал, ни хлеба не ел в поте лица; но стол имел готовый, одежду находил легче стола, а о жилище еще менее заботился, нежели об одежде. Он не имел нужды ни в доме, ни в постели, ни в столе, ни в чем другом подобном, но, нося плоть, вел какую-то ангельскую жизнь. Для того-то он и носил власяную одежду, чтобы и самою одеждою научить нас удаляться человеческого, и не иметь ничего общего с землею, но возвращаться к прежнему благородству, в каком был некогда Адам, прежде, нежели возымел нужду в платье и одежде. Таким образом, сама одежда Иоанна служила знаком и царского достоинства, и покаяния. Не спрашивай меня, откуда он, живя в пустыне, мог достать власяницу и пояс? Если ты будешь спрашивать об этом, то найдешь множество и других вопросов, например: как он во время зимы и во время зноя солнечного жил в пустыне, особенно же в незрелом возрасте и с слабым, еще не укрепившимся телом? Каким образом детское его тело могло перенести такие перемены погоды, при таком необыкновенном столе и прочих невыгодах пустынной жизни? Где ныне те греческие философы, которые суетно ревновали циническому бесстыдству? Какая была польза запираться в бочке, и потом предаваться такой гнусности? Где эти философы, которые, пренебрегая всеми приличиями, имели между тем множество колец, чаш, слуг и служанок, и окружали себя прочею пышностью, вдаваясь, таким образом, в две крайности? Но не таков был Иоанн; он обитал в пустыне, как на небе, строго исполняя все правила философии, и оттуда, подобно ангелу с неба, нисходил во грады, – подвижник благочестия, увенчанный всею вселенной, и философ философии, и достойной неба. Притом он был таковым тогда, когда еще не был разрешен грех, не прекратился еще закон, не была еще связана смерть, не были еще сокрушены медные врата, но когда еще имел силу ветхий завет. Такова-то мужественная и крепкая душа: она всюду проходит и побеждает все преграды. Таков был и Павел в новом завете. Но для чего, скажешь ты, Иоанн вместе с одеждою носил и пояс? Таков был обычай древних, прежде чем вошла в употребление одежда мягкая и раздувающаяся. Так опоясывался Петр, равно как и Павел: “Мужа, – говорится, – чей этот пояс»(Деян. 21:11 ). Так же одет был Илия; так же одевался и каждый из святых, потому что они непрестанно были в деле: или путешествовали, или чем-нибудь другим нужным занимались и трудились. Впрочем, не по одной только этой причине они одевались таким образом, но еще и потому, что пренебрегали всякими украшениями и любили жизнь строгую и суровую; а это и Христос поставляет в величайшую похвалу добродетели: «Что же, – говорит, – смотреть ходили вы? человека ли, одетого в мягкие одежды? Носящие мягкие одежды находятся в чертогах царских»(Мф. 11:8 ).
Если же Иоанн, этот столь чистый муж, светлейший неба и высший всех пророков, более которого никого не было и который имел такое дерзновение, – если он вел такую суровую жизнь, совершенно пренебрегая всеми излишними удовольствиями, то какое же оправдание будем иметь мы, которые после явленных нам великих благодеяний, и при бесчисленных грехах, нас обременяющих, не оказываем даже и малейшей части его покаяния, но упиваемся, пресыщаемся, намащаемся благовониями, живем ничем не лучше театральных блудниц, всячески нежимся, и таким образом делаем себя легкою добычею дьяволу? «Тогда Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои»(Мф. 3:5-6 ). Видишь ли, как сильно подействовало явление пророка, как заставило весь народ встрепенуться, как привело его в чувство грехов своих? И подлинно, чудное было для иудеев зрелище, когда они видели, что Иоанн в человеческом образе проявляет такие дела, говорит с таким дерзновением, восстает на всех как на детей, блистает особенною благодатью в лице своем. Удивление их увеличивалось еще более от того, что явление пророка последовало спустя долгое время (ведь благодать пророческая оскудела у них, и возвратилась к ним спустя долгое время). Да и самый образ проповеди был какой-то странный и особенный. В самом деле, они не слыхали от Иоанна ничего обыкновенного: ни о земных войнах, битвах и победах, ни о бедствиях голода и мора, ни о вавилонянах и персах, ни о взятии города, ни о другом чем-либо обыкновенном, но о небесах, небесном царстве и о мучении в геенне. Вот почему иудеи, несмотря на то, что незадолго перед тем временем сообщники возмутителей Иуды и Февды все были побиты в пустыне Иорданской, нимало не страшились идти туда. Иоанн призывал их не с тем же намерением, как эти возмутители, т. е. чтобы склонять их к восстановлению царства, восстанию и нововведениям, но чтобы руководствовать к небесному царству. Потому он и не удерживал их в пустыне, чтобы вести за собою, но отпускал, преподав крещение и правила строгой жизни; он всеми мерами старался внушить им презирать все земное, а возноситься и устремляться постоянно к будущему. Будем и мы подражать Иоанну, и оставив сластолюбие и пьянство, начнем жизнь воздержную. Теперь время покаяния как для некрещеных, так и для крестившихся, чтобы одни, покаявшись, сделались причастниками святого таинства, а другие, омывши скверны, приобретенные после крещения, с чистою совестью приступили к трапезе. Оставим же эту сластолюбивую и развращенную жизнь. Нельзя ведь, никак нельзя в одно и то же время и каяться, и предаваться сластолюбию. И в этом пусть уверит вас одежда, пища и жилище Иоанна. Что ж, скажете, – прикажешь и нам вести такую суровую жизнь? Не приказываю, но советую и прошу. Если же для вас это невозможно, то хоть оставаясь в городах, будем совершать покаяние. Суд уже у дверей. Да если бы он и не был так близок, все-таки, нам не должно быть беспечными, потому что конец жизни каждого имеет такую же силу для отзываемого в будущую жизнь, как и кончина мира. А что суд уже у дверей, послушай, как говорит о нем Павел: «Ночь прошла, а день приблизился»(Рим. 13:12 ); и в другом месте: «Грядущий придет и не умедлит» (Євр. 10:37 ). Да и самые признаки, возвещающие день суда, уже открылись, потому что сказано: «Проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец» (Мф. 24:14 ).
Заметьте особенно эти слова. Не сказал Спаситель: когда уверуют все люди, но: когда будет всем проповедано. Потому-то Он и прибавил: «во свидетельство всем народам», давая чрез то знать, что Он не будет отлагать пришествия Своего дотоле, пока все уверуют. «Во свидетельство»здесь значит: в обвинение, в обличение, в осуждение неверовавших. А мы, слыша и видя это, спим и видим грезы, как бы погруженные в самый глубокий полночный сон. И действительно, происходящее теперь наяву, радостное ли то, или прискорбное, ничем не лучше грез. Потому и умоляю вас, наконец, пробудиться, и воззреть к Солнцу правды. Сонный не может видеть солнца, и усладить взор свой красотою лучей его. Если же что и видит, то все как бы во сне. Итак, нам нужны теперь глубокое раскаяние и обильные слезы, как потому, что мы грешим и остаемся бесчувственными, так и потому, что грехи наши велики и превышают прощение. А что я не лгу, в том свидетелями большая часть слушателей. Впрочем, хотя грехи и превышают прощение, обратимся все же к покаянию, и мы удостоимся венцов. Покаянием же я называю не то, чтобы только отстать от прежних худых дел, но и то, чтобы показать большие добрые дела. “Сотворите, – сказано,– же достойные плоды покаяния»(Лк. 3:8 ). Как же нам сотворить их? Поступая напротив. Например, ты похищал чужое? Вперед давай и свое. Долгое время любодействовал? Теперь воздерживайся и от своей жены в известные дни; привыкай к воздержанию. Оскорблял и даже бил, кого ни встречал? Вперед благословляй обижающих тебя и благодетельствуй бьющим. Для исцеления нашего не достаточно только вынуть стрелу, но еще нужно приложить к ране лекарство. Ты предавался прежде сластолюбию и пьянству? Теперь постись и пей воду; старайся истребить зло, происшедшее от прежней жизни. Ты смотрел прежде сладострастными очами на чужую красоту? Вперед для большей безопасности совсем не смотри на женщин. “Уклоняйся, – сказано,– от зла и делай добро» (Пс. 33:15 ), и еще: «Удерживай язык свой от зла и уста свои от коварных слов» (Пс. 33:14 ). А я требую, чтобы ты еще говорил доброе. «Ищи мира и следуй за ним» (Пс. 33:15 ) не только с людьми, но и с Богом. Прекрасно сказано: “следуй”. Подлинно мир отринут и изгнан, и, оставив землю, отошел на небо. Но мы можем возвратить его опять, если только, оставив гордость, наглость и все, что препятствует ему, захотим вести жизнь скромную и кроткую. В самом деле, нет ничего хуже наглой надменности. Она-то и делает нас и напыщенными и в то же время раболепными, а потому в первом случае смешными, во втором отвратительными, и таким образом производит зараз два противоположных порока: гордость и подлое ласкательство. Если же мы искореним эту ненасытную страсть, то будем и истинно-смиренными, и высокими без всякой для себя опасности. От излишества, ведь, и в телах наших происходит порча соков, и когда составные части нашего тела по чрезмерности выходят из своих границ, то рождаются бесчисленные болезни и страшные случаи смерти. То же самое бывает и с душою.
Итак, отсечем всякую безмерность и, принявши спасительное врачевство умеренности, будем жить добропорядочно, как следует, и станем усердно прилежать к молитвам. Если и не получим просимого, будем молиться, чтобы получить; если же получим, не престанем молиться и по получении просимого. Бог не для чего-нибудь иного откладывает исполнение наших прошений, но для того, чтобы замедлением возбуждать к неусыпным молитвам. Для того-то Он и отлагает исполнение наших прошений, и часто попускает нам впадать в искушения, чтобы мы непрестанно к Нему прибегали и не оставляли Его. Так поступают и любящие отцы и чадолюбивые матери: видя, что дети перестают ласкаться к ним, и оставляют их, чтобы играть с своими сверстниками, они часто приказывают слугам своим пугать их, чтобы страхом принудить их бежать к материнским объятиям. Так и Бог часто угрожает нам не потому, что Он готов исполнить над нами Свои угрозы, но для того, чтобы привлечь к Себе. Оттого-то, когда мы к Нему обращаемся, Он тотчас перестает быть грозным. Если бы мы были одинаковы как в благополучии, так и в искушениях, то не было бы и нужды в искушениях. И что нам говорить о себе? И сами святые мужи часто вразумляемы были искушениями. Потому-то и говорит пророк: «Благо мне, что я пострадал»(Пс. 118:71 ). И сам Христос говорит апостолам: «В мире будете иметь скорбь»(Ін. 16:33 ). То же самое разумеет и Павел, когда говорит: «Дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня» (2Кор. 12:7 ). Вот почему, хотя и просил он избавиться от этого искушения, он не получил просимого, потому что ему от него была большая польза. Если пройдем всю жизнь Давида, то найдем, что и он был светлее во время бедствий. И не только он, но и все другие ему подобные. Так Иов наиболее сиял во время бедствий; тогда же наиболее прославился Иосиф; также Иаков, и отец его и отец отца его, и все, которые когда-либо сияли и получили блистательнейшие венцы, увенчались и прославились от скорбей и искушений. Зная все это, не будем, по словам мудрого, «смущаться во время посещения» (Сир. 2:2 ), а научимся тому единственно, чтобы мужественно все переносить, и, что бы ни случилось с нами, ни о чем не любопытствовать и не беспокоиться. Знать, когда должны кончиться наши скорби, принадлежит Богу, Который их попускает, а переносить эти скорби со всею благодарностью – есть дело уже нашей благопризнательности. Если будет так, то все будет у нас хорошо. А чтобы это действительно было, чтобы нам быть славнее здесь – на земле и блистательнее на небесах, будем принимать все, постигающее нас, с благодарностью к Тому, Кто лучше нашего знает, что нам полезно, и Кто любит нас сильнее самих родителей. Эти две мысли припоминая себе при каждом постигающем нас бедствии, будем укрощать скорбь свою и прославлять Бога, Который во всех случаях все творит и устрояет в нашу пользу. Таким образом мы и легко отразим все наветы, и получим нетленные венцы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Беседа 11
«Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, сказал им: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?» (Мф. 3:7 )
Неверие фарисеев, приходивших к Иоанну. – Обличение фарисеев Иоанном не лишало их надежды спасения чрез покаяние. – Для покаяния не требуется продолжительного времени. – Превосходство крещения Христова над крещением Иоанновым. – Почему Иоанн говорит о даровании Духа Св., умалчивая о предшествующих делах Христа. – Одного крещения недостаточно для спасения; требуется еще и добродетельная жизнь. – Нужно извлекать пользу из проповеди. – Добродетели надо научаться постепенно, переходя от легчайшего к более трудному. – Польза эпитимий. – Приобретение навыка в добродетели.
Почему же Христос говорит, что они не верили Иоанну? Потому что это была не вера, если они не приняли Того, о Ком Иоанн проповедовал. Они, по-видимому, внимали и учению пророков, и словам Законодателя, – и однако Христос обличал их в невнимании, потому что они не приняли Того, о Ком предрекали пророки. «Ибо если бы вы верили Моисею,– говорит Он,– то поверили бы и Мне»(Ін. 5:46 ). И впоследствии, когда Христос спрашивал их: «Крещение Иоанново откуда было»? – они так рассуждали между собою: «Если сказать: от человеков, – боимся народа; если скажем: с небес, то Он скажет нам: почему же вы не поверили ему» (Мф. 21:25-26 )? Из всего этого, таким образом, видно, что они приходили к крещению, и крестились, но не пребыли в вере проповеданному. И евангелист Иоанн открывает нам их злобу, когда, говоря о посланных спросить Крестителя: “Ты Илия?” Христос ли ты? тотчас прибавляет: «А посланные были из фарисеев» (Ін. 1:21,24 ). Так что же? А простой народ разве не точно так же думал? Правда, говорит; но только простой народ думал так по простоте сердца, фарисеи же хотели уловить его. Так как, например, было известно, что Христос придет из веси Давидовой, а Иоанн был от колена Левиина, то они и предлагали ему коварный вопрос, чтобы в самом его ответе найти случай напасть на него. Это видно и из дальнейшего: несмотря на то, что он и не дал тех ответов, каких они ожидали, они все-таки нападают на него, говоря: «Что же ты крестишь, если ты ни Христос…» (Ін. 1:25 )? Но чтобы тебе еще более увериться в том, что фарисеи приходили креститься с одними мыслями, а простой народ с другими, послушай, как показал это евангелист. О простом народе он говорит, что он приходил и крестился от Иоанна, исповедуя свои грехи; а о фарисеях говорит уже не то, но вот что: «Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, сказал им: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева»? Какая высота духа! Как сильно говорит он к людям, всегда жаждавшим крови пророков, – людям, ничем не лучшим змей! С какою свободою он обличает и их самих, и родивших их!
Так, скажешь: свобода велика; но вот что надобно спросить: имеет ли она какое-либо основание? Ведь он видел их не согрешающими, но кающимися; казалось бы, поэтому, он должен был не порицать их, а похвалить, и принять за то именно, что они, оставив город и свои дома, пришли слушать его проповедь. Что же мы на это скажем? То, что он обращал внимание не на настоящие обстоятельства, не на то, что происходило, но видел тайные их помышления, которые открыл ему Бог. Так как они величались своими предками, что и было причиною их погибели, и повергло их в беспечность, то он исторгает самый корень их гордости. Потому же и Исайя называет их начальниками содомскими и народом гоморрским (Іс. 1:10 ), а другой пророк говорит: «Не таковы ли (вы), как сыны Ефиоплян» (Ам. 9:7 )? Так все их предостерегают от этого предрассудка, смиряя их гордость, бывшую для них источником бесчисленных зол. Но ты скажешь: пророки справедливо так поступали, потому что они видели их согрешающими; здесь же почему и для чего делать это Иоанну, когда он видит их уже покорными? Для того, чтобы еще более смягчить их. Если же кто со вниманием рассмотрит его слова, то и в самом обличении откроет похвалу им, потому что эти слова были произнесены им от удивления, что они, хотя и поздно, но все же могли сделать то, что казалось некогда невозможным. Следовательно, и само обличение их Иоанном означает более желание привлечь их и расположить к покаянию. В то время, когда он, по-видимому, поражает их, он открывает и прежнее их великое нечестие, и вместе с тем их дивную и неожиданную настоящую перемену. Как это могло быть, говорит он, что они, будучи детьми таких родителей и так худо воспитаны, начали раскаиваться? Откуда такая перемена? Кто смягчил суровое их сердце? Кто исцелил неисцельное? Смотри, как он с самого начала поразил их, говоря им о геенне. Не о обыкновенных бедствиях сказал он им, как например: «кто внушил вам бежать от врагов, нашествия варваров, плена, голода и язвы?» Нет; он угрожает им другим наказанием, о котором они еще не имели ясного понятия, говоря таким образом: «Кто внушил вам бежать от будущего гнева»?
Справедливо назвал Иоанн фарисеев и порождением ехидны. Подобно тому, как это животное убивает мать, его рождающую, и является на свет, как говорят, разгрызая у нее чрево, так и они поступали, убивая своих отцов и матерей и раздирая своими руками учителей. Впрочем, Иоанн не останавливается на одном обличении, но предлагает и совет: сотворите, говорит, плоды достойные покаяния(Мф. 3:8 ), потому что не достаточно только удалиться от нечестия, но надобно показать и великую добродетель. Не делайте же, говорит он им, того, что для меня противно, а для вас обыкновенно, и не возвращайтесь к прежним порокам, только смирившись на малое время. Мы уже не в таком положении, как прежние пророки. Настоящие обстоятельства отличны от прежних и выше, потому что ныне грядет сам Судия и Господь царства, чтобы возвести нас к высшему любомудрию, воззвать на небо и привлечь в тамошние обители. Потому-то я и говорю о геенне, что теперь как награды, так и наказания вечны. Итак, не оставайтесь в прежних ваших пороках, не указывайте, по обычаю, в свою защиту на благородство ваших предков – Авраама, Исаака и Иакова. Впрочем, этими словами он не возбранял им называться потомками этих святых, но возбранял слишком полагаться на это, пренебрегая добродетельною жизнью. Говоря так, он раскрывал и настоящие их мысли, и предрекал будущее. Действительно, они и после того еще говорили: мы «семя Авраамово и не были рабами никому никогда»(Ін. 8:33 ). Так как это особенно побуждало их к гордости, и приводило к погибели, то Иоанн прежде всего и обличает этот порок. Смотри же, с каким уважением к патриарху приступает он к их исправлению! Сказавши: «Не думайте говорить в себе: «отец у нас Авраам””, не сказал: патриарх не может принести вам никакой пользы, но с какою-то кротостью и ласковостью то же самое дал разуметь словами: «Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3:9 ). Некоторые говорят, что здесь Иоанн указывает на язычников, называя их иносказательно камнями. Но, по моему мнению, слова эти заключают в себе и другую мысль. Какую же? Не думайте, говорит, что если вы погибнете, то патриарх уже останется бездетен. Нет, нет! Богу возможно и от камней дать ему детей и продолжить род его, так как и с начала так было, потому что от камней быть людям все то же, что родиться младенцу от бесплодной матери. Так и пророк, указывая на это, говорит: «Взгляните на скалу, из которой вы иссечены, в глубину рва, из которого вы извлечены. Посмотрите на Авраама, отца вашего, и на Сарру, родившую вас» (Іс. 51:1-2 ). Итак, напоминая им об этом пророчестве, он показывает, что как с самого начала Бог чудесным образом соделал Авраама отцом, как бы из камня, так и ныне это возможно. Примечай, как он их и устрашает, и поражает. Не сказал, что уже воздвиг, чтобы они не пришли в отчаяние, но – что может воздвигнуть. Притом не сказал, что может людей воздвигнуть от камней, но гораздо более – родных чад Аврааму. Видишь ли, как он их отводит от плотских мыслей и надежды на предков, чтобы они в собственном покаянии и смиренномудрии имели надежду на спасение? Видишь ли, как он, истребляя в них мысль о родстве по плоти, вводит родство по вере?
Но примечай, как он и последующими словами умножает их страх и возбуждает в них беспокойство. Сказав, что «Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму»(Мф. 3:9 ), он тотчас присовокупил: «Уже и секира при корне дерев лежит»(Мф. 3:10 ). Вся речь его вселяет ужас. И он, по самому образу своей жизни, мог говорить очень свободно; да и они требовали сильного обличения, потому что уже давно огрубели. Сказать ли вам, говорит он, что вы имеете лишиться родства с патриархом и увидите других воздвигнутых от камения, получающих ваши достоинства? Но наказание ваше этим не ограничится; оно прострется далее. “Уже, – говорит, – и секира при корне дерев лежит». Ничто не может быть ужаснее этого выражения. Ты видишь уже не серп летящий, не ограду разрушенную, или виноградник потоптанный, но острейшую секиру, и что еще ужаснее, лежащую при дверях. Не веря пророкам, они часто говорили: «где есть день Господень?», и: «пусть приблизится и придет в исполнение совет Святаго Израилева, чтобы мы узнали!» (Іс. 5:19 ). Так как предсказания часто исполнялись по прошествии многих лет, то чтобы лишить их и такого утешения, он угрожает им близким бедствием, что и выразил словом: “уже”, присоединив еще: “при корне”. Нет уже, говорит, никакого расстояния, но при самом корени лежит. Не сказал: при ветвях, или: при плодах, но: “при корне”, научая их, что, в случае их нерадения, они подвергнутся ничем неотвратимым бедствиям и без всякой надежды избавления. И это потому, говорит, что пришедший не есть уже раб, как приходившие прежде, но сам Господь всяческих, в руке Которого страшное и ужасное наказание. Впрочем, устрашив их таким образом, он не попускает им впасть в отчаяние. Как раньше он не Сказал, что Бог уже воздвиг, но что «может… воздвигнуть детей Аврааму», чтобы и устрашить их и в то же время утешить, – так точно и здесь не сказал, что секира уже прикоснулась к корню, но что «при корне дерев лежит», близ него, – чем исключает всякое замедление. Впрочем, хотя и полагает в такой близости, но само посечение ставит в зависимость от вашей воли. Если вы покаетесь и сделаетесь лучшими, то и секира эта будет отнята от корня, ничего ему не сделавши. Если же будете делать то же, что и прежде, то и секира не замедлит с корнем исторгнуть дерево. Для того именно она и не отнимается от корня и, лежа при нем, не посекает его, чтобы вы, с одной стороны, не предались беспечности, а с другой – убедились бы в том, что еще можете, хотя и в краткое время, спастись, если покаетесь. Таким образом, он всячески умножает их страх, чтобы пробудить их и привести к покаянию. Действительно, отпасть от предков, видеть других на своем месте, быть при дверях опасности и подвергнуться неизбежному злу, что он означает чрез корень и секиру, – все это достаточно к тому, чтобы и самых беспечных людей возбудить и соделать деятельнейшими. На то же самое и Павел указывая, говорит: «слово сокращено сотворит Господь на» всей земли. Но не бойся; или лучше бойся, но не отчаивайся! Ты еще можешь надеяться на перемену; приговор еще не произнесен, и секира еще не начинает посекать (что в самом деле препятствовало бы ей посекать, когда она уже при корени?), а лежит для того, чтобы внушаемым страхом исправить тебя и сделать способным приносить плоды. Для того-то он и присоединяет: «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь». Сказав: “всякое”, этим он опять истребляет всякую надежду на благородство предков. Будь, говорит он, потомок самого Авраама, имей своими сродниками бесчисленных патриархов, но если сам ты не принесешь плода, то понесешь лишь двойное наказание. Этими словами он устрашает и мытарей, потрясает и сердца воинов; впрочем, не повергает их в отчаяние, а только отводит от всякой беспечности. Слова его, внушая страх, предлагают и великое утешение, потому что выражение: «не приносящее доброго плода» – показывает, что древо, приносящее плод, свободно от всякого наказания.
Но скажут: как мы можем принести плод, когда нам угрожают посечением, когда остается уже так мало времени и конец уже приближается? Можешь, отвечает он, потому что от тебя не требуется плода такого, какой приносит дерево. Плод древесный требует и много времени, и зависит от перемен погоды, и многого также требует попечения. Но тебе стоит только захотеть – и дерево тотчас прозябнет. К такому плодородию весьма много способствует не только свойство корня, но и искусство самого земледельца. Итак, чтобы не стали говорить, что ты нас смущаешь, стесняешь и делаешь нам насилие, полагая секиру и угрожая посечением, в самом наказании требуешь от нас плода, – Иоанн, в доказательство того, как легко приносить плоды, присоединяет: «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин»разрешить ремень сапог: «Он будет крестить вас Духом Святым и огнем»(Мф. 3:11 ). Этими словами он показывает, что нужны одно только желание и вера, а не труды и подвиги; и, как легко креститься, так легко и перемениться и сделаться лучшими. Потрясши, таким образом, их душу страхом суда, ожиданием наказания, напоминанием о секире, отчуждением их от предков, приведением новых чад, и двояким наказанием – посечением и сожжением, смягчив всеми способами их жестокосердие и возбудив в них желание избавления от этих зол, он, наконец, начинает беседу и о Христе, но не просто, а отдавая Ему великое преимущество, и потом, полагая различие между Ним и собою, чтобы не подумали, что он говорит это из одного угождения, сравнивает то, что дает каждый из них. В самом деле, он не тотчас сказал: «Не достоин» разрешить ремень сапог Его; но, показав прежде недостаточность своего крещения, которое ничего более не могло сделать, как только привести их к покаянию (потому и не сказал: водою оставления, но: покаяния ), говорит и о крещении Христа, преисполненном неизреченных даров. Чтобы ты, говорит, слыша, что Он по мне грядет, не стал презирать Его, как уже после пришедшего, – познай силу Его дара, и ты ясно поймешь, что я не сказал ничего лишнего, ни даже надлежащего, сказав: «Не достоин» разрешить ремень сапог. Итак, когда ты слышишь, что Он «сильнее меня», не думай, чтобы я говорил это только по сравнению; я недостоин быть даже в числе рабов Его, и самых даже последних рабов, и в служении Ему воспринять даже самую низкую должность. Вот почему он не просто сказал «сапоги», но «ремень сапог», что считалось самым последним делом. Потом, чтобы ты не подумал, что это сказано по смирению, он приводит в доказательство самые дела: «Он будет крестить вас Духом Святым и огнем». Видишь, какова мудрость Крестителя! Когда сам проповедует, то говорит все страшное и ужасающее, когда же посылает ко Христу, то уже говорит кротко и утешительно. Не говорит уже ни о секире, ни о древе посекаемом и во огнь вметаемом, ни о будущем гневе, но указывает на отпущение грехов, отнятие наказания, оправдание, освящение, искупление, усыновление, братство, участие в наследии и обильное излияние Святого Духа. Все это разумел он под словами: «будет крестить вас Духом Святым», выражая этим иносказанием обильное излияние благодати. Не сказал: даст вам Духа Святого, но – «будет крестить вас Духом Святым»; присоединением же слов: “и огнем” еще более выражает силу и могущественное действие благодати.
Представь же, каково должно быть расположение слушателей при той мысли, что они скоро будут подобны пророкам, и притом величайшим из них. Для того-то, ведь, он и упомянул об огне, чтобы их привести на мысль об этих мужах, поскольку почти все являвшиеся им видения были открываемы огнем. Так Бог беседовал с Моисеем в купине, так беседовал со всем народом на горе Синайской, так говорил с Езекиилем среди херувимов. Смотри же, как он возбуждает слушателя, сказавши наперед о том, что имело быть после всего. В самом деле, сперва надлежало свершиться закланию Агнца, истреблению греха, разрушению вражды, потом погребению и воскресению, и наконец уже пришествию Святого Духа. Но обо всем этом он пока еще ничего не говорит и наперед поставляет последнее, – то, для чего совершилось и все прочее, и что особенным образом могло показать достоинство Христа. И это делает он для того, чтобы слушатель, после того как узнает, что он в такой силе получит Святого Духа, спросил самого себя: как и каким образом это возможно, при столь сильном владычестве греха? – и чтобы, заметив в нем такое смущение и готовность к слушанию, сказать тогда и о страдании, так как после того никто уже не мог этим соблазняться, в виду ожидания такого дара. Вот для чего он снова взывал: «Вот Агнец Божий, Который берёт [на Себя] грехмира»(Ін. 1:29 )! Не сказал: оставивший, но: “берёт”, что означает большее попечение, так как не все равно – просто оставить, и – воспринять грех: первое не сопряжено ни с какою опасностью, а последнее соединено со смертью. И еще говорил, что Христос «есть Сын Божий» (Ін. 1:34 ). Впрочем, и эти слова не давали еще слушателям ясного понятия об Его достоинстве, потому что из них они не могли еще заключить, что Он есть истинный Сын; между тем из обильного подаяния Духа это становилось уже несомненным. Потому-то и Бог Отец, посылая Иоанна, первым признаком достоинства в лице, имевшем явиться, поставил следующее: «На Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым» (Ін. 1:33 ). Вот почему и сам Иоанн говорит: «И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий» (Ін. 1:34 ), так как через то делалось уже несомненным и это последнее. Далее, высказав приятное, и тем ободрив и успокоив слушателя, он снова начинает теснить его, чтобы тот не впал в беспечность. Таков уж был народ иудейский, что среди благ он скоро приходил в расслабление, и делался хуже. Потому Иоанн снова угрожает ему, говоря: «Лопата Его в руке Его» (Мф. 3:12 ). Раньше он сказал о наказании, а здесь показывает уже и Судию и представляет вечность казни: “Солому, – говорит Он,– сожжет огнем неугасимым». Отсюда ты видишь, что Господь тварей есть вместе и делатель, хотя в другом месте и об Отце то же сказано: «Отец Мой – виноградарь» (Ін. 15:1 ). Так как прежде говорит он о секире, то чтобы ты не подумал, что это дело требует труда и неудобно в различении, он другим примером поясняет и его легкость, показывая, что весь мир в Его власти, потому что Он не стал бы наказывать тех, которые – не Его. Теперь все перемешано между собою, и хотя пшеница блистает, но лежит вместе с плевелами, как на гумне, а не как в житнице. Тогда же будет большое различие. Где же те, которые не верят геенне? Иоанн два действия приписывает Христу: крестить Духом Святым и предать неверующих огню. Итак, если должно верить первому, то и последнему также необходимо. Потому-то он и поставил два предсказания вместе, чтобы одно, уже исполнившееся, уверяло и в другом, еще не исполнившемся. Точно также и Сам Христос весьма часто делает, иногда в одних и тех же вещах, а иногда в противных заключая два пророчества; и одно из них исполняет здесь, а другое обещает исполнить в будущей жизни, чтобы исполнившееся пророчество самых упорнейших удостоверяло и в том, которое еще не исполнилось. Так, например, тем, кто для Него все оставил, Он сторицею обещает воздать в настоящем веке и даровать жизнь вечную в будущем, и через настоящее воздаяние уверяет и в несомненном получении будущего. Точно также в настоящем случае поступил и Иоанн, сделав два предсказания, т. е., что Христос будет крестить Духом Святым, и что сожжет огнем неугасаемым.
Итак, если бы Христос не крестил каждодневно Духом Св. апостолов и всех того желающих, то ты мог бы сомневаться и в другом. Если же то, что, по-видимому было выше, труднее и непостижимо для ума, исполнилось и ежедневно исполняется, то почему же ты не почитаешь истинным того, что легко и понятно? Итак, сказав: «Он будет крестить вас Духом Святым и огнем», и обещав здесь множество благ, Иоанн тотчас, чтобы ты от этого не сделался беспечным, оставив все прежнее, указывает на лопату, означая этим будущий суд. Не думайте, говорит он, что достаточно одного крещения, хотя бы вы после жили нечестиво. Нет, нам нужно еще много добродетели и любомудрия. Таким образом, от секиры он ведет их к благодати и воде крещения, а вслед за этим угрожает лопатою и огнем неугасающим. Между теми, которые еще не приняли крещения, он не делает никакого различия и просто говорит: «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают»(Мф. 3:10 ), указывая этим на казнь, ожидающую всех неверных; а по крещении делает некоторое разделение, так как многие из веровавших имели вести жизнь недостойную веры. Итак, никто не должен быть плевелами, никто не должен быть легким в веянии, или до того предаваться худым склонностям, чтобы они всюду легко увлекали его. Если ты пребудешь пшеницею, то хотя бы и постигло тебя искушение, не потерпишь никакого зла, так как и на гумне зубчатые колеса телеги не раздробляют пшеницы. Если же ты смешаешься с слабой соломой, то и здесь будешь претерпевать несносные бедствия, угнетаемый всеми, и там постигнет тебя вечное наказание. Действительно, все таковые, еще до будущей пещи, здесь бывают пищею безумных страстей, как солома для бессловесных животных, и там опять будут веществом и пищею огня. Если бы Иоанн прямо сказал, что Христос будет судить дела наши, то его слова не так бы легко приняли; но употребив притчу, в которой все выражалось, он внушил большее убеждение, и слушатель с большею охотою увлекался им. Потому и Христос большею частью беседовал с ними таким же образом, употребляя в речи Своей подобия гумна, жатвы, винограда, точила, поля, мрежи, рыбной ловли, и всяких других обыкновенных, окружающих их предметов. То же самое сделал здесь и Креститель; он представил сильнейшим доказательством своих слов дар Духа Святого. Кто столь могущественен, говорил он, что может отпускать грехи и даровать Святого Духа, Тот тем более может сделать и то. Замечаешь ли, как здесь уже предуказывалось и таинство воскресения и суда? Почему же, спросят, он не сказал о тех знамениях и чудесах, которые вскоре имели совершиться чрез Христа? Потому что дарование Духа было величайшим из всех чудес, и все остальные ради этого только и были устроены. Указав главное, он и все обнял: попрание смерти, истребление грехов, уничтожение проклятия, освобождение от продолжительной борьбы, вход в рай, восхождение на небо, общение с ангелами, участие в будущих благах: получение Духа служило залогом всего этого. Таким образом, сказавши об этом, он уже сказал и о воскресении тел, и о знамениях, имеющих быть при этом, и об участии в царстве, и о тех благах, «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку»(1Кор. 2:9 ). Все это подано нам вместе с тем даром. Следовательно, излишне было и говорить о тех знамениях, которые вскоре имели последовать, и судить о которых предоставлялось по очевидности, а надобно было сказать о том, в чем они сомневались, именно, что Христос есть Сын Божий, что Он несравненно превосходит Иоанна, что Он вземлет грехи мира, что Он подвергнет суду дела наши, что наша жизнь не ограничивается только настоящим, но что каждый получит праведное наказание за гробом. Всего этого еще нельзя было представить наглядно.
Итак, зная это, будем рачительны, доколе находимся на гумне; здесь еще можно и из плевел обратиться в пшеницу, так как и из пшеницы многие сделались плевелами. Не будем же ослабевать, не будем увлекаться всяким ветром, не будем отделяться от братий наших, как бы они ни казались малы и незнатны. Ведь и пшеница, хотя по величине менее плевел, но по свойству лучше их. Смотри не на внешнее величие, так как оно уготовано огню; но на то твердое и неразрушимое уничижение пред Богом, которое не может быть ни посечено, ни сожжено огнем. Ради этих уничиженных только и долготерпит Бог плевелам, чтобы от обращения с ними эти последние соделались лучшими. Для того еще и нет суда, чтобы мы все вообще получили венцы, чтобы многие от лукавства обратились к добродетели. Итак, убоимся, слушая эту притчу, так как огонь этот неугасаем. Ты скажешь: как он может быть неугасаемым? Но не видишь ли ты солнце, которое всегда горит и никогда не угасает? Не видишь ли также купину, горящую и несгораемую? Итак, если и ты хочешь избегнуть огня, то отложи жестокосердие, и ты не испытаешь его. Если ты здесь поверишь этим словам, то когда отойдешь в жизнь загробную, не увидишь огненной пещи; если же здесь не будешь верить, то там хорошо узнаешь ее на опыте, но тогда уже невозможно будет избежать ее. Мучение, определенное проведшим жизнь неправедно, неизбежно. Впрочем, и одной только веры недостаточно: и бесы трепещут пред Богом, но при всем том не избегнут мучения. Поэтому нам должно проводить жизнь с великим рачением. Потому-то и мы часто собираем вас сюда, не для того, чтобы вы только приходили сюда, но для того, чтобы вы получили и какие-нибудь плоды от пребывания здесь. Если же вы будете выходить отсюда без всякого плода, то, хотя бы вы всегда ходили сюда, ваше хождение и присутствие ничего не будет значить. Если и мы, когда посылаем детей к учителям, и видим, что они ничему не научаются, сильно негодуем на учителей, и часто посылаем их к другим, то чем мы будем извинять себя, если не будем прилагать хотя такого же старания к добродетели, какое оказываем в отношении к этим земным занятиям, и будем всегда носить домой пустые листы? Притом здесь учителя и лучше, и больше их. В каждом собрании мы представляем вам учителями и пророков, и апостолов, и патриархов, и всех праведных, и при всем том нет никакой пользы. Пропев два или три псалма, и кое-как совершив обычные молитвы, вы расходитесь, думая, что этого достаточно для вашего спасения. Слышали ли вы, что говорит пророк, или лучше, сам Бог чрез пророка: «Этот народ приближается ко Мне устами своими, и языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня»(Іс. 29:13 ). Пусть же не будет сказано то же и про нас. Поэтому изгладь буквы, или лучше: те начертания, которые дьявол напечатлел в душе твоей, и принеси мне сердце свободное от всех житейских смятений, чтобы я мог написать беспрепятственно на нем то, что хочу. Теперь ничего нельзя видеть в нем кроме дьявольских письмен: хищения, любостяжания, зависти и злобы. Потому-то я, когда беру ваши листы, не могу даже и читать их; я не нахожу тех букв, которые мы написываем вам в дни воскресные, и с которыми отпускаем вас, но нахожу вместо них другие – негодные и искривленные. Мы стираем эти буквы, и пишем буквы духовные, а вы, выйдя отсюда, предаете сердца ваши действиям дьявола, и опять доставляете ему случай написать в вас свое, вместо нашего. Какое же отсюда выйдет следствие? Если я и не буду говорить, об этом уже знает совесть каждого. Впрочем, я не перестану исполнять мою обязанность, и писать в вас правильные буквы. Если же вы будете разрушать наш труд, то нам предстоит несомненная награда, а вам немалая опасность. Впрочем, я не хочу говорить ничего тягостного.
Я опять только прошу и молю вас: подражайте в этом случае хотя прилежанию малых детей. Они прежде всего заучивают начертание букв, потом стараются узнать их в сложении, и наконец таким путем доходят и до чтения. Будем и мы поступать так же. Разделивши добродетель на части, прежде всего научимся не клясться, не преступать клятвы, не злословить; потом, переходя к другой букве, научимся не завидовать, не любить плоти, не угождать чреву, не упиваться, не быть жестокими и нерадивыми; от этих добродетелей опять перейдем к духовным, и будем стараться о воздержании и презрении чрева, о целомудрии, правде, презрении славы, о кротости и сердечном сокрушении, – все это совокупим вместе и напишем в душе нашей. И во всем этом мы можем упражняться дома со своими друзьями, с женою, с детьми. Начнем же пока с первых и легчайших добродетелей, так, например, с воздержания от клятвы, и этим начальным уроком будем непременно заниматься дома. Ведь и дома много препятствий этому занятию: раздражает слуга, возбуждает гнев оскорбляющая жена, доводит до угроз и клятвы глупое и своевольное дитя. Итак, если ты дома, будучи постоянно раздражаем всем этим, удержишься от клятвы, то сможешь легко воздержаться от нее и в обществе. Точно также перестанешь и браниться, если не будешь бранить ни жены, ни раба, ни кого другого из своих домашних. Жена часто похваляя кого-нибудь и жалуясь на свою участь, побуждает злословить похваляемого; но ты не доходи до того, чтобы злословить его, но все переноси великодушно. Равным образом, если видишь, что слуги твои хвалят других господ, не смущайся, но будь великодушен. Пусть дом твой будет местом борьбы и подвижничества в добродетели, чтобы, обучившись хорошо здесь, ты мог с великим искусством обращаться и в обществе. Таким же образом поступай и с тщеславием. Если постараешься не тщеславиться пред женою и слугами, то легко преодолеешь эту страсть и в обращении с другими. Хотя везде болезнь эта тяжка и мучительна, но особенно в присутствии жены. Если, следовательно, мы здесь разрушим ее силу, то легко преодолеем ее и в других случаях. Таким же образом будем поступать и с прочими страстями, ежедневно подвизаясь и упражняясь против них дома. А чтобы для нас легче был этот подвиг, наложим на себя и эпитимию, если преступим какую-нибудь из предположенных обязанностей. Пусть служит нам и эпитимия; не вред причинит она нам, а приобретет награду и принесет величайшую пользу, когда мы, например, осудим себя на строгие посты, на земные поклоны, или на другое какое-нибудь трудное дело. Таким образом отовсюду мы приобретем великие выгоды: и здесь будем вкушать сладость добродетельной жизни, и будущие получим блага, и будем всегдашними друзьями Божиими. А чтобы опять не случилось того же, – чтобы вы, подивившись сказанному здесь, по выходе отсюда, не бросили беззаботно книгу ума вашего, и не подали бы дьяволу случая изгладить написанное в ней, для того пусть всякий, придя домой, призовет жену свою, расскажет ей то, что выслушал, возьмет ее в помощницу, и с этого же дня вступит на это прекрасное поприще, укрепляя себя елеем Духа Святого. Если во время этого подвига ты и упадешь не один раз, не отчаивайся, но опять вставай, и подвизайся, и не отступай до тех пор, пока не увенчаешься блистательным венцом победы над дьяволом, и стяжания добродетели не скроешь в безопасном хранилище. Когда же утвердишь себя в навыке такого благого любомудрия, то уже не будешь более преступать каких-либо заповедей по нерадению, потому что привычка по крепости подобна будет природе. Как легко спать, есть, пить, отдыхать, так же легко для нас будет и исполнение добродетели. В награду за это мы получим чистое удовольствие, достигнем тихой пристани, будем наслаждаться постоянным спокойствием, и, направив наш нагруженный сокровищами корабль в тот день к тому граду, удостоимся неувядаемых венцов, которые да сподобимся получить все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава ныне, присно и во веки веков. Аминь.
Беседа 12
«Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него» . (Мф. 3:13 )
Крещение от Иоанна не уничижало Христа. – Христос крестился, чтобы исполнить весь закон. – Для чего нисшел Дух Св. по крещении на Иисуса. – Почему иудеи, видевшие сошествие Духа, не верили во Христа. – На всякого крещающегося и теперь сходит Дух Св. – Почему Дух Св. сошел в виде голубя. – Дух Св. по достоинству не ниже Сына Божия. – Исполнив крещение иудейское, Христос отверз дверь крещению новозаветному. – Христианин должен вести жизнь, достойную дара крещения. – Верующий должен на деле оправдывать свое учение пред язычниками и служить для них примером.
С рабами Господь, с виновными Судия идет креститься. Но не возмущайся этим: в этом-то смирении и сияет особенно высота Его. Да и чему удивляться, если принял крещение и вместе с другими пришел к рабу Тот, Который благоволил столько времени быть в девической утробе, родиться с нашим естеством, принять заушения и крест, и претерпеть все, что претерпел Он? То чудно, что Он, будучи Богом, восхотел соделаться человеком; все же прочее было уже следствием этого. Потому-то и Иоанн говорил предварительно, что он недостоин развязать ремень у сапога Его (Лк. 3:16 ); также, что Христос есть Судия, воздаст каждому достойное и всем ниспошлет в обилии Духа, – чтобы ты, видя Его идущего ко крещению, не судил о Нем низко. Вот почему и тогда, как Он пришел креститься, Иоанн удерживает Его, говоря: «Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне»(Мф. 3:14 )? Так как крещение Иоанново было крещением покаяния, и приводило людей в сознание грехов, то, чтобы кто не подумал, что и Иисус приходит на Иордан с таким же намерением, в предупреждение этого Иоанн называет Его Агнцем и Искупителем мира от греха. Тот, Кто мог истребить грехи всего рода человеческого, сам уже без сомнения был безгрешен. Потому Иоанн и не сказал: вот безгрешный! но, что гораздо важнее: «берет [на Себя] грех мира»– чтобы вместе с этим ты уверился, и уверившись увидел, что он приходит ко крещению с иною какою-то целью. Потому-то Иоанн и говорил пришедшему к нему Христу: «Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне»? Не сказал: Ты ли хочешь креститься от меня? Он не дерзал сказать и этого. Но что сказал? «И Ты ли приходишь ко мне»? Что же Христос? Он и здесь поступил точно так же, как после с Петром. И этот не давал Ему умыть ног своих, но, когда услышал: «Что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после»; также: «не имеешь части со Мною» (Ін. 13:7-8 ), – тотчас оставил упорство и оказал послушание. Подобным образом и Иоанн, услышав: «Оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (Мф. 3:15 ), – немедленно повиновался. Оба они – и Петр и Иоанн – не были упорны, но оказывали и любовь и послушание, и во всем старались повиноваться Господу. Смотри же, как Иисус, убеждает Иоанна тем самым, чем он особенно затруднялся: не сказал, что того требует справедливость, но: «так надлежит» (так прилично). Тогда как Иоанн почитал весьма неприличным для Него принять крещение от раба, Он напротив, указывает ему на полное приличие этого, как бы говоря: не потому ли ты уклоняешься и отрекаешься от этого, что находишь это неприличным? Напротив, это весьма прилично, и потому оставь это. И не просто сказал: “оставь”, но присовокупил: “теперь”. Не всегда будет это, говорит Он; напротив, ты увидишь Меня и в том состоянии, в каком желаешь видеть, а теперь пока ожидай его. Далее, Христос показывает и то, почему это прилично. Почему же это прилично? Потому, что нам надлежит исполнить весь закон, – что и означил Он словами: «всякую правду», – так как правда есть исполнение заповедей. Так как мы, говорится, исполнили уже все другие заповеди, и остается только одно это, то должно присовокупить и это. Я пришел разрешить клятву, лежащую на вас за преступление закона; потому должен прежде сам исполнить весь закон и освободить вас от осуждения, и таким образом прекратить действие закона. Итак, Мне надлежит исполнить весь закон, потому что Я должен разрешить проклятие, написанное против вас в законе. Для того-то Я и принял плоть, и пришел в мир. «Тогда [Иоанн] допускает Его. И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, – и се, отверзлись Ему небеса, и увидел [Иоанн] Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него» (Мф. 3:15-16 ).
Естественно, народ почитал Иоанна гораздо выше Христа. Тот всю жизнь свою проводил в пустыне, был сын архиерея, носил необычайную одежду, призывал всех ко крещению, и сверх того, родился от неплодной; Иисус же произошел от незнатной отроковицы (рождение от Девы не было еще всем известно), воспитывался в доме, обращался со всеми и носил обычную одежду. Так как никто еще не знал неизреченных тайн домостроительства, то и почитали Христа меньшим. Крещение от Иоанна еще более могло утверждать иудеев в этом мнении, если бы даже они и не имели других побуждений к тому. Они думали о Иисусе, что и Он из числа обыкновенных людей. Если бы Он был необыкновенный человек, рассуждали они, то не пришел бы креститься вместе с другими. Напротив, Иоанн был в глазах их гораздо более и удивительнее Его. Вот почему, чтобы такая мысль не утвердилась в народе, тотчас, по крещении Иисуса, отверзаются небеса, нисходит Дух, и вместе с Духом глас, возвещающий достоинство Иисуса, как Единородного. А так как этот глас: «Сей есть Сын Мой возлюбленный»(Мф. 3:17 ) многим казался относящимся к Иоанну, потому что не было прибавлено: сей крещаемый, но сказано просто “сей”; да и как по самому достоинству Крестителя, так и по всем вышесказанным обстоятельствам, каждый, слышавший эти слова, естественнее прилагал их к крестившему, чем к крестившемуся, – то Дух Святый сошел в виде голубя, чтобы обратить глас на Иисуса, и показать всем, что слово “сей”сказано не об Иоанне крестившем, но об Иисусе крестившемся. Почему же, – скажут, – несмотря на такое событие, иудеи не уверовали в Него? По жестокосердию своему. Точно также и при Моисее много было чудес, хотя и не столь великих; но народ, после всех этих чудес, после гласов и труб и молний, слил себе тельца и прилепился к Веельфегору. Да и те же самые, которые были при крещении, видели впоследствии воскресение Лазаря; и однако, не только не уверовали в Того, Кто сотворил это чудо, но еще многократно покушались и убить Его. Итак, если они, видя собственными глазами воскресение мертвых, до такой степени упорствовали во зле и неверии, то чему дивиться, если они не поверили гласу, нисшедшему свыше? Когда душа находится в состоянии бесчувственности и развращения, и одержима недугом зависти, тогда она не убеждается никаким чудом. Напротив, когда душа благопризнательна, тогда она принимает все с верою, даже и в чудесах не имеет особенной нужды. Итак, не спрашивай, почему они не поверили; но рассмотри лучше, не все ли было сделано, что было нужно для преклонения их к вере. Это показывает Сам Бог, когда устами пророка защищает все, что Он сделал для блага их. Когда иудеям угрожала погибель и последнее наказание, то, чтобы кто-нибудь за их развращение не стал обвинять Промысл, Он говорит: «Что еще надлежало бы сделать для виноградника Моего, чего Я не сделал ему» (Іс. 5:4 )? Так и здесь, рассмотри, чему бы еще надлежало быть, и не было? Да и когда бы ни случились подобные рассуждения о промысле Божием, употребляй всегда этот образ защиты против дерзающих обвинять его за пороки людей. Смотри же, какие совершаются чудеса, и какие открываются начатки будущего: ведь не рай, а самое небо отверзается. Впрочем, речь против иудеев отложим до другого времени; а теперь, при содействии Божием, обратимся к дальнейшему. «И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, – и се, отверзлись Ему небеса». Для чего же отверзлись небеса? Для того, чтобы ты познал, что и при твоем крещении бывает то же самое; тогда Бог призывает тебя к горнему отечеству, и убеждает ничего уже не иметь общего с землею. Ты не видишь этого, но, несмотря на то, не сомневайся. Чувственные видения дивных и духовных вещей и все подобные знамения являются только в начале, и то для людей грубых и таких, которые, не могут вместить никакой мысли о существе бестелесном, и поражаются только видимым, и потому имеют нужду в чувственных видениях; но и это бывает с тою целью, чтобы с верою принималось то, что однажды в начале было утверждено чудесами, хотя бы этих чудес потом уже и не было. Так на собрании апостолов был шум дыхания бурного, и явились видения огненных языков, – не для самих апостолов, но для иудеев, которые тогда находились с ними. Между тем и мы приемлем то, что единожды утверждено чудесами, хотя и нет более чувственных знамений. Так и при крещении, голубь явился для того, чтобы и присутствующим, и Иоанну указать, как бы перстом, Сына Божия, и вместе для того, чтобы и ты знал, что и на тебя, когда крещаешься, нисходит Дух Святой.
Но нам нет нужды уже в чувственном видении, потому что для нас вместо всех знамений довольно одной веры; знамения даются не для верующих, но для неверующих. Почему же Дух Святый явился в виде голубя? Потому что голубь есть животное кроткое и чистое. И как Дух Святый есть Дух кротости, то Он и явился в этом виде. Кроме того, такое явление напоминает нам и о древней истории. Когда всеобщий потоп объял всю вселенную, и род наш подвергался опасности совершенного истребления, тогда явилась эта птица и дала знать о прекращении потопа, и, принесши ветвь масличную, принесла благую весть о всеобщей тишине во вселенной. Все это было прообразованием будущего. Тогда люди находились в худшем состоянии, и достойны были гораздо большего наказания. Поэтому, чтобы ты не отчаивался, Писание и приводит тебе на память эту историю. И в то время, несмотря на самое отчаянное положение дел, было некоторое избавление от бедствий и восстановление; тогда это произошло посредством наказания, а теперь посредством благодати и дара неизглаголанного. Поэтому и голубица не с масличною ветвью является, но указывает нам на Освободителя от всех зол и подает благие надежды. Не одного только человека выводит она из ковчега, но всю вселенную возводит на небо, и вместо масличной ветви приносит усыновление всему роду человеческому. Представляя величие этого дара, не уменьшай в мыслях твоих достоинства Святого Духа потому только, что Он явился в таком образе. Я слышал, как некоторые говорят, будто такое же различие между Христом и Святым Духом, какое между человеком и голубем, потому что Тот явился в человеческом естестве, а этот в виде голубя. Что на это должно сказать? То, что Сын Божий принял естество человеческое, а Дух Святой не принял естества голубя. Потому и евангелист не сказал: в естестве голубя, но – “в виде”голубя. Да кроме данного случая, после Он никогда не являлся в таком образе. Далее, если ты по этой только причине почитаешь Его меньшим по достоинству, то потому же самому и херувимы будут лучше Его, и притом во столько раз, во сколько орел превосходнее голубя, потому что они являлись в виде орлином. Также и ангелы будут лучше Его, потому что и они часто являлись в образе человеческом. Но да не будет этого, да не будет! Иное ведь дело истинным соделаться человеком, иное – на время являться в каком-либо виде. Итак, не будь неблагодарным пред своим Благодетелем, и не плати злом за добро даровавшему тебе источник блаженства. Где достоинство усыновления, там и отъятие всех зол и дарование всех благ. Вот почему отменяется крещение иудейское, а наше получает начало. Что было с пасхою, то же происходит и с крещением. Как там Христос, совершив ту и другую пасху, одну отменил, а другой дал начало, так и здесь, исполнив крещение иудейское, отверз двери и крещению Церкви новозаветной. Как там, в одной вечери, так здесь в одной реке и тень начертал, и истину представил. Только наше крещение имеет благодать Святого Духа; крещение же Иоанново не имело такого дара. Потому-то ничего подобного и не случалось при крещении других людей, а совершилось только с Тем, Кто имел преподать этот дар, чтобы ты кроме вышесказанного познал и то, что не чистота крещающего, но сила крестившегося произвела это. Тогда и небеса отверзлись, и Дух Святой снизошел. Так Христос от древнего образа жизни уже изводит нас к новому, отверзая нам врата небесные и ниспосылая оттуда Святого Духа, Который призывает нас к горнему отечеству; и не просто призывает, но и облекает высочайшим достоинством: соделывает нас не ангелами и архангелами, но возлюбленными сынами Божиими. Так Он влечет нас к тому горнему достоянию.
Представляя все это, яви жизнь достойную и любви призывающего, и сообщества небесного, и чести тебе дарованной. Распявшись миру и мир распявши себе, со всяким тщанием старайся жить так, как живут на небесах. Не думай, что ты имеешь нечто общее с землею, потому что тело твое еще не вознесено на небо; глава твоя там – на небесах. Для того-то Господь нисшел на землю и низвел с Собою ангелов, а потом, восприявши тебя, восшел на небо, чтобы ты, еще прежде восшествия твоего туда, уверился, что можешь жить и на земле, как на небе. Итак, будем постоянно сохранять то достоинство, которое мы получили в начале; будем ежедневно стремиться к небесным чертогам, и все земное почитать тенью и сновидением. В самом деле, если бы какой-нибудь земной царь неожиданно усыновил тебя, бедного и нищего, ты бы и не подумал о своей бедной хижине, хотя между тем и другим еще и не велико различие. Так и ты не думай ни о чем прежнем, потому что ты призван к благам гораздо важнейшим. Тот, кто тебя призывает, есть Владыка ангелов, а блага, даруемые тебе, превыше всякого слова и разумения. Он переселяет тебя не от земли на землю, подобно царю земному, но от земли на небо, и от смертного естества в славу бессмертную и неизглаголанную, которая тогда только откроется нам в истинном своем виде, когда будем ею наслаждаться. Надеясь получить такие блага, неужели ты будешь еще вспоминать о деньгах, и прилепляться к мечтам земным? Ужели не уверишься, что все видимое малоценнее рубища нищего? Как же ты явишься достойным такой великой чести? Какое принесешь оправдание? Или лучше, какой не понесешь казни за то, что после такого дара опять бежишь к прежней блевотине? Ведь ты будешь наказан за грехи свои не просто как человек, но как сын Божий, и величие чести послужит тебе только к большему наказанию. И мы за одни и те же проступки не одинаково наказываем провинившихся рабов и детей, особенно если они много облагодетельствованы нами. И если тот, кому дан был в удел рай, за одно только преслушание после великой чести подвергся таким бедствиям, то мы, получившие небо и соделавшиеся сонаследниками Единородного, можем ли испросить прощение, когда, оставив голубя, поспешаем к змию? Нет, мы уже не услышим тогда: «Прах ты и в прах возвратишься»или «будешь возделывать землю»(Бут. 3:19 ), и прочего, что некогда сказано было Адаму, но нам угрожают наказания гораздо тягчайшие – тьма кромешная, узы неразрешимые, червь ядовитый, скрежет зубов; и по делам. Тот, кто и после такого благодеяния не сделался лучшим, по всей справедливости должен подвергнуться последнему и тягчайшему наказанию. Илия некогда отверз и заключил небо для того, чтобы низвести и удержать дождь; а тебе отверзается небо для того, чтобы ты восшел туда, и не только сам восшел, но – что гораздо важнее – и других возвел с собою, если захочешь. Вот какое дерзновение и власть даровал тебе Господь во всех (благах) Своих! Итак, если там дом наш, то положим туда все свое имение, и не оставим ничего здесь, чтобы не лишиться его. Здесь – на земле – хотя бы ты запер свое имущество ключом, хотя бы приделал двери и запоры, хотя бы приставил тысячу стражей, и защитил его от всех злодеев, хотя бы укрыл его от взора завистников, хотя бы предохранил даже от моли и от порчи, причиняемой временем, что, впрочем, невозможно, – ты все же не избежишь, рано или поздно, смерти; и все это в одно мгновение будет у тебя отнято, и не только отнято, но и предано в руки врагов твоих. Если же ты перешлешь свое имение в дом небесный, то будешь совершенно безопасен. Не нужно тебе будет ни замков, ни дверей, ни запоров. Такова крепость того града; так неприступно то место для хищников; так неприкосновенно для тления, и ограждено от всякого злого умысла.
Не крайнее ли безумие – собирать все туда, где все полагаемое истлевает и погибает, а где все остается неприкосновенным, и даже еще возрастает, туда не отлагать ни малейшей части? И это делаем мы, которые там должны жить вечно. Потому-то и язычники не верят нашим словам. Они хотят не на словах, а в делах наших видеть доказательство нашего учения о жизни будущей. Видя, что мы строим пышные дома, заводим сады и бани, покупаем поля, они не хотят верить, чтобы мы готовились переселиться в другой небесный град. Если бы это было так, говорят они, тогда бы христиане все, что только здесь имеют, променявши на серебро, заблаговременно отправили туда. Так заключают они из того, что обыкновенно бывает в мире. В самом деле, мы видим, что богатые люди строят дома, покупают поля и все прочее в тех городах, в которых намереваются жить. Между тем мы делаем напротив. Мы всеми силами стараемся приобрести землю, и за несколько десятин земли и домов не только не жалеем денег, но даже проливаем кровь; а для приобретения неба не хотим пожертвовать и самими избытками, между тем как могли бы купить его за малую цену, и, купивши, обладать им вечно. Потому-то мы и подвергнемся крайнему наказанию, если придем туда наги и нищи; и не за свою только бедность будем терпеть несносные мучения, но и за то особенно, что и других вовлекли в подобное состояние. В самом деле, если язычники увидят, что и мы, сподобившись великих таинств, привязаны к земному, то тем более сами будут прилепляться к нему. Через это мы сами собираем сильнейший огонь на главу нашу. Нам надлежало бы учить их презирать все видимое, а мы, вместо того, больше всех возбуждаем в них пристрастие к нему. Как же мы можем спастись, когда должны будем подвергнуться истязанию за погибель других? Неужели же ты не знаешь, что Христос повелел нам быть солью и светильниками в этом мире, чтобы мы и укрепляли расслабляемых сладострастием, и просвещали омраченных заботами о богатстве? Если же мы повергаем их еще в большую тьму, и только еще больше расслабляем, то какая останется нам надежда спасения? Совершенно никакой, но с воплем и скрежетом зубов, связанные по рукам и ногам, будем ввержены в огонь геенский, после того как уже здесь истомимся заботами о богатстве. Итак, размыслив о всем этом, расторгнем все узы обольщения сребролюбием, чтобы не впасть нам в те узы, которыми увлекут нас в огонь неугасаемый. Тот, кто рабствует богатству, и здесь и там всегда будет в узах; а не имеющий этой страсти и здесь и там будет свободен. Чтобы и нам достигнуть этой свободы, сокрушим тяжкое ярмо сребролюбия, и воскрылимся к небу, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 13
«Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от дьявола» . (Мф. 4:1 )
Изъяснение 4:1–11. Для чего Христос терпел искушения в пустыне. – Польза искушений. – Не должно самому искать искушений. – Пост – оружие против дьявола. – Почему Христос постился 40 дней. – Смысл и значение трех искушений. – Своим примером Христос научает, как нужно побеждать дьявола. – Разнообразие средств, употребляемых дьяволом для обольщения. – Не следует усиленно искать спокойной жизни. – Благоденствующие грешники подвергнутся тягчайшему наказанию. – Несомненность будущего суда и воздаяния; доказательства этого.
“Тогда”: когда же это? После сошествия Святого Духа, после голоса, сошедшего свыше и возвестившего: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение»! И вот что удивительно: Иисус, как говорит евангелист, возведен был в пустыню Духом Святым. Так как Христос все делал и терпел для нашего научения, то и теперь попускает Он отвести Себя в пустыню и поставить в борьбу с дьяволом для того, чтобы никто из крестившихся, если бы ему случилось после крещения претерпевать еще больше прежних искушения, не смущался ими, как чем-то неожиданным, но мужественно переносил бы всякое искушение, как дело обыкновенное. Не для того, ведь, ты получил оружие, чтобы быть праздным, но чтобы сражаться. Вот почему и Бог не препятствует посещать тебя искушениям. Во-первых, Он попускает их для того, чтобы ты познал, что ты сделался гораздо сильнее; во-вторых, чтобы ты пребывал в смирении, и не превозносился величием даров, видя, что искушения могут смирять тебя; в-третьих, для того, чтобы лукавый дух, все еще сомневающийся в твоем от него отступлении, видя твое терпение в искушениях, уверился, что ты совершенно оставил его и отступил от него; в четвертых, чтобы ты через это сделался тверже и крепче всякого железа; в-пятых, чтобы получил ясное свидетельство о вверенных тебе сокровищах. В самом деле, дьявол не стал бы приступать к тебе, если бы не видел тебя на высшей степени чести. Потому самому и в начале он восстал против Адама, что видел его украшенным высоким достоинством. Потому же вооружился и против Иова, когда увидел его увенчанным и прославленным от Господа всяческих. Как же, возразишь ты, сказано: «молитесь, чтобы не впасть в искушение»(Мф. 26:41 )? Но потому-то и говорит тебе евангелист, что Иисус не сам пришел, а был возведен в пустыню по божественному смотрению, чем показывается, что и мы не должны сами вдаваться в искушения, но когда будем вовлечены в них, то должны стоять мужественно. И смотри, куда привел Его Дух; не в город, не на площадь, но в пустыню. Он как бы хотел тем привлечь дьявола, давая ему случай искусить не только голодом, но и самым местом уединенным, потому что дьявол тогда особенно и нападает на нас, когда видит, что находимся в уединении – только сами с собой. Так и в начале он приступил к жене, нашедши ее одну, без мужа. Когда же видит нас в сообществе с другими, то не так бывает смел, и не отваживается нападать. И по этой, следовательно, причине нам всем нужно чаще собираться вместе, чтобы дьявол не мог удобно уловлять нас. Итак, дьявол нашел Христа в пустыне, – и в пустыне непроходимой (что такова была та пустыня, об этом свидетельствует Марк, говоря: «был со зверями» – (Мк. 1:13 ). Смотри, с какой хитростью, с каким лукавством приступает он, и какое выждал время. Он приступает не тогда, когда Иисус постился, но когда взалкал. Отсюда познай, сколь великое благо и сколь сильное оружие против дьявола – пост; познай и научись, что, омывшись водами крещения, не должно предаваться удовольствиям, пьянству и обильным яствам, но соблюдать пост. Потому-то и сам Христос постился, – не потому, что Ему нужен был пост, но для нашего научения. Служение чреву было виной грехов, бывших до крещения. Поэтому, как врач, излечив больного, запрещает ему делать то, от чего произошла болезнь, так и здесь Христос после крещения установил пост. И Адама изгнало из рая чревоугодие; оно же во времена Ноя было причиной потопа; оно же и на содомлян низвело огонь. Хотя преступлением их было и сладострастие, но корень той и другой казни произошел от чревоугодия, на что и Иезекииль указывает, говоря: «вот в чем было беззаконие» содомлян, что они в гордости и «пресыщении и праздности» (Єз. 16:49 ). Так и иудеи, начав пьянством и объедением, предались беззаконию и сделали величайшие преступления.
Вот почему и Христос постился сорок дней, показывая нам спасительное врачевство. Дальше этого Он не простирается, чтобы чрезмерным величием чуда не сделать сомнительной самую истину воплощения. Теперь этого быть не может, потому что и прежде Его еще Моисей и Илия, укрепляемые божественной силой, оказались в состоянии вынести такой же продолжительный пост. А если бы Христос постился долее, то многим и это могло бы служить поводом сомневаться в истине воплощения. Итак, пропостившись сорок дней и ночей, «напоследок взалкал»(Мф. 4:2 ), давая, таким образом, случай дьяволу приступить к Нему, чтобы Своей борьбой с ним показать, как должно преодолевать и побеждать. Так поступают и борцы, желая научить своих учеников одолевать и побеждать борющихся с ними; они нарочно в палестрах7 схватываются с другими, чтобы ученики замечали телодвижения борющихся, и учились искусству победы. То же сделано было и там. Восхотев привлечь дьявола на борьбу, Христос обнаружил перед ним Свой голод, и когда тот приблизился, Он взял его, и затем раз, другой раз, и третий низложил его со свойственной Ему легкостью. Но, чтобы слишком беглым взором на эти победы не уменьшить вашей пользы, рассмотрим подробно каждую борьбу, начав с первой. Когда, говорится, взалкал Иисус, «приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» (Мф. 4:3 ). После того как слышал уже голос, сошедший с неба и свидетельствующий: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» (Мф. 3:17 ), слышал столь же славное о Нем свидетельство Иоанна, искуситель вдруг видит Его алчущим. Это приводит его в недоумение: припоминая сказанное об Иисусе, он не может поверить, чтобы это был простой человек; с другой стороны, видя Его алчущим, не может допустить, чтобы это был Сын Божий. Находясь в таком недоумении, он приступает к Нему со словами сомнения. И, как некогда, приступив к Адаму, выдумал то, чего совсем не было, чтобы узнать истину, так и теперь, не зная ясно неизреченного таинства воплощения, и того, кто перед ним, коварно сплетает новые сети, чтобы, таким образом, узнать сокровенное и остававшееся в неизвестности. Что же говорит он? «Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами». Не сказал: если алчешь; но: «если Ты Сын Божий», думая обольстить Его похвалами. О голоде он умалчивает, чтобы не показалось, что он выставляет это Ему на вид и хочет уничижить Его. Не постигая величия действий, относящихся к домостроительству спасения, он почитал это за постыдное для Иисуса. Поэтому он льстит Ему и коварно напоминает только о Его достоинстве. Что же Христос? Низлагая кичливость дьявола и показывая, что случившееся нимало не постыдно и не недостойно Его премудрости, Сам выражает и обнаруживает то, о чем искуситель умолчал из лести, и говорит: «не хлебом одним будет жить человек». Так искуситель начинает с потребности чрева. Посмотри на хитрость злого духа, с чего он начинает борьбу, и как остается верен своему коварству: чем он изринул из рая первого человека, и подверг его бесчисленным бедствиям, тем и здесь начинает свое обольщение, т. е. невоздержанием чрева. И ныне от многих безумцев ты услышишь, что чрево для них было причиной бесчисленных зол. Но Христос, желая показать, что добродетельного человека и самое жестокое насилие не может принудить сделать что-либо неподобающее, алчет, и, однако же, не повинуется внушению дьявола, научая и нас ни в чем его не слушаться. Так как первый человек, послушав дьявола, и Бога прогневил, и закон преступил, то Господь всячески внушает тебе не слушать дьявола даже и тогда, когда требуемое им не будет преступлением закона. Но что я говорю – преступлением? Хотя бы что и полезное внушали демоны, и тогда Господь запрещает их слушать. Так Он повелел молчать бесам и тогда, когда они возвещали, что Он Сын Божий. Так и Павел запретил им кричать, хотя то, что они говорили, было полезно; но чтобы совершенно посрамить их и преградить всякое их злоумышление против нас, несмотря на то, что они проповедовали спасительные истины, прогнал их, заградил им уста и повелел молчать (Деян. 16:18 ). Потому-то и теперь Христос не согласился на слова дьявола, но что сказал? Он отвечал ему словами ветхого завета: «не хлебом одним будет жить человек». Слова эти значат, что Бог может и словом напитать алчущего. Этим Христос научает нас, несмотря ни на голод, ни на какие другие страдания, никогда не отступать от Господа.
Если же кто-нибудь скажет, что Спасителю надлежало бы показать силу Свою, то я спрошу его: для чего и почему? Дьявол говорил это не для того, чтобы самому уверовать, но чтобы, как он думал, обличить Христа в неверии, так как и прародителей он обольстил таким же образом, и обнаружил, что они мало имели веры к Богу. Пообещав им совершенно противное тому, что говорил Бог, и, надмив их пустыми надеждами, он поверг их в неверие, а через это лишил и тех благ, которыми они обладали. Но Христос не изъявляет Своего согласия ему, точно так же, как впоследствии и иудеям, которые, водясь его духом, просили знамений, в том и другом случае научая нас, чтобы мы, если и можем что-либо сделать, не делали ничего напрасно и без причины, и даже в случае крайней нужды не слушались дьявола. Что ж теперь начинает делать этот гнусный обольститель? Побежденный Иисусом и оказавшись не в силах склонить Его, несмотря на сильный Его голод, к согласию на свое требование, дьявол приступает к другому средству и говорит; «если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногой Твоей»(Мф. 4:6 ). Почему к каждому искушению он прилагает: «если Ты Сын Божий»? Как поступил он с прародителями, так поступает и теперь. Подобно тому как тогда словами: «в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши»(Бут. 3:5 ) он клеветал на Бога, желая этим показать, что они обмануты, обольщены и нимало не облагодетельствованы, так и теперь старается внушить то же самое, и как бы говорит: напрасно Бог назвал Тебя Сыном Своим, Он ввел Тебя в обольщение этим даром, если же это не так, то покажи нам божественную Свою силу. А поскольку Господь говорил с ним словами Святого Писания, то и он приводит свидетельство пророка.
Что же Христос? Он не вознегодовал на это и не разгневался, но с великой кротостью отвечает ему опять словами Святого Писания: «не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4:7 ). Этим Христос научает нас, что дьявола должно побеждать не знамениями, но незлобием и долготерпением, и что ничего не надобно делать только по честолюбию, для того, чтобы показать себя. Далее: посмотри, как безумие искусителя видно и в самом приведении свидетельства. Оба приведенные Господом свидетельства, приведены как нельзя более кстати, а предложенные им взяты без разбора, как попалось, и совсем не относились к делу, потому что словами: «Ангелам Своим заповедает о Тебе» не предписывается нам бросаться в пропасть; притом же, это не о Господе и сказано. Но Господь не стал обличать его безумия, хотя дьявол и привел слова Писания с обидой для Него, и совершенно в превратном смысле. От Сына Божия никто не потребует такого дела; свойственно бросаться вниз только дьяволу и демонам, Богу же свойственно и лежащих восстанавливать. Если бы и нужно было Сыну Божьему явить силу Свою, то, конечно, не в том, чтобы самому безрассудно бросаться с высоты, но в том, чтобы спасать других. А бросаться в пропасти и стремнины свойственно полчищу дьявольскому; так всегда и поступает обольститель, управляющий ими. Однако Христос и после этих слов не открывает Себя, но все еще говорит с ним как человек; слова: «не хлебом одним будет жить человек», и: «не искушай Господа Бога твоего» еще не обнаруживали ясно, кто Он, но показывали в Нем простого человека. Не удивляйся тому, что дьявол, говоря с Христом, бросается то в ту, то в другую сторону. Подобно тому, как бойцы, получив смертельную рану, и обливаясь кровью, в беспамятстве мечутся во все стороны, так и он, пораженный уже первым и вторым ударами, начинает говорить без разбора, что пришло на ум, и, таким образом, приступает в третий раз к борьбе. И возведя «Его на весьма высокую гору, показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4:8-10 ). Так как дьявол согрешил теперь уже против Бога Отца, называя вселенную, которая принадлежит Ему, своей, и осмелился выдавать себя за Бога, как будто бы он был зиждителем мира, то Христос, наконец, запретил ему, но и тут не с гневом, а просто: «отойди, сатана». Да и это было скорее повеление, нежели запрещение, потому, что лишь только Христос сказал ему: “отойди”, дьявол, – он тотчас убежал и не смел уже более искушать Его.
Как же Лука говорит, что дьявол окончил “всё”искушение (Лк. 4:13 )? Мне кажется, что он, упомянув о главных искушениях, сказал: “всё”, потому что в этих искушениях заключаются и все другие. В самом деле, источниками всех бесчисленных зол являются следующие три порока: служение чреву, тщеславие, чрезмерное пристрастие к богатству. Зная это, и гнусный искуситель сильнейшее искушение, т. е. желание большего, сберег к концу. Мучительное желание высказать это искушение было у него с самого начала; но, как сильнейшее прочих, он сохранил его на конец. Таков закон его борьбы: употреблять после всего то, что, по его мнению, удобнее может низложить врага. Так поступил он и с Иовом; так и здесь. Начав с того, что почитал менее важным и слабейшим, доходит до сильнейшего. Как же нужно побеждать его? Так, как научил Христос: прибегать к Богу, не унывать и при самом голоде, веруя в Того, Кто может напитать нас и словом; и если получим какие блага, не искушать ими Даровавшего, но, довольствуясь славой небесной, нимало не заботиться о человеческой, и во всем удаляться излишеств. Поистине, ничто столько не подвергает нас власти дьявола, как желание большего и любостяжание. Это можно видеть даже и из того, что происходит ныне. И ныне есть такие, которые говорят: «все это дадим тебе, если, падши, поклонишься нам»; они хотя и люди по естеству, но сделались орудиями дьявола. Так и тогда он не сам только нападал на Христа, но употреблял в помощь и других, что показывает и евангелист Лука, говоря: «отошел от Него до времени»(Лк. 4:13 ); этими словами он дает разуметь, что дьявол и после нападал на Христа посредством своих орудий. «И се, Ангелы приступили и служили Ему» (Мф. 4:11 ). Пока совершалась брань, Христос не допускал являться ангелам, чтобы этим не отогнать того, кого надлежало уловить. Но когда Он изобличил дьявола во всем и заставил бежать, тогда являются и ангелы. Отсюда познай, что и тебя после побед над дьяволом примут с рукоплесканием ангелы и будут ограждать во всех случаях. Так они приняли и отнесли на лоно Авраама Лазаря, искушенного в печи бедности, голода и всяких скорбей. Христос, как я говорил и прежде, много явил здесь такого, что и с нами должно случиться. Итак, поскольку все это совершилось для тебя, то поревнуй и подражай победе Спасителя. Если кто-нибудь из служителей демона или из единомышленников его приступит к тебе, и, издеваясь над тобой, будет говорить: «переставь гору, если ты чудотворец и человек великий!» – ты не возмущайся этим, не выражай негодования, но с кротостью отвечай, как отвечал твой Владыка: «не искушай Господа Бога твоего». Если он будет предлагать тебе славу, власть и неисчислимые сокровища, и потребует за то поклонения, опять стой мужественно. Не с одним только Владыкой всех нас так поступил дьявол, но и против каждого из рабов Его он ежедневно строит те же ковы, не только в горах и пустынях, но и в городах, на площадях и в судах, – не только сам собой, но и через людей, собратий наших. Итак, что же нам делать? Совершенно не верить ему, заграждать слух свой, ненавидеть его, когда льстит, и чем более обещает, тем более отвращаться от него. Ведь и Еву он низринул и подверг величайшим бедствиям тем, что надмил дух ее слишком высокими надеждами. Он – неумолимый враг наш, и ведет с нами непримиримую брань. Не столько мы стараемся о своем спасении, сколько он о нашей погибели. Итак, будем отвращаться от него не только на словах, но и на самом деле, не только мыслью, но и делами, и не будем делать ничего ему угодного. Так поступая, мы исполним все, что угодно Богу. Дьявол много обещает нам, но не с тем, чтобы дать, а чтобы у нас взять. Обещает доставить богатство посредством хищения, с тем, чтобы отнять у нас царствие и правду; расстилает по земле сокровища, как бы тенета и сети, для того, чтобы лишить и этих сокровищ, и небесных; хочет обогатить нас здесь, чтобы мы не имели богатства там. Когда же не может лишить нас небесного наследия посредством богатства, то избирает для того другой путь – путь бедности, как поступил он с Иовом. Когда он увидел, что богатство не причинило никакого вреда Иову, то связал сети из бедности, надеясь, таким образом, одержать над ним победу. Что может быть безумнее этого? Кто умел благоразумно пользоваться богатством, тот тем более будет мужественно переносить бедность. Кто не имел пристрастия к богатству, когда обладал им, тот не станет искать, когда его и не будет, как и действительно не искал его блаженный Иов, напротив, в бедности он сделался еще славнее. Злой демон хотя и мог лишить его богатства, но любви к Богу не только не лишил, но даже еще более усилил ее и, отняв у него все, сделал то, что Иов обогатился еще большими благами, так что дьявол не знал даже, что еще и предпринять. Чем более он поражал его, тем более видел в нем сил. А когда, испытав все средства, не получил никакого успеха, то прибег, наконец, к древнему оружию – к жене, и, надев на себя личину сострадания, весьма живо и трогательно изображает его несчастья и, как бы радея об избавлении его от бедствий, подает гибельный совет. Но этим он не победил Иова; этот удивительный муж приметил хитрость его, и с великим благоразумием заградил уста жене, которая по внушению дьявола предлагала совет.
Так и мы должны поступать. Хотя бы в лице брата, или искреннего друга, или жены, или кого-нибудь из самых близких к нам людей, дьявол внушал нам что-либо неподобающее, мы не по лицу должны судить о словах и принимать советы, но и по гибельному совету должны заключать о том, кто предлагает совет, и отвращаться от него. Дьявол ведь и ныне часто поступает подобным образом: принимает личину сострадания, и, притворяясь доброжелательным, подает нам советы пагубнее и вреднее всякого яда. Его дело – льстить нам, к вреду нашему; а дело Божье – наказывать нас, для нашего блага. Итак, не будем обманываться, не будем усиленно искать спокойной жизни: «кого любит Господь, того наказывает»(Притч. 3:12 ), говорит Писание. Если мы наслаждаемся благоденствием, живя порочно, то, тем более, должны сокрушаться. Служа греху, мы и всегда должны страшиться, но особенно тогда, когда не претерпеваем никакого несчастья. Когда Бог посылает нам наказания, так сказать, по частям, то облегчает этим казнь за грехи; напротив, когда долготерпит обо всех наших прегрешениях, то тем сохраняет нас для большей казни, если мы пребываем в грехах. Если и для праведников необходимо страдание, то тем более для грешников. Посмотри, сколь великое долготерпение Божье испытал на себе фараон и, наконец, какой жестокой подвергся казни за все свои злодеяния! Сколько преступлений учинил Навуходоносор, пока, наконец, не понес казни за все! Равным образом и евангельский богач, за то самое, что здесь не потерпел никакого бедствия, после сделался несчастнейшим. Насладившись удовольствиями в этой жизни, он перешел в тот мир, чтобы потерпеть казнь за все, и там не мог уже найти никакого утешения в своем страдании. Несмотря на это, есть такие холодные и безумные люди, которые ищут всегда только настоящего и говорят такие достойные смеха слова: «наслажусь теперь всеми настоящими благами, а после подумаю о том, что неизвестно; буду угождать чреву, буду рабом удовольствий, не буду много дорожить и настоящей жизнью: дай мне нынешний день, и возьми себе завтрашний!» Какое непомерное безумие! Чем отличаются такие люди от козлов и свиней (Єр. 5:8 )? Если пророк не хочет почитать людьми неистовствующих против жены ближнего своего, то кто вас осудит, когда мы скажем, что те люди безумнее и козлов, и свиней, и ослов, – люди, которые неизвестным почитают то, что яснее очевидного? Если ты уже ничему другому не веришь, то посмотри на мучение демонов, которые стараются во всем вредить нам и словами и делами. Ты не будешь противоречить тому, что они употребляют все средства, чтобы увеличить нашу беспечность, истребить в нас страх геенны и сделать то, чтобы мы не верили будущему суду; но при всем том, они часто с криком и воплем возвещают о мучениях адских. Почему же они говорят противное тому, чего желают? Конечно, вынуждает их к этому жестокость мук, ими претерпеваемых. Добровольно они никогда не сознались бы ни в том, что их мучат люди умершие, ни в том вообще, что терпят какое-либо мучение. Для чего же это сказал я? Для того чтобы показать, что и демоны свидетельствуют о геенне, хотя и не желают, чтобы люди верили геенне; а ты, удостоившись столь высокой чести, и приобщившись неизреченных таинств, не подражаешь и бесам, но и их сделался безумнее. Ты скажешь: кто приходил из ада и возвестил о тамошних мучениях? Но я спрошу: кто приходил и с небес и возвестил, что есть Бог, все сотворивший? Равным образом, откуда известно, что мы имеем душу? Если ты хочешь верить только тому, что видишь, то усомнишься и о Боге, и об ангелах, и об уме, и о душе, и, таким образом, для тебя исчезнет все учение истины. Впрочем, если ты хочешь верить только тому, что ясно, то более должен верить невидимому, нежели видимому. Хотя это странно, однако же, истинно и признано за несомненное всеми людьми, имеющими ум. И действительно, глаза часто обманываются не только в невидимом (его они вовсе не знают), но даже и в тех вещах, которые, кажется, мы видим, потому что и расстояние, и воздух, и устремление мысли на другой предмет, и гнев, и забота, и тысячи других причин препятствуют им правильно видеть. Но размышление души, просвещенной светом божественного Писания, представляет вернейшее и не обманчивое суждение о вещах. Итак, не будем тщетно обманывать самих себя, чтобы при беспечности жизни, происходящей от такого учения, не собрать для самих себя лютейшего огня и за самое учение. Если нет суда, если мы не дадим отчета в делах своих, и не получим награды за труды, то посмотрите, куда увлекает вас ваше богохульство, когда вы говорите, что праведный человеколюбивый и милосердный Бог презрит такие труды и подвиги. И возможно ли это?
Если ничто другое не вразумляет тебя, то посмотри хотя на домашнюю твою жизнь, и ты увидишь всю нелепость твоих мыслей. В самом деле, – предположим, что ты был бы безмерно жесток и бесчеловечен, превосходил своей свирепостью и самых зверей; но, находясь при смерти, ты, конечно, не захотел бы оставить без награды усердного своего слугу, а и отпустил бы его на волю, и наградил бы деньгами; и если ты сам, умирая, уже ничего не можешь сделать в его пользу, то, по крайней мере, завещаешь о нем наследникам твоим, просишь их, убеждаешь, всячески стараешься, чтобы он не остался без награды. Если же, будучи злым, оказываешься столь добрым и человеколюбивым к слуге своему, то Бог, беспредельная благость, неизреченное человеколюбие и доброта, неужели презрит и оставит не увенчанными рабов Своих – Петра и Павла, Иакова и Иоанна, которые ежедневно ради Него томились голодом, были заключаемы в узы, мучимы, потопляемы, предаваемы зверям, каждый день умирали и претерпевали бесчисленные страдания? Председатель на Олимпийских играх провозглашает имя победителя и увенчивает его; господин награждает раба, царь воина; и вообще всякий, сколько может, платит добром слуге своему: Бог ли один, после скольких трудов и подвигов, не даст им ни малой, ни великой награды? Неужели эти праведные и благочестивые мужи, подвизавшиеся во всякой добродетели, будут находиться там же, где и прелюбодеи, отцеубийцы, человекоубийцы и гроборасхитители? Мыслимо ли это? Если за гробом нет ничего, если бытие наше ограничивается только настоящей жизнью, то, действительно, участь тех и других одинакова. Впрочем, и в таком случае еще не одинакова. Допустим, как ты думаешь, что по смерти они будут и в одинаковом состоянии, а здесь одни из них провели все время в покое, а другие в страдании. Но какой же тиран, какой жестокий и свирепый человек захотел бы так поступить с рабами, ему послушными? Видишь ли, какая чрезмерная нелепость, и какой конец такого умствования? Итак, если ты не хочешь верить ничему другому, то вразумись хотя бы этим рассуждением, оставь свои нечестивые мысли, беги от порока, начни трудиться для добродетели, – и тогда увидишь ясно, что наша участь не ограничивается пределами настоящей жизни. А если кто спросит тебя: кто приходил с того мира и возвестил, что там делается? – отвечай ему так: из людей никто (да если бы кто и пришел оттуда, большая часть людей ему бы не поверили, думая, что он хвастает и преувеличивает то, о чем рассказывает); но Владыка ангелов все это возвестил нам с полным удостоверением. Итак, какая нам нужда в свидетельстве человеческом, когда сам Тот, Кто потребует от нас ответа, ежедневно проповедует, что Он уготовал и геенну и царствие, и на все это представляет нам ясные доказательства? В самом деле, если бы Он не имел судить нас, то не посылал бы наказаний и здесь. Далее, чем объяснить и то, что некоторые из злых людей здесь наказываются, а другие нет? Если Бог нелицеприятен, – каков Он и на самом деле, – то почему же Он одного наказывает, а другому попускает умирать без наказания? Это еще непонятнее того, что сказано прежде. Но если вы благосклонно желаете послушать меня, то я разрешу и это недоумение. Каким же образом? Бог не всех наказывает здесь для того, чтобы ты не отчаялся в воскресении, и не перестал ожидать суда, ввиду того, что все уже получили воздаяние здесь; не всех также оставляет и без наказания, чтобы ты опять не подумал, что вселенная не управляется провидением. Он и наказывает, и не наказывает. Когда наказывает, то этим дает разуметь, что от тех, которые не были наказаны здесь, Он потребует отчета там; когда же не наказывает, то этим заставляет тебя верить, что по отшествии из этой жизни будет страшный суд. Если бы Он вообще не хотел воздавать каждому свое, то и здесь никого бы ни наказывал, ни награждал. А теперь ты видишь, что Он для тебя и распростер небо, и возжег солнце, и основал землю, разлил море и воздух, установил течение луны, назначил не переменяемые законы временам года, и все прочее заставляет Своим мановением неуклонно совершать свое течение. И наша природа, и природа существ неразумных, пресмыкающихся, ходящих, летающих, плавающих, находящихся в озерах, источниках, реках, в горах, лесах, домах, в воздухе, на полях, – растения, семена, деревья лесные и растущие в садах, плодоносные и не плодоносные, словом, все, будучи движимо не устающей Его рукой, содействует к сохранению нашей жизни, и служит не только к удовлетворению наших нужд, но и к изобилию. Итак, видя столь прекрасный порядок в мире, – хотя мы не показали и малейшей его части, – дерзнешь ли ты сказать, что Тот, Кто столько благ устроил для тебя, при конце жизни презрит тебя, и по смерти оставит тебя поверженным вместе с ослами и свиньями? Удостоив тебя бесценного дара благочестия, и через него сделав тебя равным ангелам, неужели Он презрит тебя после бесчисленных твоих трудов и подвигов? Возможно ли это? Очевидно, нет. Это яснее самых лучей солнечных; и если мы умолчим, то камни возопиют об этом. Итак, сообразив все это, будем верить, что по отшествии из здешней жизни мы предстанем на страшный суд, отдадим отчет во всех делах своих и, если пребудем в грехах, то подвергнемся истязанию и казни, а если решимся хотя бы мало внимать себе, то удостоимся венцов и благ неизреченных; утвердившись же в этой вере, заставим молчать инакомыслящих, а сами вступим на путь добродетели, чтобы с подобающим дерзновением предстать на тот суд, и получить обетованные нам блага, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
* * *
7 В школах гимнастики.
Беседа 14
«Услышав же Иисус, что Иоанн отдан под стражу, удалился в Галилею» . (Мф. 4:12 )
Изъяснение 4:12–24. Для чего Христос удаляется в Галилею. – Что такое Галилея. – Почему Христос начинает проповедь после Иоанна. – Призвание Петра и Андрея. – Пример послушания Христу, показанный ими. – Почему Христос в начале проповеди творил чудеса. – Христос и ныне исцеляет болезни душевные – источник болезней телесных. – Чтобы просить отпущения грехов, нужно чувствовать свои грехи. – Нераскаянность больше всего прогневляет Бога. – По смерти нельзя грешнику получить прощение.
Для чего Он опять удаляется? Для того чтобы научить нас не идти самим навстречу искушениям, но отступать и уклоняться от них. Не тот виновен, кто не бросается в опасности, но тот, кто в опасностях не имеет мужества. Итак, чтобы научить этому и укротить ненависть иудеев, Христос удаляется в Капернаум, исполняя пророчество, и, вместе, поспешая, подобно рыбарю, уловить учителей вселенной, которые, занимаясь своим искусством, проживали в этом городе. Заметь здесь, как Христос всякий раз, намереваясь удалиться к язычникам, побуждения для этого берет от иудеев. Так и в настоящем случае иудеи, умыслив зло против Предтечи и посадив его в темницу, самого Иисуса прогоняют в языческую Галилею. А что под именем Галилеи разумеется ни какая-либо только часть народа иудейского, ни все колена вообще, это ты можешь видеть из слов, которыми пророк определяет эту страну: «земля Неффалимова; возвеличит приморский путь, Заиорданскую страну, Галилею языческую. Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий»(Іс. 9:1-2 ). Тьмой здесь называет он не чувственную тьму, но заблуждение и нечестие, почему и прибавил: «на живущих в стране тени смертной свет воссияет»(Іс. 9:2 ). А чтобы видно было, что он говорит не о чувственном свете и тьме, для этого, говоря о свете, пророк называет его не просто светом, но светом великим, который в другом месте именует «светом истинным» (Ін. 1:9 ); а, говоря о тьме, называет ее тенью смертной. Желая, затем, показать, что жители этой страны не сами искали и нашли этот свет, но Бог явил им свыше, евангелист говорит: «свет воссиял им» (Мф. 4:16 ), т. е. сам свет воссиял и осветил их, а не сами они наперед пришли к свету. В самом деле, род человеческий перед пришествием Христовым находился в самом бедственном состоянии; люди уже не ходили, а сидели во тьме; а это значит, что они даже и не надеялись освободиться от этой тьмы. Они даже не знали, куда нужно идти, и объятые тьмой, сидели, не будучи уже в силах и стоять.
«С того времени Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4:17 ). «С того времени»: когда же это? С того времени, как Иоанн был посажен в темницу. Почему же Христос не проповедовал им сначала? Для чего Ему нужен был Иоанн, когда самые дела ясно свидетельствовали о Нем? С одной стороны, для того, чтобы отсюда видно было Его достоинство, когда и Он так же, как Отец, имеет пророков, о чем и Захария сказал: «и ты, младенец, наречешься пророком Всевышнего» (Лк. 1:76 ); с другой – для того, чтобы не оставить бесстыдным иудеям никакого извинения. На это последнее сам Христос указал, когда говорил: «пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: в нем бес. Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана премудрость чадами ее» (Мф. 11:18-19 ). Притом и нужно было, чтобы о Христе наперед сказал кто-нибудь другой, а не сам Он. Если уж и после столь многих и столь сильных доказательств и свидетельств говорили: «Ты Сам о Себе свидетельствуешь, свидетельство Твое не истинно» (Ін. 8:13 ), то чего бы не сказали, если бы о Нем ничего не говорил Иоанн, а Он Сам первый начал бы свидетельствовать о Себе народу? Вот почему Он и не проповедовал прежде Иоанна, и чудес не творил до тех пор, пока последний не был посажен в темницу. Он не хотел Своей проповедью и произвести разделения в народе. По этой же причине и Иоанн не сотворил ни одного чуда, чтобы и этим привести к Христу народ, привлекаемый к Нему силой Его чудес. И действительно, если уже, и после столь многих и великих чудес, ученики Иоанна и прежде и после его заточения с ревностью смотрели на Иисуса и если многие почитали Христом не Его, а Иоанна, то, что было бы, если бы дело обстояло иначе? Вот для чего евангелист Матфей и показывает, что Христос «с того времени начал проповедовать»; и в начале Своего проповедования Он учил тому же, что проповедовал и Иоанн, а о самом Себе еще не говорил ничего, но продолжал только проповедь Крестителя, потому что пока еще не имели о Нем надлежащего понятия, хорошо было бы, если бы и это учение было принято.
По той же самой причине в начале Своей проповеди Христос не предлагает и ничего тягостного и прискорбного, подобно Иоанну. Тот упоминал о секире, о дереве посекаемом, о лопате, о гумне, о неугасаемом огне (Мф. 3:10,12 ); напротив, Христос начинает Свою проповедь радостным благовестием о небесах и «царствии небесном», уготованном слушающим Его. «Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мной, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним»(Мф. 4:18-20 ). Евангелист Иоанн иначе описывает их призвание. Из его слов видно, что это призвание было уже второе, – о чем можно заключить из многих признаков. Именно, у Иоанна говорится, что они пришли к Иисусу, когда Иоанн еще не был посажен в темницу; а здесь – что они пришли после его заточения. Там Андрей призывает Петра (Ін. 1:41-42 ), а здесь обоих сам Христос. Притом Иоанн говорит, что Иисус, увидев Симона, идущего к Нему, сказал: «ты – Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит: камень Петр»(Ін. 1:42 ). А Матфей утверждает, что Симон уже назывался этим именем; именно он говорит: «видел Симона называемого Петром». То же показывает и самое место, откуда они были призваны, и многие другие обстоятельства, – например, и то, что они легко послушались Его, и то, что оставили все: значит, они еще прежде были хорошо приготовлены к этому. И действительно, из Иоаннова повествования видно, что Андрей приходил в дом к Иисусу и слышал от Него многое (Ін. 1:39 ); здесь же видим, что они, услышав одно только слово, тотчас за Ним последовали. Вероятно, что они, сначала последовав за Иисусом, потом оставили Его, и увидев, что Иоанн посажен в темницу, удалились и опять возвратились к своему занятию; потому Иисус и находит их ловящими рыбу. Он и не воспрепятствовал им сначала удалиться от Него, когда они того желали, и не оставил их совершенно, когда удалились; но, дав свободу отойти от Себя, опять идет возвратить их к Себе. Вот самый лучший образ ловли.
Посмотрите же, какова их вера и послушание. Они заняты были своим делом (а вы знаете, как приманчива рыбная ловля); но, как скоро услышали призыв Спасителя, не замедлили, не отложили до другого времени, не сказали: «сходим домой и посоветуемся с родственниками»; но, оставив все, последовали за Ним точно так же, как Елисей последовал за Илией (1Царів. 19:20 ). Христос желает от нас такого послушания, чтобы мы ни на малейшее время не откладывали, хотя бы того требовала самая крайняя необходимость. Вот почему, когда некто другой пришел к Нему, и просил позволения «похоронить отца своего» (Мф. 8:21 ), Он и этого не позволил ему сделать, показывая тем, что следование за Ним должно предпочитать всему. Ты скажешь, что им много было обещано. Но потому-то я особенно и удивляюсь им, что они, не видев еще ни одного знамения, поверили столь великому обещанию, и всему предпочли следование за Христом. Они поверили, что и они в состоянии будут уловлять теми же словами других, какими уловлены были сами. Да и это было обещано только Петру и Андрею; а Иакову и Иоанну и того не было сказано; только пример послушания первых проложил путь и им; впрочем, они и прежде много слышали об Иисусе. Далее – смотри, с какой подробностью евангелист указывает на их бедность: Иисус нашел их чинящими сети свои (Мф. 4:21 ). Они были бедны до такой степени, что не имели на что купить новых сетей, и потому чинили обветшавшие. Между тем не малым доказательством их добродетели служит и то, что они легко переносят свою бедность, питаются от праведных трудов, друг с другом связаны узами любви, живут вместе с отцом и служат ему. Когда, таким образом, Христос уловил их, Он начинает в их присутствии творить чудеса, подтверждая делами то, что сказал о Нем Иоанн. Он начинает часто посещать синагоги, научая этим учеников Своих, что Он не противник Богу и не обманщик какой-либо, но пришел согласно воле Отца; и при посещении синагог Он не только проповедовал, но и творил чудеса.
Всякий раз, когда происходит что-нибудь особенное и необыкновенное, или когда вводится какой-либо новый образ жизни, Бог обыкновенно дает знамения, как бы в залог Своего могущества для тех, кто должен принять Его законы. Так, намереваясь создать человека, Он прежде сотворил весь мир, и потом дал уже ему в раю известный закон. Так, когда хотел дать закон Ною, опять совершил великие чудеса, изменил всю тварь, в ее основаниях, повелел страшному наводнению целый год держать землю, и посреди столь великого обуревания сохранил невредимым праведника. Так и Авраама оградил многими знамениями; даровал ему победу на брани, поразил ударами фараона, и избавлял праотца от опасностей. Так и перед обнародованием закона иудеям Он явил дивные и великие чудеса, а потом дал уже закон. Так и здесь, намереваясь дать высшие правила жизни и предложить людям то, чего они никогда не слыхали, подтверждает слова Свои чудесами. Так как возвещаемое им царствие не было видимо, то видимыми знамениями Он и невидимое сделал видимым. И заметь, какую евангелист наблюдает краткость; он не говорит о каждом исцелившемся подробно, но в немногих словах упоминает о множестве знамений: «приводили к Нему», говорит он, «всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и Он исцелял их»(Мф. 4:24 ). Но спрашивается: почему Христос ни от кого из этих исцеленных не требовал веры? Почему не сказал им того, что после говорил: «веруете ли, что Я могу это сделать»(Мф. 9:28 )? Это потому, что Он еще тогда не явил доказательств Своего могущества. Впрочем, немалую их веру доказало и то, что они приступили к Нему и подводили больных. Они не приносили бы их издалека, если бы не имели к Нему великой веры. Последуем и мы за Христом. И мы имеем многие болезни душевные, а эти-то болезни он преимущественно и желает уврачевать. Для того ведь Он врачует и телесные болезни, чтобы истребить и душевные. Приступим же к Нему и будем просить не каких-либо житейских благ, но отпущения грехов; Он и ныне подает (все нужное), если только просим прилежно. Тогда разнесся о Нем слух по всей Сирии, ныне же по всей вселенной. Стекались к Нему тогда жители разных стран, слыша, что Он исцеляет бесноватых, а ты, имея перед очами гораздо многочисленнейшие и важнейшие опыты Его могущества, не хочешь восстать и устремиться к Нему? Те оставляли и отечество, и друзей, и сродников, а ты не хочешь выйти из дому, чтобы приступить к Нему и получить гораздо лучшее? Но мы и этого от тебя не требуем. Оставь только злые привычки, и ты можешь, оставаясь дома со своими, удобно спастись. Имея какую-нибудь телесную болезнь, мы всеми силами стараемся освободиться от нее, а, страдая тяжко от болезней душевных, мы медлим и отказываемся от врачевства. Потому мы не избавляемся и от телесных болезней, что необходимое для нас мы почитаем маловажным, а маловажное необходимым, и, оставив самый источник зла, хотим очистить потоки. А что испорченность души есть причина болезней телесных, тому доказательством служит и тот расслабленный, который был в болезни тридцать восемь лет, и тот, которого спустили на одре, разобрав кровлю, а, прежде всего – Каин. Да и многие другие примеры показывают то же. Итак, истребим источник зла, и тогда все потоки болезней иссякнут сами собой. Не одно расслабление телесное есть болезнь, но и грех; и последний еще более первого, так как душа лучше тела. Итак, приступим и ныне к Христу, будем просить Его, чтобы Он уврачевал расслабленную нашу душу, и оставив все житейское, будем заботиться только о духовном. Стяжав это, ты можешь печься потом и об остальном. Не почитай себя безопасным, если не скорбишь о грехах своих; но о том-то особенно и стенай, что не чувствуешь сокрушения о своих беззакониях. Твое спокойствие происходит не оттого, чтобы грех не угрызал, но от бесчувствия души, преданной греху. Представь себе, как терзаются чувствующие тяжесть грехов своих, как горько вопиют они, – горестнее, нежели те, кого режут или жгут! Что делают они, как страдают, сколько проливают слез, сколько испускают стенаний, чтобы освободиться от мучений совести? Этого они не стали бы делать, если бы сильно не страдали душой.
Всего лучше совсем не грешить; а если кто согрешил, то нужно чувствовать свой грех и исправляться. Если же этого не будет, то, как мы станем умолять Бога и просить отпущения грехов, когда самим себе не даем в них никакого отчета? Когда сам ты, согрешивший, не хочешь знать и того, что согрешил, то о прощении каких грехов будешь просить Бога? О тех, которых не знаешь? И как ты можешь познать величие благодеяния? Итак, исповедуй все грехи твои подробно, чтобы узнать, сколь велик долг, который тебе прощается, и, таким образом, возбудишь в себе благодарность к своему Благодетелю. Оскорбив человека, ты упрашиваешь и друзей, и соседей, и самих привратников, тратишь деньги, теряешь много дней, ходя к нему и умоляя о прощении. И, хотя бы оскорбленный отогнал тебя однажды, и в другой раз, и тысячу раз, ты не отстаешь, но тем с большей ревностью усугубляешь свои моления. А, раздражив Бога всяческих, мы небрежем о том, остаемся холодными, роскошествуем, упиваемся и делаем все то, к чему привыкли: когда же мы Его умилостивим?… Напротив, продолжая так жить, не раздражаем ли Его еще более? И действительно, нераскаянность в грехах гораздо более возбуждает Его гнев и негодование, нежели самый грех. Нам надлежало бы скрыться под землей, не видеть солнца, и даже не пользоваться воздухом за то, что, имея столь милостивого Владыку, мы раздражаем Его и, раздражая, даже не раскаиваемся в том. Он и в гневе Своем не только не имеет к нам ненависти и отвращения, но и гневается для того, чтобы хотя бы таким образом привлечь нас к Себе; ведь если бы Он, будучи оскорбляем, воздавал тебе одними благодеяниями, то ты еще более стал бы презирать Его. Чтобы этого не случилось, Он на время отвращает от тебя лицо Свое, чтобы соединить тебя с Собой навеки. Итак, одушевимся надеждой на Его человеколюбие, принесем усердное покаяние прежде, нежели настанет день, в который самое покаяние не принесет нам никакой пользы. Ныне все от нас зависит; а тогда приговор над нами будет во власти одного Судьи. Итак, «предстанем лицу Его со славословием»(Пс. 94:2 ), будем плакать и рыдать. Если мы прежде дня Господня умилостивим Судью, чтобы Он отпустил нам согрешения, то не будем подлежать суду. В противном случае, каждый из нас, перед лицом всей вселенной, приведен будет на суд, и мы не будем иметь никакой надежды получить прощение. Никто из живущих на земле, не получив разрешения в грехах, по переходе в будущую жизнь, не может избежать истязаний за них. Но как здесь преступники из темниц приводятся на суд в оковах, так и по отшествии из этой жизни, все души приведутся на страшный суд, обремененные различными узами грехов. Подлинно, жизнь настоящая ничем не лучше темницы. Подобно тому, как, входя в темничный дом, мы видим всех обремененных оковами, так и теперь, если, устранив весь внешний блеск, войдем в жизнь каждого, то увидим, что душа каждого обложена узами тяжелее железных, а особенно если взойдем в души богатых. Подлинно, чем большим они владеют богатством, тем более и уз на них. Подобно тому, как видя узника, у которого и шея, и руки, а часто и ноги в железе, ты почитаешь его крайне несчастным, так и видя богатого, владеющего несчетными сокровищами, не называй его счастливым, но за то-то самое и считай его самым злополучным. В самом деле, кроме того, что он в узах, при нем находится еще жестокий страж темничный – злое любостяжание, которое не позволяет ему выйти из темницы, но приготовляет для него тысячи новых оков, темниц, дверей и затворов; и ввергнувши его во внутреннюю темницу, еще заставляет его услаждаться своими узами, так что он не может даже найти и надежды освободиться от зла, его угнетающих. И если ты проникнешь мыслью во внутренность души его, то увидишь ее не только связанной, но и крайне безобразной, оскверненной и наполненной червями. Удовольствия сластолюбивой жизни ничем не лучше, но еще отвратительнее, потому что растлевают и тело и душу, и поражают их бесчисленным множеством болезней. Представляя все это, будем молиться Искупителю душ наших, чтобы Он и разорвал оковы, и отогнал от нас того жестокого стража, и, освободив дух наш от тяжких железных уз, сделал бы его легче пера; а с молитвой к Нему соединим и собственное старание и усердие и благую готовность. Таким образом, мы сможем в короткое время освободиться от обладающего нами зла, и познать свое прежнее состояние, и воспринять дарованную нам прежде свободу, которой да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 15
«Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря: блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» . (Мф. 5:1-3 )
Изъяснение 5:1–16. Своим примером Христос научает не делать ничего напоказ. – Обращая речь к ученикам, Христос говорит чрез них ко всем людям. – Кто разумеется под нищими духом. Смирение – начало всякого благочестия. – Плач о грехах освобождает от пристрастия к земному. – Утешение, даруемое Богом, помогает побеждать все. – Под землею, обещанною кротким, разумеются и чувственные блага. – Кто разумеется под алчущими и жаждущими правды, под милостивыми, чистыми сердцем, миротворцами и изгнанными правды ради, и какова их награда. – Не всякие поношения делают людей блаженными. – Царство небесное обещается не одним нищим духом. – Почему последняя заповедь обращена прямо к ученикам. – Терпеть злословие – больший подвиг, чем переносить опасности. – Заповеди пролагают путь одна другой. – Что значат выражения: «вы соль земли» и «свет мира». – Сила проповеди показывает могущество Христово. – Добродетель не может укрыться. – Она одна делает счастливым. – Злословящие внутренно хвалят добродетель. – Жизнь христианина должна оправдывать учение. – Порицание гоняющимся за наживой, подающим милостыню из тщеславия, забавляющимся ссорами других, и увещание не заводить распрей и ссор и прощать обиды.
Смотри, как Христос далек был от честолюбия и гордости! Он не водил народа за Собой, но когда нужно было врачевать, Сам ходил всюду, посещая города и веси. А когда собралось великое множество, садится на одном месте, не в городе, не среди площади, но на горе, в пустыне, – научая тем нас ничего не делать напоказ, удаляться от шума, особенно когда нужно любомудрствовать и рассуждать о важных предметах. Когда взошел Он и сел, приступили ученики. Видишь ли, как они успевают в добродетели, и как скоро сделались лучшими? Народ смотрел на чудеса, а ученики хотели уже слышать что-нибудь высокое и великое. Это-то и побудило Христа предложить учение и начать проповедь. Он не только исцелял тела, но врачевал и души, и опять от попечения о душах переходил к попечению о телах, разнообразя пользу, и соединяя с учением словесным явление знамений. Этим попечением, как о душе, так и о теле, Он заграждает бесстыдные уста еретиков, показывая тем, что Он есть виновник всецелой жизни. Потому-то Он и прилагал о теле и душе большое попечение, врачуя то первое, то последнее. Так поступил Он и теперь. “Отверз”, говорит евангелист, «уста Свои, учил их». Для чего это прибавлено: «отверз уста Свои»? Чтобы ты познал, что Он учил даже и тогда, когда молчал, не только – когда говорил; учил, то отверзая уста Свои, то вещая делами Своими. Когда же ты слышишь слова: “учил их”, не думай, что Он говорит только к ученикам Своим, но что через учеников говорит и ко всем. Но так как толпа была необразованна, состояла из людей, еще пресмыкавшихся долу, то Он, собрав перед Собой учеников, обращает к ним речь Свою, и в беседе с ними так говорит, что учение мудрости делается занимательным и для всех прочих, которые почти совершенно были неспособны Его слушать. Намекая на это, и Лука сказал; что Он обратил речь к ученикам. И Матфей, показывая это, написал: «приступили к Нему ученики Его, и учил их». Ввиду этого и прочие должны были слушать внимательнее, нежели тогда, когда бы Он обратил речь Свою ко всем. Итак, с чего Христос начинает, и какие полагает для нас основания новой жизни? Послушаем внимательно слова Его. Говорено было к ученикам, а написано для всех, которые будут после них. Потому-то и Христос, хотя обращается с проповедью к ученикам, но не к ним относит слова Свои, а говорит о всех блаженствах неопределенно. Не сказал: блаженны вы, если будете нищими, но – «блаженны нищие». Даже, если бы говорил и к ним одним, и тогда Его проповедь относилась бы ко всем. В самом деле, когда, например, Он говорит: «се, Я с вами во все дни до скончания века»(Мф. 28:20 ), то говорит не к ним одним, но через них и ко всей вселенной. Равным образом, когда ублажает их за претерпение преследований, гонений, жестоких страданий, то сплетает венец не одним им, но и всем так живущим. Но чтобы это было яснее, и ты узнал, что слова Его имеют большое отношение и к тебе и ко всему роду человеческому, если кто внимателен, – послушай, как Он начинает дивное слово Свое: «блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Что значит: нищие духом? Смиренные и сокрушенные сердцем. Духом Он назвал душу и расположение человека. Так как есть много смиренных не по своему расположению, а по необходимости обстоятельств, то Он, умолчав о таких (потому что в том не велика слава), называет, прежде всего, блаженными тех, которые по своей воле смиряют себя и уничижают. Почему же не сказал Он: смиренные, а сказал: “нищие”? Потому, что последнее выразительнее первого; нищими Он называет здесь тех, которые боятся и трепещут заповедей Божьих, которых и через пророка Исаию Бог называет угодными Себе, говоря: «на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего перед словом Моим»(Іс. 66:2 )?
Много степеней смирения: иной умеренно смирен, а иной с преизбытком. Последнего рода смирение восхваляет и блаженный пророк, когда он, описывая нам не просто смиренное, но весьма сокрушенное сердце, говорит: «жертва Богу – дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже»(Пс. 50:19 ). И три отрока, вместо великой жертвы, приносят Богу это смирение, говоря: «но с сокрушенным сердцем и смиренным духом да будем приняты»(Дан. 3:39 ). Такое смирение ублажает здесь и Христос. Все величайшие бедствия, удручающие всю вселенную, произошли от гордости. Так и дьявол, не бывший прежде таковым, сделался дьяволом от гордости, на что указывая, и Павел сказал: «чтобы не возгордился и не подпал осуждению с дьяволом» (1Тим. 3:6 ). Так и первый человек, обольщенный от дьявола пагубной надеждой, пал и сделался смертным; он надеялся стать богом, но потерял и то, что имел. За то и Бог, порицая его и как бы смеясь над его неразумием, сказал: «вот, Адам стал как один из Нас» (Бут. 3:22 ). Так и каждый после Адама, мечтая о своем равенстве с Богом, впадал в нечестие. Так как, следовательно, гордость есть верх зла, корень и источник всякого нечестия, то Спаситель и приготовляет врачевство, соответствующее болезни, полагает этот первый закон, как крепкое и безопасное основание. На этом основании с безопасностью можно созидать и все прочее. Напротив, если этого основания не будет, то хотя бы кто до небес возвышался жизнью, все это легко разрушится и будет иметь худой конец. Хотя бы ты отличался постом, молитвой, милостыней, целомудрием или другой какой добродетелью, все это без смирения разрушится и погибнет. Так случилось с фарисеем. Взойдя на самый верх добродетели, он ниспал с него и потерял все потому, что не имел смирения – матери всех добродетелей. Как гордость есть источник всякого нечестия, так смирение есть начало всякого благочестия. Потому-то Христос и начинает со смирения, желая с корнем исторгнуть гордость из души слушателей. Какое же имеет это отношение к ученикам, которые всегда были смиренны? Они не имели никакого повода к гордости, будучи рыбаками, бедными, незнатными, не учеными. Но если это не относилось к ученикам, то относилось к тем, которые были там, и которые после должны были принимать учеников, чтобы последние не были в презрении по причине своей нищеты. Впрочем, слова Христа относились и к ученикам. Если в то время они и не имели нужды в этом полезном наставлении, то могли иметь впоследствии – по совершении знамений и чудес, после такой славы в целом мире и после такого дерзновения к Богу. Поистине, ни богатство, ни власть, ни самое царское достоинство не могли столько внушить гордости, сколько все то, что имели апостолы. Впрочем, еще и до совершения знамений они могли возгордиться, могли поддаться слабости человеческой, когда видели многочисленное собрание народа, окружавшее их Учителя. Потому-то Христос наперед и смиряет их помыслы. Преподаваемое учение Христос излагает не в виде увещаний или повелений, а в виде блаженства, делая, таким образом, проповедь Свою занимательнее, и для всех открывая поприще учения. Не сказал: такой-то и такой блажен, а – все так поступающие блаженны, так что хотя бы ты был рабом, бедняком, нищим, бесприютным, необразованным, нет никакого препятствия к тому, чтобы быть тебе блаженным, если будешь иметь эту добродетель. Начав с того, с чего преимущественно и должно было начать, Христос переходит к другой заповеди, которая, по-видимому, противоречит мнению целой вселенной. В самом деле, тогда как все почитают блаженными радующихся, а сетующих, бедных и плачущих – несчастными, Он вместо первых называет блаженными последних, говоря так: «блаженны плачущие», хотя все почитают их несчастными (Мф. 5:4 ). Но Христос для того наперед и творил знамения, чтобы, предписывая подобные правила, более иметь доверенности к Себе. И здесь опять не просто разумеет плачущих, но плачущих о грехах своих, так как есть другой плач, вовсе непозволительный – плач о житейских предметах, на что указал и Павел, говоря: «печаль ради Бога производит неизменное покаяние к спасению, а печаль мирская производит смерть» (2Кор. 7:10 ).
Этих-то печалящихся Христос здесь и называет блаженными; и не просто печалящихся, но тех, которые предаются сильной печали. Потому и не сказал: печалящиеся, но: “плачущие”. Действительно, и эта заповедь научает также всякому благочестию. В самом деле, если тот, кто оплакивает смерть детей, жены, или кого-нибудь из родственников, в это время скорби не увлекается ни любовью к богатству и плоти, ни честолюбием, не раздражается обидами, не снедается завистью, ни другой какой-либо предается страсти, а бывает всецело поглощен скорбью, то не гораздо ли более покажут свое бесстрастие относительно всего этого те, которые подобающим образом оплакивают грехи свои? Какая же будет им награда? «Ибо они утешатся», говорит Христос. Скажи мне, где они утешатся? И здесь, и там. Так как эта заповедь была слишком тяжка и трудна, то Он обещает то, что наиболее могло бы облегчить ее. Итак, если хочешь иметь утешение – плачь. И не почитай этих слов иносказательными. Подлинно, когда Бог утешает, то хотя бы тысячи горестей с тобой случились, все победишь, потому что Бог всегда награждает труды с преизбытком. То же сделал Он и здесь, когда сказал, что «плачущие блаженны», – не потому, чтобы самый плач стоил того, но по Его человеколюбию (то есть, награда обещана не по важности действия, но по любви Его к людям). В самом деле, плачущие оплакивают грехи свои, а для таких довольно только получить прощение и оправдание. Но как Христос весьма человеколюбив, то Он и не ограничивает награды отменой наказания и оставлением грехов, но еще делает таких людей блаженными, и подает великое утешение. А плакать нам повелевает не о своих только грехах, но и о грехах других. Так поступали святые, как то: Моисей, Павел, Давид; все они часто оплакивали чужие грехи. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю»(Мф. 5:5 ). Скажи мне, какую наследуют землю? Некоторые говорят, что наследуют землю духовную. Но это несправедливо. В Писании нигде не упоминается о земле духовной. Что же значат эти слова? Христос разумеет здесь чувственную награду, как и Павел, когда он вслед за словами: «чти отца твоего и мать», присовокупляет: «будешь долголетен на земле»(Еф. 6:2-3 ). Равным образом и сам Господь сказал разбойнику: «ныне же будешь со Мной в раю» (Лк. 23:43 ). Применяясь к тем слушателям, которые более предаются чувственному и прежде ищут настоящего, нежели будущего, Христос не поощряет их будущими только благами, но и настоящими. Потому-то и далее в Своей беседе, сказав: «мирись с соперником твоим скорее», за такое благоразумное дело определяет награду, говоря: «чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге» (Мф. 5:25 ). Видишь, откуда Он заимствовал угрозы! От предметов чувственных, от самых обычных явлений. И еще: «кто скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону» (Мф. 5:22 ). Также и Павел весьма часто указывает на чувственные награды, и заимствует побуждения от предметов настоящих, например, когда рассуждает о девстве: тут он совсем не упоминает о небесах, а побуждает настоящими благами, говоря: «если же кто почитает неприличным», и: «мне вас жаль», и: «хочу, чтобы вы были без забот» (1Кор. 7:36,28,32 ). Так и Христос с духовными наградами соединил чувственные. Так как кроткий человек может подумать, что он теряет все свое имущество, то Христос обещает противное, говоря, что он-то безопасно и владеет своим имуществом: он ни дерзок, ни тщеславен; кто же, напротив, будет таковым, тот может лишиться и наследственного имения, и даже погубит самую душу. Впрочем, так как и в ветхом уже завете часто пророк говорил: «кроткие наследуют землю» (Пс. 36:11 ), то Христос выражает, следовательно, Свою мысль словами уже им известными, чтобы не везде употреблять новые выражения. Однако, в Своих словах Он не ограничивает наград настоящими благами, но вместе предлагает и будущие. Когда Он говорит о чем-нибудь духовном, то не отвергает и выгод настоящей жизни; равным образом, когда обещает что-нибудь в здешней жизни, то этим еще не ограничивает Своего обещания. “Ищите”, говорит Он, «прежде Царства Божия, и это все приложится вам» (Мф. 6:33 ). И еще: «всякий, кто оставит дома, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19:29 ). «Блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф. 5:6 ). Какой правды? Говорит ли Он о добродетели вообще, или разумеет тот вид правды, который противоположен любостяжанию? Так как Он намеревался предложить заповедь о милосердии, то и научает, как должно оказывать его; именно, называет здесь блаженными тех, которые стараются о правде, воспрещающей хищение и любостяжание.
Вникни и в то, с какой силой Он выразил Свою заповедь! Он не сказал: блаженны те, которые ищут правды, но – «блаженны алчущие и жаждущие правды», внушая этим, чтобы мы не как-нибудь, но с полной любовью стремились к ней. А как полную любовь имеют сребролюбивые, то есть, они не столько заботятся об удовлетворении голода и жажды, сколько о том, чтобы более и более иметь и приобретать, то Христос повелевает обращать подобную любовь к нелюбостяжанию. Потом Он опять представляет чувственную награду, говоря: «ибо они насытятся». Так как многие думают, что сребролюбие делает богатыми, то Он говорит, что бывает напротив, то есть, что богатыми делает правда. Итак, поступая справедливо, не бойся бедности, и не страшись голода. Поистине, те-то особенно и лишаются всего, которые похищают чужое, а кто любит справедливость, тот владеет всем безопасно. Если же не похищающие чужого имения наслаждаются таким благоденствием, то гораздо больше те, которые свое раздают. «Блаженны милостивые»(Мф. 5:7 ). Здесь, мне кажется, говорит Он не столько о тех, которые оказывают свое милосердие деньгами, но и о тех, которые оказывают его делами. Есть много различных видов милосердия, и заповедь эта обширна. Какая же награда за милосердие? «Ибо они помилованы будут». Такое воздаяние, по-видимому, равносильно добродетели; но на самом деле оно много превосходит добродетель. В самом деле, милостивые милостивы, как люди; а сами получают милость от Бога всяческих. Милосердие же человеческое и Божье не равны между собой, а отличаются одно от другого так же, как зло – от добра. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят»(Мф. 5:8 ). Вот опять духовная награда! Чистыми здесь Он называет тех, которые приобрели всецелую добродетель, и не сознают за собой никакого лукавства, или тех, которые проводят жизнь в целомудрии, потому что для того, чтобы видеть Бога, мы ни в чем столько не имеем нужды, как в этой добродетели. Потому и Павел сказал: «старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Євр. 12:14 ). Видение же здесь разумеет такое, какое только возможно для человека. Так как многие бывают милостивы, не похищают чужого, не сребролюбивы, а, между тем, любодействуют и предаются похоти, то Христос, показывая, что недостаточно первого, присоединяет и эту заповедь. То же самое и Павел, в послании к Коринфянам, подтвердил примером македонян, которые богаты были не только милосердием, но и другими добродетелями: указывая там на щедрость их в раздаянии имуществ, он говорит, что они «предали себя Господу и нам» (2Кор. 8:5 ). «Блаженны миротворцы» (Мф. 5:9 ). Здесь Христос не только осуждает взаимное несогласие и ненависть людей между собой, но требует еще более, – именно того, чтобы мы примиряли несогласия и других; и опять представляет также духовную награду. Какую же? «Ибо они будут наречены сынами Божьими», так как и дело Единородного Сына Божьего состояло в том, чтобы соединить разделенное и примирить враждующее. Потом, чтобы ты не подумал, что мир везде есть дело похвальное, Христос присоединил и эту заповедь: «блаженны изгнанные за правду» (Мф. 5:10 ), – то есть, гонимые за добродетель, за покровительство другим, за благочестие, так как правдой обыкновенно Он всегда называет полное любомудрие души. «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня» (Мф. 5:11 ). «Радуйтесь и веселитесь» (Мф. 5:12 ). Христос как бы так сказал: хотя бы вас называли обманщиками, льстецами, злодеями или другим каким именем, – вы все же блаженны. Что, кажется, страннее таких наставлений, – называть вожделенным для человека то, чего, по мнению других, нужно избегать, то есть: нищету, слезы, гонения, поношения. И, однако, Он не только изрек эти заповеди, но внушил к ним и веру, и убедил не двух, не десять, не двадцать, не сто, или тысячу человек, а всю вселенную. И толпы народа, слушая столь тяжкие, трудные и противные общему понятию наставления, изумлялись. Такова была сила слов небесного Наставника!
Впрочем, чтобы ты не подумал, что одни поношения, какие бы то ни было, делают людей блаженными, Христос определяет эти поношения двумя видами, именно, когда мы терпим их ради Него, и когда они будут ложны. Если же не будет ни того, ни другого, то поносимый не только не блажен, но и несчастлив. Посмотри, какая опять награда: «ибо велика ваша награда на небесах». Если ты слышишь, что не при каждом роде блаженства даруется царство небесное, не унывай. Хотя Христос различно описывает награды, но всех вводит в царство. И когда Он говорит, что плачущие утешатся, и милостивые будут помилованы, и чистые сердцем узрят Бога, и миротворцы назовутся сынами Божьими, – всем этим Он означает не что иное, как царство небесное. Кто получит те блага, тот получит, конечно, и царство небесное. Итак, не думай, что этой награды удостоятся одни только нищие духом; ее получат и жаждущие правды, и кроткие, и все прочие. Он для того при каждой заповеди и упомянул о блаженстве, чтобы ты не ожидал ничего чувственного. Не может быть блаженным награждаемый тем, что в настоящей жизни разрушается и исчезает скорее тени. Сказав: «велика ваша награда», Христос присовокупил еще другое утешение: «так гнали и пророков, бывших прежде вас». Так как приближалось царствие, и было ожидаемо, то Он представляет им утешение в общении с теми, которые прежде них пострадали. Не думайте, говорит Он, будто вы страдаете потому, что говорите и предписываете вопреки справедливости, или что вас будут гнать, как проповедников нечестивых учений. Вы подвергнетесь наветам и опасностям не потому, будто вы неправо учите, а по злобе слушающих. Поэтому и клеветы падут не на вас – страдальцев, а на тех, которые так худо поступают. Об этом свидетельствует все прежнее время. И пророков не обвиняли в беззаконии, или безбожном учении, когда некоторых из них побивали камнями, других изгоняли, а иных подвергали другим бесчисленным бедствиям. Итак, да не устрашает это вас. По тем же соображениям и ныне все делают. Видишь ли, каким образом он ободряет их, ставя их наравне с Моисеем и Илией? Так и апостол Павел в послании к фессалоникийцам говорит: «ибо вы, братья, сделались подражателями церквам Божьим во Христе Иисусе, находящимся в Иудее, потому что и вы то же претерпели от своих единоплеменников, что и те от Иудеев, которые убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся»(1Сол. 2:14-15 ). То же самое и здесь Христос сделал. Хотя Он в других блаженствах говорил: «блаженны нищие, блаженны милостивые»; но здесь говорит Он уже определенно, и прямо обращает речь Свою к ученикам: «блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня», показывая, что это по преимуществу относится к ним, и свойственно перед всеми прочими учителям. Вместе с тем здесь Он показывает Свое достоинство и равночестие с Отцом. Он говорит: как пророки страдали ради Отца, так вы будете страдать ради Меня. Когда же Он говорит: «пророков, бывших прежде вас», то этим показывает, что и сами они уже были пророками. Потом, желая показать, что страдания особенно для них полезны и служат к их славе, не сказал, что вас будут поносить и преследовать, а Я этому воспрепятствую. Он хочет обезопасить их не от того, чтобы они ничего худого о себе не слыхали, но чтобы худые слухи переносили великодушно, и оправдывали себя делами, потому что последнее гораздо лучше первого, и не унывать во время страданий гораздо важнее, чем совсем не страдать. Потому Он здесь и говорит: «велика ваша награда на небесах». По повествованию евангелиста Луки, Христос изрек это еще сильнее и утешительнее. Он не только называет блаженными тех, которые терпят поношение за Господа, но и называет несчастными тех, о которых все говорят доброе. Он говорит: «горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо»(Лк. 6:26 ). И об апостолах говорили доброе, но не все. Поэтому Он и не сказал: когда доброе будут говорить о вас люди; но прибавляет слово – “все”. Действительно, невозможно, чтобы добродетельные всеми были хвалимы. И опять говорит: «пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого. Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь» (Лк. 6:22-23 ). Он определил награду не только за опасности, которым они подвергались, но и за поношение. Поэтому Он не сказал: когда изгонят вас и убьют; но – когда будут поносить вас и всячески злословить. Поистине злословие уязвляет гораздо более, нежели самые дела. В опасностях есть много такого, что облегчает скорбь, например, когда все поощряют, многие одобряют, хвалят и прославляют. Но здесь, в злословии, отнимается и самое утешение. Переносить злословие не считается за великий подвиг, хотя на самом деле злословие уязвляет подвижника более чем самые опасности. Многие налагают на себя руки, не в силах будучи перенести худой о себе молвы. И что дивиться на других, когда эта-то именно причина более всего побудила удавиться того бесстыдного и гнусного предателя, который совершенно потерял стыд ко всему. И Иов – этот адамант, тверже самого камня, – когда потерял свое имущество, претерпел несносные мучения, лишился вдруг всех детей, когда увидел тело свое преисполненное червями, укоряющую жену, то все легко переносил. Когда же увидел друзей, которые его порицали, ругались над ним и, злословя его, говорили, что он терпит это за грехи свои, и несет наказание за пороки свои, тогда и этот мужественный и великий подвижник поколебался и пришел в смятение.
Подобным образом и Давид, забыв все, что он терпел, просил у Бога мздовоздаяния только за понесенное им злословие: оставь “его[Семея] злословить», говорит он, «ибо Господь повелел ему»: да «призрит на уничижение мое, и воздаст мне Господь благостью за теперешнее его злословие»(2Сам. 16:11-12 ). И Павел восхваляет не только подвергающихся опасностям, не только лишающихся имения, но и тех, которые терпят злословие, говоря: «вспомните прежние дни ваши, когда вы, быв просвещены, выдержали великий подвиг страданий» (Євр. 10:32 ). Потому и Христос положил за это великую награду. Но чтобы кто не сказал: почему же Ты ныне не отмщаешь злословящих и не заграждаешь уст их, а обещаешь награду на небесах? – Христос представил для этого пророков, показывая, что Бог и в их время не отмщал врагам их. Но если и тогда, когда воздаяние было на виду, Бог поощрял их надеждой на будущее, то, гораздо более Он поощряет ныне, когда и самая надежда на будущее прояснилась и любомудрие стало выше. Заметь и то, после скольких заповедей предложил эту последнюю. Он сделал это не без намерения и желал показать, что тот, кто заранее не приготовлен и не утвержден всеми теми заповедями, не может вступать и в эти подвиги. Потому-то Христос сплел нам из этих заповедей золотую цепь, всегда пролагая путь от предыдущей заповеди к последующей. В самом деле, человек смиренный будет оплакивать и грехи свои; оплакивающий свои грехи будет и кротким и праведным и милостивым; милостивый, праведный и сокрушенный будет непременно и чистым по сердцу, а такой будет и миротворцем; а кто всего этого достигнет, тот будет готов и к опасностям, не устрашится злоречия и бесчисленных бедствий. Дав ученикам приличное наставление, Господь снова подкрепляет их похвалами. Так как заповеди были высоки и труднее ветхозаветных, то чтобы ученики не поколебались, не пришли в смятение, и не сказали: как мы можем их исполнять? – слушай, что сказал Господь: «вы есть соль земли» (Мф. 5:13 ), показывая этими словами, что Он по необходимости дает такие заповеди. Учение, которое вам поручается, говорит Христос, должно относиться не к одной только вашей жизни, но и ко всей вселенной. Я посылаю вас не в два, не в десять, не в двадцать городов, посылаю не к одному народу, как некогда пророков, но на сушу и море, во всю вселенную, притом преисполненную зла. Словами: «вы есть соль земли», Христос показал, что все человечество помрачилось и повредилось от грехов. Потому-то Он и требует от учеников таких добродетелей, которые были особенно необходимы и полезны к исправлению других. В самом деле, кто кроток, тих, милостив и праведен, тот не для себя только одного творит добрые дела, но старается эти благие источники добра излить и на пользу других. Также и чистый сердцем и миролюбивый и гонимый за истину живет для блага общего. Итак, не думайте, говорит Христос, что вам предстоят легкие подвиги; не думайте, что слова Мои: «вы есть соль» земли маловажны. Что же? Неужели они, в самом деле, исправили то, что уже испортилось? Нет, так как солью нельзя помочь тому, что уже испортилось. Они этого и не делали, а осоляли уже прежде исправленное, им переданное и освобожденное от зловония, содержа и сохраняя в том самом обновлении, в каком приняли от Господа. Освободить от зловония греховного – было дело Христа. Апостолы же должны были трудиться и заботиться о том, чтобы исправленное опять не пришло в первое свое состояние. Замечаешь ли, как Христос мало-помалу возвышает учеников перед самими пророками? Он называет их учителями не одной Палестины, но целой вселенной, и не просто учителями, но еще учителями страшными. И то удивительно, что ученики не лестью и не угождением, но сдерживающим, наподобие соли, действием, для всех сделались достолюбезными. Итак, не дивитесь, говорит Христос, если Я, оставив других, беседую с вами и подвергаю вас стольким опасностям. Рассудите только, скольким городам, народам и языкам Я хочу послать вас в наставники. Потому Я и хочу, чтобы вы не только сами были благоразумны, но и других делали такими. Быть благоразумными особенно нужно тем, от которых зависит спасение других, и столько нужно им иметь в себе добродетели, чтобы можно было уделять ее в пользу других. Если вы не будете такими, то и сами не спасетесь.
Итак, не огорчайтесь, если слова Мои кажутся вам тяжкими. Через вас и другие заблудившиеся могут образумиться, а если вы утратите свою силу, то погубите с собой и других. Поэтому, чем важнее возложены на вас обязанности, тем более вы должны иметь ревности. Потому и говорит Христос: «если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленой? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям». Другие, если и много раз согрешат, все-таки могут быть прощены; но учитель, если согрешит, не может ничем извинить себя, и должен понести тягчайшее наказание. Чтобы ученики, слыша слова: «когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить»не устрашились всенародно проповедовать, Христос говорит, что если вы не решаетесь на это дело, то напрасно и избраны. Не злословия надобно бояться, но того, чтобы не представить из себя лицемеров; в таком случае вы покажете себя неразумными и достойными презрения. Если же вы будете строги в обращении, и за это подвергнетесь злословию, радуйтесь. Таково именно свойство соли, что она едкостью остроты своей неприятна на вкус людей сластолюбивых. Злословие, следовательно, необходимо будет преследовать вас, но нисколько не повредит вам; напротив, будет свидетельствовать о вашей твердости. Если же вы, устрашась злословия, оставите подобающую вам твердость, то подвергнетесь тягчайшим бедствиям; вас все будут и злословить, и презирать, а это-то самое и значит: «попираема». Вслед за тем Христос переходит к другому, высшему сравнению: “вы есть”, говорит Он, “свет мира”(Мф. 5:14 ). Опять – “мира”, не одного народа, не двадцати городов, но всей вселенной; свет духовный – подобно, как и соль духовная, – который превосходнее лучей видимого солнца. Сперва Он назвал их солью, а потом светом, чтобы ты знал, сколько выгод от строгих слов, и сколько пользы от чистого учения. Оно обуздывает и не позволяет рассеиваться, но, направляя к добродетели, делает внимательным. «Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике» (Мф. 5:14-15 ). Этими словами Христос опять побуждает учеников Своих к строгой жизни, научая их быть осторожными, так как им надлежало явиться перед лицом всех и подвизаться на поприще целого мира. Не смотрите, говорит, на то, что мы сидим теперь здесь, что мы находимся в самой малой частичке мира. Нет, – вы так будете приметны всем, как город, стоящий на верху горы, как светильник, поставленный на подсвечнике и светящий всем, находящимся в доме.
Где теперь неверующие в могущество Христово? Пусть услышат это и, подивившись силе пророчества, благоговейно поклонятся Его могуществу! Подумай, в самом деле, сколько обещано было тем, которые были неизвестны даже в своем городе! Земля и море узнает их, и слава о них распространится до пределов вселенной, или – лучше, – не слава, а самые их благодеяния, – потому что не громкая слава сделала их везде известными, но величие самых дел. Они, как птицы, пронеслись через всю вселенную быстрее солнечного луча, распространяя повсюду свет благочестия. Здесь Христос, по моему мнению, старается в учениках Своих поселить еще смелость, потому что словами: «не может укрыться город, стоящий на верху горы» ясно выражает Свое могущество. Как такой город не может укрыться, так и благовествованию невозможно утаиться и остаться в неизвестности. Так как прежде Христос говорил о гонениях, злословии, наветах и вражде, то, чтобы ученики не подумали, что все это может воспрепятствовать их проповеди, Он, ободряя их, говорит, что благовествование не только не останется в неизвестности, но и просветит всю вселенную, а через это и сами они станут славными и знаменитыми. Итак, здесь Христос показывает Свое могущество, а в последующих словах требует смелости от Своих учеников. «Зажегши свечу», говорит Он, «не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:15-16 ). Я, говорит Он, возжег свет, а вы своим старанием должны поддерживать этот свет, – и это не для себя только самих, но и для других, которые должны воспользоваться его сиянием и руководствоваться им к истине. Злословие нимало не затмит вашего света, если вы должным образом станете проводить жизнь свою, если будете жить так, как подобает людям, которые должны обратить всю вселенную. Покажите жизнь вполне достойную благодати, чтобы благовествование ваше везде оправдывалось вашей доброй жизнью. Кроме спасения людей, Христос показывает затем и другую пользу, которая может побудить учеников к усерднейшему и ревностнейшему исполнению их обязанностей. Если хорошо будете жить, говорит Он, то не только обратите всю вселенную, но и будете способствовать к славе имени Божьего; напротив, худой жизнью и людей погубите, и дадите повод к хуле имени Божьего.
Каким же образом, скажешь ты, прославится через нас Бог, если люди будут злословить нас? Но не все; да и самые злословящие нас будут делать это по зависти, в сердце же своем они будут почитать и удивляться нам, подобно тому, как есть люди, которые явно льстят нечестивым, а в сердце своем обвиняют их. Что же прикажешь? Жить нам для тщеславия и честолюбия? Нет, я не то говорю. Я не сказал: старайтесь выставлять на вид добрые дела ваши, показывайте их; но сказал только: «да просветится свет ваш», т. е. да будет добродетель ваша велика, огонь обилен, свет неизречен. Когда добродетель будет такова, то сокрыть ее невозможно, хотя бы тот, кто имеет ее, всячески старался укрывать. Итак, показывайте жизнь безукоризненную, и никто не будет иметь достаточной причины злословить вас. Пусть злословящих будет бесчисленное множество, никто, однако же, не сможет затмить славу вашу. Хорошо сказано слово: “свет”. Действительно, ничто так не распространяет славы о человеке, как блеск добродетели, хотя бы этот человек и старался всеми мерами скрыть его. Он как бы окружен солнечным лучом, и светит яснее самого луча, простирая свое сияние не на землю только, но и на самое небо. Здесь Христос утешает учеников Своих еще более. Пусть прискорбно вам, говорит Он, когда вас поносят; но многие через вас сделаются истинными поклонниками Богу. И в том, и другом случае вам готовится награда: и когда вы будете терпеть злословие для Бога, и когда через вас прославляют Бога. Но чтобы мы не старались распространять худой молвы о себе, зная, что за это будет награда, Христос не просто сказал о злословии, но указал только на два вида его, именно: когда о нас говорят ложно, и когда злословят нас для Бога. Но в тоже время Христос показывает, что не только такое злословие приносит великую пользу, но и хорошая слава, когда через нее распространяется слава Божия. Здесь Христос подкрепляет учеников благими надеждами. Это злословие нечестивых, говорит Он, не так сильно, чтобы и другим могло воспрепятствовать видеть свет ваш. Тогда только будут попирать вас, когда вы помрачите себя, но не тогда, когда будете поступать хорошо. Напротив, тогда многие будут удивляться вам, и не только вам, но через вас и Отцу вашему. Далее, Христос не сказал: прославят Бога, но – Отца, чем самым полагает начатки достоинства, которое будет даровано им. Потом, чтобы показать Свое равночестие с Отцом, Христос сказал прежде: не скорбите, когда худое о себе услышите, потому что довольно с вас, что вы это ради Меня слышите, – а здесь указывает на Отца, везде обнаруживая равенство. Итак, если мы знаем, какая польза происходит от упражнения в добродетели, и какая опасность от беспечности (потому что поношение из-за нас Господа нашего гораздо хуже нашей погибели), то не будем подавать соблазна ни иудеям, ни язычникам, ни верным, а будем вести такую жизнь, которая бы сияла светлее солнца. Пусть кто-нибудь нас злословит; мы не тогда должны скорбеть, когда слышим это злословие, но тогда, когда оно справедливо. Если мы будем жить в нечестии, то хотя бы никто нас не злословил, мы всех несчастнее; напротив, если мы будем жить добродетельно, то хотя бы вся вселенная говорила о нас худое, и тогда мы будем счастливее всех, и привлечем к себе всех желающих спастись, потому что они будут обращать внимание не на злословия нечестивых, но на добродетельную жизнь. Подлинно, голос добродетели громче всякой трубы, и жизнь чистая светлее самого солнца, хотя бы злословящих было неисчислимое множество. Итак, если мы будем иметь все упомянутые добродетели: если будем кроткими, смиренными, милостивыми, чистыми, миротворцами, не будем отвечать на оскорбления оскорблением, а, напротив, принимать их даже с радостью, то мы всех взирающих на нас привлечем этим не менее, как и чудесами, и все охотно устремятся к нам, хотя бы кто был неукротим подобно зверю, хотя бы кто был лукав подобно злому духу, – словом, как бы кто ни был худ. Если же явятся и злословящие, не беспокойся этим; не смущайся, что тебя злословят перед людьми, но рассмотри совесть злословящих, и ты увидишь, что они рукоплещут тебе, удивляются и внутренне осыпают бесчисленными похвалами. Так, обрати внимание, с какой похвалой говорил Навуходоносор о тех отроках, которые были в печи, несмотря на то, что был их врагом и гонителем. Так как он увидел их мужество, то хвалит их, и прославляет, и за то именно, что они не покорились ему и остались верны закону Божьему (Дан. 3 ). Так-то дьявол, когда видит, что нисколько не успевает, уходит, наконец, боясь, чтобы не доставить нам своими кознями большей славы. А когда он удалится, и напускаемая им тьма рассеивается, тогда всякий, как бы ни был развращен и нечестив, познает добродетель. Если же и люди не поймут тебя, то будешь иметь у Бога похвалу и большую славу.
Итак, не скорби, и не малодушествуй. И апостолы были «для одних запахом смертоносным на смерть, а для других запахом живительным на жизнь»(2Кор. 2:16 ). Если ты не подал никакого повода к злословию, то ты свободен от всякого обвинения; напротив, ты сделался даже счастливейшим человеком. Пусть же сияет твоя жизнь, и не обращай никакого внимания на тех, кто злословит тебя; невозможно ведь, совершенно невозможно, чтобы добродетельные не имели у себя многих врагов. Но от них ничего не потерпит добродетельный человек; напротив, он через это еще более прославится. Итак, размышляя об этом, будем иметь ввиду одно – вести жизнь свою добродетельно. Ведя так жизнь, мы и сидящих во тьме будем руководить к небесной жизни. Такова сила этого света, что он не только здесь сияет, но и освещает путь идущим туда. Когда сидящие во тьме увидят, что мы презираем все настоящее и стремимся к будущему, тогда они и без слов, самыми делами нашими, убедятся в этом. Кто, в самом деле, настолько безумен, чтобы, видя человека, который три дня тому назад роскошествовал, был богат, а сегодня отказался от всего, ничего не имеет, готов терпеть нищету, голод, всякие лишения и опасности, готов пролить кровь свою, идти на заклание, терпеть все, что есть жестокого, – кто настолько безумен, говорю, чтобы, видя все это, не вывел для себя ясного доказательства о будущем? Если же мы будем прилепляться к настоящему, и совершенно к нему пристрастимся, то поверят ли нам, что мы стремимся в другое отечество? Какое, наконец, будет у нас извинение, когда для нас страх Божий будет иметь меньше значения, чем даже слава человеческая имела для языческих философов? Так, некоторые из них отвергали богатство, презирали смерть, надеясь приобрести славу от людей, почему и надежда их была суетна. Что нас защитит, когда при стольких благах, нам обещанных, при стольких путях, открытых нам для благочестивой жизни, мы не только не можем сравниться с ними, но губим и себя и других? Не столько вреда приносит язычник, поступающий нечестиво, сколько христианин, так поступающий. И это вполне понятно. Учение язычников нелепо, наше же, по благодати Божьей, досточтимо и славно у самих нечестивых. Вот почему, когда они хотят особенно упрекнуть нас, и усилить свое злословие, то говорят: «христианин»! Не сказали бы они этого, если бы не имели высокого мнения о нашем учении. Ужели ты не знаешь, что и как заповедал Христос? И как ты можешь исполнить хотя бы одну из заповедей Его, когда, оставив все, ты стараешься только собрать барыши, пустить деньги в рост, завести торговые связи, купить множество рабов, заготовить драгоценные сосуды, закупить поля, дома, и разные домашние принадлежности? И пусть было бы только это одно; но, когда к этим бесполезным занятиям ты присоединяешь еще неправду, отнимая землю у соседей, грабя дома, разоряя бедных, увеличивая голод других, – то, когда ты приступишь к этим заповедям? Но ты иногда милуешь нищих? Знаю это. Однако же, и тут опять большая погибель для тебя, потому что ты делаешь это или с надменностью, или из тщеславия, так что и в добрых делах для тебя нет пользы. Что может быть бедственнее того, когда ты даже у самой пристани терпишь кораблекрушение? Итак, чтобы не случилось этого с тобой, для этого, сделав доброе дело, не ищи от меня благодарности, чтобы иметь тебе должником самого Бога, Который сказал: «взаймы давайте тем, от которых вы не надеетесь ничего получить» (Лк. 6:35 ). Имея такого должника, для чего же ты, оставив Его, требуешь от меня, человека бедного и скудного? Разве этот должник гневается, когда требуют с Него долг. Или Он беден? Или отказывается платить? Но разве ты не видишь Его неисчислимых сокровищ? Разве ты не видишь Его неизреченной щедрости? Итак, с Него проси и требуй; это Ему приятно. А если Он увидит, что ты с другого требуешь долг Его, то Он оскорбится этим, – и не только не отдаст тебе, но и по праву осудит тебя. В чем ты нашел Меня неблагодарным, скажет Он? Какую бедность у Меня нашел, что, оставив Меня, идешь к другим? Одному дал взаймы, а с другого требуешь? Ведь, хотя и человек получил, но велел дать Бог. Итак, Бог сам хочет быть первым должником и порукой, доставляя тебе бесчисленные случаи всегда с Него требовать. Не оставляй же такое богатство и такое обилие, и не ищи получить с меня, – человека ничего не имеющего. И для чего ты подаешь милостыню на моих глазах? Разве я говорил тебе: “дай”? Разве от меня ты слышал, чтобы с меня требовать? Сам Бог сказал: «благотворящий бедному дает взаймы Господу»(Притч. 19:17 ). Ты дал взаймы Богу; с Него и требуй. Но Он не отдает теперь всего? И это Он делает для твоей пользы. Он не какой-нибудь обыкновенный должник, который спешит только отдать долг, но должник, который всячески старается еще о том, чтобы взятое взаймы сохранить в целости. Потому-то Он, что нужно отдать здесь, отдает, а что там, сберегает.
Итак, зная это, станем оказывать милосердие и большее человеколюбие как имуществом, так и делами. Если увидим, что кого-либо мучат и бьют на площади, и если можем избавить его деньгами, то избавим. А если можем освободить словами, не поленимся и это сделать. Есть ведь награда и за слова, даже и за самые вздохи: и об этом-то блаженный Иов говорил: «не плакал ли я о том, кто был в горе? не скорбела ли душа моя о бедных?»(Йов. 30:25 ). Если же есть награда за слезы и вздохи, то подумай, каково будет воздаяние, когда присоединятся к ним слова, усердие и другое подобное тому. И мы были некогда враги Богу, и Единородный примирил нас, сделавшись посредником, претерпев за нас раны и самую смерть. Постараемся же и мы избавлять от бесчисленных бедствий тех, которые подвергаются им и перестанем поступать так, как мы поступаем теперь, когда, например, видя, что другие ссорятся и дерутся между собой, останавливаемся и окружаем это дьявольское зрелище, чтобы позабавиться бесстыдством других. Может ли что быть бесчеловечнее этого? Видим, что бранятся, дерутся, раздирают друг у друга одежду, разбивают друг другу лицо, и спокойно продолжаем стоять. Неужели тот, кто дерется, медведь? Неужели зверь? Неужели змей? Это человек, всегдашний сообщник твой; он брат тебе, он сочлен твой. Итак, не делай для себя зрелища, но прекращай ссоры; не забавляйся, но укрощай; не побуждай других к такому бесстыдству, но разнимай и усмиряй дерущихся. Радоваться таким несчастным случаям свойственно только людям бесстыдным, подлым, непотребным и безумным. Ты смотришь на человека бесстыдно поступающего, и не замечаешь, что и сам то же делаешь? И ты не вступаешься, чтобы рассеять сборище дьявольское, и прекратить злобу человеческую! Чтобы мне и самому принять побои, скажешь ты, – и ты это велишь? Совсем нет! Ты не примешь их. А если и примешь, так это будет тебе вместо мученичества, потому что за Бога претерпишь это. Если же не хочешь принять побоев, то подумай. Сам Господь восхотел претерпеть за тебя крест. Как обижающий, так и обижаемый, от сильного гнева, ими обладающего, подобны пьяным и потерявшим рассудок, потому и имеют нужду в человеке здравомыслящем, который бы им помог: первому, чтобы перестал обижать, а второму, чтобы избавился от побоев. Итак, пойди и подай руку помощи – трезвый опьянелому. Подлинно, и гнев опьяняет, и это опьянение даже гораздо хуже опьянения от вина. Посмотри на корабельщиков: они как скоро видят где-либо кораблекрушение, тотчас, подняв паруса, спешат, чтобы спасти от волн своих товарищей по ремеслу. Итак, если имеющие одинаковое ремесло так друг другу помогают, то тем более надлежит помогать друг другу тем, которые имеют одинаковую природу. Ведь и ссора – кораблекрушение, притом и гораздо бедственнее того. В самом деле, кто ссорится, тот или изрыгает хулы, и, таким образом, теряет все прежние добрые дела, или в сильном гневе клянется ложно, и, таким образом, впадает в геенну, или наносит побои и совершает убийство, и опять подвергается такому же кораблекрушению. Итак, пойди, прекрати зло, спустись в это бурное море и спаси утопающих, и, разрушив зрелище дьявольское, уговаривай каждого порознь, погаси пламень и укроти волны. Если пожар распространится, огонь усилится, – не бойся: многие тебе подадут руку помощи, только начни, – а прежде всех поможет Бог мира. И если ты первый начнешь гасить пламя, то многие и другие последуют за тобой, и ты получишь награду и за их доброе дело. Послушай, что говорит Христос иудеям, пресмыкающимся долу. Если увидишь, говорит Он, упавшего осла у врага своего, не проходи мимо, но подыми (Вих. 23:5 ). Но гораздо легче разнять ссорящихся между собой, нежели поднять упавшую скотину. Если же должно поднимать осла у врагов, то тем более души у друзей, особенно когда последнее падение гораздо бедственнее; ведь души от тяжести гнева падают не в грязь, а в огненную геенну. Между тем ты, жестокий и бесчеловечный, видя брата своего лежащего под тяжким бременем, и дьявола предстоящего и разжигающего пламя гнева, проходишь мимо! Так поступать даже и с животными не безопасно. Самарянин, когда увидел раненого, человека совсем ему неизвестного и не имевшего к нему никакого отношения, остановился, посадил его на своего осла, привез в гостиницу, нанял врача, и деньги хозяину гостиницы частью заплатил, частью обещал заплатить (Лк. 10 и далее). А ты, видя человека, который попался не разбойникам, но полчищу демонов, и подвергся ярости врага не в пустыне, но среди площади, – когда тебе не нужно ни денег платить, ни осла нанимать, ни идти далеко, а только сказать несколько слов, – ты, жестокий и бесчеловечный, не хочешь помочь, но бежишь мимо! Как же ты надеешься сам когда-нибудь получить милость у Бога? Вам говорю я, которые перед всеми поступаете бесстыдно, – вам, обидчикам и притеснителям! Скажи, пожалуйста: ты наносишь побои, топчешь ногами, кусаешь? Разве ты кабан, или дикий осел? И ты не стыдишься, не краснеешь от своего зверства, забывая свое достоинство? Ты беден? Но ты свободен. Ремесленник ты? Но ты христианин. Потому-то самому тебе и должно жить смирно, что ты беден. Ссориться свойственно только богачам, а не бедным, – богачам, говорю, которые имеют многие причины к ссоре. Ты не пользуешься удовольствиями богатства, между тем ищешь неприятностей, с ним неразлучных – вражды, распрей, ссор, мучишь и душишь брата своего, и повергаешь его перед всеми. Неужели ты не понимаешь, что в своем бесстыдстве подражаешь необузданности бессловесных, или вернее, делаешь еще хуже их? У бессловесных все общее, они собираются и ходят вместе; а у нас, напротив, ничего нет общего, но все вверх дном: вражды, распри, ссоры, ненависть, обиды. Мы не стыдимся ни неба, куда мы все призываемся, ни земли, которая всем нам дана в общее жилище, ни самой природы своей; но все подавляют в нас гнев и любостяжание. Или не знаешь ты о том рабе, который должен был десять тысяч талантов, и после того, как долг прощен был ему, душил товарища своего за сто динариев, – или не знаешь, сколько претерпел он бедствий, и как предан был вечному мучению (Мф. 28 и далее)? И ты не боишься такого примера? Не страшишься подвергнуться тому же? Ведь и мы много, много должны Господу, однако, Он ждет и долготерпит; не истязает нас, как мы своих собратий, не душит нас, не мучит. Между тем если бы Он захотел потребовать от нас хотя бы малейшей части долга, мы давно бы погибли. Размышляя об этом, возлюбленные, смиримся, и будем снисходительны к должникам своим; через них имеем случай, если только мы благоразумны, получить прощение в великих долгах своих и за малое приобрести многое. Итак, зачем же ты насильно требуешь долг от ближнего своего? Тебе даже надлежало бы простить и тогда, когда бы он сам захотел тебе отдать, – простить для того, чтобы получить все от Бога. А ты между тем всеми силами стараешься получить долги, заводишь споры, чтобы не потерять ни малейшей части своего имущества. Ты думаешь причинить обиду ближнему, а, между тем, сам на себя поднимаешь меч, и умножаешь для себя мучение в геенне. Если ты хоть немного будешь здесь благоразумным, то облегчишь участь свою на суде. Ведь Бог для того только и требует от нас такого снисхождения к ближним нашим, чтобы самому иметь случай прощать нам великие согрешения наши. Итак, сколько бы ни было у тебя должников, деньгами ли то, или оскорблениями, всех прости, и за такое великодушие проси от Бога воздаяния. Доколе они будут оставаться твоими должниками, до тех пор и Бог не будет твоим должником; напротив, как скоро простишь их, тогда можешь приступить к Богу, и требовать от Него воздаяния себе за такой добрый поступок. Если бы кто, проходя мимо тебя и видя, что ты держишь своего должника, велел тебе отпустить его, обещав заплатить за него; если, говорю, этот человек не откажется заплатить тебе всего долга вместо твоего должника, – то не более ли, не тысячекратно ли более воздаст нам Бог, когда мы, повинуясь Его заповеди, простим должников своих, не требуя от них ничего? Мы должны иметь в виду не временное удовольствие, происходящее от требования долгов, но тот вред, который потерпим за то в будущем, и который будет состоять в лишении бессмертных благ. Итак, возвысившись над всем этим, будем прощать и деньги, и оскорбления должникам своим, чтобы и самим нам можно было получить прощение в своих долгах; и чего мы не успели достигнуть через другую добродетель, этого мы достигнем, когда не будем помнить зла на ближних своих, и, таким образом, сподобимся благ вечных, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа. Ему слава и держава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Беседа 16
«Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков» . (Мф. 5:17 )
Изъяснение 5:17–26. Для чего Христос говорит, что Он не разрушает закона. – Почему Он иное говорит и делает со властью, иное со смирением и с молитвою к Богу. – Как Христос исполнил закон и пророков. – Заповеди, восполнявшие ветхий закон, даны уже в предшествующих заповедях блаженства. – Почему свои заповеди Христос называет малыми. – Собственные дела должны предшествовать учению. – Ветхозаветная правда сродна с новозаветной. – Почему в новом завете требуются большие подвиги. – Заповеди Христовы утверждают и восполняют заповеди ветхозаветные. – Ветхозаветный закон свидетельствует о благости Законодателя. – Законодатель ветхого и нового завета один. – Не всякий гнев запрещается Христом. – Почему за оскорбления словом Христос угрожает геенной. – Примирение с братом есть истинная жертва Богу. – Почему повелевается мириться с соперником скоро. – Медлительность в совершении добрых дел бывает причиною больших зол. – Побуждением к добродетели должна служить мысль, что мы все делаем для Бога. – Помощь Божия все делает легким. – Добродетель кажется трудной для человека, пока только он пребывает в грехах.
Но кто и думал об этом? Или кто обвинял Его в этом и вызывал на такой ответ? Сказанные Им слова совсем не возбуждали такой мысли, Его заповеди – быть кроткими, тихими, милосердыми, чистыми сердцем и подвизаться за правду – ничего подобного не показывали, но даже совершенно противное. Итак, для чего же Он сказал это? Без сомнения, не без причины, не без цели. Так как Он намеревался дать заповеди выше древних (как видно из слов Его: «Вы слышали, что сказано древним: не убивай. Я говорю вам»не гневайтесь (Мф. 5:21-22 )) и проложить путь к некоему божественному небесному образу жизни, то, чтобы новость учения не смутила сердец слушателей и не заставила их сомневаться в Его наставлениях, Он и предупреждает их словами: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков». Иудеи, хотя и не исполняли закона, имели, однако же, к нему великое уважение, и хотя каждодневно нарушали его своими делами, тем не менее желали, чтобы Писание оставалось неприкосновенным, и чтобы никто ничего не прибавлял к нему. Впрочем, они строго держались и некоторых прибавлений, сделанных их начальниками, хотя последние клонились не к лучшему, а к худшему. Так, например, этими прибавлениями нарушалось должное почтение к родителям; да и многие другие обязанности подрывались этими неуместными дополнениями. Итак, ПоеликуХристос происходил не из священнического колена, а то, что он вознамерился ввести, было прибавлением, – которое, впрочем, не уменьшало добродетели, но возвышало ее, – то Он предвидел, что и то и другое могло бы смутить их, и потому прежде, чем начертать свои чудные законы, опровергает те сомнения, которые могли скрываться в уме их. В чем же могли заключаться их сомнения и возражения? Они думали, что Христос говорит это для уничтожения древних постановлений закона. Это-то подозрение Он и удаляет. Так Он делает не только здесь, но и в других случаях. Так, когда иудеи почитали Его противником Богу за нарушение субботы, то, чтобы опровергнуть такое их мнение и защитить Себя, в одном случае Он употребляет слова, приличные Ему как Сыну Божию, говоря: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ін. 5:17 ), – а в другом – исполненные смирения, как, например, когда показывает, что для спасения овцы, погибшей в субботу, может быть нарушение закона, также, когда замечает, что и обрезание совершается в субботу (Мф. 12:11-12 ). Для того Он часто и говорит так смиренно, чтобы истребить их мнение, будто Он поступает противно Богу. Для того-то, когда и Лазаря воззывал из гроба, обратился с молитвою к Богу, несмотря на то, что прежде единым словом воскрешал многих мертвых (Ін. 11:41 ). А чтобы отсюда не заключили, что Он менее Отца Своего, – предупреждая такое мнение, присовокупляет: «Сказал [сие] для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня» (Ін. 11:42 ). Таким образом, Он не все (чудеса) производит, как полновластный Владыка, для того, чтобы исправить ошибочное о Нем мнение иудеев, но и не перед каждым обращается с молитвою к Богу, чтобы в последствии времени не подать случая к превратному мнению, будто Он был слаб и бессилен; но в иных случаях поступает так, а в других – иначе, и делает так не без разбора, но с свойственною Ему мудростью. Важнейшие чудеса Он совершает как полномочный Владыка, а в менее важных возводит очи к небу. Так, когда он отпускал грехи, открывал тайны, отверзал рай, изгонял бесов, очищал прокаженных, попирал смерть, воскрешал многих мертвых, – все это Он совершал одним велением, а умножая хлебы, что было менее важно, обращается к небу. Очевидно, что Он делает это не по слабости. В самом деле, если Он мог полновластно совершить большее, то какую имел надобность в молитве для совершения меньшего? Без сомнения, Он делал это, как я и прежде сказал, для обуздания бесстыдства иудеев. То же самое должен ты думать и в тех случаях, когда слышишь, что Он говорит со смирением. Много Он имел причин так говорить и действовать, как то: чтобы не подумали, что Он действует не по воле Божией, чтобы подавать наставления и врачевание всем, чтобы научать смирению, чтобы показать, что Он облечен плотью, и что иудеи не могут принять всего вдруг, также, чтобы научить их не много о себе думать. По этим-то причинам часто и говорил сам о Себе со смирением, предоставляя говорить о Нем великое другим.
Так сам Он, беседуя с иудеями, говорил: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь»(Ін. 8:58 ); а ученик Его сказал об этом так: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»(Ін. 1:1 ). Опять, сам Он нигде прямо не говорит, что Он сотворил небо, и землю, и море, и все видимое и невидимое; а ученик Его смело и не обинуясь, не один, или два раза, но многократно говорит об этом: «Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть»; также: «В мире был, и мир чрез Него начал быть» (Ін. 1:3,10 ). Да и чему удивляться, если другие о Нем сказали более, нежели Он сам, когда Он, многое, не выражая ясно словами, показывал делами? Что Он сотворил человека, то ясно доказал исцелениями слепого; между тем, говоря о сотворении человека в начале, не сказал: Я сотворил, но – «Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их» (Мф. 19:4 ). Равным образом, что Он создал мир, и все находящееся в нем, то доказал ловитвою рыб, претворением воды в вино, умножением хлебов, укрощением бури на море, лучезарным светом, которым воссиял Он на кресте, и многими другими чудесами; хотя на словах никогда ясно не выражал этого, но ученики Его: Иоанн, Павел и Петр говорят о том весьма часто. Если и эти ученики, которые и днем и ночью слышали Его беседы, видели чудотворения, которыми Он многое разрешал наедине, даровал силу даже воскрешать мертвых, и которых, наконец, соделал столь совершенными, что они для Него оставили все, – если и они, восшедши на такую степень добродетели и любомудрия, не могли еще сносить всего, прежде чем приняли дары Святого Духа; то каким образом иудейский народ, который не имел ни такого познания, ни такой добродетели, и только иногда был свидетелем того, что делал, или говорил Христос, уверился бы, что Он поступает согласно с волею Бога всяческих, если бы сам Иисус не оказывал во всем Своего снисхождения? Вот почему, и нарушая, например, субботу, Он не вдруг ввел такое законоположение, но наперед представил многие и различные причины. Если же, намереваясь отменить и одну заповедь, Он употребляет такую осторожность в словах, чтобы не устрашить слушающих, то, когда присоединял к целому прежнему закону целый новый, тем более имел нужду предуготовлять слушателей Своих и применяться к их состоянию, чтобы не возмутить их.
По той же причине Он и о Своем божестве не везде ясно говорит. В самом деле, если прибавление к закону так возмущало их, то не гораздо ли более возмутило бы их то, когда бы Он объявил Себя Богом? Потому Он и говорит много такого, что ниже Его божественного достоинства. Так точно и здесь, намереваясь восполнить закон, приступает к этому с великою осторожностью. Не довольствуясь тем, что сказал уже раз: Я не разоряю закона, Он повторяет то же и в другой раз, и притом еще с большею выразительностью. Сказав: «Не думайте, что Я пришел нарушить», – присовокупляет: «Не нарушить пришел Я, но исполнить». Этими словами обуздывается не только бесстыдство иудеев, но и заграждаются уста еретиков, утверждающих, что древний закон произошел от дьявола. В самом деле, если Христос пришел разрушить власть дьявола, то как же Он не только не разрушает ее, но еще и исполняет? Он не только сказал: не разоряю, – хотя и того было бы довольно, – но еще прибавил: исполняю, а это показывает, что Он не только не противился закону, но еще и одобрял его. Но каким образом, спросишь ты, Он не нарушил закона? И как исполнил закон, или пророков? Пророков – тем, что подтвердил делами Своими все, что они говорили о Нем, почему и евангелист постоянно говорит: «Да сбудется реченное через пророков» (Мф. 2:23 ); например, когда Он родился, когда отроки воспели Ему чудную песнь, когда воссел на жребя . Да и во многих других случаях Он исполнял пророчества, которые все остались бы без исполнения, если бы Он не пришел в мир. А закон исполнил не в одном отношении, но в трояком. Во-первых, Он ни в чем не преступил его. Чтобы увериться, что Он исполнил весь закон, послушай, что Он говорит Иоанну: «Ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (Мф. 3:15 ). Равным образом и иудеям Он говорил: «Кто из вас обличит Меня в неправде?» (Ін. 8:46 ); также ученикам Своим: «Идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (Ін. 14:30 ). Издревле и пророк предсказал о Нем, что Он «не сделал греха» (Іс. 53:9 ). Итак, вот первый способ, которым Он исполнил закон. Во-вторых, Он исполнил закон за нас. Поистине достойно удивления, что Он не только сам исполнил закон, но и нам даровал его исполнение, как то изъясняет Павел, говоря, что «конец закона – Христос, к праведности всякого верующего» (Рим. 10:4 ), и что Он «осудил грех во плоти, чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти» (Рим. 8:3-4 ), и в другом месте: «Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем» (Рим. 3:31 ). Так как цель закона состояла в том, чтобы сделать человека праведным, чего, однако же, он не мог сделать, то этому назначению закона удовлетворил сам Господь, нисшед на землю и установив образ оправдания чрез веру. И чего закон не мог сделать посредством букв, то сам Христос совершил через веру, – почему и говорит: «Не нарушить пришел Я» закон.
Если же кто тщательно будет исследовать, то найдет еще и третий образ исполнения закона. В чем же состоял он? В учреждении того закона, который Христос имел дать. В самом деле, Его учение не уничтожало прежнего закона, но возвышало и восполняло его. Так, например, заповедь: «не убивай» не уничтожается заповедью: «не гневайся»; напротив, последняя служит дополнением и утверждением первой. То же самое должно сказать и о всех прочих. Бросая первые семена Своего нового учения, Христос не навлек на Себя никакого подозрения; но теперь, когда Он начал сравнивать ветхий закон с новым, тем более мог быть подозреваем в противоречии первому, почему предварительно и сказал: «Не нарушить пришел Я, но исполнить». Действительно, заповеди, предлагаемые теперь, уже основывались на прежде сказанном. Так, например, слова: «Блаженны нищие духом»означают то же, что и повеление не гневаться; «Блаженны чистые сердцем»– то же, что и запрещение взирать на жену с вожделением; заповедь – не скрывать себе сокровищ на земле соответствует словам: «Блаженны милостивые». Плакать, претерпевать гонения и поношения значит то же самое, что и входить узкими вратами; алкать и жаждать правды означает не что иное, как требование, выраженное в словах: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7:12 ). Когда Христос ублажает миротворца, то высказывает почти то же самое, что выражено в повелении оставить дар, и поспешить помириться с оскорбленным братом и согласиться с соперником. Различие лишь в том, что там Христос исполняющим заповеди обещает награды, а здесь преступающим их угрожает наказанием. Там говорит, что кроткие наследят землю; а здесь – что тот, кто назовет брата своего безумным, будет повинен геенне огненной. Там говорит, что чистые сердцем узрят Бога; а здесь – что воззревший на жену нечистым оком является уже настоящим прелюбодеем. Там миротворцев называет сынами Божиими; а здесь – немиролюбивых устрашает словами: «Чтобы соперник не отдал тебя судье» (Мф. 5:25 ). Там плачущих и претерпевающих гонения называет блаженными; а здесь, подтверждая то же самое, угрожает гибелью тем, кто не идет этим путем, – так как, говорит, идущие широким путем погибают. Также и слова: «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24 ), кажется мне, сходны с изречением: «Блаженны милостивые» и: «жаждущие правды». Но здесь, как я и выше заметил, Господь намеревается прежде сказанное изложить яснее, и не только яснее, но еще с дополнениями. Так, например, Он не только повелевает быть милостивым, но еще отдавать с себя и срачицу (сорочку); не только быть кротким, но хотящему ударить в ланиту подставить и другую. Потому-то, чтобы предотвратить мнимое противоречие, Он и говорит, что пришел не разрушить закон, и повторяет это, как и прежде я сказал, не однажды, но два раза, сказавши: «Не думайте, что Я пришел нарушить», – присовокупляет: «Не нарушить пришел Я, но исполнить». Далее говорит: «Истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» (Мф. 5:18 ). Слова эти имеют такой смысл: невозможно, чтобы закон остался без исполнения, но и малейшая черта его должна быть выполнена, что и доказал Господь Своим примером, во всей точности исполнивши закон. Здесь также Он дает нам разуметь, что и весь мир должен принять иной вид. Не без причины Он сказал так, но с тою целью, чтобы возвысить дух слушателя и показать, что Он праведно поступает, учреждая новые правила жизни; если вся тварь должна принять новый вид, то и род человеческий должен быть призван к другому отечеству – к образу жизни высшей. «Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5:19 ). Устранив от Себя всякое подозрение и заградив уста тех, кто вздумал бы противоречить, Господь начинает уже возбуждать страх и предлагать сильные угрозы для ограждения вводимого Им закона. А что приведенные слова Его относятся не к древним заповедям, но к тем, которые Он сам намеревался дать, это видно из дальнейшего. «Ибо, говорю вам, – говорит Он, – если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5:20 ). Если бы Его угрозы относились к нарушителям ветхого закона, то для чего бы говорить Ему: «если не превзойдет»? Те, кто делал то же, что и фарисеи, без сомнения, не могли перед ними иметь никакого преимущества в праведной жизни. В чем же состояло это преимущество? В том, чтобы не гневаться, не смотреть на жену любострастным оком.
Почему же Он называет эти новые заповеди малыми, когда они так важны и высоки? Потому, что Он сам хотел дать этот закон. Как Он смирит Себя самого, и во многих местах говорит о Себе скромно, – так говорит и о законе Своем, научая этим и нас всегда быть скромными. Притом же, так как Его могли подозревать в нововведении, то Он до времени и употребляет смиренный образ выражения. А когда ты слышишь слова: «малейшим в Царстве Небесном», то разумей не иное что, как геенну, или мучение. Царствием Он называет не только наслаждение будущими благами, но и время воскресения, и страшное второе пришествие. В самом деле, возможно ли, чтобы тот, кто назовет брата своего глупым, и нарушит одну заповедь, был ввержен в геенну, а кто нарушит весь закон и других доведет до того же, будет находиться в царствии? Не это, следовательно, разумеется здесь, но то, что нарушитель закона в то время будет меньшим, т. е. отверженным, последним; а последний, без сомнения, ввержен будет тогда в геенну. Будучи Богом, Христос предвидел беспечность многих, предвидел, что некоторые примут слова Его за преувеличение, и будут умствовать о законе так: «неужели тот будет наказан, кто назовет брата своего глупым? Неужели тот прелюбодей, кто только посмотрит на жену?» Предотвращая такое небрежение к закону, Он и произносит страшную угрозу против тех и других, т. е. и против нарушителей закона, и против тех, которые других доводят до этого. Зная такие угрозы, потщимся и сами не нарушать закона, и не будем ослаблять ревности других, желающих блюсти его. «А кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном»(Мф. 5:19 ). Мы должны быть полезны не только для самих себя, но и для других; не одинаковую награду получает тот, кто только сам добродетелен, и тот, кто ведет с собою к тому же и другого. Как учение, не оправдываемое делами, осуждает учащего («уча другого,– говорит апостол, – не учишь себя самого?» (Рим. 2:21 )), так и добрые дела, если мы не будем в то же время руководить и других, получают меньшую награду. Итак, в том и другом надобно быть совершенным; исправив прежде самого себя, должно приложить старание и о других. Потому-то и сам Христос поставил прежде дела, а потом учение, показывая, что только таким образом можно учить с успехом; в противоположном же случае скажут: «Врач! исцели Самого Себя» (Лк. 4:23 ). В самом деле, если кто, будучи не в состоянии научить себя самого, вздумает исправлять других, тот сделается для многих предметом посмеяния; вернее же – он совсем не в состоянии будет учить, так как дела его будут противоречить его учению. А если он будет совершен в том и другом, то «тот великим наречется в Царстве Небесном. Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5:19,20 ). Здесь под словом: «праведность» разумеет Он вообще добродетель, как и в повествовании об Иове сказано: «И был человек этот непорочен, праведен» (Йов. 1:1 ). В таком же смысле и апостол Павел праведником называет того, для которого, по словам его, и закон не положен: «Закон положен не для праведника» (1Тим. 1:9 ). Да и во многих других местах можно видеть, что слово это употребляется для означения вообще добродетели. Из слов Христа ты можешь, между прочим, видеть, как приумножилась благодать, если Христос желает, чтобы ученики Его, едва вступившие на путь правды, были лучше учителей ветхозаветных. Говоря о книжниках и фарисеях, Он не разумеет преступающих закон, но исполняющих его. Если бы это были люди, не исполняющие закона, то Он не сказал бы об их правде, и правду, которой нет, не стал бы сравнивать с правдою существующею. Заметь еще здесь и то, как Он подтверждает существование древней правды, сравнивая ее с новою; а это показывает, что та и другая – сродны между собою, так как больше ли, меньше ли правда, но все-таки правда. Итак, Христос не хулит древней правды, а хочет возвысить ее. В самом деле, если бы она была худа, то Он не стал бы требовать высшей, не стал бы усовершать ее, но просто отверг бы. Но, скажешь ты, если она в самом деле такова, отчего же ныне не вводит в царствие? Она не вводит тех, которые живут после пришествия Христова, так как они, получивши большую силу, должны оказать и более подвигов; питомцев же своих вводит всех. «Многие придут с востока и запада, – говорит Господь,– и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом» (Мф. 8:11 ). Так известно, что Лазарь, удостоившийся великих наград, находится в недрах Авраама. И вообще все, особенно просиявшие в Ветхом завете, просияли этою правдою. И сам Христос, пришедши в мир, не исполнил бы этой правды всецело, если бы она была худа и не сродна с новою. Если бы Он делал это только для того, чтобы привлечь иудеев, а не для того, чтобы показать ее сродство и согласие с новою, то почему не исполнил Он законов и обычаев эллинских, чтобы привлечь к Себе эллинов?
Все это показывает, что ветхозаветная правда не потому не вводит в царство, что она худа, но потому, что настало время заповедей высших. Если она и не совершеннее новой, то и отсюда не следует, чтобы она была худа; иначе на том же основании можно было бы сказать то же самое и о новой правде. Ведь и ее знание – в сравнении с будущим – есть знание отчасти, несовершенное, и когда наступит совершенное, упразднится: «Когда же настанет,-:говорит Писание,– совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится»(1Кор. 13:10 ). Это-то и случилось с древнею правдою по введении новой. Однако, из-за этого мы не будем осуждать настоящей правды. Хотя она и уступит место новой, когда мы достигнем царствия, – так как тогда, по Писанию, «то, что отчасти, прекратится», – но все же мы называем ее великою. Итак, когда Господь обещает нам и высшие награды, и большую силу от Духа (Святого), то по справедливости требует и больших подвигов. Здесь обещается уже не земля, текущая млеком и медом, не маститая старость, не многочадие, не хлеб и вино, не стада овец и волов; но – небо и блага небесные, усыновление и братство с Единородным, соучастие в наследии, в славе и царствовании, и другие бесчисленные награды. А что мы удостоились и большей помощи, это видно из следующих слов ап. Павла: «Итак нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, но по духу, потому что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти» (Рим. 8:1-2 ). Таким образом, изрекши угрозы против преступающих закон, и обещав великие награды исполняющим его, показав затем, что по праву требует от нас более прежнего, Христос начинает наконец предлагать новый закон, – притом не просто, но сравнивая его с постановлениями древнего закона. Таким сравнением Он хотел показать, во-первых, что Его законоположение не противоречит прежнему, но весьма согласно с ним; во-вторых, что Он справедливо и весьма благовременно к древнему закону присоединяет новый. Чтобы это было для нас очевиднее, выслушаем сами слова Законодателя. Что же Он говорит? «Вы слышали, что сказано древним: не убивай» (Мф. 5:21 ). Хотя Он сам дал эту заповедь, но пока говорит об этом безлично. В самом деле, если бы Он сказал: вы слышали, что Я говорил древним, – то слушатели не приняли бы таких слов и оскорбились бы ими. Если бы сказал также: вы слышали, что сказано древним от Отца Моего, а потом присовокупил бы: «А Я говорю», то слова Его показались бы им великою самонадеянностью. Поэтому Он просто говорит: «сказано», имея Своею целью показать только то, что Он в надлежащее время говорит об этом. Из слов: «сказано древним» видно было, что уже много времени протекло с тех пор, как иудеи получили эту заповедь. А это Он делает для того, чтобы пристыдить слушателя, отказывающегося от исполнения высших заповедей; подобно, как бы учитель говорил ленивому ребенку: и ты не знаешь, сколько потерял времени учась складам? То же давал разуметь и Христос, когда упоминал о древних. Желая призвать слушателей уже к высшему учению, Он как бы так говорит: уже довольно времени вы занимались этим; пора, наконец, перейти и к высшему! Достойно замечания и то, что Господь не смешивает порядка заповедей, но начинает с первой, которою начинается и закон; и это показывает согласие Его учения с законом. «А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5:22 ). Видишь ли власть совершенную? Видишь ли образ действия, приличествующий Законодателю? Кто так говорил когда-нибудь из пророков? Кто из праведников? Кто из патриархов? Никто. «Сие говорит Господь», говорили они. Но не так говорит Сын. Те возвещали слова Владыки, а Он слова Отца Своего; слова же Отца суть вместе слова и Сына: «И все Мое Твое, и Твое Мое» (Ін. 17:10 ), говорит Христос. Те давали закон подобным себе рабам, а Он – рабам Своим. Теперь спросим тех, которые отвергают закон: заповедь – «не гневайся» противоречит ли заповеди – «не убивай»? Или, напротив, она есть усовершенствование и подтверждение последней? Очевидно, что первая служит дополнением второй, а потому и важнее ее. Кто не предается гневу, тот, без сомнения, не решится на убийство; кто обуздывает гнев свой, тот, конечно, не даст воли рукам своим. Корень убийства есть гнев. Поэтому, кто исторгает корень, тот, без сомнения, будет отсекать и ветви, или – лучше – он не даст им и возникнуть.
Итак, не для нарушения древнего закона, но для большего сохранения его Христос дал закон новый. В самом деле, с какою целью древний закон предписывал эту заповедь? Не с тою ли, чтобы никто не убивал ближнего своего? Итак, восстававшему против закона надлежало бы позволить убийство, потому что заповеди – «не убивай» противоположно позволение убивать. Когда же Христос запрещает даже и гневаться, то тем еще более утверждает то, чего требовал закон, потому что не так удобно воздержаться от убийства человеку, имеющему в мыслях только то, чтобы не убивать, как тому, кто истребил и самый гнев. Этот последний гораздо более удален от такого поступка. Но чтобы и другим образом опровергнуть наших противников, рассмотрим все их возражения. Что же они говорят? Они говорят, что Бог, сотворивший мир, повелевающий солнцу сиять на злых и добрых, посылающий дождь на праведных и неправедных, есть какое-то существо злое. А умереннейшие из них, хотя этого не утверждают, но, называя Бога правосудным, не признают Его благим. Дают Христу другого какого-то отца, которого и нет, и который ничего не сотворил. Бог, которого они называют не благим, пребывает в своей области, и сохраняет принадлежащее ему; а Бог благий входит в чужую область, и без всякого основания хочет сделаться спасителем того, чего не был творцом. Видишь ли, как чада дьявола говорят по научению отца своего, признавая творение чуждым Богу, вопреки словам Иоанна: «Пришел к своим», и: «И мир чрез Него начал быть»(Ін. 1:10-11 ). Далее, рассматривая древний закон, который повелевает исторгать око за око и зуб за зуб, тотчас возражают: как может быть благим Тот, Который говорит это? Что же мы ответим им? То, что это, напротив, есть величайший знак человеколюбия Божия. Не для того Он постановил такой закон, чтобы мы исторгали глаза друг у друга, но чтобы не причиняли зла другим, опасаясь потерпеть то же самое и от них. Подобно тому, как, угрожая погибелью ниневитянам, Он не хотел их погубить (ведь если б Он хотел этого, то Ему надлежало бы умолчать), но хотел только, внушив страх, сделать их лучшими, дабы оставить гнев Свой, – так точно и тем, которые так дерзки, что готовы выколоть у других глаза, определил наказание с тою целью, чтобы по крайней мере страх препятствовал им отнимать зрение у ближних, если они по доброй воле не захотят удержаться от этой жестокости. Если бы это была жестокость, то жестокостью было бы и то, что запрещается убийство, возбраняется прелюбодеяние. Но так говорить могут только сумасшедшие, дошедшие до последней степени безумия. А я столько страшусь назвать эти постановления жестокими, что противное им почел бы делом беззаконным, судя по здравому человеческому смыслу. Ты говоришь, что Бог жесток потому, что повелел исторгать око за око; а я скажу, что когда бы Он не дал такого повеления, тогда бы справедливее многие могли почесть Его таким, каким ты Его называешь. Положим, что всякий закон утратил свое значение, и никто не страшится определенного им наказания, – что всем злодеям, и прелюбодеям, и убийцам, и ворам, и клятвопреступникам, и отцеубийцам – предоставлена свобода жить без всякого страха по своим склонностям: не низвратится ли тогда все, не наполнятся ли бесчисленными злодеяниями и убийствами города, торжища, дома, земля, море и вся вселенная? Это всякому очевидно. Если и при существовании законов, при страхе и угрозах, злые намерения едва удерживаются, то, когда бы отнята была и эта преграда, что тогда препятствовало бы людям решаться на зло? Какие бедствия не вторглись бы тогда в жизнь человеческую? Не то только жестокость, когда злым позволяют делать, что хотят, но и то, когда человека, не учинившего никакой несправедливости, и страдающего невинно, оставляют без всякой защиты. Скажи мне, если бы кто-нибудь, собрав отовсюду злых людей и вооруживши их мечами, приказал им ходить по всему городу и убивать всех встречных, – могло ли бы что-нибудь быть бесчеловечнее этого? Напротив, если бы кто-нибудь другой связал этих вооруженных людей и силою заключил их в темницу, а тех, которым угрожала смерть, исхитил бы из рук беззаконников, – может ли быть что-нибудь человеколюбивее этого? Теперь примени эти примеры и к закону. Повелевающий исторгать око за око налагает этот страх, как некие крепкие узы, на души порочных, и уподобляется человеку, связавшему вооруженных злодеев; а кто не определил бы никакого наказания преступникам, тот вооружил бы их бесстрашием, и был бы подобен человеку, который роздал злодеям мечи и разослал их по всему городу.
Видишь ли, что заповеди Божии не только не жестоки, но еще исполнены и великого человеколюбия? Если же ты за это называешь Законодателя жестоким и тяжким, то скажи мне, что труднее и тягостнее – не убивать, или даже и не гневаться? Кто более строг, тот ли, кто определяет наказание за человекоубийство, или тот, кто налагает его даже и за гнев? Тот ли, кто карает прелюбодея по совершении греха, или тот, кто за само вожделение подвергает наказанию, и наказанию вечному? Видите, как мы дошли до заключения, совершенно противного лжеумствованиям еретиков! Бог древнего закона, называемый ими жестоким, оказывается кротким и милостивым; Бог же нового закона, признаваемый ими за благого, представляется, по их безумию, строгим и жестоким. Но мы исповедуем единого Законодателя в Ветхом и Новом завете, Который все устроил, как нужно было, и по различию самых времен постановил и два различные закона. Итак, ни ветхозаветные заповеди не были жестоки, ни новозаветные не обременительны и не тягостны; но и те и другие показывают одинаковую попечительность и любовь. А что и ветхий закон дал сам Бог, послушай, как говорит об этом пророк, или лучше сказать – что говорит сам Он в лице пророка: «Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их»(Єр. 31:31-32 ). Если же кто, зараженный нечестием Манихейским, не принимает этих слов, тот пусть послушает Павла, который говорит то же самое: «Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной… Это два завета»(Гал. 4:22,24 ). Как там две различные жены, но муж их один, так и здесь – два завета, но Законодатель один. А чтобы ты знал, что в том и другом открывается одно и то же человеколюбие, для этого там Он сказал: «Око за око», а здесь: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»(Мф. 5:39 ). Как там Он отклоняет человека от обиды страхом наказания, так равно и здесь. Каким же это образом, скажешь ты, когда Он повелевает обратить и другую ланиту? Ну так что ж из этого? Давая такую заповедь, Он не освобождает от страха, а повелевает только дать ему свободу вполне удовлетворить свой гнев. Господь не говорит, что оскорбляющий останется без наказания, но только не велит тебе самому его наказывать, и таким образом, как на того, кто ударил, наводит больший страх, если он пребудет во гневе, так утешает и того, кто получил удар. Но все это я говорил, рассуждая, так сказать мимоходом, о всех вообще заповедях. Теперь надобно обратиться к нашему предмету, и изъяснить все вышесказанное по порядку. «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду», – говорит Христос. Этими словами Он не устраняет гнев совершенно: во-первых, потому, что человек не может быть свободен от страстей; он может сдерживать их, но совершенно не иметь их не властен; во-вторых, потому, что страсть гнева может быть и полезна, если только мы умеем пользоваться ею в надлежащее время. Посмотри, например, сколько добра произвел гнев Павла против коринфян. Он избавил их от великого вреда. Равным образом, посредством гнева же обратил он и отпадший народ галатийский, и многих других. Когда же бывает приличное время для гнева? Тогда, когда мы не за себя самих отмщаем, но обуздываем дерзких, и обращаем на прямой путь беспечных. А когда гнев неуместен? Тогда, когда мы гневаемся, чтобы отмстить за самих себя, что запрещает и апостол Павел, говоря: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу [Божию]» (Рим. 12:19 ); когда ссоримся из-за денег, чего тоже апостол не позволяет, говоря: «Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? для чего бы вам лучше не терпеть лишения?» (1Кор. 6:7 )? Как этот последний гнев излишен, так первый нужен и полезен. Но многие поступают наоборот. Они приходят в ярость, когда обижают их самих, но остаются холодны и малодушествуют, когда видят, как подвергается обиде другой. То и другое противно законам евангельским. Итак, не гнев собственно есть нарушение закона, но гнев неблаговременный, почему и пророк сказал: «Гневаясь, не согрешайте» (Пс. 4:5 ). «Кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону8 ” (Мф. 5:22 ). Сонмищем здесь Господь называет судилище еврейское. Он упоминает о нем теперь для того, чтобы не подумали, что Он во всем вводит новое и небывалое. Слово “рака” не составляет большой обиды; оно выражает только некоторое презрение или неуважение со стороны того, кто его произносит. Подобно тому, как мы, приказывая что-нибудь слугам и другим низкого состояния людям, говорим: пойди ты туда, скажи ты тому-то; так точно и говорящие сирским языком употребляют слово “рака” вместо слова «ты». Но человеколюбивый Бог, чтобы предотвратить большие обиды, хочет прекратить и самые малые, повелевая нам во взаимном обращении соблюдать приличие и надлежащее друг к другу уважение. «А кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной». Для многих эта заповедь кажется тяжкою и неудобоисполнимою, потому что кажется невозможным, чтобы мы за одно простое слово подверглись столь великому наказанию; и некоторые полагают, что это сказано скорее гиперболически. Но я страшусь, как бы нам за то, что будем обольщать себя такими словами здесь, не потерпеть жесточайшего наказания на самом деле там.
Почему, в самом деле, скажи мне, эта заповедь кажется тебе тяжкою? Разве ты, не знаешь, что большая часть грехов и наказаний происходят от слов? Через слова происходят хулы, через слова – отречение от Бога, ругательства, обиды, клятвопреступления, лжесвидетельства и убийства. Итак, не смотри на то, что тут только одно слово, но разбери, не влечет ли оно за собою великой опасности. Или не знаешь, что во время ссоры, когда возгорается гнев и душа воспламеняется, и самая ничтожная мелочь представляется чем-то великим, и не очень обидное слово кажется нестерпимым? Такие мелочи весьма часто порождают убийства и разрушают целые города. Как дружба и тяжкое делает легким, так, напротив, вражда и малое превращает в несносное, и хотя бы что сказано было просто, во вражде представляется, что это сказано с злым намерением. Доколе огонь заключается в малой искре, до тех пор, сколько бы ни прикладывали к ней дров, они не загорятся; но когда пламя разгорится и поднимается высоко, то пожирает с легкостью не только дрова, но даже камни и всякое другое вещество, какое только ни бросят в него, даже и то, чем обычно гасят огонь, теперь еще более воспламеняет его. (Тогда, как говорят некоторые, не только дрова, лен и другие удобосгораемые вещества, но и сама вода, которую льют на огонь, увеличивает его силу). Так и при гневе, всякое слово тотчас обращается в пищу этого злого огня. Чтобы предотвратить все это, Христос и подвергает гневающегося напрасно суду, говоря: «гневающийся… подлежит суду»; а того, кто скажет “рака”, предает суду сонмища. Но эти наказания еще не так велики, потому что они совершаются здесь. Но тому, кто назовет другого уродом, Он угрожает огнем геенским. Здесь в первый раз Христос употребляет слово: “геенна”. Сначала Он беседовал о царстве, а потом упоминает и о геенне, показывая, что первого мы удостаиваемся по Его человеколюбию и воле, а в последнюю ввергаем себя по своей беспечности. Смотри, как постепенно Он переходит от малых наказаний к большим, и тем как бы защищает Себя пред тобою, показывая, что Он сам вовсе не хотел бы употреблять подобных угроз, но что мы сами заставляем Его произносить такие приговоры. Я сказал тебе, говорит Он, не гневайся напрасно; потому что повинен будешь суду. Ты пренебрег этим первым предостережением. Смотри же, что породил гнев твой! Он тотчас заставил тебя оскорбить другого. Ты сказал брату своему: “рака”. За это Я подверг тебя еще другому наказанию – суду сонмища. Если ты, презревши и это, прострешь далее свою наглость, то Я не стану более налагать на тебя таких умеренных наказаний, но подвергну тебя вечному мучению гееннскому, чтобы ты наконец не покусился и на убийство. Подлинно ничто, ничто не бывает так несносно, как оскорбление, ничто столько не угрызает душу человеческую; а чем язвительнее слова обидные, тем сильнейший возгорается огонь. Итак, не почитай за маловажное называть другого уродом (безумным). Когда ты отнимаешь у брата своего то, чем мы отличаемся от бессловесных, и что преимущественно делает нас людьми, т. е., ум и рассудок, ты через это лишаешь его всякого благородства. Итак, не на слова только должны мы обращать внимание, но и на само дело и на страсть, представляя то, какой удар нанести может слово, и какое причинить зло. Вот почему и Павел извергает из царствия не только прелюбодеев и блудников, но и обидчиков. И весьма справедливо. В самом деле, обидчик разоряет благо, созидаемое любовью, подвергает ближнего бесчисленным бедствиям, производит непрестанные вражды, разрывает члены Христовы, ежедневно изгоняет любезный Богу мир, и своими ругательствами уготовляет дьяволу просторное жилище, и способствует его усилению. Потому и Христос, чтобы ослабить крепость его, постановил этот закон. Он имеет великое попечение о любви, поскольку любовь есть мать всех благ, есть отличительный признак Его учеников; она одна содержит в себе все наши совершенства. Поэтому Христос справедливо с такою силою истребляет самые корни и источники вражды, разрушающей любовь. Итак, не думай, чтобы в словах Христовых было преувеличение; но, размыслив, какие от этих постановлений происходят блага, удивляйся их кротости. Ведь Бог ни о чем так не печется, как о том, чтобы мы жили в единении и союзе между собою. Потому-то Господь и сам, и через Своих учеников, как в Новом, так и Ветхом завете, много говорит об этой заповеди, и показывает Себя строгим мстителем и карателем за пренебрежение ею. Ничто столько не способствует ко введению и укоренению всякого зла, как истребление любви, почему и сказано: когда умножится беззаконие, «во многих охладеет любовь»(Мф. 24:12 ). Так Каин сделался братоубийцею; так предались жестокости Исав и братья Иосифовы; так бесчисленное множество зол вторглось в мир от разрыва любви. Потому-то Христос со всею заботливостью истребляет все то, что разрушает любовь.
Но, не останавливаясь на этом, Господь присовокупляет к сказанному еще новые наставления, из которых видно, сколько Он печется о любви. Прежде Он угрожал сонмищем, судом и геенною, а теперь предлагает новые правила, согласные с прежними, говоря так: «Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой»(Мф. 5:23-24 ). О, благость! О, неизглаголанное человеколюбие! Господь повелевает, чтобы поклонение Ему оставлено было ради любви к ближнему, и тем показывает, что и прежние Его угрозы происходили не от неприязненности или желания наказывать, но от избытка любви. Какая кротость может сравниться с тою, которая выражается в этих словах? Пусть, говорит Он, прервется служение Мне, только бы сохранилась твоя любовь, потому что и то жертва, когда кто примиряется с братом. Потому-то Он не говорит: примирись по принесении, или прежде принесения дара; но посылает примириться с братом, когда дар лежит пред алтарем, и жертвоприношение уже начато. Не велит взять с собою принесенный дар, не говорит: примирись прежде, нежели принесешь его; но повелевает бежать к брату, оставив дар пред алтарем. Для чего повелевает Он так поступить? Как мне кажется, Он имел двоякую цель: во-первых, как я уже сказал, Он хотел показать, что высоко ценит любовь, и почитает ее величайшею жертвою, и без нее не принимает и жертвы вещественной; во-вторых, хотел поставить в необходимую обязанность примирение с ближним. В самом деле, тот, кому велено принести дар не прежде, как примирившись, конечно поспешит придти к оскорбленному и прекратит вражду, если не по любви к ближнему, то по крайней мере для того, чтобы жертвоприношение не осталось напрасным. Для того Господь каждому слову и придает особенную выразительность, устрашая и побуждая приносящего. В самом деле, не сказал Он только: «Оставь там дар твой», – но присовокупил: «пред жертвенником», чтобы напоминанием о священном месте привести его в страх; не сказал только: “и пойди”, но присовокупил: «прежде…, и тогда приди и принеси дар твой». Через все это Он показывает, что трапеза Господня не допускает к себе враждующих друг против друга. Да слышат это посвященные в таинства, но со враждою приступающие к алтарю; да слышат и непосвященные, потому что и к ним относится это слово! И они ведь приносят дар и жертву, т. е. молитву и милостыню; а что и это есть жертва, послушай, как говорит об этом пророк: «Кто приносит в жертву хвалу, тот чтит Меня»; и еще: «Принеси в жертву Богу хвалу»(Пс. 49:23,14 ); и в другом месте: «Воздеяние рук моих – как жертва вечерняя» (Пс. 140:2 ). Итак, если ты принесешь и молитву с неприязненным расположением, то лучше тебе оставить ее, и пойти примириться с братом, и тогда уже совершить молитву. Для того ведь все и устроено было, для того и Бог соделался человеком, и совершил все дело искупления, чтобы нас собрать воедино. Здесь Христос посылает обидевшего к обиженному, а научая молитве, ведет обиженного к обидевшему, и примиряет их; здесь говорит: (если) «брат твой имеет что-нибудь против тебя, и пойди прежде примирись с братом твоим», а там говорит: «Будете прощать людям согрешения их» (Мф. 6:14 ). Впрочем, и здесь, мне кажется, Он посылает обиженного, потому что не говорит: попроси брата твоего, чтобы он примирился с тобою, но просто – «примирись». И хотя, по-видимому, речь здесь обращена к оскорбившему, но все относится к оскорбленному. Если ты, говорит Он, примиришься с ним из любви к нему, то и Я буду к тебе милостив, и ты можешь приносить жертву с полным дерзновением. Если же гнев еще пылает в тебе, то представь, что Я сам охотно соглашаюсь на то, чтобы ты оставил на время жертву, только бы вам сделаться друзьями. Пусть же это укротит гнев твой. Притом Он не сказал: помирись, когда ты сильно обижен; но: сделай это и тогда, когда оскорбление будет маловажно, – (если) «брат твой имеет что-нибудь против тебя». И не сказал также: когда ты гневаешься справедливо, или несправедливо; но просто: (если) «брат твой имеет что-нибудь против тебя», – хотя бы даже гнев твой был справедлив, и тогда не должно питать вражды. Так и Христос, не взирая на то, что гнев Его против нас был праведен, предал Себя самого за нас на заклание, не вменяя нам грехов наших.
Потому и Павел, другим образом побуждая нас к примирению, сказал: «Солнце да не зайдет во гневе вашем»(Еф. 4:26 ). Как Христос побуждает нас к примирению, указывая время жертвы, так и Павел увещевает нас к тому же самому, указывая на время дня. Он страшится ночи, опасаясь, чтобы она, застигши в уединении человека, терзаемого гневом, еще более не растравила его раны. В продолжение дня многие могут и отвлекать и отторгать нас от гнева, а ночью, когда человек остается один и вдается в думы, волны вздымаются сильнее и буря свирепствует с большею яростью. Предупреждая это, Павел и хочет, чтобы мы примирившись встречали ночь, чтобы дьявол не воспользовался нашим уединением, и не разжег сильнее пещь гнева. Подобным образом и Христос не терпит ни малейшего отлагательства, чтобы, по совершении жертвы, принесший ее не сделался беспечнее, и не стал бы отлагать примирения со дня на день. Он знал, что эту страсть надобно погашать как можно скорее. Как мудрый врач предлагает не только предохраняющие от болезни средства, но и служащие к ее изменению, так поступает и Христос. Запрещение называть другого безумным есть врачевство, предохраняющее от вражды; а повеление примириться с ближним служит к удалению болезней, возникающих после вражды. Смотри, с какою строгостью Он предписывает исполнять то и другое. Там угрожает геенною; а здесь прежде примирения не хочет принять и дара, и тем показывает, как велик гнев Его против враждующих. Таким образом Он исторгает и корень и плод его. Сперва говорит: «не гневайся»; а потом – не произноси ругательных слов , поскольку одно усиливается другим – от вражды возрастает ругательство, от ругательства вражда. Потому-то Он сперва истребляет корень, а потом и плод, не дает возникнуть злу в самом начале; если оно уже возрастает и приносит пагубный плод, то сжигает его совершенно. С тою же целью, вслед за упоминанием о суде, сонмище, геенне, и наставлением касательно принесения жертвы, Христос присовокупляет еще следующее: «Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним»(Мф. 5:25 ). Не говори: что же мне делать, если меня обижают, если отнимают от меня имущество и влекут меня на суд? Христос и в таком случае запрещает питать вражду, отнимая всякий к тому повод и предлог. Так как это повеление было особенно важно, то Господь убеждает к исполнению его указанием не на будущие блага, а на настоящие выгоды, которые скорее могут обуздывать грубых людей, чем обещания будущего. Ты говоришь: он меня сильнее и причиняет мне обиду? Но не причинит ли он тебе еще больше вреда, если ты не примиришься с ним, и принужден будешь идти в темницу? Примирившись, ты уступишь имение, но зато тело твое будет свободно; а когда подвергнешь себя приговору судии, то будешь связан и понесешь жесточайшее наказание. Если же ты избежишь этой распри, то приобретешь двоякую пользу: во-первых, ты не потерпишь никакой неприятности; во-вторых, это будет уже твоя добродетель, а не следствие принуждения. Если же ты не хочешь внять моим увещаниям, то не столько причинишь вреда сопернику, сколько себе. Смотри, как Христос и здесь убеждает тебя скорее примириться. Сказав: «Будь благоразумен9 с соперником твоим», – присовокупляет: “скорее”. Но не довольствуясь и этим, Он предлагает новое побуждение искать скорейшего примирения, говоря: «пока ты еще на пути с ним», чтобы через все это сильнее склонить тебя и понудить к прекращению ссоры. В самом деле, ничто столько не нарушает порядка в нашей жизни, как наша медлительность и постоянные отсрочки при совершении добрых дел. Такая медлительность часто бывает причиною того, что мы всего лишаемся. Потому-то, как Павел говорит: прежде нежели зайдет солнце, прекрати вражду, и выше сам Христос увещевает: прежде нежели принесешь дар, примирись, – так и здесь он побуждает к тому же, говоря: «Скорее, пока ты еще на пути с ним», – пока еще не дошел ты до дверей судилища, пока не предстал пред судию и не оказался в конце концов в его власти. До тех пор, пока ты не взошел в суд, ты полный господин над собою; но как скоро переступишь за его порог, ты уже подневольный другого, и сколько бы ни усиливался, не можешь уже располагать собою, как хочешь. Что же значит: «будь благоразумен» (мирись)? Это значит или то, чтобы ты согласился лучше потерпеть обиду, или то, чтобы ты смотрел на дело, поставив себя на место твоего соперника, чтобы по самолюбию не нарушить справедливости, но рассуждая о своем деле, как о чужом, произнести беспристрастный приговор. Если тебе кажется это слишком великим, то не удивляйся. Христос для того ведь и предвозвестил все известные уже блаженства, чтобы, угладивши путь, и предуготовив душу слушателя, сделать ее способнейшею к принятию всех этих законов.
Некоторые говорят, что Господь под именем соперника разумеет дьявола, и не велит иметь с ним никакого дела; что и означают будто бы слова: «будь благоразумен»(мирись), поскольку от дьявола невозможно уже избавиться по отшествии из этой жизни, когда мы подвергнемся неизбежному наказанию. Но мне кажется, что Он говорит о судиях, о пути в суд и о темнице, какие мы видим здесь. Наряду с побуждениями, взятыми от высшего и будущего, Христос устрашает нас и тем, что бывает в настоящей жизни. Так поступает и Павел, убеждая слушателя представлением не только будущего, но и настоящего. Так, чтоб отвести от зла, он представляет делающему зло человеку начальника с мечом: «Если же делаешь зло,– говорит он,– бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга» (Рим. 13:4 ). Равным образом, предписывая повиноваться начальнику, он представляет побуждением не только страх Божий, но и угрозы начальника, и его о нас заботы: “И потому, – говорит он,– надобно повиноваться не только из [страха] наказания, но и по совести» (Рим. 13:5 ). На людей грубых, как я уже сказал, обыкновенно больше действует то, что находится перед их глазами и под ногами. Потому и Христос упомянул не только о геенне, но и о суде, о заключении в темницу, и о всех бедствиях заключения, желая через все это истребить самый корень убийства. Кто не произносит ругательных слов, не хочет судиться и не усиливает вражды, тот может ли покуситься на убийство? Таким образом, и отсюда видно, что с пользою ближнего сопряжена и наша польза. Примиряющийся с своим соперником гораздо больше сам получит пользы, потому что избавится от судилища, темницы и всех бедствий заключения. Итак, примем к сердцу эти наставления, и не будем производить ни споров, ни ссор, и тем более, что данные повеления еще прежде будущих наград приносят с собою удовольствие и пользу. Ежели же для многих это кажется слишком тягостным и трудным, то пусть они помыслят, что делают это для Христа, и тогда тяжкое сделается приятным. Если мы будем постоянно держаться этой мысли, то не почувствуем никакой тягости, но все будет приносить нам великое удовольствие: самый труд не покажется уже трудом, напротив – чем более станет умножаться, тем более сделается приятным и сладостным.
Итак, когда злой навык или страсть к любостяжанию будет сильно обольщать тебя, вооружись против них этою мыслию: презревши временное удовольствие, я получу великую награду. Скажи душе своей: ты скорбишь о том, что я лишаю тебя удовольствия; но радуйся, потому что я готовлю для тебя небо. Ты трудишься не для человека, но для Бога; потерпи же немного, и ты увидишь, какая произойдет отсюда польза; пребудь твердою в жизни настоящей, и ты получишь неизреченную свободу. Если таким образом будем беседовать с душою, и если будем представлять не одну тягость добродетели, но и венец ее, то скоро отвлечем ее от всякого зла. Дьявол обещает нам удовольствие временное, а скорбь уготовляет нескончаемую, и несмотря на то преодолевает нас и побеждает; а Бог, напротив, требует от нас труда временного, и обещает сладость и пользу вечную: чем же мы оправдаемся, если после такого утешения не последуем добродетели? Вместо всех иных побуждений и мысли о цели трудов, для нас довольно одной лишь твердой уверенности, что все это мы переносим для Бога. Если тот, кто имеет царя должником своим, почитает себя счастливым и безопасным на всю жизнь, то представь, как счастлив должен быть тот, кто своими добрыми делами, и малыми и великими, сделал должником своим человеколюбивого Бога, всегда живущего! Итак, не говори мне о тяжести трудов и подвигов. Бог облегчил для нас подвиг добродетели не одною только надеждою на будущие блага, но и другим способом, т. е. всегдашним Своим содействием и помощью. Тебе стоит только оказать хотя малое усердие, и все прочее последует само собою. Он для того требует от тебя хотя малых трудов, чтобы и тебе вменена была победа. Как царь повелевает сыну своему стоять в строю, и быть на виду – для того, чтобы ему приписать победу, а между тем сам управляет всем ходом сражения, так и Бог поступает в войне нашей против дьявола. Он требует от тебя только того, чтобы ты решительно объявил себя врагом дьявола, и если ты это сделаешь, то всю войну Он сам уже окончит. Воспламеняется ли в тебе гнев, или ненасытное желание богатства, появляется ли другая какая-либо мучительная страсть, – Он, как скоро увидит тебя ополчающимся и готовым на брань, тотчас делает все легким, и поставляет выше пламени страстей, подобно тому, как и отроков в пещи Вавилонской, которые точно также ничего не показали более, кроме готовности терпеть. Итак, чтобы и нам здесь утушить горящую пещь беспорядочного удовольствия, а там избежать геенны, будем ежедневно того только желать, о том стараться и пещись, чтоб усердием к добру и непрестанными молитвами привлечь к себе Божие благоволение. Тогда все то, что теперь кажется нам несносным, будет совершенно удобно, легко и вожделенно. Пока мы увлекаемся страстями, до тех пор добродетель почитаем трудною, неудобною и неприступною, а порок любезным и приятным. Но как скоро, хотя немного, станем избегать грехов, порок будет нам казаться гнусным и безобразным, а добродетель легкою, удобною и любезною. В этом могут нас уверить примеры тех, которые исправили жизнь свою. Послушай, как стыдились своих пороков (римляне), даже и тогда, когда от них избавились, как свидетельствует Павел: «Какой же плод вы имели тогда? [Такие дела], каких ныне сами стыдитесь» (Рим. 6:21 ); а добродетель, несмотря на понесенные труды, называет он приятною, скорбь мгновенною и труд легким, радуется в страданиях, веселится в скорбях и хвалится теми язвами, которые приемлет за Христа. Итак, чтобы и нам достигнуть такого состояния, будем ежедневно устроять жизнь свою согласно с наставлениями Господа, которые мы слышали, и, забывая задняя, будем простираться в передняя, и стремиться к почести вышнего звания, чего все мы да сподобимся благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
* * *
8 Синедриону – сонмищу, судилищу – и.Н.
9 Будь благоразумен – в синод.: «мирись» – и.Н.
Беседа 17
«Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» . (Мф. 5:27-28 )
Изъяснение 5:27–37. Почему Христос начинает Свое учение не с заповеди о единобожии. – Какое пожелание запрещает Христос. – Почему запрещается самое воззрение на женщину. – Обличение женщин, любящих наряды. – Должно удаляться от соблазняющих, хотя бы и близких людей. – Почему закон дозволял давать разводную. – Почему запрещается брак с отпущенной. – Ограничение свободы развода. – Запрещение клятвы. – Для исполняющего заповеди Христовы не может быть нужды в клятве. – Почему развод и клятва допущены были в ветхом завете. – Одно и то же, смотря по времени, может быть и хорошим и нехорошим. – От человека в новом завете требуется высшее совершенство, чем в ветхом. – Как можно отстать от привычки клясться.
Раскрыв во всей полноте первую заповедь и возведши ее к высшему началу духовной жизни, Спаситель, в порядке постепенности, переходит затем и ко второй заповеди, следуя и в этом случае порядку заповедей древнего закона. Но, быть может, кто скажет, что это не вторая, а третья заповедь. Да и самая заповедь – “не убивай”– не есть первая. Первая заповедь – «Один у вас Отец, Который на небесах». В виду этого можно спросить: почему Спаситель начал Свое учение не с этой заповеди? Итак, почему же? Потому, что если бы начал с первой заповеди, Ему надлежало бы ее раскрыть с большею полнотою, а следовательно, пришлось бы говорить и о Себе самом. Между тем предлагать подробное учение о Себе самом было еще не время. Кроме того, до известного времени Он предлагал только нравственное учение, желая и Своими наставлениями, и Своими чудесами наперед убедить слушателей, что Он есть Сын Божий. В противном случае, если бы Он прежде, чем преподать нравственное учение и совершить чудеса, сказал: «вы слышали, что сказано было древним: Я Господь Бог твой, и кроме Меня нет другого Бога; а Я говорю вам, что и Мне должны воздавать такое же поклонение, как Ему», то он всех бы заставил только смотреть на Себя, как на беснующегося. Если и после Его проповеди и многих знамений, называли Его беснующимся, когда Он говорил о Своем богоравенстве даже прикровенно, то чего бы не сказали, чего бы не выдумали, если бы Он в самом начале решился сказать что-либо о Себе самом, как о Боге? Между тем, сохранив учение о божестве Своем до удобного времени, Он тем самым для многих сделал это учение удобоприемлемым. Вот почему Спаситель теперь и умолчал о нем. Он сперва расположил к нему слушателей знамениями и высочайшим нравственным учением, а потом уже и на словах открыто выразил его. Итак, теперь Он открывает его мало-помалу – совершением знамений и самым образом учения. Предписывая заповеди и восполняя закон с божественною властью, он тем самым постепенно возводил внимательного и благоразумного слушателя и к уразумению догмата о божестве Своем. Евангелист говорит, что слушатели дивились Его учению, потому что Он учил не как их книжники (Мф. 7:29 ; Мк. 1:22 ). Итак, начав с главных наших страстей, т. е. гнева и пожелания (поскольку эти страсти сильнее в нас действуют и более других свойственны нам), Спаситель с великою властью, подобающею законодателю, исправил понятие о них, и со всею точностью определил их сущность. В самом деле, Он не сказал, что только любодей наказывается; но что Он сказал касательно «убивающего», тоже говорит и здесь, назначая наказание и за любострастный взор, чтобы показать, в чем состоит превосходство Его пред книжниками. «Всякий, кто смотрит на женщину, – говорит Он,– с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем», т. е. кто привык засматриваться на телесную красоту, уловлять прелестные взоры, услаждать таким зрелищем свою душу и не сводить глаз с миловидных лиц, тот уже любодействует. Христос пришел избавить от злых дел не только тело, но еще более душу. Так как благодать Духа Святого мы принимаем в сердце, то Спаситель прежде всего его и очищает. Но как, скажешь, возможно освободиться от пожелания? Если только пожелаем, то очень возможно и его умертвить и сделать недействительным. Впрочем, Христос запрещает здесь не всякое пожелание, но пожелание, рождающееся в нас от воззрения на жен. Кто любит смотреть на красивые лица, тот больше всего сам возжигает в себе пламя страсти, и делая душу пленницею страсти, скоро затем приступает и к совершению пожелания. Потому-то Христос и не сказал: «кто вожделеет, уже прелюбодействует», но – «кто посмотрит на женщину с вожделением». Когда Он говорил о гневе, то делал некоторое ограничение словом: «всуе» и «напрасно». А говоря о пожелании, не употребил подобного ограничения, но всецело воспретил пожелание, – хотя гнев и пожелание равно нам врожденны, и не без цели находятся в нас, именно – гнев для того, чтобы нам наказывать злых и исправлять беспорядочно ведущих себя, а пожелание для того, чтобы нам рождать детей, и таким образом преемственно сохранять род наш.
Итак, почему же Спаситель и здесь не употребил ограничения? Если углубим внимание, то и здесь найдем весьма большое ограничение. В самом деле, Он не просто сказал: кто пожелает, – потому что можно желать и сидя в горах, – но: «кто посмотрит на женщину с вожделением», то есть, кто сам воспламеняет в себе пожелание, кто без всякого принуждения вводит этого зверя в спокойное свое сердце. Это уже происходит не от природы, но от нерадения. Такое пожелание возбраняется и в ветхом законе, когда говорится: «Не засматривайся на чужую красоту»(Сир. 9:8 ). Далее, чтобы кто не сказал: какая беда, если я посмотрю, но не буду увлечен страстью? – Христос угрожает наказанием и за само такое воззрение, чтобы ты, слишком надеясь на себя самого, не впал таким образом после в грех. Но великий ли грех, скажешь ты, если я посмотрю и пожелаю, но ничего худого не сделаю? Нет; и в этом случае ты равняешься с любодеями. Так определил Законодатель, и ты не должен более любопытствовать. Когда ты посмотришь так один, два, три раза, то, быть может, еще в состоянии будешь преодолеть страсть; но если постоянно будешь делать и возожжешь пламень страсти, то непременно будешь побежден ею, потому что ты не выше природы человеческой. Подобно тому, как мы, видя дитя, держащее нож, хотя и без вреда для себя, наказываем его за это и запрещаем впредь прикасаться к нему, так и Бог запрещает страстное воззрение еще прежде действительного преступления, чтобы нам когда-либо не впасть в само преступление. Кто однажды возжег в себе страстное пламя, тот и в отсутствие виденной им женщины беспрестанно строит в воображении образы постыдных дел, а от них часто переходит и к самому действию. Поэтому Христос запрещает и любодейное движение сердца. Итак, что скажут те, которые имеют у себя сожительницами девиц? Они, по определению закона, виновны в бесчисленном множестве прелюбодеяний, потому что ежедневно смотрят на них с вожделением. Потому-то и блаженный Иов положил себе главным законом никогда не позволять себе такого воззрения (Йов. 31:1 ). Действительно, когда посмотришь на женщину, то уже труднее воздержаться от наслаждения тою, которую любишь. Притом удовольствие, получаемое нами от воззрения, не так велико, как велик вред, претерпеваемый нами от усиливающегося пожелания; таким образом мы сами усиливаем нашего противника, даем больше свободы дьяволу, так что оказываемся уже не в состоянии отразить его, если впустим его внутрь себя и откроем для него свое сердце. Поэтому-то Спаситель и говорит: не прелюбодействуй глазами, – тогда не будешь прелюбодействовать и сердцем. Можно смотреть на женщин и иначе, – именно так, как смотрят целомудренные. Поэтому-то и Спаситель не вовсе запретил смотреть на жен, но только смотреть на них с вожделением. А если бы Он не имел такого намерения, то сказал бы просто: кто воззрит на жену; но Он сказал не так, а: «кто посмотрит на женщину с вожделением», то есть, кто взглянет для того, чтобы усладить взор свой. Не для того Бог создал тебе глаза, чтобы ты делал их орудием прелюбодеяния, но для того, чтобы, взирая на Его творения, благоговел пред Творцом. Как можно гневаться всуе, так можно и смотреть всуе, – именно, когда смотришь с вожделением. Если хочешь смотреть и услаждаться взором, то смотри постоянно на свою жену и люби ее: этого не воспрещает никакой закон. Если же ты будешь назирать чужую красоту, то оскорбишь и жену свою, отвращая от нее глаза свои, и ту, на которую смотришь, так как касаешься ее вопреки закону. Пусть ты не коснулся ее рукою; но ты коснулся своими глазами. Вот почему и такой поступок признается прелюбодеянием и прежде будущего мучения еще и в настоящей жизни повергает человека немалому наказанию. В самом деле, вся внутренность наполняется беспокойством и смущением, поднимается великая буря, возникает ужасная болезнь, и участь человека, претерпевающего все это, ничем не лучше участи пленных и заключенных в оковы. Притом нередко та, которая пускает смертоносную стрелу, удаляется от пораженного, а рана остается надолго; или справедливее, не она поражает тебя стрелою, но ты сам наносишь себе смертельную рану, смотря любострастными очами. Говорю это для того, чтобы оправдать целомудренных женщин. Но если кто из них украшает себя для того, чтобы привлечь на себя взоры встречных мужчин, такая женщина, хотя бы никого не уязвила своею красотою, подвергнется величайшему наказанию. Она уже приготовила отраву, растворила яд, но только никому не успела поднести отравленной чаши, или вернее, – она уже и подносила эту смертоносную чашу, но только не нашелся желающий выпить ее. Почему же, спросишь ты, Христос в словах Своих не касается и женщин? Потому, что везде Он полагает общие законы, хотя, по-видимому, направляет их к одним мужчинам; говоря в назидание главе , вместе с тем Он дает наставление и всему телу. Он знает, что муж и жена суть единое существо, почему нигде и не различает пола.
Если хочешь послушать обличение, касающееся одних только женщин, то послушай Исайю, который всячески их порицает, осмеивая и вид их, и взгляд, и походку, и стелющиеся хитоны, их игривую поступь и изгибающиеся шеи (Іс. 3:16 ). Послушай также и блаженного Павла, который предписывает им многие законы, и сильно обличает за одежды, за золотые украшения, за плетение волос, за изнеженность и тому подобное. Да и сам Христос в дальнейшей речи прикровенно высказал то же самое. Когда Он повелевает вырвать и отсечь то, что соблазняет нас, то этим показывает Свой гнев против жен. Для того и присоединил: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя»(Мф. 5:29 ). Такую заповедь Он дает для того, чтобы ты не сказал; почему же не посмотреть на женщину, если она моя родственница, или если заставляет смотреть на нее какая другая необходимость? Давая эту заповедь, Христос говорил не о членах – нет, – Он нигде не осуждает плоть, но везде обвиняет развращенную волю. Не глаз твой смотрит, а ум и сердце. Когда душа наша бывает обращена на другие какие-либо предметы, тогда глаз часто не видит того, что находится пред ним. Следовательно, не все надо приписывать действию глаза. Если бы Христос говорил о членах, то сказал бы не об одном глазе, и притом не о правом только, но об обоих. Ведь если кто соблазняется правым глазом, тот без сомнения соблазняется и левым. Итак, почему же Спаситель упомянул только о правом глазе и о правой руке. Чтобы ты знал, что речь идет не о членах, но о людях, имеющих с нами тесную связь. Если ты кого-либо столько любишь, что полагаешься на него как на правый свой глаз, или признаешь его настолько полезным для себя, что считаешь его вместо правой руки своей, и если он развращает твою душу, то ты и такого человека отсеки от себя. И заметь здесь силу выражения. Спаситель не сказал: отстань; а говорит: «Вырви его и брось от себя», желая указать на полное удаление. Далее, так как Он предписал заповедь довольно строгую, то показывает и пользу ее в обоих отношениях, – в отношении добра и в отношении зла. «Ибо лучше для тебя,– говорит Он, продолжая свое иносказание, – чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф. 5:29 ). В самом деле, когда близкий тебе человек и себя самого не спасает, и тебя с собою губит, то какое было бы человеколюбие – обоим вам погрязать в бездне погибели, тогда как, разлучившись друг от друга, по крайней мере, один из вас может спастись? Как же, скажешь, Павел желал быть отлучен от Христа ради братий своих? Апостол желал этого не без пользы, но для того, чтобы другие спаслись; а здесь бывает вред для обоих. Потому Спаситель и не сказал только: “вырви”, но и: «брось от себя», – так, чтобы уже никогда не восстановлять связи с другом, если он останется таким же, как и прежде. Таким образом ты и его освободишь от большого осуждения, и самого себя избавишь от погибели. Чтобы тебе яснее видеть пользу такого закона, применим, если тебе угодно, сказанное для примера к телу. Если бы тебе предстояла необходимость избрать одно из двух: или, сохраняя глаз, быть вверженным в ров и там погибнуть, или, лишившись глаза, сохранить прочие члены тела, – не согласился ли бы ты на последнее условие? Это для всякого очевидно. Это не означало бы, что ты не жалеешь глаза, но что жалеешь все прочие члены. Так же точно рассуждай о мужчинах и женщинах. Если друг твой, который вредит тебе, будет совершенно неизлечим, то он, будучи от тебя отсечен, и тебя освободит от всякого вреда, и сам избавится от большого осуждения, поскольку он, помимо своих грехов, уже не будет подлежать ответственности и за твою погибель. Видишь ли, какою кротостью и попечительностью исполнен закон Христов, и какое великое оказывается человеколюбие в мнимой Его строгости? Да слышат это те, которые спешат на зрелища, и ежедневно делают себя любодеями! Если закон повелевает нам отсекать от себя вредного друга, то какое могут иметь извинение те, которые на зрелищах ежедневно привлекают к себе совершенно незнакомых им, и сами изобретают бесчисленные случаи к погибели? Итак, Спаситель не только не позволяет смотреть любострастными очами, но, показав происходящий от этого вред, еще более усиливает закон, повелевая нам соблазняющий член вырывать, или отсекать, и бросать от себя прочь. И это законополагает Тот, Кто тысячу раз говорил о любви, чтобы в том и другом случае ты узнал, как велико попечение Его о тебе, и как Он всюду ищет твоей пользы. «Сказано также, что если кто разведется с женою своею, пусть даст ей разводную. А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует» (Мф. 5:31-32 ).
К новому предмету Спаситель переходит лишь после того как раскроет во всей полноте предыдущий. Так и в данном случае Он показывает нам еще другой вид прелюбодеяния. Какой же это? Был в Ветхом завете закон, который всякому, кто не любит жену свою по какой бы то ни было причине, не воспрещал отвергать ее, и жениться вместо нее на другой. Впрочем, закон повелевал делать это не просто, а предписывал дать жене разводную, чтобы ей нельзя уже было опять возвращаться к мужу, чтобы сохранить таким образом, по крайней мере, вид брака. Если бы в законе такого повеления не было, и было бы позволено одну жену отпустить, и взять другую, а потом опять возвратить первую, то произошло бы великое смешение; тогда все беспрестанно брали бы жен друг у друга, и это было бы уже явным прелюбодеянием. Законодатель оказал немалое снисхождение, позволив давать разводную; но это было сделано для избежания другого, гораздо большего зла. В самом деле, если бы закон принуждал держать жену и ненавистную, то ненавидевший легко мог бы убить ее. А народ иудейский на это был способен. Если иудеи не щадили своих детей, умерщвляли пророков и кровь проливали как воду, тем более они не пощадили бы жен. Поэтому Законодатель и допустил меньшее зло, чтобы пресечь большее. А что закон этот был не из числа первоначальных, послушай, как об этом говорит Христос: «Моисей по жестокосердию вашему» написал это (Мф. 19:8 ), – то есть, чтобы вы, удерживая у себя жен, не убивали их, но изгоняли бы от себя. Но так как Спаситель воспретил всякий гнев, запрещая не только убийство, но и всякое негодование без причины, то Ему легко было теперь упомянуть и о законе касательно развода. А приводя всегда слова Ветхого завета, Он показывает тем, что учит не противному, а согласному с ними, и только усиливает, а не ниспровергает, исправляет, а не уничтожает древнее учение. Заметь, опять, как Он везде обращает речь к мужу. «Кто разводится с женою своею,– говорит Он,– …тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует». Первый, хотя бы не взял другой жены, делается виновным через то, что заставляет жену свою прелюбодействовать, а другой становится прелюбодеем потому, что взял чужую. Не говори мне, что тот изгнал жену, потому что она и изгнанная, все-таки, остается женою изгнавшего. Далее, чтобы, возложив всю вину на изгоняющего, не сделать чрез то жену более наглою, Христос заключил для нее двери ко вступлению в брак с другим, говоря: «Кто женится на разведенной, тот прелюбодействует». Устраняя, таким образом, для отпущенной жены всякую возможность вступления в брак с другим мужем, Христос заставляет ее, хотя бы против желания, быть целомудренною, а тем самым лишает ее и возможности подавать мужу повод к малодушию. Зная, что ей безусловно необходимо или оставаться с мужем, который ей достался сначала, или, по выходе из его дома, лишиться всякого прибежища, она, хотя бы и против воли, но должна будет любить своего мужа. Если Спаситель прямо не говорит ей об этом, ты не должен дивиться. Жена существо слабое. Поэтому-то, не говоря к ней прямо, Христос в угрозе, относящейся к мужу, внушает и ей не быть легкомысленной. В этом случае Он поступил точно так же, как если бы кто-нибудь, вместо того, чтобы укорять своего распутного сына, стал бы обличать тех, которые делают его таковым, и запрещал бы им быть с ним и приближаться к нему. Если слова Христовы кажутся для тебя тягостными, то вспомни выше сказанное, где Спаситель назвал блаженными слушающих, и ты увидишь, что исполнение этих слов очень возможно и удобно. Кроткий, миротворец, нищий духом и милостивый изгонит ли жену? Тот, кто примиряет других, будет ли сам питать вражду к своей жене? Кроме того, Христос еще и другим образом закон Свой касательно развода соделал легким – именно, позволив его только по одной причине: «кроме вины прелюбодеяния». Но и в этом случае Он имел целью то же целомудрие. В самом деле, если бы Он позволил мужу держать в своем доме и такую жену, которая жила со многими, то опять вышло бы прелюбодеяние. Видишь ли, как эти слова согласны с высказанными раньше. В самом деле, не взирающий на чужую жену любострастными глазами не учинит и блуда; а не учинивший блуда не подаст мужу случая удалить от себя свою жену. Вот почему Христос весьма строго ограничивает свободу мужа, и внушает ему страх, представляя для него великую опасность, если он удалит жену свою, поскольку в этом случае он становится виною ее прелюбодеяния. И чтобы ты, услышав слова: «вырви глаз», не подумал, что это говорится о жене, Христос благовременно разрешил такое твое недоумение, позволяя разводиться с нею исключительно только по причине прелюбодеяния. «Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои. А Я говорю вам: не клянись вовсе»(Мф. 5:33-34 ). Почему же Христос перешел дальше не к воровству, а к лжесвидетельству, пройдя молчанием заповедь касательно кражи? Потому, что вор иногда и клянется; а кто не клянется и не лжет, тот тем более не захочет воровать. Таким образом, данною заповедью Христос ниспровергает и воровство, потому что ложь рождается от воровства. Но что значит: «исполняй пред Господом клятвы твои»? Это значит, что в клятве ты должен говорить истину: «А Я говорю вам: не клянись вовсе».
Потом, чтобы еще более отвратить слушателей от обыкновения клясться Богом, Спаситель говорит: не клянитесь «ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя»(Мф. 5:34-35 ). Говоря здесь словами пророков, Христос показывает, что Он не противоречит древним. Древние имели обыкновение клясться то небом, то землею, то Иерусалимом; и в конце Евангелия показан один из случаев такой обычной клятвы. Далее обрати внимание на то, почему Господь возвышает указанные предметы? Он возвышает их не по собственной их природе, но по особенному отношению к ним самого Бога, сообразно с нашим понятием. Так как тогда повсюду господствовало идолослужение, то, чтобы указанные предметы не показались сами по себе достойными уважения, Спаситель и представил ту причину, о которой мы сказали, т. е., выставил на вид славу Божию. Он не сказал: Поеликухорошо и велико небо; не сказал: Поелику полезна земля; но – Поелику небо есть престол Божий, земля подножие, – и таким образом Своих слушателей повсюду побуждал к прославлению Господа. «Ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным» (Мф. 5:36 ). Опять и здесь Христос запрещает клясться головою не по уважению к человеку, иначе бы и сам человек достоин был поклонения, усвояя славу Богу; Он показывает, что ты не властен над собою, а потому не имеешь власти и клясться головою. Если никто не согласится отдать сына своего другому, то тем более Бог не уступит Своего творения тебе. Хотя голова и твоя, но она есть собственность другого, и ты до такой степени не властен над ней, что не можешь сделать для нее и самомалейшего. Христос не сказал, что ты не можешь вырастить волоса, но что не можешь даже переменить его качества. Но как же быть, скажешь ты, если кто-нибудь требует клятвы, и даже принуждает к тому? Страх к Богу да будет сильнее всякого принуждения. Если ты станешь представлять такие предлоги, то не сохранишь ни одной заповеди. Тогда ты и об жене скажешь: что, если она буйна и расточительна? Скажешь и о правом глазе: а что, если я люблю его и стану разжигаться? Скажешь и о любострастном воззрении: ужели мне нельзя и смотреть? Равно можешь сказать и о гневе на брата: что, если я вспыльчив, и не могу удерживать своего языка? Таким образом тебе не трудно будет попрать все вышесказанные заповеди. Между тем, касательно законов человеческих ты никогда не смеешь представлять подобных предлогов, и говорить: что, если то-то, или то-то? – но волею или неволею, а непременно повинуешься предписанию. Притом, что касается рассматриваемой заповеди, то тебе может не представиться и необходимости когда-либо клясться. Кто внял учению о вышесказанных блаженствах, и устроил себя так, как повелел Христос, того всякий будет считать достойным почтения и уважения, и никто не станет принуждать к клятве. «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5:37 ). Итак, что означает лишнее против слов: «да» и «нет»? Это означает клятву, а не клятвопреступление. Всякому известно, и никому нет нужды доказывать, что клятвопреступление происходит от неприязни, и не только излишнее дело, но и богопротивное, а клятва есть дело излишнее и без нужды прибавляемое. Итак, скажешь, клятва была от лукавого? А если она от лукавого, то почему позволена была законом? То же самое ты можешь, однако, сказать и о жене: на каком основании ныне почитается любодеянием то, что прежде было позволительно? Что же на это можно сказать? То, что тогда многое сказано было из снисхождения к приемлющим закон. Ведь и чтить Бога туком жертв столь же недостойно Его, как недостойно и философа – пустословить. Ныне, когда добродетели возросли, отпущение жены вменяется в прелюбодеяние, и клятва признается от неприязни. А если бы законы касательно развода и клятвы с начала были законами дьявола, то они не были бы столько полезны и действительны. С другой стороны, если бы не предшествовали эти законы, то не так бы легко было принято и Христово учение о них. Итак, ныне, когда нужда в этих законах миновала, не ищи уже в них силы. Они нужны были при тогдашних обстоятельствах; впрочем, ежели угодно, нужны и ныне. И ныне показывается их сила, и особенно тем самым, что они лишаются у нас своего значения. То, что они ныне представляются таковыми, служит для них величайшею похвалою. Они, конечно, не показались бы нам таковыми, если бы не воспитали нас надлежащим образом, и не сделали способными к принятию высших законов. Сосцы, когда исполнят свое дело и младенец сделается способным вкушать более совершенную пищу, делаются уже бесполезными. И родители, которые прежде почитали сосцы необходимыми для своего младенца, делают их предметом шуток; а многие не только шутят, но и намазывают их каким-нибудь горьким веществом, чтобы, если словами не могут отучить от них младенца, то уже самым делом уничтожить в нем расположение к сосцам.
Так и Христос, когда сказал, что клятва происходит от неприязни, то сказал не потому, будто древний закон произошел от дьявола, но чтобы сильнее отвлечь слушателей от древнего несовершенства. Так Он говорил Своим ученикам. А что касается до бесчувственных иудеев, нераскаянно пребывающих в своем прежнем нечестии, то страхом пленения, как бы некоторою горечью, окружив их город (Иерусалим), Он сделал его для них недоступным. Но так как и это не могло обуздать их, и они опять, подобно детям стремящимся к сосцам, желали видеть этот город, то Бог, наконец, сокрыл его от очей их, разрушив его, и большинство из них удалив от него, подобно как удаляют тельцов от матерей их, чтобы со временем заставить их отстать от прежней привычки к материнскому молоку. Если бы древний закон был от дьявола, он не отвлекал бы от идолослужения, но напротив приводил бы и повергал бы в него, потому что этого желал дьявол. Но мы видим, что древний закон производил противное. И самая клятва в Ветхом завете потому узаконена, чтобы не клялись идолами. Клянитесь, говорит пророк, истинным Богом (Єр. 4:2 ). Итак, древний закон о клятве доставил людям не малое, но весьма великое благо. Назначение его состояло в том, чтобы они перешли к твердой пище. Так значит, скажешь ты, клятва не от злого? – Нет! и весьма даже от злого; но только ныне, когда открыта нам самая высокая мудрость, а не тогда. Но как может быть, скажешь ты, одно и то же то хорошим, то не хорошим? А я наоборот скажу: как одно и то же не может быть хорошим и не хорошим, когда это неопровержимо доказывают все дела, искусства, плоды и все прочее? Смотри, как это возможно, прежде всего, в отношении к нам самим. Например: быть носиму на руках в первом возрасте хорошо, а после вредно. Питаться разжеванною пищею в младенчестве хорошо, а после – отвратительно. Питаться молоком и прибегать к сосцам в начале полезно и спасительно, а после вредно и опасно. Видишь ли, как одно и то же, смотря по времени, хорошо, а после представляется не таковым? Носить детскую одежду отроку хорошо, а мужу неприлично. Хочешь ли знать и с противной стороны, как то, что мужу прилично, отроку неприлично? Одень отрока в одежду человека возрастного, – будет и смешно, и опасно для него ходить, потому что он часто будет запутываться. Поручи ему производство гражданских дел, поручи торговлю, заставь сеять и жать, – опять будет очень смешно. И что я говорю об этом? Само убийство, всеми признаваемое за изобретение лукавого, будучи совершено в приличное время, сделало Финееса, учинившего его, достойным степени священнической (Чис. 25 ). А что убийство есть дело дьявола, то послушай, что говорит сам Спаситель: «Вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала»(Ін. 8:41,44 ). Но Финеес был человекоубийца, и – «[это] вменено ему в праведность», говорит Писание (Пс. 105:31 ). А Авраам был не только человекоубийцею, но, что еще хуже, детоубийцею, – и тем самым больше всего благоугодил Богу. Равным образом и Петр учинил двойное убийство, и однако, это было делом духовным (Деян. 5 и след.). Итак, не станем просто судить о делах, но будем тщательно вникать во время, причину, намерение, в различие лиц и во все другие обстоятельства, – иначе нельзя дойти и до истины. И если хотим достигнуть царствия, то должны стараться доказать что-нибудь большее против ветхозаветных заповедей, а иначе нельзя получить небесных благ. Если мы достигнем только в меру возраста ветхозаветных, то будем стоять вне врат царствия: «Если праведность ваша не превзойдет праведности, -:говорит Господь,– книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5:20 ). И однако, есть люди, которые, и при такой угрозе, не только не превосходят древней правды, но даже и ее не имеют. Они не только не избегают клятв, но и преступают их; не только не остерегаются любострастного взгляда, но совершают и само гнусное действие и безумно попирают все прочие заповеди, дожидаясь только одного дня мучения, чтобы понести тогда жесточайшее наказание за свои преступления. Такова только и может быть участь тех, которые окончили жизнь свою в нечестии. Им нужно оставить всякие надежды на спасение и не ждать ничего, кроме наказания, потому что только находящиеся еще здесь удобно могут и вступить в борьбу, и победить, и увенчаться.
Итак, не ослабевай, человек, и не упраздняй доброго расположения! То, что повелевается тебе, не тягостно. Скажи мне, какой труд избегать клятвы? Разве нужна тут трата денег? Разве требуются великие усилия и изнурения? Стоит только захотеть – и все сделано. Если же кто-нибудь представит мне в оправдание привычку, то я скажу тому, что по этому самому и легко исполнить заповедь. Если ты приобретешь себе другую привычку, этим все и кончишь. Вспомни, для примера, многих эллинов, как одни из них, будучи заиками, при усиленном старании, исправили недостаток в своем языке; а другие отстали от привычки постоянно поднимать и дергать беспорядочно плечами, приставляя к ним сверху меч. Если вы не убеждаетесь Писанием, то я вынужден, к стыду вашему, убеждать вас примером язычников. Так и Бог поступал с иудеями, говоря: «Пойдите на острова Хиттимские и посмотрите, и пошлите в Кидар… и рассмотрите: …переменил ли какой народ богов [своих], хотя они и не боги?»(Єр. 2:10-11 ). А часто посылает их даже к бессловесным тварям, напр. говоря: «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, и будь мудрым»и «пойди ко пчеле» (Притч. 6:6,8 ). Так и я теперь скажу вам: представьте философов языческих, и тогда узнаете, какого достойны наказания те, которые преступают божественные законы. Те ради людского уважения употребляли бесчисленные труды; а вы даже о небесных благах не хотите приложить такого же тщания. Если же и после этого ты скажешь, что привычка сильна, она может обмануть и самых осторожных, то хотя я и согласен с этим, но вместе с тем скажу и то, что привычка так же легко может быть исправлена, как легко может вводить в обман. Если поставишь над собою дома многих стражей, например, жену, раба, друга, то всеми побуждаемый и поощряемый легко отстанешь от худой привычки. И если займешься этим хоть только десять дней, то тебе более будет и не нужно; все счастливо совершится и устроится у тебя, добрая привычка опять твердо укоренится в тебе. Итак, когда начнешь исправлять худую привычку, то хотя бы раз, хотя бы два, три раза, хотя бы двадцать раз преступил закон, не отчаивайся; вставай и принимайся опять за тот же труд – и непременно останешься победителем. Клятвопреступление есть немаловажное зло. Если и клятва происходит от злого, то какого наказания будет достойно клятвопреступление? Вы хвалите мною сказанное? Но мне не нужны ваши рукоплескания, громкие отзывы и похвалы. Я желаю одного только, чтобы вы, с безмолвием и разумением слушая, исполняли слова мои. Это заменяет для меня всякое ваше рукоплескание, и всякую вашу похвалу. Если же ты хвалишь сказанное, а не исполняешь того, что хвалишь, то тебе это служит к тягчайшему наказанию и большему осуждению, а нам к стыду и посмеянию. Здесь не театр, здесь вы смотрите не актеров, чтобы только рукоплескать. Здесь училище духовное. Потому об одном только и должно стараться, чтобы исполнить сказанное, и делами доказать повиновение. Тогда я все получу от вас; а теперь я почти принужден в вас отчаиваться. Я и частным образом приходящих ко мне не переставал увещевать в том, о чем говорю теперь, и в общем собрании непрестанно об этом беседовал с вами, и однако не вижу никакого плода: вы все еще держитесь только первых начал; а это может привести учащего в великое уныние. Посмотри, как и Павел скорбел от того, что его слушатели долгое время оставались на низшей степени учения. «[Судя] по времени, вам надлежало быть учителями; – говорит он,– но вас снова нужно учить первым началам слова Божия» (Євр. 5:12 ). Потому и я плачу, и сердечно болезную. И если еще увижу вас неуспевающими, то запрещу вам, наконец, и приступать к этим священным вратам и приобщаться бессмертных тайн, подобно блудникам, прелюбодеям и обвиняемым в убийствах. Лучше ведь с двумя или тремя хранящими закон Божий возносить обычные молитвы, нежели собирать множество беззаконников, которые развращают других. Пусть же не гордится, пусть не надмевается здесь ни один богач, ни один вельможа. Все это для меня басни, тень и сновидение. Там, за гробом, нынешний богач не защитит меня, когда я буду обвиняем и принуждаем давать отчет, почему не с надлежащею ревностью защищал законы Божии. Это-то именно погубило и знаменитого старца первосвященника Илия; хотя он сам вел жизнь безукоризненную, тем не менее, вместе с детьми своими потерпел страшное наказание за то, что небрег о попираемых законах Божиих. Если же и родственные узы не могли освободить от вины, если даже отец, который не с надлежащею строгостью поступал с своими детьми, подвергся столь тяжкой казни, то какое будем иметь извинение мы, которые, будучи свободны от таких уз, портим все своим послаблением? Итак, чтобы не погубить вам и меня и себя, то прошу вас: послушайтесь моего наставления и, приставив к себе многих наблюдателей и советников, оставьте привычку к клятвам, – чтобы вы, начавши с этого, могли упражняться с полным успехом и в других добродетелях и насладились будущими благами, которые все мы да сподобимся получить благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Беседа 18
«Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» . (Мф. 5:38-40 )
Изъяснение 5:38–48. Для чего дан был закон око за око. – Что значит не противиться злому. – Повеление подставлять ударившему другую щеку выражает общий закон о незлобии. – Зло побеждается терпением. – Заповеди о непротивлении легкоисполнимы. – Исполнение их приносит пользу и обижающим. – Должно терпеть без сопротивления даже страдания. – Девять степеней незлобия. – Высшая степень добродетели – молитва за врагов. – Образец незлобия, данный Христом. – Увещание обходиться с гневающимися как с больными, предупреждать друг друга приветствиями и быть готовыми на всякие обиды и презрение – для Бога.
Видишь ли, что Спаситель, предписывая выше заповедь вырывать соблазняющее око, разумел не самое око, но такого человека, который дружбою своею наносит нам вред и ввергает нас в ров погибели? В самом деле, если здесь Он предлагает столь высокое правило, что не позволяет вырвать око даже у того, кто вырвал бы его у нас, то мог ли Он повелеть кому-либо вырвать око у себя самого? Если же кто порицает ветхий закон за то, что в нем предписывается воздавать такую месть, тот, по моему мнению, вовсе не имеет понятия о свойственной Законодателю мудрости, не соображается с обстоятельствами времени, и не знает, как иногда полезно бывает снисхождение. В самом деле, если ты размыслишь, кто были слышавшие это повеление, каково было расположение их духа, и в какое время они приняли этот закон, то признаешь мудрость Законодателя и увидишь, что как закон о мщении, так и закон о незлобии даны одним и тем же Законодателем, и оба предписаны вполне своевременно и с величайшею пользою. Если б эти высокие и великие заповеди Законодатель предложил с самого начала, то люди не приняли бы ни этих заповедей, ни прежних. Теперь же, те и другие предложив в приличное время, Он исправил ими всю вселенную. С другой стороны, Законодатель предписал – око за око не для того, чтобы мы друг у друга вырывали глаза, но чтобы удерживали руки свои от обид; ведь угроза, заставляющая страшиться наказания, обуздывает стремление к делам преступным. Таким образом Законодатель мало-помалу посеивает в сердцах благочестие, когда повелевает, чтобы обиженный за причиненное ему зло платил равным, хотя, по требованию правосудия, зачинщик преступления достоин был бы большего наказания. Но так как Ему угодно было правосудие растворить человеколюбием, то учинившего большее преступление Он осуждает на наказание гораздо меньшее, нежели какого он достоин, желая тем самым научить нас и среди самого страдания показывать великую кротость. Итак, приведя постановление ветхого закона и прочитав его от слова до слова, Спаситель опять показывает, что не брат учиняет обиду, но лукавый. Поэтому и присовокупляет: «А Я говорю вам: не противься злому»(τω πονηρω). Не говорит: «не противься брату », но: злому, показывая тем, что обидчик все делает по наущению дьявола, и таким образом, слагая вину на другого, весьма много ослабляет и пресекает гнев против обидевшего. Что же, скажешь ты: ужели нам не должно противиться лукавому? Должно, но не так, а как повелел сам Спаситель, то есть, готовностью терпеть зло. Таким образом ты действительно победишь лукавого. Не огнем ведь погашают огонь, а водою. А чтобы знать тебе, что и в Ветхом завете победа и венец остаются на стороне претерпевшего обиду, рассмотри, что происходит в этом случае, и увидишь, что преимущество остается на стороне обиженного. В самом деле, кто первый поднимает руку на совершение неправды, тот вырывает два глаза, – и у ближнего и у себя. Поэтому Он справедливо подвергается общей ненависти и бесчисленным обвинениям. Между тем обиженный, хотя и воздаст за причиненное ему зло равным, не сделает никакого зла, почему многие даже и сожалеют о нем, так как он чист от греха в этом деле, хотя и воздал равным за равное. И хотя несчастие у обоих одинаково, но суждение о них не одинаково, как у Бога, так и у людей, а следовательно, уже и несчастие не одинаково. Итак, Спаситель сначала сказал: «Гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду, а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной»; здесь же требует еще высшего любомудрия, повелевая обиженному не только молчать, но и подставлять обижающему другую щеку, и таким образом еще сильнее побороть его своим великодушием. И это говорит Он не только для того, чтобы дать закон, повелевающий переносить обиды, но чтобы и во всех других случаях научить нас незлобию.
Подобно тому, как в том случае, когда Спаситель говорит, что «кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной», разумеет не одно только это обидное слово, но и вообще всякое поношение, так и здесь Он не только предписывает, чтобы мы переносили великодушно одни заушения, но чтобы мы не смущались и всяким другим страданием. Вот почему, как и там Он избрал обиду самую чувствительную, так и здесь упомянул об ударе по щеке, который считается особенно позорным и составляющим великую обиду. Давая эту заповедь, Спаситель имеет в виду пользу и наносящего удары, и терпящего их. В самом деле, если обиженный вооружится тем любомудрием, которому научает Спаситель, то он не будет и думать, что потерпел обиду, он даже не будет и чувствовать обиды, почитая себя скорее ратоборцем, чем человеком, которого бьют. А обижающий, будучи пристыжен, не только не нанесет второго удара, хотя бы он был лютее всякого зверя, но и за первый будет крайне обвинять себя. Поистине, ничто так не удерживает обижающих, как кроткое терпение обижаемых. Оно не только удерживает их от дальнейших порывов, но еще заставляет раскаяться и в прежних, и делает то, что они отходят от обиженных, удивляясь их кротости, и наконец, из неприятелей и врагов делаются не только их друзьями, но даже самыми близкими людьми и рабами. Наоборот, мщение производит совершенно противные следствия. Оно обоим причиняет стыд, ожесточает их и еще больше воспламеняет гнев, и зло, простираясь далее, доводит нередко до смерти. Вот почему Спаситель заушаемому не только запретил гневаться, но и повелел насытить желание ударяющего так, чтобы вовсе и неприметно было, что ты первый удар претерпел невольно. Действительно, таким образом ты поразишь бесстыдного гораздо чувствительнее, чем в том случае, если бы ты ударил его рукою, и из бесстыдного сделаешь его кротким. «Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду». Спаситель хочет, чтобы мы показывали такое же незлобие не только, когда нас бьют, но и когда хотят отнять от нас имение. Потому опять предлагает столь же высокое правило. Как там Он повелевает побеждать терпением, так и здесь уступкою большего, чем ожидает любостяжатель. Впрочем, Он не просто предложил это последнее правило, а с оговорками, – он не сказал: «Отдай ему и верхнюю одежду», но – «и кто захочет судиться с тобою», т. е. если он влечет тебя в суд и хочет завести с тобою дело. И, подобно как после заповедей – не называть брата безумным и не гневаться на него напрасно, в последней Своей проповеди Он потребовал большего, повелев подставлять и правую щеку, так и теперь, после высказанного уже повеления – мириться с соперником, опять простирает Свое требование еще далее, предписывая не только отдать сопернику то, что он хочет взять, но и оказать большую щедрость. Что ж? Неужели скажешь, мне ходить нагим? Не были бы мы наги, если бы в точности исполняли эти повеления; напротив, еще были бы гораздо лучше всех одеты. Во-первых, потому, что никто не нападет на человека, имеющего такое расположение духа, а во-вторых, если бы и нашелся кто настолько жестокий и немилосердный, что дерзнул бы и на это, то без сомнения еще более бы нашлось таких, которые человека, восшедшего на такую степень любомудрия, покрыли бы не только одеждами, но, если бы было возможно, и самою плотью своею.
А если бы кому довелось и нагим ходить ради такого любомудрия, то и в этом не было бы стыда. Адамв раю был наг и не стыдился (Бут. 2:25 ). И Исайя, ходивший нагим и без обуви, был знаменитее всех иудеев (Іс. 20:3 ). Иосиф тогда особенно просиял (добродетелью), когда оставил одежду. Нимало не худо так обнажаться, но постыдно и смешно так одеваться, как мы одеваемся ныне, т. е. в драгоценные одежды. Вот почему тех Бог прославил, а нас осуждает и через пророков, и через апостолов. Итак, не будем почитать невозможными повеления Господни. Они и полезны, и весьма удобны к исполнению, если только мы будем бодрствовать. Они так спасительны, что не только нам, но и обижающим нас приносят величайшую пользу. Особенное же достоинство их состоит в том, что они, убеждая нас терпеть обиды, тем самым научают любомудрствовать и причиняющих их. В самом деле, когда обижающий важным почитает отнимать собственность других, а ты на самом деле покажешь ему, что для тебя легко отдать и то, чего он не просит, и таким образом противопоставишь его нищенствованию и любостяжанию свою щедрость и любомудрие, то представь, сколь сильное получит он вразумление, не словами, но самыми делами научаясь презирать злые склонности и любить добродетель! Бог хочет, чтобы мы были полезны не только для самих себя, но и для всех ближних. Итак, если ты отдашь требуемое без всякого спора и суда, то приобретешь пользу только себе. Если же сверх требуемого отдашь и другое что-нибудь, то и соперника отпустишь от себя лучшим. Вот что значит та соль , каковою Спаситель желает быть ученикам Своим; она и саму себя сберегает, и сохраняет другие тела, ею осоленные. Вот что значит и тот свет; он светит и самому себе, и другим. Итак, ПоеликуГосподь и тебя поставил в число учеников Своих, то просвети сидящего во тьме; научи его, что он и то, чего от тебя требовал, взял у тебя не насильно; убеди его, что ты не считаешь себя обиженным. Таким образом, и сам заслужишь большее уважение и почтение, когда уверишь его, что он ничего у тебя не отнял, а ты сам подарил ему. Своею кротостью обрати грех его в повод к проявлению твоего благородства. Если это кажется тебе очень высоким, то подожди, – ты еще увидишь, что это не есть верх совершенства. Спаситель не останавливается еще здесь, предписывая тебе правила терпения обид, но простирается далее, говоря: «И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5:41 ). Видишь ли, на какую высоту любомудрия возводит тебя Спаситель? Он говорит, что и тогда, когда отдашь своему врагу и верхнюю и нижнюю одежду, ты не должен противиться ему, если бы он и обнаженное тело твое захотел подвергнуть страданиям и трудам. Он хочет, чтобы все было общим – и тела, и имущество, и чтобы мы служили ими как бедным, так и тем, кто обижает нас. Последнее – долг мужества, а первое – человеколюбия. Поэтому-то Он и сказал: «И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два», возводя тебя еще выше, и повелевая оказывать новые опыты равного прежним великодушия. Если прежние Его предписания, которые требуют гораздо меньшего, доставляют исполняющим их столь великое блаженство, то подумай, какой жребий ожидает тех, кто исполняет эти последние, и каковыми еще прежде наград являются те, которые в человеческом и страстном теле показывают совершенное бесстрастие. Если они не только не оскорбляются обидами, ударами, отнятием имущества, не только не побеждаются ничем другим тому подобным, но еще жаждут больших страданий, то представь, какова у них делается душа. Потому-то Христос, как повелел поступать при нанесении ударов и при лишении имущества, так точно повелевает поступать и в этом случае. Что я говорю, – как бы так говорит он, – об обидах и отнятии имущества? Если бы кто захотел и само тело твое подвергнуть тяжким и изнурительным трудам, и притом несправедливо, то и тогда ты должен победить его несправедливое желание, и стать выше его. «Принудить силой» – значит влечь кого неправедно, без всякой причины и с обидою. Но ты и на это будь готов; будь готов потерпеть даже больше, нежели, сколько тот хочет причинить тебе. «Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф. 5:42 ). Этими словами Спаситель требует меньшего, нежели прежними, но не удивляйся этому. Спаситель обыкновенно так делает: Он всегда к великому присоединяет малое. Если же слова эти и малы в сравнении с первыми, пусть, однако, внимают им те, которые берут чужое, а собственное имущество раздают блудницам, и таким образом возжигают для себя сугубый огонь чрез неправедный прибыток и пагубное расточение. Предписывая здесь давать в заем, Спаситель разумеет не отдачу денег в рост, но простое одолжение. А в другом месте требует еще большего, говоря, чтобы мы давали и тем, от кого не надеемся получить. «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:43-45 ). Вот высочайший верх добродетелей! Вот для чего учил Спаситель не только терпеливо сносить заушения, но и подставлять правую щеку, не только вместе с верхнею одеждою отдавать и нижнюю, но и две версты идти с тем, кто принуждает пройти одну! Все это предложил Он для того, чтобы ты с полною готовностью мог принять и то, что гораздо выше этих предписаний. Что же выше их, скажешь ты? Не почитать того врагом, кто причиняет тебе обиды, – даже нечто и того высшее, поскольку Господь не сказал: не возненавидь, но – возлюби; не сказал: не обижай, но – и благотвори.
Но если тщательнее рассмотрим слова Спасителя, то увидим, что в них заключается новое предписание, гораздо еще высшее. В самом деле, Он повелевает не только любить врагов, но и молиться за них. Видишь ли, на какие восшел Он степени, и как поставил нас на самый верх добродетели? Смотри и исчисляй их, начавши с первой: первая степень – не начинать обиды; вторая – когда она уже причинена, не воздавать равным злом обидевшему; третья – не только не делать обижающему того, что ты потерпел от него, но и оставаться спокойным; четвертая – предавать себя самого злостраданию; пятая – отдавать более, нежели, сколько хочет взять причиняющий обиду; шестая – не питать к нему ненависти; седьмая – даже любить его; восьмая – благодетельствовать ему; девятая – молиться о нем Богу. Видишь ли, какая высота любомудрия? Но за то блистательна и награда. Так как повеление велико и требует мужественной души и великого подвига, то и мзду за исполнение его Спаситель обещает такую, какой не соединял ни с одною из прежних заповедей. Он обещает здесь не землю, как кротким, не утешение и помилование, как плачущим и милостивым, но царствие небесное, но, что они будут подобны Богу, насколько то возможно для людей: «Да будете сынами, – говорит, – Отца вашего Небесного»(Мф. 5:45 )10 . Заметь, что Он ни здесь, ни прежде не называет Бога Отцом Своим; но там, когда говорил о клятвах, называл Его Богом и Царем великим, а здесь называет Отцом нашим. Он делает так потому, что беседу об этом хочет оставить до приличного времени. Объясняя, затем, в чем состоит богоподобие, Он говорит: «Ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных», то есть, Бог не только не ненавидит оскорбляющих Его, но даже благодетельствует им. Конечно, здесь нет равенства ни по чему, так как не только благодеяния Божии, но и величие Его достоинства превосходит все, что только вообразить можно. Тебя оскорбляет подобный тебе, а Его – раб, и притом такой, который получил от Него бесчисленные благодеяния. Ты, молясь за врага, благодетельствуешь ему словами, а Бог благодетельствует ему весьма великими и чудными делами, освещая его солнцем и ежегодно посылая дожди в определенное время. И при всем том я допускаю твое богоравенство, какое только возможно для человека. Итак, не питай ненависти к человеку, делающему тебе зло, когда ты через него приобретаешь такие блага и достигаешь столь великой чести. Не кляни обижающего тебя; иначе ты оскорбление претерпишь, а плода лишишься, – понесешь вред, а награды не получишь. А это крайне безумно – претерпевши труднейшее, не перенести легчайшего. Но как это возможно, скажешь ты? Ты видишь, что Бог для тебя сделался человеком, что Он так уничижил Себя и так много пострадал за тебя, и еще ли спрашиваешь и недоумеваешь, как можешь ты прощать обиды равным себе? Не слышишь ли, что говорит Он на кресте: «Прости им, ибо не знают, что делают»(Лк. 23:34 )? Не слышишь ли, что говорит Павел: восшедший на небо, и седящий «одесную Бога, Он и ходатайствует за нас» (Рим. 8:34 )? Не видишь ли, что Он и после распятия и вознесения на небо послал к умертвившим Его иудеям апостолов, принесших им бесчисленные блага, и вместе потерпевших от них бесчисленное множество зол? Но ты весьма много обижен? Что же такое потерпел ты, что было бы подобно страданию твоего Владыки, Который после оказанных Им бесчисленных благодеяний был связан, претерпел заушения, бичевания, оплевания от рабов, и наконец претерпел смерть – и смерть поноснейшую из всех смертей? Если же ты и много обижен, то по тому-то самому и должен еще более благодетельствовать, чтобы и для себя самого получить блистательнейший венец, и брата избавить от крайне жестокой болезни. Когда больные, находящиеся в сумасшествии, наносят удары и обиды врачам своим, то последние в это-то время особенно и жалеют о них и стараются об их излечении, зная, что дерзость их происходит от чрезмерной болезни. Подобным образом и ты имей такое же расположение духа к злоумышляющим против тебя, и таким же образом поступай с обижающими тебя, потому что они совсем больные и делают все совершенно невольно. Итак, освободи врага своего от тяжкой его гордости, заставь его бросить гнев, и избавь от лютого демона – ярости. Видя беснующихся, мы проливаем слезы, а не думаем сами подобно им бесноваться. Будем поступать также и с гневающимися, потому что и они подобны бесноватым, или даже несчастнее их, потому что хотя они и беснуются, но еще не лишились ума. Потому-то и бешенство их непростительно.
Итак, не нападай на лежащего, но жалей о нем. Когда мы видим, как человек, страдающий желчью, мучится головокружением и силится изблевать эту вредную мокроту, то тотчас подаем руку, поддерживаем терзаемого, и не отвращаемся от него, хотя бы замарали и одежду, но о том только и стараемся, чтобы как-нибудь избавить его от такого тяжкого положения. Подобным образом станем поступать и с разгневанными, станем помогать им, как изрыгающим из себя желчь и терзаемым, и не будем оставлять их до тех пор, пока они не извергнут всей горечи. И когда такой человек успокоится, то воздаст тебе величайшую благодарность. Тогда он ясно узнает, от какого расстройства ты его избавил. Но что я говорю о его благодарности? Сам Бог тотчас же тебя увенчает и наградит бесчисленными благами за то, что ты освободил брата своего от жестокой болезни. Да и тот будет почитать тебя, как своего господина, будет всегда с благоговением взирать на твою кротость. Не видишь ли, как мучащиеся родами кусают стоящих около них женщин, и между тем последние не ощущают боли? Вернее же сказать: они ощущают ее, но только мужественно переносят, соболезнуя о мучащихся и терзающихся болезнями рождения. Поревнуй и ты их великодушию и не будь слабее женщин. Когда родят эти жены, – а гневающиеся малодушнее самих жен, – тогда они узнают в тебе мужа. Если же эти повеления кажутся тебе тяжкими, то помысли, что Христос для того и пришел, чтобы насадить их в наших сердцах, и чтобы сделать нас полезными как для врагов, так и для друзей. Поэтому Он и повелевает заботиться о тех и других; о братиях – когда говорит: «Если ты принесешь дар твой»; о врагах же – когда приказывает любить их и молиться за них. И побуждает к исполнению этого, не только указывая на пример благости Божией, но и на противное: «Ибо если вы будете любить, – говорит Он,– любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари»(Мф. 5:46 )? То же самое подтверждает и Павел: «Вы еще не до крови сражались,– говорит он, – подвизаясь против греха» (Євр. 12:4 ). Итак, если ты исполняешь заповедь любви ко врагам, то пребываешь с Богом; если же оставляешь ее, то с мытарями. Видишь ли, что эти заповеди еще не так велики, как велико различие между мытарями и Богом? Итак, не станем помышлять о трудности повеления, но представим награду, и подумаем, кому соделаемся подобными, когда исполним это повеление, и с кем сравнимся, когда не будем исполнять. Спаситель повелевает нам мириться с братом, и до тех пор не отходить от него, пока совершенно не истребим вражды. Когда же говорит о всех вообще, то не налагает на нас такой обязанности, но только требует того, что от нас зависит, и таким образом облегчает трудность закона. Выше сказал Он: «Так гнали [и] пророков, бывших прежде вас» (Мф. 5:12 ); теперь, желая, чтобы ученики Его за то же самое не досадовали на своих гонителей, повелевает им не только терпеть так поступающих с ними, но и любить их. Видишь ли, как Он с самым корнем истребляет гнев, пристрастие к плоти, к богатству, к славе и к настоящей жизни? Это уже сделал Он и в начале Своей проповеди, но гораздо более теперь. Действительно, нищий духом, кроткий и плачущий изгоняет из себя гнев; праведный и милостивый истребляет в себе пристрастие к богатству; чистый сердцем свободен от злой похоти; гонимый, претерпевающий обиды и злословимый приучается к совершенному презрению вещей временных, и пребывает чист от надменности и тщеславия. Освободив, таким образом, слушателя от всех этих уз и приготовив к подвигам, Христос опять иным образом и с большим тщанием исторгает из его сердца указанные страсти, начиная с гнева, и уничтожая всю силу этой страсти, когда говорит, что гневающийся на брата своего, называющий его безумным и пустым человеком, заслуживает наказания; что принесший дар не должен приступать к трапезе, пока не прекратит вражды; что имеющий соперника, прежде нежели увидит судилище, должен сделать его из врага другом. Потом опять переходит к похоти и говорит, что воззревший любострастными очами заслуживает наказание как прелюбодей; соблазняющийся любострастною женою или мужем или другим кем-либо из близких к нему должен отсечь от себя всех таковых; имеющий законную жену не должен никогда удалять ее от себя и обращать взоров к другой. Этими внушениями Спаситель исторгает корни злой похоти. Вслед за тем Он обуздывает любовь к богатству, запрещая клясться, лгать и удерживать даже рубашку, какую кто имеет на теле; повелевает отдавать верхнюю одежду и не жалеть даже тела для услуг требующему. Так истребляет Он в конец пристрастие к богатству.
Наконец, все эти повеления Спаситель украшает прекраснейшим венцом, говоря: «Молитесь за обижающих вас и гонящих вас», – и таким образом возводит учеников Своих на высочайший верх любомудрия. Как терпеть заушения есть высший подвиг, нежели быть кротким; отдавать рубашку и верхнюю одежду есть дело более важное, нежели быть милостивым; переносить обиды есть высшая добродетель, нежели быть праведным; сносить побои и не противиться, когда понуждают идти, значит больше, нежели быть миротворцем, – так, и среди гонений благословлять гонящего – гораздо важнее, нежели быть гонимым. Видишь ли, как Он мало-помалу возводит нас на самое небо? Итак, чего будем достойны мы, которые получили повеление ревностно стараться об уподоблении себя Богу, и между тем, может быть, еще не сравнялись и с мытарями? В самом деле, если и мытари, и грешники, и язычники любят любящих, а мы и этого не делаем (а не делаем мы этого, когда завидуем доброй славе наших братьев), то какому не подвергнемся наказанию, будучи ниже язычников, тогда как должны быть превосходнее книжников? Как же, скажи мне, мы можем узреть царство? Как взойдем в его священные преддверия, будучи ничем не лучше мытарей? На это и указывает Спаситель, говоря: «Не то же ли делают и мытари»? Что особенно удивительно в учении Христа, так это то, что награды за подвиги Он предлагает повсюду в великом множестве: обещает подвизающимся, что они и узрят Бога, и царствие небесное наследят, и будут сынами Божиими и подобными Богу, и помилованы будут, и утешатся, и получат многую мзду на небесах; а если где нужно было упомянуть о прискорбном, то упоминает об этом кратко, так что имя геенны , например, Он употребил в столь продолжительной беседе всего лишь один раз. В других случаях Он исправляет слушателя кроткими вразумлениями, убеждая его более увещаниями, нежели угрозами, например, когда говорит: «Не то же ли делают и мытари»? Или: «Если же соль потеряет силу»; Или: «Малейшим наречется в Царстве Небесном». Иногда полагает Он вместо наказания грехи, предоставляя самому слушателю заключать из тяжести последних о тяжести наказания, например, когда говорит: «прелюбодействовал с нею в сердце своем»; или: «кто разводится с женою своею,…тот подает ей повод прелюбодействовать»/. Для вразумления имеющих ум не нужно упоминать о наказании, а довольно только представить тяжесть греха. Вот почему и в настоящем случае Он представляет в пример язычников и мытарей, чтобы ученики Его устыдились, видя, с какими людьми Он их сравнивает. Тоже делал и Павел, когда говорил: «Дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды»(1Сол. 4:13 ), и «как и язычники, не знающие Бога» (1Сол. 4:5 ). Кроме того, слова эти: «Не так же ли поступают и язычники?» / (Мф. 5:47 ) Спаситель сказал и для того, чтобы показать, что Он не требует ничего чрезмерного, но немного больше обыкновенного. Этим, однако, Он не заключает Своего слова, но оканчивает его указанием на награды и благими надеждами, говоря: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48 ). Часто упоминает Он во всей беседе Своей о небе, чтобы представлением самого места возбудить сердца учеников Своих, так как в это время они были еще довольно слабы и грубы. Итак, представляя все доселе сказанное, будем оказывать всякую любовь ко врагам. Отвергнем то смешное обыкновение, которым страдают многие неразумные люди, дожидающиеся, чтобы встречные предупреждали их своим приветствием, и таким образом не ревнуют о том, что заключает великое блаженство, но гоняются за тем, что достойно смеха. Почему же ты не приветствуешь его прежде? Потому, скажешь ты, что он ожидает этого. Но потому-то самому и надлежало поспешить тебе, чтобы венец достался тебе. Нет, – скажешь, – я потому именно и не приветствую его, что ему сильно этого хочется. Что может быть хуже такого безумия? Так как, говоришь ты, он сильно желает доставить мне случай к награде, по тому самому я не хочу этим случаем воспользоваться. Если он тебя предупреждает своим приветствием, то ты не получишь никакой пользы, хотя после и ответишь ему тем же; если же ты поспешишь прежде выразить ему приветствие, то ты, как бы торгуясь с его гордостью, получишь себе большую выгоду и соберешь обильный плод с его надменности. Итак, не крайне ли мы будем безумны, когда, имея случай двумя словами приобрести столь великую пользу, выпустим ее из рук, и сами впадем в то же безрассудство, за которое осуждаем другого? Если ты обвиняешь его в том, что он прежде ожидает приветствия от другого, то зачем подражаешь тому, что осуждаешь сам, и стараешься как доброе перенимать то, что сам называешь злом? Видишь ли, что нет ничего безумнее человека, живущего в злобе? Поэтому умоляю вас, будем избегать этой злой и достойной посмеяния привычки. Болезнь эта расторгнула бесчисленное множество дружеских союзов и произвела многие раздоры. Будем же, поэтому, приветствиями предупреждать других. Если нам заповедано терпеть и тогда, когда враги нас заушают, насильно заставляют провожать себя и обнажают, то заслужим ли мы какого-нибудь прощения, если с таким упорством будем отказываться от простого приветствия? Ты скажешь: я подвергнусь презрению и буду как оплеванный, когда окажу ему такую честь. Итак, чтобы не презирал тебя человек, ты оскорбляешь Бога? Чтобы не презирал тебя беснующийся равный тебе раб, ты презираешь Владыку, Который столь много тебя облагодетельствовал? Ежели неразумно, что презирает тебя человек равный тебе, то еще более неразумно, что ты презираешь Бога, Который сотворил тебя. Сверх того, заметь и то, что презирающий тебя тем самым доставляет тебе случай к получению большей награды, поскольку ты терпишь это для Бога, повинуясь Его законам. А с этою наградою какая честь, какие венцы сравниться могут? Я готов лучше терпеть всякие обиды и презрение – для Бога, нежели у всех царей быть в почтении, так как ничто, ничто не может сравниться с этою славою. Будем же искать этой славы так, как повелел сам Спаситель, и нимало не заботясь о суждениях человеческих, но во всем показывая истинное любомудрие, по нему будем устроять жизнь свою. Таким образом, еще здесь мы будем предвкушать блага небесные и славу венцов райских; будем обращаться с людьми – как ангелы, и обитать на земле – как силы небесные, освободившись от всякой похоти и всех земных страстей; а вместе со всем этим восприимем и неизреченные блага, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава, держава и поклонение со безначальным Отцом и Святым и благим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
* * *
10 у Златоуста – «будете подобны Отцу Небесному» – и.Н.
Беседа 19
«Смотрите, не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас» . (Мф. 6:1 )
Изъяснение 6:1–15. Тщеславие незаметно приражается к добродетели. – Бог смотрит на намерение творящего добрые дела. – Как должно творить милостыню и молитву. – Заповедь Спасителя не запрещает молитвы в церкви. – В церкви во время молитвы должно наблюдать благопристойность. – От молящегося требуется не громкий вопль, а сердечное сокрушение. – Постоянство в молитве. – Для чего нужно молиться, если Бог знает наши нужды. – Наименование Бога Отцом заключает в себе учение о всякой добродетели. – Изъяснение молитвы Господней. – Прощение обид преимущественно заповедуется Христом. – Оно более всего уподобляет человека Богу. – Молитва об отмщении врагам прогневляет Бога. – Памятование собственных грехов – лучший способ научиться прощению обид.
Наконец, Спаситель изгоняет самую пагубную страсть – тщеславие, это неистовство и бешенство, которым одержимы бывают даже люди добродетельные. Сначала Он ничего не говорил об этой страсти, потому что излишне было бы, не убедив наперед исполнять должного, учить тому, как надобно исполнять и доходить до совершенства. Но когда Он уже научил благочестию, тогда истребляет и ту язву, которая неприметным образом заражает его. Болезнь эта, действительно, не вдруг зарождается, но тогда, когда мы исполним уже многое из повеленного нам. Итак, нужно было прежде насадить добродетель, а потом уничтожать страсть, повреждающую плод ее. Чем же начинает Спаситель свою беседу? Словом о посте, молитве и милостыне, потому что тщеславие преимущественно присоединяется к этим добродетелям. Так, например, постом возгордился фарисей, когда говорил: «пощусь два раза»в неделю, «даю десятую часть»из имения (Лк. 18:12 ). И в самой молитве искал он суетной славы, творя ее напоказ. Когда уже не было никого другого, то он старался выказать себя перед мытарем. «Я не таков, как прочие люди, – говорит он, – или как этот мытарь» (Лк. 18:11 ). Теперь посмотри, как начинает Спаситель слово Свое. Он как будто хочет говорить о каком-то звере, весьма хитром и страшном, который может внезапно схватить не совсем осторожного. “Смотрите, – внушает, – не творите милостыни вашей перед людьми». Так и Павел говорит филиппийцам: «берегитесь псов» (Флп. 3:2 ). Зверь этот подходит тайно, и все доброе, внутри нас находящееся, тихо развевает и нечувствительно уносит. Итак, после того как Христос предложил довольно пространное слово о милостыне, представил в пример и Бога, посылающего лучи солнца Своего и на злых и на благих, и всячески побуждая слушателей к этой добродетели, убедил их к щедрому подаянию, Он исторгает, наконец, и все то, что может вредить этой доброй маслине. Потому говорит: «смотрите, не творите милостыни вашей перед людьми», так как милостыня, о которой прежде было сказано, есть милостыня Божья. И сказав: «не творите перед людьми», присовокупил: «чтобы они видели вас». Последние слова, по-видимому, означают то же, что и первые. Но если кто тщательно рассмотрит, то увидит, что последние слова означают нечто другое, и заключают в себе великую предусмотрительность, неизреченную попечительность и предохранение. В самом деле, и перед людьми делающий добро может делать не для того, чтобы его видели, равно, как и не делающий перед людьми может делать с тем, чтобы его видели. Вот почему Бог наказывает или увенчивает не самое дело наше, но намерение. Если бы не было сделано такого точного разделения, то настоящая заповедь многих привела бы в недоумение касательно раздачи милостыни, потому что не везде всем можно тайно творить милостыню. Поэтому, освобождая тебя от такой необходимости, Спаситель назначает наказание или награду не за совершение дела, но за намерение творящего. Чтобы ты не сказал: что пользы мне, если увидит другой? – Христос говорит тебе: Я не того требую, но мысли твоей и образа действия. Он желает исправить душу и освободить ее от всякой болезни. Итак, запретив творить милостыню для тщеславия и показав вред, происходящий от этого, тщету и бесполезность такой милостыни, Он опять возбуждает мысли своих слушателей воспоминанием об Отце и небе, чтобы не ограничиться одним только указанием на вред, но вразумить и напоминанием об Отце Своем. «Не будет вам», говорит Он, «награды от Отца вашего Небесного». Впрочем, и здесь не остановился, но идет еще дальше, внушая и другим образом величайшее отвращение от суетной славы. Подобно тому, как выше Он указал на мытарей и язычников, чтобы качеством лица посрамить подражателей их, так и здесь упоминает о лицемерах. “Когда”, говорит Он, «творишь милостыню, не труби перед собой, как делают лицемеры» (Мф. 6:2 ). Так говорит Спаситель не потому, что лицемеры имели трубы, но, желая показать их великое безумие, этим иносказанием осмеивая и осуждая их. И хорошо назвал их лицемерами. Милостыня их имела одну только личину милостыни, а сердце их было исполнено жестокости и бесчеловечия. Они творили ее не из милосердия к ближнему, но для получения славы. Крайняя жестокость – искать для себя чести, и не избавлять от несчастья другого, когда он погибает от голода. Итак, Спаситель требует не того только, чтобы мы подавали милостыню, но и того, чтобы подавали ее так, как должно подавать.
Обличив, таким образом, лицемеров и коснувшись их для того, чтобы пристыдить и слушателя, Христос опять врачует душу, страждущую недугом тщеславия, и, сказав, как не должно творить милостыню, показывает, как должно творить ее. Как же должно творить? «Пусть не знает», говорит Он, «левая рука твоя, что делает правая»(Мф. 6:3 ). Здесь Он опять не руки разумеет, но усиливает Свою мысль: если возможно, говорит, и себя самого не знать, и если возможно скрыться от самых служащих тебе рук, то постарайся об этом. Поэтому, те недостаточно объясняют данные слова, которые думают, будто Спаситель повелевает в них скрываться от худых людей. Здесь Он повелел от всех скрываться. Обрати далее внимание, какая обещается награда. Упомянув о наказании, ожидающем лицемеров, Спаситель показывает и ту славу, которая ожидает раздающих милостыню втайне, чтобы и тем и другим возбудить Своих слушателей, и возвести их к высокому учению. Он внушает, что Бог везде присутствует, и что наши дела не ограничиваются настоящей жизнью, но что после этой жизни мы предстанем на страшное судилище, дадим отчет во всех делах своих и получим или почести, или наказания, и что тогда ни малое, ни великое дело не может скрыться, хотя бы оно во время настоящей жизни, по-видимому, и было скрыто от людей. На все это Спаситель сделал намек, когда сказал: «Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно»(Мф. 6:4 ). Воздаст, когда представит тебе великое и священное зрелище, когда то, чего теперь желаешь, даст тебе в великом обилии. Чего желаешь ты, говорит Он? Не того ли, чтобы иметь кого-нибудь зрителем дел твоих? Так вот тебе зритель – Сам Бог всяческих, а даже не ангелы, не архангелы. Если же ты желаешь иметь своими зрителями и людей, то Он в надлежащее время исполнит и это твое желание, и даже в величайшем избытке удовлетворит его. Если ты ныне захочешь показать себя, то можешь показаться только десяти, двадцати, или ста человекам; а если стараешься скрываться ныне, то тогда сам Бог возвестит о тебе перед всей вселенной. Итак, если ты особенно желаешь того, чтобы люди видели твои добродетели, то скрой их ныне, чтобы все с большей честью увидели их тогда, когда Бог сделает их явными, откроет и возвестит перед всеми. Видящие ныне обвинят тебя, пожалуй, и в тщеславии; а когда увидят тебя венчаемого, тогда не только не обвинят тебя, но и все удивятся тебе. Таким образом, если ты можешь получить от Бога величайшую награду и всех привести в удивление, для этого только потерпев малое время, то подумай, какое бы было безумие лишиться того и другого, и, прося у Бога награду за свои добрые дела, стараться показать их людям, тогда как на них взирает Сам Бог? Если уж нужно показывать себя, то, прежде всего, нужно показывать Отцу, а особенно – когда Отец властен и увенчать, и наказать. Даже, если бы Бог и не наказывал за тщеславие, то и тогда ищущему славы неприлично было бы менять Бога на людей, заставляя их смотреть на свои дела. Кто бы был так жалок, чтобы, пренебрегши царем, спешащим видеть его блистательные подвиги, захотел быть видимым одними только бедными и нищими? Потому-то Спаситель повелевает нам не только не выказывать самих себя, но и стараться скрывать себя от других; а не иметь желания выказывать себя, и иметь желание скрываться – не одно и то же. «И когда молитесь», продолжает Спаситель, «не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне» (Мф. 6:5-6 ). Вот и здесь молящихся с тщеславием Он называет лицемерами. И весьма справедливо, – потому что они, притворяясь, будто молятся Богу, только смотрят на людей, и, таким образом, представляют из себя не молящихся, но людей смешных. Тот, кто желает молиться, оставив всех, взирает только на Того одного, Который силен исполнить его прошение. Если же, оставив Его, будешь блуждать по различным предметам и всюду обращать взоры свои, то отойдешь с пустыми руками, – потому что ты сам захотел этого. Потому Спаситель не сказал, что таковые не получат мзды, но что получат мзду свою, т. е. примут мзду, но только от тех, от кого желают сами. Не Бог хочет этого, – напротив, Он сам желал бы от Себя даровать награду, – а сами они, ища награды от людей, уже недостойны получить ее от Того, для Кого ничего не сделали. Смотри, какое человеколюбие Божье, когда Он обещается даровать награду даже и за те блага, о которых мы просим Его. Итак, Иисус, и в рассуждении места и в расположении обличив творящих молитвы неподобающим образом, и показав, до какой степени они смешны, предлагает лучший образ молитвы, говоря: «войди в комнату твою», и молящимся таким образом обещает награду.
Что ж, спросишь ты, неужели не должно молиться в церкви? И очень даже, но только смотря потому, с каким намерением. Бог везде смотрит на цель дел. Если и в клеть войдешь и затворишь за собой двери, а сделаешь это напоказ, то и затворенные двери не принесут тебе никакой пользы. Смотри, и здесь какое точное определение употребил Спаситель, когда сказал: «чтобы показаться перед людьми»! Итак, хотя бы ты затворил двери, Он желает, чтобы ты, прежде чем затворить их, изгнал из себя тщеславие, и заключил двери сердца твоего. Быть свободным от тщеславия – дело всегда доброе, а особенно во время молитвы. Если и без этого порока мы всюду блуждаем и носимся своими мыслями во время молитвы, то когда приступим к молитве с болезнью тщеславия, тогда и сами не услышим молитв своих. Если же и мы не слышим молитв и прошений своих, то, как можем умолить Бога, чтобы Он услышал нас? И, однако, есть люди, которые, несмотря на все такие наставления, так худо себя ведут во время молитвы, что хотя самих их и не видно было бы, они своими непристойными воплями всем дают знать о себе и как видом своим, так и криком делают самих себя смешными. Не знаешь ли, что если кто и на торжище будет так делать и просить с воплем, то отгонит от себя того, кого просит, а когда спокойно и приличным образом станет просить, тогда скорее привлечет к себе могущего оказать ему милость? Итак, будем творить молитвы не с движениями тела и не с воплем гласа, но с благим и искренним расположением; не с шумом и гамом, не для показа, способного отогнать ближних, но со всей кротостью, сокрушением сердца и непритворными слезами. Но ты скорбишь душой и не можешь не вопиять? Напротив, сильно скорбящему и свойственно именно молиться и просить, таким образом, как я сказал. Так и Моисей, когда скорбел, молился таким образом, и был услышан, почему и сказал ему Бог: «что вопиешь ко мне»(Вих. 14:15 )? Подобным образом и Анна, хотя голос ее не был слышан, получила все, что просила, потому что сердце ее вопияло (1Сам. 1 ). А Авель не только молча, но и умирая, молился, и кровь его издавала глас громче трубы. Восстенай же и ты так, как этот святой: я не запрещаю. Раздери, как повелел пророк, сердце твое, а не одежды; из глубины призови Бога. «Из глубины», говорит Давид, «взываю к Тебе, Господи»(Пс. 129:1 ). Из глубины сердца твоего извлеки глас, сделай молитву твою тайной. Не видишь ли, что и в царских чертогах возбраняется всякий шум, и бывает повсюду великое молчание? Так и ты, как бы входя в царский дом, не земной, но более страшный – небесный, покажи великую благопристойность. Ты находишься в сонме ангелов и в обществе архангелов, и поешь с серафимами. А все эти лики небесные сохраняют великое благочиние, и свое таинственное сладкопение и священные песни со многим страхом воспевают Царю всех Богу. Итак, соединись с ними во время молитвы, и поревнуй их таинственному благочинию. Ты ведь не людям молишься, но Богу вездесущему, слышащему тебя еще прежде твоего голоса, и знающему тайны сердечные. Если ты так станешь молиться, то великую получишь награду. “Отец Твой”, говорит Спаситель, «видя тайное, воздаст тебе явно»; не сказал: дарует тебе, но – «воздаст тебе». Таким образом, Бог сделал Себя должником твоим, и тем самым опять почтил тебя великой честью. Так как Он невидим, то желает, чтобы такова была и молитва твоя. Далее Христос предлагает и самые слова молитвы. “Молясь”, говорит Он, «не говорите лишнего, как язычники» творят (Мф. 6:7 ). Когда Христос говорил о милостыне, то устранял только вред, происходящий от тщеславия, а ничего более не предложил, например, не сказал, что милостыню должно творить от праведных трудов, а не из похищенного и собранного любостяжанием, потому что это было отлично известно всем, да и раньше Спаситель уже указал на это, когда именно ублажил алчущих правды. Говоря же о молитве, Он присовокупляет еще и то, чтобы не говорить лишнего. И как там Он осмеивает лицемеров, так здесь язычников, чтобы примером низких людей устыдить слушателя. Так как сравнение с отверженными людьми особенно опечаливает и уязвляет человека, то Спаситель этим и предостерегает своих слушателей от тщеславия и многоглаголания во время молитвы. А под многоглаголанием разумеем здесь пустословие, например, когда мы просим у Бога неприличного, как то: власти, славы, победы над врагами, множества богатства, словом – совсем для нас бесполезного. «Ибо знает Отец ваш», говорит, «в чем имеете нужду» (Мф. 6:8 .).
Кроме того, здесь, как мне кажется, Спаситель запрещает продолжительные молитвы; впрочем, продолжительные не по времени, но по множеству и продолжительности слов, так как с терпением должно ожидать того, чего просим: «в молитве постоянны», говорит апостол (Рим. 12:12 ). Притом и сам Спаситель притчей о вдовице, которая немилосердного и жестокого судью преклонила неотступностью просьбы, и притчей о друге безвременно ночью пришедшем и поднявшем с одра спящего, не по дружбе, но по неотступному прошению, не иное что заповедал, как то, что все непрестанно должны молиться Ему. Впрочем, Он повелел не воссылать к Нему молитвы, составленной из многочисленных стихов, а просто открывать Ему наши прошения. На это Он и указал в словах: «ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду»(Мф. 6:7-8 ). А если Он знает, – скажет кто-либо, – в чем мы имеем нужду, то для чего нужно молиться? Не для того, чтобы указать Ему твои нужды, но для того, чтобы преклонить Его; чтобы через непрестанное моление соединиться с Ним, чтобы смириться перед Ним, чтобы вспомнить грехи свои. «Молитесь же так», продолжал Спаситель: «Отче наш, сущий на небесах»(Мф. 6:9 ). Смотри, каким образом Он тотчас ободрил слушателя, и в самом начале вспомнил обо всех благодеяниях Божьих. В самом деле, тот, кто называет Бога Отцом, одним этим наименованием исповедует уже и прощение грехов, и освобождение от наказания, и оправдание, и освящение, и искупление, и сыноположение, и наследие, и братство с Единородным, и дарование Духа, так как не получивший всех этих благ не может назвать Бога Отцом. Итак, Христос двояким образом воодушевляет Своих слушателей, – и достоинством называемого, и величием благодеяний, которые они получили. Когда же говорит – «на небесах», то этим словом не заключает Бога на небе, но отвлекает молящегося от земли, и поставляет его в превыспренних странах и в горних жилищах. Далее, этими словами Он научает нас молиться и за всех братьев. Он не говорит: Отче мой, сущий на небесах, но – “Отче наш”, и тем самым повелевает возносить молитвы за весь род человеческий, и никогда не иметь ввиду собственных выгод, но всегда стараться о выгодах ближнего. А таким образом и вражду уничтожает, и гордость низлагает, и зависть истребляет, и вводит любовь – мать всего доброго; уничтожает неравенство дел человеческих и показывает полное равночестие между царем и бедным, так как в делах высочайших и необходимейших мы все имеем равное участие. Действительно, какой вред от низкого родства, когда по небесному родству мы все соединены, и никто ничего не имеет более другого: ни богатый более бедного, ни господин более раба, ни начальник более подчиненного, ни царь более воина, ни философ более варвара, ни мудрый более невежды? Бог, удостоивший всех одинаково называть Себя Отцом, через это всем даровал одно благородство. Итак, упомянув об этом благородстве, о высшем даре, о единстве чести и о любви между братьями, отвлекши слушателей от земли и поставив их на небесах, – посмотрим, о чем, наконец, повелевает Иисус молиться. Конечно, и наименование Бога Отцом заключает в Себе достаточное учение о всякой добродетели: кто Бога назвал Отцом, и Отцом общим, тот необходимо должен так жить, чтобы не оказаться недостойным этого благородства и показывать ревность, равную дару. Однако Спаситель этим наименованием не удовлетворился, но присовокупил и другие изречения. «Да святится имя Твое», говорит Он. Ничего не просить прежде славы Отца небесного, но все почитать ниже хвалы Его – вот молитва, достойная того, кто называет Бога Отцом! «Да святится» значит – да прославится. Бог имеет собственную славу, исполненную всякого величия и никогда неизменяемую. Но Спаситель повелевает молящемуся просить, чтобы Бог славился и нашей жизнью. Об этом Он и прежде сказал: «да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16 ). И серафимы, славя Бога, так взывают: «свят, свят, свят» (Іс. 6:10 )! Итак, «да святится» значит – да прославится. Сподоби нас, – как бы так учит нас молиться Спаситель, так чисто жить, чтобы через нас все Тебя славили. Перед всеми являть жизнь неукоризненную, чтобы каждый из видящих ее возносил хвалу Владыке, – это есть признак совершенной мудрости. «Да приидет царствие Твое» (Мф. 6:10 ). И эти слова приличны доброму сыну, который не привязывается к видимому, и не почитает настоящих благ чем-либо великим, но стремится к Отцу и желает будущих благ. Такая молитва происходит от доброй совести и души, свободной от всего земного.
Этого и Павел желал каждодневно, почему и говорил: «имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего»(Рим. 13:23 ). Кто имеет такую любовь, тот не может ни возгордиться среди благ этой жизни, ни отчаяться среди горестей; но, как живущий на небе, свободен от той и другой крайности. «да будет воля Твоя и на земле, как на небе». Видишь ли прекрасную связь? Он прежде повелел желать будущего и стремиться к своему отечеству; но доколе этого не будет, живущие здесь должны стараться вести такую жизнь, какая свойственна небожителям. Должно желать, говорит Он, неба и небесного. Впрочем, и прежде достижения неба Он повелел нам землю сделать небом и, живя на ней, так вести себя во всем, как бы мы находились на небе, и об этом молить Господа. Действительно, к достижению совершенства горних сил нам нимало не препятствует то, что мы живем на земле. Но можно, и здесь обитая, все делать так, как бы мы жили на небе. Итак, смысл слов Спасителя таков: как на небе совершается все беспрепятственно и не бывает того, чтобы ангелы в одном повиновались, а в другом не повиновались, но во всем повинуются и покоряются (потому что сказано: «крепкие силой, исполняющие слово Его»(Пс. 102:20 )), – так и нас, людей, сподоби не в половину творить волю Твою, но все исполнять, как Тебе угодно. Видишь ли? Христос научил и смиряться, когда показал, что добродетель зависит не от одной только нашей ревности, но и от благодати небесной, и вместе заповедал каждому из нас во время молитвы принимать на себя попечение и о вселенной, – Он не сказал: да будет воля Твоя во мне, или в нас, но на всей “земле”, – т. е., чтобы истребилось всякое заблуждение и насаждена была истина, чтобы изгнана была всякая злоба и возвратилась добродетель и чтобы, таким образом, ничем не различалось небо от земли. Если так будет, говорит Он, то дольнее ничем не будет различаться от горнего, хотя по свойству они и различны; тогда земля покажет нам других ангелов. «Хлеб наш насущный дай нам на сей день» (Мф. 6:11 ). Что такое «хлеб насущный»? Повседневный. Так как Христос сказал: «да будет воля Твоя и на земле, как на небе», а беседовал Он с людьми, облеченными плотью, которые подлежат необходимым законам природы, и не могут иметь ангельского бесстрастия, то, хотя и повелевает нам так исполнять заповеди, как и ангелы исполняют их, однако снисходит к немощи природы, и как бы так говорит: Я требую от вас равноангельской строгости жизни, впрочем, не требуя бесстрастия, поскольку того не допускает природа ваша, которая имеет необходимую нужду в пище. Смотри, однако, как и в телесном много духовного! Спаситель повелел молиться не о богатстве, не об удовольствиях, не о многоценных одеждах, не о другом чем-либо подобном, но только о хлебе, и притом о хлебе повседневном, так чтобы нам не заботиться о завтрашнем, почему и присовокупил: «хлеб насущный», т. е. повседневный. Даже и этим словом не удовлетворился, но присовокупил вслед затем и другое: «дай нам на сей день», чтобы нам не сокрушать себя заботой о наступающем дне. В самом деле, если ты не знаешь, увидишь ли завтрашний день, то для чего беспокоишь себя заботой о нем? Это Спаситель заповедал и далее затем в Своей проповеди: «не заботьтесь», говорит, «о завтрашнем дне» (Мф. 6:34 ). Он хочет, чтобы мы всегда были препоясаны и окрылены верой, и не более уступали природе, чем, сколько требует от нас необходимая нужда. Далее, – так как случается грешить и после купели возрождения, то Спаситель, желая и в этом случае показать Свое великое человеколюбие, повелевает нам приступать к человеколюбивому Богу с молением об оставлении грехов наших, и так говорить: «и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6:12 ). Видишь ли бездну милосердия Божьего? После отъятия стольких зол, и после неизреченно великого дара оправдания, Он опять согрешающих удостаивает прощения. А что эта молитва принадлежит верным, – показывают как уставы Церкви, так и начало самой молитвы Господней. Непросвещенный верой не может Бога называть Отцом. Если же молитва Господня принадлежит верным, и если она повелевает им молиться об отпущении грехов, то явно, что и после крещения не уничтожается благодетельное употребление покаяния. Если бы Христос не хотел показать этого, то не заповедал бы и молиться таким образом. Когда же Он упоминает и о грехах, и повелевает просить их прощения, и научает, каким образом мы можем получить это прощение, и тем самым делает для нас легким путь к получению его, то, без сомнения, дал этот закон молитвы потому, что и сам совершенно знал, и нам желал внушить, что и после крещения можно омыть грехи. Напоминанием о грехах Он внушает нам смирение; повелением отпускать другим уничтожает в нас злопамятство; а обещанием за это и нам прощения утверждает в нас благие надежды и научает нас размышлять о неизреченном человеколюбии Божьем.
Особенно же достойно замечания то, что Он в каждом вышесказанном прошении упомянул обо всех добродетелях, а этим последним прошением еще объемлет и злопамятство. И то, что через нас святится имя Божье, есть несомненное доказательство совершенной жизни; и то, что совершается воля Его, показывает то же самое; и то, что мы называем Бога Отцом, есть признак непорочной жизни. Во всем этом уже заключается, что должно оставлять гнев на оскорбляющих нас; однако, Спаситель этим не удовлетворился, но, желая показать, какое Он имеет попечение об искоренении между нами злопамятства, особо говорит об этом, и после молитвы припоминает не другую какую заповедь, а заповедь о прощении, говоря: «если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный»(Мф. 6:14 ). Таким образом, это отпущение первоначально зависит от нас, и в нашей власти состоит суд, произносимый о нас. Чтобы никто из неразумных, будучи осуждаем за великое или малое преступление, не имел права жаловаться на суд, Спаситель тебя, самого виновного, делает судьей над самим собой, и как бы так говорит: какой ты сам произнесешь суд о себе, такой же суд и Я произнесу о тебе; если простишь своему собрату, то и от Меня получишь то же благодеяние, – хотя это последнее на самом деле гораздо важнее первого. Ты прощаешь другого потому, что сам имеешь нужду в прощении, а Бог прощает, Сам ни в чем не имея нужды; ты прощаешь со-рабу, а Бог рабу; ты виновен в бесчисленных грехах, а Бог безгрешен. С другой стороны, Господь показывает Свое человеколюбие тем, что хотя бы Он мог и без твоего дела простить тебе все грехи, но Он хочет и в этом благодетельствовать тебе, во всем доставляет тебе случаи и побуждения к кротости и человеколюбию; гонит из тебя зверство, угашает в тебе гнев и всячески хочет соединить тебя с твоими членами. Что ты скажешь на это? То ли, что ты несправедливо потерпел какое-нибудь от ближнего зло? Если так, то, конечно, ближний согрешил против тебя; а если ты претерпел по правде, то это не составляет греха в нем. Но и ты приступаешь к Богу с намерением получить прощение в подобных, и даже гораздо больших, грехах. Притом еще прежде прощения мало ли получил ты, когда ты уже научен хранить в себе человеческую душу и наставлен кротости? Сверх того и великая награда предстоит тебе в будущем веке, потому что тогда не потребуется от тебя отчет ни в одном грехе твоем. Итак, какого будем достойны мы наказания, если и по получении таких прав оставим без внимания спасение наше? Будет ли Господь внимать нашим прошениям, когда мы сами не жалеем себя там, где все в нашей власти? «И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь»(Мф. 6:13 ). Здесь Спаситель явно показывает наше ничтожество и низлагает гордость, научая нас не отказываться от подвигов и произвольно не спешить к ним; таким образом, и для нас победа будет блистательнее, и для дьявола поражение чувствительнее. Как скоро мы вовлечены в борьбу, то должны стоять мужественно; а если нет вызова к ней, то должны спокойно ожидать времени подвигов, чтобы показать себя и не тщеславными, и мужественными. Лукавым же здесь называет Христос дьявола, повелевая нам вести против него непримиримую брань, и показывая, что он таков не по природе. Зло зависит не от природы, но от свободы. А что преимущественно дьявол называется лукавым, то это по чрезвычайному множеству зла, в нем находящегося, и потому что он, не будучи ничем обижен от нас, ведет против нас непримиримую брань. Потому Спаситель и не сказал: «избави нас» от лукавых, но: от “лукавого”, и тем самым научает нас никогда не гневаться на ближних за те оскорбления, какие мы иногда терпим от них, но всю вражду свою обращать против дьявола, как виновника всех зол. Напоминанием о враге сделавши нас более осторожными и пресекая всякую беспечность нашу, Он воодушевляет нас далее, представляя нам того Царя, под властью Которого мы воинствуем, и показывая, что Он могущественнее всех. «Ибо Твое есть», говорит Спаситель, «царство и сила и слава». Итак, если Его царство, то не должно никого бояться, так как никто Ему не сопротивляется и никто не разделяет с Ним власти. Когда Спаситель сказал: «Твое есть царство», то показывает, что и тот враг наш подчинен Богу, хотя, по-видимому, еще и сопротивляется, по попущению Божьему. И он из числа рабов, хотя и осужденных и отверженных, а потому и не дерзнет нападать ни на одного из рабов, не получив прежде власть свыше. И что я говорю: ни на одного из рабов? Даже на свиней не дерзнул он напасть до тех пор, пока сам Спаситель не повелел, ни на стада овец и волов, доколе не получил власти свыше. “И сила”, – говорит Христос. Итак, хотя бы ты и весьма был немощен, однако, должен дерзать, имея такого Царя, Который и через тебя легко может совершать все славные дела. «И слава во веки. Аминь».
Этот Царь не только освобождает тебя от угрожающего тебе зла, но еще может делать тебя и славным и знаменитым; как сила Его велика, так и слава Его неизреченна, – словом, все у Него беспредельно и бесконечно. Видишь ли, как Спаситель отовсюду укрепляет и ободряет подвижника? Потом, – как прежде сказал я, – Спаситель, желая показать, что Он более всего отвращается и ненавидит злопамятство, и что более всего Ему любезна добродетель, противоположная этому пороку, опять и после молитвы вспомнил об этой великой добродетели, и к повиновению заповеди о незлобии побуждает слушателя как предстоящим наказанием, так и определенной наградой. «Если вы будете», говорит Он, «прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам»(Мф. 6:14-15 ). Здесь Христос опять упомянул о небесах и об Отце для того, чтобы этим упоминанием пристыдить слушателя, если бы, т. е., он, будучи сыном такого Отца, продолжал бы оставаться жестоким и, будучи призван к небу, имел бы какое-нибудь земное и житейское мудрование. Чтобы быть сыном Божьим, для того нужна не благодать только, но и дела. А ничто так не уподобляет нас Богу, как то, когда мы прощаем людей злых, которые обижают нас. Это и прежде показал Спаситель, когда говорил, что Отец небесный «посылает лучи солнца Своего на злых и на благих». Потому-то и в каждом изречении Он повелевает совершать общие молитвы, когда говорит: «Отче наш! да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам; прости нам долги наши; не введи нас в искушение; избавь нас». Так, повелевая нам произносить все прошения от лица многих, Он тем самым заповедует не иметь и следа гнева против ближнего. Итак, какого будут достойны наказания те, которые, не взирая на все это, не только сами не прощают, но и Бога просят об отмщении врагам и, таким образом, совершенно нарушают закон о незлобии, тогда как Бог все делает и устраивает для того, чтобы нам не враждовать между собой? Корень всякого добра есть любовь; потому-то Он и уничтожает все, что может вредить любви, и всеми способами старается соединить нас между собой. Подлинно, совершенно никто – ни отец, ни мать, ни друг, ни другой кто-либо не любит нас столько, сколько сотворивший нас Бог. И это особенно видно как из Его ежедневных благодеяний, так и из повелений. Если же ты мне укажешь на болезни, печали и прочие бедствия жизни, то подумай, сколько ты оскорбляешь Его каждый день, – и тогда не станешь дивиться, если тебя постигнут и еще большие бедствия; напротив, ты станешь дивиться и изумляться тогда, когда тебе случится наслаждаться каким-либо благом. Теперь мы смотрим только на постигающие нас несчастья, а об оскорблениях, которыми ежедневно оскорбляем Бога, не помышляем. Поэтому и скорбим. Между тем если бы мы тщательно размыслили о грехах, и в один только день учиненных нами, то ясно бы увидели, насколько тяжким повинны мы наказаниям. И не говоря о других грехах, каждым из нас прежде сделанных, скажу только о грехах, совершенных сегодня. Хотя мне и неизвестно, в чем каждый из нас согрешил, однако, грехов так много, что и, не зная всего совершенно можно указать на многие из них. Кто из вас, например, не ленился на молитве? Кто не гордился? Кто не тщеславился? Кто не сказал оскорбительного слова брату? Кто не допустил злого пожелания? Кто не посмотрел бесстыдными глазами? Кто не вспомнил о враге с возмущением духа, и сердца своего не наполнил надменностью? Если же находясь даже в Церкви и в краткое время мы сделались преступными в стольких грехах, то каковы будем, когда выйдем отсюда? Если в пристани такие волны, то когда войдем в пучину зол, т. е. выйдем на торжище, приступим к гражданским делам и домашним заботам, – тогда будем ли в силах даже и узнать самих себя? И, однако, Бог, желая, чтобы мы освободились от столь многих и великих грехов, предложил нам путь краткий, легкий и удобный. Какой, в самом деле, труд – простить оскорбившему? Не прощение, но хранение вражды составляет труд. Напротив, освободиться от гнева и весьма легко тому, кто захочет, и это же доставляет спокойствие.
Не нужно переплывать море, совершать дальнее путешествие, восходить на вершины гор, тратить деньги, удручать тело; довольно только пожелать – и все грехи прощены. Если же не только сам ты не прощаешь оскорбившего тебя, но и Бога умоляешь против него, то какую будешь иметь надежду спасения, коль скоро в то время, когда должен умилостивлять Бога, оскорбляешь Его, принимая на себя вид молящегося, а между тем испуская зверские крики и бросая против себя самого стрелы лукавого? Потому и Павел, упоминая о молитве, ничего так не требует, как сохранения заповеди о незлобии: “воздевая”, говорит он, «чистые руки без гнева и сомнения»(1Тим. 2:8 ). Если ты даже и в то время, когда имеешь нужду в помиловании, не оставляешь гнева, но глубоко сохраняешь в своей памяти, зная притом, что через это ты вонзаешь меч в себя самого, то когда же сможешь сделаться человеколюбивым и извергнуть из себя пагубный яд злобы? Если ты еще не видишь, как тяжко и безрассудно молиться об отмщении врагам, то подумай об отношении к тому же людей, и тогда увидишь, как тяжко оскорбляешь ты Бога. Так, если бы к тебе, человеку, пришел кто-нибудь с просьбой о помиловании, потом увидел бы врага, и, перестав просить тебя, стал бить его, то ужели б ты еще более не разгневался? Знай, что то же и у Бога бывает. Ты обращаешься с прошением к Богу и, между тем, оставив молитву, начинаешь поносить врага своего и бесчестить заповеди Божьи, вызывая Бога, повелевшего оставлять всякий гнев, против оскорбивших тебя, и прося Его сделать противное собственным Его велениям. Неужели тебе недостаточно для наказания, что ты преступаешь закон Бога? А ты еще и Его самого умоляешь сделать то же? Разве Он забыл, что повелел? Разве Он как человек сказал это? Он – Бог, Который все знает и желает, чтобы законы Его сохраняемы были во всей точности, и не только того, о чем просишь Его, не сделает, но и тебя за то самое, что ты так говоришь, отвращается, ненавидит и подвергнет жесточайшей казни. Как ты хочешь получить от Него то, от чего сам Он повелевает тебе всеми силами удерживаться? Но есть люди, которые дошли до такого безумия, что не только молятся против врагов, но и детей их проклинают, и самые тела их готовы бы пожрать, если бы возможно было, или даже и пожирают. Не говори мне, что ты не вонзил зубов в тело оскорбившего. Ты гораздо хуже сделал, когда со всей ревностью молил, чтобы гнев свыше пришел на него, и чтобы он предан был вечному наказанию и погиб со всем домом своим. Разве это не больнее всяких угрызений? Не язвительнее всяких стрел? Не тому научил тебя Христос; Он не велел так окровавливать уст. Таковые языки лютее уст, окровавленных терзанием человеческих тел. Как же ты станешь лобызать брата? Как коснешься жертвы? Как вкусишь кровь Господню, имея столько яда в сердце? Ведь когда ты говоришь: растерзай его, разрушь дом, истреби все, и желаешь ему бесчисленных погибелей, то ты ничем не отличаешься от человекоубийцы, или даже от зверя, пожирающего людей.
Итак, перестанем страдать таким безумием; будем оказывать оскорбившим нас благорасположение, которое заповедано нам Господом, чтобы сделаться нам подобными небесному Отцу нашему. А освободимся мы от этой болезни, если будем помнить о своих грехах, если строго будем исследовать все беззакония наши – и внутренние и внешние, и те, которые делаем на торжище, и те, которые совершаем в церкви. Ведь и за одно только непристойное поведение в этом месте мы можем оказаться достойными крайнего наказания. В самом деле, в то время как поют псалмы пророки, славословят апостолы, и сам Бог говорит, мы рассеиваемся по предметам внешним, производим шум разговорами о житейских делах, и для слушания законов Божьих не хотим уделить и такого внимания, какое оказывают зрители на зрелищах, когда читаются царские указы. Там, когда читаются эти указы, все стоят в безмолвии и со вниманием слушают слова – и консулы, и префекты, и сенат и народ; а если кто среди глубочайшего этого безмолвия вдруг закричит, то такой, как оскорбитель царского величия, подвергается тяжкому наказанию. А здесь, когда читаются писания небесные, отовсюду слышен шум, хотя Тот, чьи эти писания, гораздо выше царя земного, и зрелище – священнее. Не одни только люди находятся здесь, но и ангелы; притом и победные награды, возвещаемые в этих писаниях, гораздо превосходнее земных, почему не только человекам, но и ангелам и архангелам, словом всем, как небожителям, так и обитающим на земле, повелевается славословить общего Царя. «Благословите», говорит пророк, «Господа все дела Его» (Пс. 102:22 ). Подлинно, и дела Его не маловажны, но превосходят всякое слово, и ум, и мысль человеческую. Об этих делах Его всякий день проповедуют пророки, и каждый из них различно возвещает Его славу. Один говорит: «восшел на высоту, пленил плен, принял дары для человеков» (Пс. 67:19 ; Еф. 4:8 ). «Господь крепкий и сильный в брани» (Пс. 23:8 ). Другой же говорит: «с сильными будет делить добычу» (Іс. 53:12 ). Для того Он и пришел, чтобы пленным проповедовать свободу и слепым прозрение. Иной, воспевая победу над смертью, говорил: «смерть, где твое жало» (1Кор. 15:55 )? «Ад, где твоя победа» (Ос. 13:14 )? Иной, опять, благовествуя глубочайший мир, говорил: «перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы» (Іс. 2:4 ; Йоїл. 3:10 ). А иной взывает к Иерусалиму: «ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се, Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах. 9:9 ). Иной и второе пришествие Его проповедует, говоря: «придет в храм Свой Господь, Которого вы ищете, И кто выдержит день пришествия Его» (Мал. 3:1-2 )? «Взыграете, как тельцы упитанные» (Мал. 4:2 ). А другой в изумлении опять говорит: «Сей есть Бог наш, и никто другой не сравнится с Ним» (Вар. 3:36 ). При этих и других весьма многих вещаниях нам надлежало бы трепетать и быть как бы не на земле; а мы, как на торжище, производим шум и смятение и проводим все время священного собрания в разговорах о совершенно бесполезных для нас вещах. Итак, когда мы так небрежны, и в малом и великом, и в слушании и в деле, и вне церкви и в церкви, и сверх того еще молимся об отмщении врагам, то, как мы можем надеяться получить спасение, мы, которые к бесчисленным грехам нашим прилагаем еще новое равное всем им преступление, то есть, эту беззаконную молитву? Итак, нужно ли после того удивляться, когда случится с нами какое-либо неожиданное несчастье? Не должно ли, напротив, удивляться, если ничего подобного не случается с нами? Первое является естественным следствием наших дел, а последнее будет непонятным и неожиданным случаем. Подлинно, нельзя понять, как враги и оскорбители Божьи наслаждаются и сиянием солнца, и дождями, и всеми другими благодеяниями Божьими. Наслаждаются те люди, которые после духовной трапезы, после великих благодеяний, после бесчисленных наставлений, своей жестокостью превосходят зверей, восстают друг на друга, и окровавливают язык свой, угрызая ближних. Итак, приняв все это в соображение, выбросим из сердец яд, разрушим вражду, станем возносить приличные нам молитвы; вместо демонского зверства воспримем ангельскую кротость, и как бы тяжко мы ни были оскорблены, представим себе собственные наши согрешения, вспомним о награде, какая ожидает нас за соблюдение этой заповеди, и умягчим гнев, укротим волны, чтобы нам и настоящую жизнь пройти безмятежно, и по отшествии туда, найти для себя Господа таковым, каковыми мы были к собратьям своим. Если это тяжко и страшно, то постараемся сделать легким и вожделенным, отверзем для себя светлые двери дерзновения к Богу, и чего не могли совершать воздержанием от грехов, будем достигать кротостью к оскорбившим нас (это не тяжко и не трудно), и, благодетельствуя врагам своим, будем предуготовлять себе самим великую милость. Таким образом и в настоящей жизни все нас возлюбят, и прежде всех Бог нас возлюбит и увенчает, и удостоит всех будущих благ, которые получить да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
Беседа 20
«Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися» . (Мф. 6:16 )
Изъяснение 6:16–23. Притворяющиеся постящимися заслуживают особенного осуждения. – Обман лицемера изобличается и в настоящей жизни, и в будущей. – Добродетель должно почитать ради нее самой. – Христос постепенно истребляет страсть корыстолюбия. – Двоякое побуждение к подаянию милостыни. – Богатство порабощает душу. – Что глаз для тела, то ум для души. – Богатство не доставляет того, чего человек от него ожидает. – Оно делает его неспособным ни на что истинно полезное. – Как можно истребить вожделение богатства. – Отдаленность воздаяния не должна служить препятствием к собиранию сокровищ на небе.
При этих словах прилично нам тяжко восстенать, и горько восплакать. Мы не только подражаем лицемерам, но и превзошли их. Я знаю многих, которые не только, когда постятся, обнаруживают это перед людьми, но и совсем не постясь, принимают на себя лица постящихся и в извинение представляют нечто худшее самого греха. Я делаю это, говорят они, для того, чтобы мне не соблазнить других. Но что ты говоришь? Поститься тебе повелевает закон Божий; а ты ссылаешься на соблазн. И неужели думаешь, что, исполняя этот закон, ты соблазняешь, а, нарушая его, не делаешь соблазна? Что может быть хуже такого извинения? Ты хочешь быть хуже лицемеров, вдвойне лицемеришь и вымышляешь крайнее нечестие. Неужели не приводит тебя в стыд выразительность изречения Спасителя? Он не сказал, что они только лицемерят, но, желая сильнее их обличить, сказал: «принимают на себя мрачные лица», т. е. портят, искажают их. Если же и для суетной славы казаться бледным значит портить лицо, то, что сказать о белилах и румянах, которыми женщины портят лица свои на пагубу сладострастным юношам? В первом случае делают вред только себе самим; а в последнем и себе и тем, которые смотрят на них. Бегите от той и другой язвы с возможным усилием. Спаситель заповедал нам не только не выставлять на вид добрых дел своих, но и тщательно укрывать их, – как Он и сам еще прежде наставления поступил. Касательно милостыни не просто сказал Он: «не творите милостыни вашей перед людьми», но присовокупил: «чтобы они видели вас»(Мф. 6:1 ). О посте же и молитве этого не сказал. Почему? Потому что подавать милостыню совершенно тайно невозможно; а молиться и поститься – можно. Итак, когда говорил: «пусть левая рука твоя не знает, что делает правая»(Мф. 6:3 ), то говорил не о руках, но о том, что должно тщательно от всех скрываться; на то же самое указывал Он, когда повелел входить в клеть, а не на то, что в ней непременно или преимущественно должно совершать молитву. Подобным образом и здесь, повелев помазывать голову, не заповедал, чтобы мы непременно намащивали себя; иначе мы все были бы преступниками данной заповеди, и прежде всех общества пустынников, которые, удаляясь в горы, преимущественно стараются соблюдать заповедь о посте. Итак, не это заповедал Спаситель. У древних был обычай помазывать себя во время радости и веселья, как это видно из примера Давида и Даниила. И Христос заповедует помазывать голову не с тем, чтобы мы непременно делали это, но чтобы тщательно старались скрывать пост – это стяжание свое. А чтобы ты уверился, что это точно так, Он заповедь Свою исполнил самым делом, когда, постясь сорок дней и постясь втайне, не помазывал головы и не умывал лица, но, не делая этого, все совершал без всякого тщеславия. То же самое Он и нам заповедует: упомянув о лицемерах и представив слушателям две заповеди, Он наименованием этим, т. е. наименованием лицемеров, указывает еще на нечто другое. Именно: Он отвращает от лукавого желания не только тем, что дело лицемера достойно осмеяния и крайне вредно, но и тем, что обман лицемера может скрываться только на некоторое время. В самом деле, лицедей только дотоле кажется блистательным, пока продолжается зрелище, да и то не для всех: большая часть зрителей знает, кто он таков и за кого выдает себя. Но, когда кончится зрелище, тогда для всех открывается он в том виде, каков есть. Такой же точно участи необходимо подвергаются и тщеславные. И если уже здесь на земле многим известно, что они не таковы, каковыми кажутся, но только надевают на себя личину, то тем более они изобличатся после, когда «все будут наги и обнажены». С другой стороны, Спаситель отклоняет Своих слушателей от подражания лицемерам и указанием на легкость предписываемой Им заповеди. Он не заповедует долгого поста, не предписывает много поститься, но только предостерегает, чтобы нам не лишиться венца за него. Итак, то, что есть тяжкого в посте, лежит и на нас, и на лицемерах: ведь и они постятся. А самое легкое дело, т. е. трудиться с тем, чтобы не потерять награды, составляет Мою заповедь, говорит Спаситель. Таким образом, Он нимало не увеличивает для нас трудов, но только ограждает безопасностью награды, не желая, чтобы мы отходили не увенчанными подобно лицемерам. Эти последние не хотят поступать так, как поступают подвизающиеся на Олимпийских состязаниях, которые в присутствии огромного собрания простого народа и знаменитых лиц стараются угодить только тому, кто увенчивает их за победу, хотя бы это был человек и низкого состояния. Ты имеешь сугубое побуждение подвизаться и побеждать перед очами Господа; Он будет и увенчивать тебя, и Он же несравненно выше всех, находящихся на позорище мира сего; между тем, ты объявляешь о своей победе другим, которые не только не могут принести тебе никакой пользы, но весьма много могут еще и вредить.
Впрочем, Я и этого не запрещаю, говорит Он. Если желаешь показаться людям, то подожди; Я и это тебе доставлю во всей полноте и с пользой для тебя. Теперь это желание твое отлучит тебя от славы Моей, так как пренебрежение всем этим сочетает со Мной, – но тогда со всей безопасностью насладишься всем. Даже и прежде того, еще здесь, ты получишь немаловажный плод, презирая человеческую славу: ты освободишься от тяжкого раболепства людям, сделаешься искренним другом добродетели; а если, наоборот, будешь любить людскую славу, то, хотя бы удалился и в пустыню, ты не приобретешь добродетели, потому именно, что не будешь иметь зрителей. Подумай: ты обижаешь и самую добродетель, когда исполняешь ее не для нее самой, но для какого-нибудь веревочника, кузнеца и толпы торгашей; хочешь, чтобы дивились тебе и люди худые, для которых добродетель – стороннее дело; созываешь и самых врагов добродетели, чтобы показать им ее как бы на зрелище. Это подобно тому, как если бы кто захотел вести целомудренную жизнь не по уважению к чистоте целомудрия, но чтобы выказать себя перед блудниками: точно так же и ты не избрал бы добродетели, если бы не имел желания прославиться перед врагами добродетели, – между тем как надлежало бы почтить ее и потому, что ее хвалят и враги ее. Так мы должны почитать ее не ради других, но ради нее самой. И мы сами ставим себе в обиду, когда нас любят не ради нас самих, но ради других. Точно так же рассуждай и о добродетели: не ради других люби ее, не для людей повинуйся Богу, но для Бога людям. Если же поступаешь иначе, то, хотя, по-видимому, и любишь добродетель, раздражаешь Бога наравне с тем, кто совсем не следует ей. Как этот последний не повинуется Богу, потому что не исполняет добродетели, так и ты преступаешь закон Божий, потому что беззаконно исполняешь ее. «Не собирайте себе сокровищ на земле»(Мф. 6:19 ). После того, как Спаситель излечил болезнь тщеславия, по естественному порядку, предлагает слово о нелюбостяжании. Подлинно, ничто столько не заставляет любить богатство, как тщеславие. И толпы служителей и евнухов, и золотом одетые лошади, и серебряные столы, и тому подобные весьма смешные вещи придуманы людьми не для того, чтобы удовлетворить нужде, или чтобы получить удовольствие, но для того, чтобы выказать себя перед другими. Итак, выше Иисус Христосговорил только о том, что должно быть милосердным; а здесь, словами: «не собирайте сокровищ», показывает и то, в какой степени должно быть милосердным. Так как корыстолюбие с чрезвычайной силой господствует над людьми, и потому предложить учение о презрении богатства нельзя было вдруг, с самого начала, – то Спаситель искореняет эту страсть мало-помалу, освобождает от нее постепенно, и, таким образом, делает учение о нелюбостяжании, наконец, удобоприемлемым для сердец Своих слушателей. Вот почему, прежде всего, Он говорил: «блаженны милостивые» (Мф. 5:7 ); потом: «мирись с соперником твоим» (Мф. 5:25 ); затем: «кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5:40 ); а здесь требует гораздо большего. Там сказал: если видишь угрожающую тебе ссору, то поступи так, потому что лучше ничего не иметь и быть дальше от ссоры, нежели иметь что-либо и вести вражду; а здесь, не упомянув ни об истце, ни об ответчике, ни о другом ком-либо, поучает просто презрению имущества, независимо от чего бы то ни было. Он дает эту заповедь не столько для получающего, сколько для подающего милостыню, чтобы, то есть, и тогда, как никто нас не обижает и не влечет в судилище, мы презирали богатство и раздавали его бедным. Впрочем, и в настоящем случае Он еще не все открыл. Хотя в пустыне Он и показал чрезвычайные подвиги для добродетели нелюбостяжания, однако, не поставляет их на вид, так как еще не время было открыть это. Теперь Он хочет разобрать только (обыкновенные) помышления человеческие, и предлагает Свои слова более в качестве советующего, нежели законодателя. «Не собирайте себе сокровищ на земле», говорит и присовокупляет: «где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут». Таким образом, Он как самым местом, так и свойством предметов доказывает вред земных сокровищ и достоинство небесных. И здесь не останавливается, но представляет и другое соображение. Во-первых, Он побуждает слушателей к добродетели тем самым, чего они больше всего страшатся. Чего страшишься ты, говорит Он? Ужели истощится твое богатство, если ты подашь милостыню? Нет: подавай милостыню – и тогда оно не истощится; и что удивительнее, оно не только тогда не истощится, но еще получит большое приращение, потому что к нему присовокупятся и блага небесные. Он здесь прямо еще не говорит об этом, но в дальнейшей речи утверждает это.
Теперь, предлагая то, что особенно могло убедить слушателей Его, т. е., что сокровище пребудет у них неистощимым, Он и с другой стороны склоняет их к милосердию; не говорит, что если подашь милостыню, то сокровище сохранится, но угрожает противным случаем, т. е., что если не подашь, то оно погибнет. Подивись неизреченной мудрости! Не сказал, что другим его по себе оставишь, что нередко бывает приятно людям; но, к их ужасу, показывает, что они и этого не в силах сделать, потому что, хотя бы люди богатству и не причинили ущерба, но всегда будут вредить моль и ржа. Хотя, казалось бы, и легко совладеть с этим вредом, но на самом деле трудно преодолеть или предотвратить его. Что бы ты не придумал, не можешь предотвратить этого вреда, Почему же? Неужели золото истребляется молью? – Если молью не истребляется, то воры крадут. – Но неужели всех обкрадывают? – Если и не всех, – по крайней мере, очень многих. Ввиду этого Спаситель рассматривает богатство и с другой стороны, как я выше упомянул: «где сокровище»человека, говорит Он, «там и сердце»его (Мф. 6:21 ). То есть, хотя и ничего подобного не случится, но немалый для тебя вред будет заключаться в том, что ты будешь прилеплен к земному, будешь рабом вместо свободного, отпадешь от небесного, не в состоянии будешь помыслить о горнем, а только о деньгах, о процентах, о долгах, о прибытках и гнусных корчемствах. Что может быть бедственнее этого? Такой человек впадает в рабство, более тяжкое, чем рабство всякого раба, и, что всего гибельнее, произвольно отвергает благородство и свободу, свойственные человеку. Сколько ни беседуй с тобой, имея ум, пригвожденный к богатству, ты не можешь услышать ничего полезного для себя. Но как пес в логовище, прикованный к заботам о деньгах крепче цепи, бросаешься ты на всех приходящих к тебе, – занимаешься только тем, чтобы для других сохранить лежащее у тебя сокровище. Что может быть бедственнее этого? Но так как мысль эта превышала понятие слушателей, и как вред, так и польза, проистекающие от богатства, для многих не были очевидны, и, чтобы понять это, нужен был ум довольно проницательный, то Спаситель, после предварительного объяснения, и сказал: «где сокровище» человека, «там и сердце» его. Поясняя то же самое далее, Он обращает речь от умственных предметов к чувственным, именно говорит: «светильник для тела есть око» (Мф. 6:22 ). Смысл слов Его таков: не закапывай в землю ни золота, ни чего-либо другого тому подобного, потому что сокровище ты собираешь для червя, тли и для воров. Хотя ты и сбережешь его от этих истребителей, но не сохранишь своего сердца от порабощения и прилепления ко всему земному, – потому что где будет сокровище твое, там будет и сердце твое. Напротив, если будет твое сокровище на небе, то не только имеешь ту выгоду, что сподобишься за это небесных почестей, но еще и здесь получишь награду, возносясь на небо, помышляя и заботясь о небесном, так как очевидно, что ты туда же перенесешь и ум свой, куда положишь свое сокровище; наоборот, когда ты положишь свое сокровище на земле, то будешь испытывать совершенно противное. Если же сказанное кажется тебе неясным, то выслушай следующее: «светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма» (Мф. 6:22-23 ). Таким образом, Спаситель обращает Свое слово к наглядным примерам. Так как Он упомянул о порабощении и пленении ума, а это для многих было неудобопонятно, то Он Свое учение прилагает к предметам внешним и перед очами находящимся, чтобы по ним могли уразуметь и то, чему подвергается ум. Как бы так говорил Спаситель: если не знаешь, что значит повреждение, случающееся с умом, то научись этому из рассмотрения вещей телесных. Что значит глаз для тела, то самое и ум для души. Конечно, ты никогда бы не захотел носить золота, облекаться в шелковые одежды и, вместе, быть слепым, – но здравие очей предпочел бы всей такой пышности. Ведь если лишишься зрения, то никакой не будет для тебя приятности в жизни. Но как при слепоте очей и прочие члены, не пользуясь более светом, очень ослабевают в своей деятельности, так равно и по растлении ума жизнь твоя исполнится бесчисленных зол. Поэтому, как касательно тела мы наиболее заботимся о том, чтобы иметь здоровое зрение, так и касательно души преимущественно должны заботиться о здравии ума. Если ослепим ум, долженствующий доставлять свет и прочим способностям, то чем смотреть будем? Загради источник – иссушишь и реку; подобным образом кто помрачает ум, тот приводит в беспорядок все действия его в настоящей жизни. Потому Спаситель и говорит: «если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма». Когда кормчий сделается добычей волн, когда светильник угаснет, когда вождь будет пленен, тогда какая уже надежда останется для подчиненных?
Потому теперь уже не упоминая о наветах, ссорах и тяжбах, возникающих из-за богатства (на них Он указал выше, когда сказал: «чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге»– (Мф. 5:25 )), поставляет здесь на вид неизбежное и более тяжелое, отклоняя, таким образом, от злой страсти корыстолюбия. Поработить ум этой болезни – гораздо тяжелее, нежели быть ввергнутым в темницу. Притом последнее не всегда случается, а то непременно следует за привязанностью к богатству. Потому-то Христос уже после того зла упомянул об этом зле, как тягчайшем и непременно случающемся. Бог, говорит Он, даровал нам ум для того, чтобы мы рассеивали мрак неведения, имели правильное понятие о вещах и, пользуясь им, как орудием и светом против всего скорбного и вредного, пребывали в безопасности. А мы этот драгоценный дар промениваем на лишние и бесполезные вещи. Что пользы в воине, украшенном золотом, когда военачальник пленен? Какая выгода в украшенном корабле, когда кормчий сделается добычей волн? Что пользы в стройном теле, когда глаза будут лишены зрения? Если бы кто врача, который должен быть здоровым, чтобы лечить болезни других, повергнув в болезнь, положил в позолоченной храмине на серебряную кровать, то из этого какая польза вышла бы для больных? Так и ты, если повредишь ум, могущий обуздывать страсти, и привяжешь его к сокровищу, то не только не получишь никакой пользы, но, напротив, много потеряешь, и нанесешь своей душе великий вред. Видишь ли, как Спаситель тем самым, чем люди больше всего побуждаются к пороку, отвлекает их от последнего, и приводит к добродетели? Для чего желаешь богатства, говорит Он? Не для того ли, чтобы веселиться и роскошествовать? Но этого-то ты и не получишь, а встретишь совсем противное. Если, лишенные глаз, мы по причине этого несчастья не наслаждаемся никакими удовольствиями, то тем более должны ощущать то же по развращении и ослеплении ума. Для чего ты закапываешь в землю свои сокровища? Для того ли, чтоб безопаснее сохранить их? Но и здесь испытаешь совершенно противное. Таким образом, как постящегося, подающего милостыню и молящегося из одного тщеславия, Он тем самым удержал от тщеславия, чем особенно они побуждаются к этому пороку (для чего ты так молишься и подаешь милостыню, говорит Он? Не для того ли, чтобы получить от людей славу? Но не молись с таким намерением – и тогда получишь ее в последний день, – так точно и сребролюбца Он отвлекает от привязанности к богатству тем самым, о чем он преимущественно заботится. Чего желаешь ты, говорит Он? Того ли, чтоб сохранить свое богатство и наслаждаться удовольствиями? Все это доставлю тебе с великим избытком, если положишь золото там, где Я тебе повелеваю. Хотя повреждение ума, происходящее от пристрастия к богатству, Спаситель яснейшим образом раскрыл уже впоследствии, именно тогда, когда упомянул о тернии, тем не менее, и здесь достаточно указал на него, когда объятого безумной страстью корыстолюбия назвал помраченным. И как находящиеся во тьме ничего не могут ясно разобрать, и когда увидят веревку, думают, что это змея, а когда увидят горы и дебри, умирают от страха, так и корыстолюбцы по своей подозрительности страшатся того, что для других кажется не страшным. Они страшатся бедности, или справедливее, страшатся не только бедности, но и всякого маловажного убытка. Если потерпят какой-либо малый ущерб, то печалятся и сокрушаются гораздо более, нежели те, которые не имеют даже необходимой пищи. Многие из богачей, не снеся такого несчастья, даже удавились. Равным образом, обиды и насилия для них кажутся столь несносными, что и от них многие лишили себя жизни. Богатство, кроме служения себе самому, делает их ко всему прочему неспособными. Когда оно заставляет их служить себе, тогда они решаются и на смерть, и на раны, и на всякое постыдное дело. Это составляет самое крайнее несчастье. Где надобно иметь терпение, там они слабее всех. А где бы надлежало им быть осторожными, там они бывают чрезвычайно бесстыдны и наглы. Подлинно, с ними происходит то же самое, что и с тем, кто все свое имущество расточит на ненужные вещи. Таковой, неблагоразумно расточивши все свои стяжания, когда настает время для нужных издержек, ничего не имея, претерпевает тягчайшие бедствия.
Подобно тому, как актеры, изучив свои предосудительные искусства, когда показывают их, переносят много страшного и опасного, а в других, полезных и необходимых, делах оказываются всех смешнее, так точно и корыстолюбцы. Как те, ходя по протянутой веревке, показывают на ней большое присутствие духа, а когда какое-нибудь важное дело потребует от них отваги и мужества, то и придумать не могут, как на то решиться, так точно и богатые для денег на все решаются, а для любомудрия не могут отважиться решительно ни на что. И как те занимаются и опасным, и бесполезным делом, так и эти переносят множество опасностей и трудностей, но ничего полезного, в конце концов, не достигают и покрываются сугубой тьмой: и от развращения ума своего слепнут, и от несбыточности своих предприятий помрачаются великой тьмой, почему и не могут смотреть свободно. Находящийся только во мраке при появлении солнца освобождается от тьмы; лишенный же зрения даже и при появлении солнца не видит. То же самое претерпевают и богатые. Даже и тогда, когда Солнце правды сияет и наставляет их, они не чувствуют, потому что богатство ослепило их очи, – почему и страждут сугубой слепотой: и сами от себя, и от того, что не внимают Учителю. Итак, будем тщательно внимать Ему, чтобы, хотя и поздно, прозреть. А как можно прозреть? Ты прозришь, если познаешь, как ты стал слеп. Как ты стал слеп? От злого вожделения. Страсть к деньгам, подобно вредоносной мокроте, покрыв чистый зрачок глаза, навлекла на тебя густое облако. Но это облако можно удобно и разогнать и рассеять, если примем луч Христова учения, если будем внимать Его наставлению и словам: «не собирайте себе сокровищ на земле». Что мне пользы от слушания, скажешь ты, когда вожделение держит меня? Но непрестанным слушанием, наконец, может быть истреблено и самое вожделение. Если же будешь еще одержим им, то представь, что вожделение не вожделенно. В самом деле, какое тут вожделение, когда ты подвержен жесточайшему рабству и мучительству, отовсюду связан, пребываешь во тьме, исполнен всякого смятения, переносить бесполезные труды, бережешь богатства для других, а часто и для врагов? Вожделенно ли это насколько-нибудь? Не следует ли, наоборот, убегать и удаляться от этого? Что за вожделение полагать свое сокровище среди татей? Если ты непременно желаешь богатства, то перенеси его туда, где оно может оставаться в безопасности и целости. А как ты теперь поступаешь, – поступать так свойственно не богатства желающему, но рабства, напасти, убытка и непрестанной скорби. Если бы какой-нибудь человек указал тебе на земле безопасное место для сохранения твоего богатства, то, хотя бы он завел тебя и в самую пустыню, ты не поленился бы и не замедлил, но с полной доверенностью положил бы там свое имущество. Когда же вместо людей это обещает тебе Бог, и предлагает не пустыню, а небо, ты принимаешь совсем противное. И это несмотря на то, что, хотя бы и совершенно было в безопасности здесь твое имение, ты никогда не можешь быть свободен от беспокойства. Пусть ты его не потеряешь, но беспокоиться о нем никогда не перестанешь. Напротив, полагая сокровище на небе, ты не испытаешь ничего такого; и, что всего важнее, тогда ты не закапываешь, а насаждаешь свое золото. Тогда оно вместе бывает тебе и сокровищем и семенем, или и того и другого лучше. Семя не остается навсегда, а то всегда пребывает. Опять, здешнее сокровище не прозябает, а то приносит тебе нетленные плоды. Если же ты будешь ссылаться на продолжительность времени и отдаленность воздаяния, то и я могу тебе показать, сколько и здесь ты получишь пользы; а сверх того, и самыми житейскими обстоятельствами постараюсь тебя убедить, что ты напрасно представляешь такие отговорки.
Ты и в настоящей жизни заготовляешь много такого, чем сам никогда не думаешь пользоваться; и если кто тебя в этом будет обвинять, ты, указывая на детей и внуков, думаешь найти достаточное утешение в излишних трудах своих. Когда ты, находясь в самой глубокой старости, строишь великолепные дома, прежде окончания которых ты, может быть, умрешь; когда насаждаешь деревья, которые принесут плод спустя много лет, (когда насаждаешь в поле даже такие деревья, от которых произойдет плод разве лет через сто); когда покупаешь имения и наследства, которыми будешь владеть спустя много времени; когда ты заботишься о многом таком, чем никогда не будешь пользоваться, – то все это для себя ли ты делаешь, или для потомков? Итак, не есть ли это признак крайнего безумия, когда ты касательно земных благ не смущаешься продолжительностью времени и даже, по причине этой продолжительности, подвергаешься опасности лишиться всей награды за труды; а касательно небесных благ унываешь по причине замедления, тогда как это замедление приносит тебе больше пользы, и не другим доставляет ожидаемые тобой блага, но все дары сохраняет для тебя? Да притом эта медленность и не продолжительна, – дело наше при вратах судилища; мы не знаем, – может быть, уже в наше время все окончится, и наступит этот страшный день, и Его грозное и нелицеприятное судилище. В самом деле, очень многие знамения уже совершались: и Евангелие проповедано по всей вселенной, и брани и землетрясения и голод сбылись, и не велик остающийся промежуток. Но ты не видишь знамений? Вот это самое есть величайшее знамение. Так и бывшие во времена Ноя не видели начала всегубительства, – и страшное наказание постигло их, в то время как они играли, ели, женились и делали все обычное. Подобным образом жители Содома среди увеселений нимало не предугадывая, что с ними имело случиться, пожраны ниспадшим пламенем. Итак, все это представляя, постараемся приготовить самих себя к отшествию отсюда. Пусть день всеобщей кончины еще не настал; но конец каждого, и старца и юноши, уже находится при дверях. И уже нельзя отсюда отошедшим купить елея, или получить прощение, хотя бы Авраам молился, хотя бы Ной, хотя бы Иов, хотя бы Даниил. Итак, пока имеем время предуготовить себе дерзновение перед Богом, запасем елея в изобилии, перенесем все на небо, чтобы нам в свое время, и когда особенно будем иметь нужду, всем этим насладиться, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.